К Огигии (заморожено)

      Виктор ходил по кабинету, заложив руки за спину. Вася сидел на кресле и тяжело вздыхал. Виктор вообще начинал думать, что в последнее время этот звук стал его самым любимым, так часто племянник вздыхал. Или просто чувство безвыходного принятия реальности накрывало не только его самого. — Я почти уверен, что это попытка Пульчинеллы меня контролировать, ему же нужны свои люди в Бюро, теперь, когда Сухотин остался не у дел.       Василь провëл рукой по лицу и тяжело уставился зелëно-красными глазами на Виктора: — Я слишком глубоко уважаю господина Пульчинеллу, чтобы предполагать, что он действительно решил отправить следить за тобой меня… Мы же родственники!       Виктор остановился: — Ну, о том, что у тебя с Феликсом Феликсовичем отвратительные отношения, известно всем… Может, он рассчитывал на это? — стоило Василю попытаться возражать, как Виктор поднял руку, останавливая его. — Это звучит логично! Просто подумай, как это выглядит: за несколько лет до совершеннолетия законного наследника, Феликс Феликсович приводит в дом «незаконнорождённого сына» и признаëт его. У человека со стороны могло сложиться превратное мнение. — Но он же не идиот, чтобы думать, что я пойду против семьи!

***

— Он идиот, — заключил Вася, вернувшись тем же вечером в их общий с Виктором кабинет. — Вить. Вить, он правда надеется на мою верность. Я, конечно, знал, что о моих отношениях с семьёй ходят не лучшие слухи, но настолько?!       Виктор отложил в сторону папку смет, которые он перебирал: — Он не мог сделать это самостоятельно… Бабушка тоже в этом замешана. Без моего ведома таким может распоряжаться только она.       Василий тяжело вздохнул и зачесал белëсые кудри назад, открывая напряжённый лоб. — Мне нужно разобраться с текущим положением дел и твоим расписанием…       Виктор приподнял бровь: — Неожиданно… Ты собираешься выполнять свои служебные обязанности? Я думал, у тебя были планы на сегодня. — Мои планы в любом случае начинаются после окончания рабочего дня… Радмила Тихоновна решила вытянуть из меня всю возможную выгоду, — он вздохнул. — Она нашла мне невесту. — Оу… Поздравляю? — С чем?! С невестой? — он замолчал. — Я к Маркову, он должен был подготовить списки возможных кандидатов на работу. Отсею… — Только выбери тех, кто действительно готов работать, я не поверю, если ты скажешь, что не знаешь, кто, где и с кем… И, будь добр, принеси мне сначала чаю.       Виктор сел за стол вновь принялся за бумаги. Вася шокированно посмотрел на дядюшку. Уже начал командовать… — Зелëный? — Зелёный. — С шалфеем? — Ты же сам знаешь…       Василь вздохнул: — Ладно.

***

      За чайник с кипятком, единственный на всë Экономическое Бюро, всегда велись междоусобные бои. Василий мог бы сказать, что это кровопролитие было ему чуждо, но так уж вышло, что в этот момент он был занят тем, что отбивался от посягательств Верочки Шелестовой на вторую кружку чая, которую выиграл в неравном бою в «камень-ножницы-бумага» против пятерых членов отдела рекламы. Кипяток тëк серебристой струйкой в аккуратную чашку с золочëными ирисами. Аромат шалфея мешался с молочным запахом зелëного чая и приятно щекотал ноздри: — Поторапливайтесь, товарищ! Вы не одиноки в своей жажде, — не выдержала Вера, но стушевалась под взглядом блеснувших кровавыми отблесками глаз.       Вася размещал ложку сахара в своей кружке, придерживая увесистую папку с досье на всех возможных глав отделов, и, схватив тарелку, накидал на неë печенья. Ломкое, хрустящее, оно способно было осветить его день радостью и счастьем, которые высосали утренние новости.       Любочка была его подругой детства, они вместе занимались балетом, и в других обстоятельствах он не был бы против нее в качестве возможной невесты, но тот факт, что бабка вспомнила о его существовании впервые за три года, лишь когда это стало выгодным, убивал все позитивные мысли. К тому же, Люба, знавшая о его отношении к подобному, умудрилась согласиться, даже не сообщив об этом самому Василю.       Вера прокашлялась. Василь цыкнул, но отошëл, наконец, от стола, освобождая место другим страждущим.       Аккуратно ступая с двумя дымящимися чашками чая и зажатой в зубах тарелкой с песочным печеньем, он наконец дошёл до кабинета, в который нужно было войти. Осознав, что ни поставить чашку не разлив чая, ни опустить печенье он не может, он оглянулся по сторонам, проверяя, чтобы никого не было, и открыл дверь ногой.       Виктор всë так же чах над бумагами. Василь ещё с минуту погадал о том, каким же образом он что-то видит, но, оставив попытки и списав этот феномен на что-то дьявольское, он принялся расставлять трофеи по кабинету: чашку с позолотой поставил Виктору на стол, получив скупой кивок в качестве благодарности, на притащенный за время отсутствия из кладовки стол поставил печенье и свою чашку, туда же уронил огромную папку и стал просматривать кандидатов, с которыми Виктор смог бы работать в силу своего отвратительного характера.       Виктор прислушивался, но ничего не предпринимал. Наконец, не выдержав, он сказал: — А этот тебя чем не устроил?       Вася отхлебнул чаю и разулыбался, переворачивая лист: — Этот товарищ — заядлый картëжник… И ладно бы он играл в пасьянс или покер! Это ещё можно понять, но нет! Он фанат «Семëрки», представляешь? Виктор заинтересованно приподнял бровь: — «Семëрки»?       Василь шокировано посмотрел на дядюшку: — Вить, где ты потерял своë детство?       Виктор хотел было сказать, что в трущобах, где на игры времени не было, да чего уж там, самих игр не было, но промолчал: Васе не нужно было об этом знать. — Ну, это карточная игрушка, где у тебя на руках есть тройка персонажей за которых можно играть: вроде магистра Варки из Мондштата или господина Дотторе, второго предвестника; несколько карт поддержки и игральные кости… — Вася внимательно посмотрел на Виