Спортивные очки

      На часах ровно семь часов утра. Шастун уже стоит возле зеркала, на котором собрался тонкий слой пыли, и поправляет черный костюм. Отцовский пиджак свисал с худых от болезни плеч и выглядел как огромный мешок. Слегка помятая рубашка была также велика, а брюки пришлось фиксировать на тонкой талии с помощью толстого кожаного ремня. Выглядел он в этом образе весьма нелепо и смешно, но другой одежды для похорон у него не было. Всё, что нашлось, то и напялил.       Парень наклонился ближе к зеркальной поверхности, чтобы разглядеть лицо. Лучше бы он этого не делал.       Совсем бледная, в некоторых местах прозрачная кожа, скулы, что были не красивым дополнением к внешности, как у многих моделей, а наоборот, делали его похожим на ходячий труп, синяки под глазами… Да что уж говорить, если и сами глаза утратили живой блеск.       В комнату осторожно зашла мама. Шастуну казалось, что она превратилась в бабочку, которая не ходит, а порхает над полом. Иначе как объяснить то, что шагов совсем не было слышно, словно она прячется от кого-то, а не просто хочет зайти к сыну. — Антош? Ну как, примерил? Подошло? — тихо спросила женщина, выглядывая из-за двери. Сразу было видно, что она плохо спала ночью, хоть и пыталась это скрыть. Усталые глаза, морщины под глазами, которые стали более глубокими и явными после последних событий в семье… — На мне всё висит… выгляжу как мешок картошки или мусорный двухметровый пакет, — мрачно отозвался парень, ещё раз взглянув на себя в полный рост. — Точно больше ничего нет? — Всю кладовку перерыла, но из подходящего только это. Костюм отца твоего, который поменьше был, весь в заплатках. Он никогда нормально носить одежду не умел. Этот вот остался только целым, в более хорошем состоянии, — вздохнула Майя, виновато смотря на сына.       Шастун покачал головой и неловко провел рукой по короткому ёжику волос. Расти они у него начали только недавно, что, конечно, несказанно обрадовало мать и родственников парня, но не его самого. Наверное, единственное, что хоть как-то приободрило, так это появление волосков в области бровей. Вскоре их должно стать больше, и Антон наконец не будет похож на странного инопланетянина. — Ничего страшного. В этом поеду, раз другого варианта нет. Всё-таки надо выглядеть… официально. — Последнее слово Антон проскрипел сквозь зубы.       Майя Олеговна тяжело вздохнула и, бросив на Шастуна-младшего последний, печальный взгляд, вышла из комнаты.       Шаст остался наедине с собой, хоть и ненадолго. Уже через пятнадцать минут нужно выходить, чтобы успеть на мероприятие.       Парень поправил свисающий с плеч пиджак и достал из прикроватной тумбочки чехол для очков. Шастун до сих пор не мог привыкнуть к расположению вещей в комнате. Ничего не изменилось с тех пор, как он уехал, но… Всё было до ужаса чужим в этой старой советской квартирке. Мебель в комнате Антона была дряхлой, но благодаря маме выглядела ещё неплохо. Но вот зал и кухня выглядели совсем уж печально. Пожелтевшие и отваливающиеся в некоторых местах обои, ржавые трубы, старые кресла со сломанными ножками, ковер на стене. Боже, как же Шастун ненавидел этот цветастый узорчатый ковер. Но Майя Олеговна сохранила его в честь своей мамы, которая по совместительству была прошлой хозяйкой этой квартиры…       Но сейчас большую важность для Шастуна представлял чехол. Он был украшен принтом из ярких голубых бабочек и выглядел весьма по-детски, но было в этом для Антона своё очарование.       Внутри лежали спортивные очки с серебристой оправой и черными линзами причудливой каплевидной формы. В них Антон ещё больше похож на жителя другой планеты, поэтому почти никогда не надевал эти очки после смерти друга. Сегодня он задумался над тем, стоит ли их надеть…       Так и не приняв быстрое решение, он положил чехол с очками в большой карман пиджака и бросил взгляд на часы. Пора выходить. Лучше приехать пораньше.       После похорон должны сразу проходить поминки, но Антон точно для себя решил, что не пойдет на последний из ритуалов. Когда Майя пыталась узнать у сына, чем вызвано такое желание, он ничего не ответил и лишь угрюмо посмотрел на неё. Больше женщина ничего не спрашивала.       Они заказали такси и поехали в сторону питерского кладбища. Шастун уставился в окно, не отрывая взгляд от пасмурного неба. Природа отображала его состояние в эти минуты. В душе нагнетающая, серая пустота, похожая на бездонный колодец, куда можно кинуть камешек и стука не услышать никогда.       На лице полное равнодушие к происходящему. Он не слышал скромных разговоров матери с таксистом насчёт политики, погоды, последних новостей в мире и каких-то трагедий… Не слышал, как гудели машины рядом и ругались водители внутри, как бегали на красный глупые дети, как кричали малыши в колясках уставших мам, как вопили пьяные мужики и бомжи у мусорок… Парень не слышал мир, который его окружал.       Шастун прикрыл глаза, надеясь на то, что ему удастся немного вздремнуть по дороге и не утонуть в пустоте, которая съедала его внутренности.       В полусонном состоянии он почувствовал, как мама дотрагивается до его головы и нежно проводит по ёжику волос… Парень переборол желание скинуть женскую ладонь и притворился, что спит и ничего не чувствует.       Нет, он любил маму и не хотел относиться к ней с пренебрежением. Но во всех движениях, во взгляде и лице читалось сочувствие.       Это бесило парня. Ему не нужно было сочувствие. Это не его сегодня положат в гроб и закопают под слой земли, а после пойдут есть и пить за его успокоенную душу в какой-то старое, пошарпанное кафе. Это не он больше не сможет увидеть рассвет и закат. Не он не сможет поесть любимой еды или отпраздновать день рождения с кучей подарков и поздравлений. Не он мёртв…       Чем ближе они подъезжали к кладбищу, тем дальше от него Антону хотелось находиться. Месту равнодушия уступила ужасная тревога, что напала на юношу как хитрый хищный зверь.       Сон как рукой сняло…       В один момент воздух стал тяжёлым, начал давить на лёгкие Шастуна и заставил его метаться на месте. — Антош, всё в порядке? Тебе плохо? — шепотом спросила женщина и взяла его за руку. — Может, таблетку выпьешь? Я взяла с собой.       Майя начала рыться в своей маленькой сумочке, куда она положила лекарства перед тем, как поехать на кладбище. Но сын её прервал и отдёрнул руку. — Не надо, мама… Я справлюсь без таблеток. Не хочу пить антидепрессанты перед последней встречей с другом, пойми… — вздохнул он, понадеявшись на то, что Майя не обидится на его резкость.       Женщина ничего не ответила и просто убрала сумку подальше…       Расплатившись с таксистом, они вышли из машины и огляделись по сторонам. У въезда на кладбище стояло несколько дорогих машин, из которых выходили люди в черном. Все они приехали на похороны одного человека.       Среди этой толпы Антон увидел родителей своего друга, которые уже не спеша следовали на место захоронения. За ними несколько мужчин несли массивный гроб.       Шастун нервно сглотнул комок в горле и поджал тонкие губы. Он обещал себе держаться и не выглядеть жалким в этот день. Он обещал, но, кажется, выходит уж больно плохо.       «Я дал слово ему, что не буду плакать. Я не буду… Обещаю, лучик, не буду…» — про себя произнес парень и вместе с матерью влился в толпу родственников и знакомых семьи. Среди черных одежд мелькали яркие пятна искусственных цветов и венков. Глаза пришедших были опущены и безжизненны. Словно все они были куклами и пришли сюда не по своей воле. Кто-то в стороне тихо плакал и убирал маленькие капли с щёк белым носовым платком, кто-то просто всхлипывал, но старался держать себя в руках.       Антон не плакал. Он был единственным, кто, подняв голову, смотрел перед собой и ожидал, когда увидит лицо мертвого друга в гробу. Им нужно было проститься…       Они подошли к месту захоронения, где уже был подготовлен памятник с фото молодого юноши, табличкой с датой рождения и смерти, а также черной лентой. Перед памятником была вырыта большая яма, куда начали погружать ещё закрытый черный гроб.       Вся толпа встала полукругом, пропустив родителей умершего в центр. Антону с мамой повезло, и они встали ближе всего к ним и гробу. На самом деле, их пропустили, зная, кто такой Шастун и кем он приходился мертвецу. А был он далеко не последним человеком в его короткой жизни… — Друзья, близкие и все присутствующие! Сегодня мы прощаемся с дорогим нам человеком, и я хотел бы… сказать пару слов в память о нём… — начал прощальную речь отец умершего.       Он встретился взглядом с глазами Шастуна, но тут же их отвёл, словно ничего и не было… — В первую очередь хочется сказать, что наша семья понесла огромную потерю, лишившись важной своей составляющей — моего сына. Он всегда был позитивным, талантливым и умным молодым человеком… Он до последнего верил в своё выздоровление и мечтал вернуться домой. Сейчас его домом станет это кладбище и холодная земля… Мне очень жаль, что так вышло. Не положено так, чтобы родители хоронили своих детей… Это очень страшно. До последнего ни я, ни моя жена не верили в его смерть… Но вот пришло время нашего последнего прощания…       Теперь, сынок, отдохни от страданий. Ты заслужил всего самого наилучшего на том свете. Жаль, что с нами ты побыл совсем недолго, но в наших сердцах останешься навсегда. Мы сохраним о тебе память…       Я любил и дорожил тобой как никем другим, сынок, — завершил речь мужчина и прикрыл глаза.       Но Антон не верил в его слова, в отличие от всех собравшихся. Шастун знал, как на самом деле мужчина общался со своим сыном, особенно на последних месяцах его жизни. Сейчас он лишь говорил о любви ради приличия, ведь для остальных он должен выглядеть хорошим, порядочным отцом, которого горе съедает от смерти сына… Но Шаст знал, что это всё показуха. Он знал, что мужчина не смотрит на него только потому, что видит неприязнь и понимает, чем она вызвана.       Жена, что стояла рядом, не сдержалась и начала плакать, медленно падая на колени и постоянно причитая. — Сыночек мой, сыночек! Миленький мой, маленький. Почему именно ты? Почему покинул меня в такое время? Милый мой! — в отчаянии завыла женщина, не вытирая дорожки слез, которые катились градом по её лицу. Она протянула руку к гробу и лбом ткнулась в крышку, пачкая деревянную поверхность слезами…       Мужчина, увидев, что творится с его супругой, тяжело вздохнул и принялся её успокаивать, одновременно с этим отнимая от гроба с телом сына.       В толпе также послышались тихие разговоры, всхлипы и слова прощания. Открыли крышку гроба… Перед всеми предстало чистое тело, лишённое жизни…       Антон никогда не видел своего друга таким бледным и… Спокойным.       Сердце внутри болезненно вздрогнуло, заставляя юношу скривиться и сжать ладони в кулаки. В горле застрял противный комок, что Шастун никак не мог сглотнуть. Он оставался на месте и не давал прохода свежему воздуху, что мог облегчить страдания парня. Глаза были на мокром месте, но как только Антон это почувствовал, зажмурил глаза и расслабился. Он дал слово не плакать — значит, не будет. Он обязан исполнить обещание!       По очереди родственники начали подходить к гробу, чтобы попрощаться и сказать слова в последний путь перед тем, как деревянная крышка скроет труп от белого света навсегда…       Последним подошёл Шастун. Он смотрел в лицо самого родного человека, с которым разделил последний год своей жизни, и пытался внедрить в свою голову…       «Это он. Он умер, и больше его не вернуть. Пойми это и смирись… Он хотел лучшего для тебя, поэтому ты продолжишь жить за двоих, Антон. Смирись, Антон…»       Пока этот короткий монолог разворачивался в его голове, парень невольно закрыл глаза и осторожно дотронулся до пальцев мертвеца. Он вспомнил, как касался их в последний раз и как они согревали, передавая столько нежности и тепла… Сейчас пальцы были совершенно холодными. — Спасибо за то, что подарил мне смысл жизни… Жаль только, что его у меня так быстро отняли. Я исполню все твои желания и свои обещания, о которых мы говорили до твоей смерти… И даже эти ужасные очки я взял с собой. Только ради тебя, лучик. Отдыхай, ты достаточно натерпелся… Ты заслуживал жизни… — шепотом произнес Антон и наконец-то открыл глаза. Его тело мелко вздрогнуло от осознания того, что труп на его слова не отреагирует. Но с этим нужно было смириться… Сделать сложнее, чем сказать.       Юноша быстро отошёл от гроба и достал из сумки матери черную кепку. Напялив её на почти лысую голову, Шаст вытянул из кармана пачку сигарет и закурил. — Сынок… Тебе же нельзя… — с укором произнесла Майя, прижимая сумочку к своей груди. — Тем более сейчас гроб положат и нужно будет земельку кидать. Традиция всё-таки… — Нет, я не буду кидать землю, — мотнул головой Антон, сжимая трясущимися пальцами помятую сигарету. — Это дурацкая традиция. Никогда не буду кидать землю на гроб человека, которого любил. Как будто насрал ему в душу и на гроб, за который отвалили кучу денег. — Антон! Ну что за выражения. — Женщина шикнула на сына и отвела его в сторону. — Ну что ты себя так ведёшь? На таком-то важном мероприятии… Пожалуйста, давай всё по-человечески сделаем и поедем домой… Тебе и самому легче станет, — начала умолять женщина. — Сказал же, что не буду, — упёрся Шаст, хмуря от недовольства брови. — Я и на поминки не пойду… Здесь останусь. Мне нужно остаться с ним наедине…       Небольшую перепалку Шастунов услышал отец покойника и подошёл ближе, явно недовольный поведением Антона. — Я, конечно, понимаю, что вы с сыном были близки, но такое поведение непростительно. Нужно проводить его в последний путь достойно и провести поминки. Неужели вы откажитесь от этого? Тем более… Никому после похорон оставаться здесь я не разрешал, знаете ли…       Шаст с яростью в глазах уставился на мужчину и приблизился к нему вплотную. — Это вы мне, человеку, который с вашим сыном был до последних минут его жизни, когда он страдал от рака, говорите? Знаете вы или нет, я сейчас переживаю ремиссию от той же болезни, с которой не удалось справиться вашему сыну, и волноваться мне нельзя. Поэтому вы не откажете онкобольному в простой просьбе: остаться здесь. Или хотите, чтобы моя мать потом, как и ваша супруга, плакала у моего гроба? — выплюнул страшные слова Антон в лицо рослого мужчины. В его глазах не было страха перед ним, только ярость и отвращение.       Вокруг этих двоих словно сгустилась черная аура, пока они спорили. Все боялись к ним подойти, разнять или занять чью-то позицию. С одной стороны стоял отец умершего, которого задевать было страшно, а с другой — парень, болевший раком, что только недавно выписался из больницы…       Но осмелилась одна женщина. Мама покойника, что только недавно сидела на коленях перед гробом и громко рыдала. — Сережа, отстань от парня. Ты же знаешь, как они были близки, тем более он сейчас и сам находится не в самом лучшем состоянии. Неужели ты пойдешь против воли больного?.. Оставь его, пусть побудет здесь один… Сынок хотел бы этого… — тихо, без эмоций произнесла она.       Кажется, после яркого выплеска эмоций у женщины наступило безразличие… Так было и у Шастуна после смерти друга.       Сейчас она выглядела как печальная марионетка, которой всё равно на всех. Её кожа была серой, морщины пролегли глубокими складками по лицу и рукам, а яркие голубые глаза потеряли краски. — Хорошо, дорогая… Как скажешь, только не переживай так больше. Я просто… Ладно, извини, — вздохнул мужчина, взяв супругу под руку.       Началось захоронение. Гроб уложили в глубокую яму, и все собравшиеся встали вокруг неё. Кто-то шепотом молился, кто-то говорил свои слова прощания. Антон молчал.       Он не хотел прощаться с родным человеком, хотя понимал, что это необходимо сделать. Как можно было описать ту боль, которую испытывает человек от потери кого-то близкого, кого он очень любил? Как можно описать его душу, которая раскалывается на тысячу мелких кусочков и больше никогда не будет прежней? Как описать желание закричать, срывая голос и раздирая глотку, падая на коленях и рыдая как маленький ребенок? Нет, для этого не найдется правдоподобных слов… Поэтому Шастун молчал, хотя всё это у него было…       Он не плакал как остальные, не просил прощения, но хуже всех было именно ему. Именно он по-настоящему сожалел об уходе такого важного человека из его жизни.       Родные и близкие умершего начали кидать по три горсти земли в яму. Шастун в это время отвернулся и сжал челюсти. Ему не хотелось за этим наблюдать.       Если бы друг это видел, то точно бы скривился и сказал, что это ужасная традиция, которая очень глупо выглядит. Шаст поддерживал его мнение.       Антон землю не бросал. Когда все закончили с данным ритуалом, нанятые работники взяли лопаты и стали закапывать яму. Не прошло и десяти минут, как гроб скрылся под слоем земли, который теперь возглавлял большой памятник с фотографией улыбающегося парня. — Что же… Дорогие друзья, теперь мы с вами отправимся на поминки… Прошу пойти за нами, — громко произнес отец умершего и, придерживая жену за руку, последовал к выходу из кладбища.       Шастун остался на месте, не оборачиваясь на толпу, что отдалялась от него. Только Майя решилась подойти к сыну. — Я тогда поеду домой… Будь на связи, пожалуйста. Не отключай телефон и будь аккуратен. Я буду ждать тебя дома, Антош, — прошептала женщина, но, заметив, что Шаст никак не реагирует, отвернулась и тяжело вздохнула. — Иди мам, иди. Тебе нужно отдохнуть. Я скоро вернусь, вот увидишь. Мне просто нужно время, — вдогонку сказал юноша, так и не обернувшись к женщине. Обижать её не хотелось, но вот остаться одному было сейчас необходимо. — Хорошо, Тоша, я буду ждать, — кивнула женщина и не спеша последовала за остальными.       Шастун зажмурился, когда мама назвала его Тошей… Так его называл только он. А сейчас и мама начала… Зачем?       Подул сильный ветер, где-то закаркали вороны, зашелестели сухие листья на корявых деревьях. Они остались одни на всем огромном кладбище. Множество глаз с фотографий усопших наблюдали за сценой прощания двух возлюбленных… Их секрета никто не знал, кроме неупокоенных душ и нескольких живых людей, что сейчас уехали есть в память умершего…       Шастун тяжело вздохнул, достал чехол с очками и присел на лавочку, которая была установлена недалеко от памятника. Всё было совсем новым. Краска на дереве ещё не облезла, как это будет через год, другой… Как и на всех участках. Гранитная плита ещё не покрылась грязью и разводами от дождей и непогоды. Красовались новые цветы… — Ну вот мы и остались вдвоём, л-лучик… Прости меня…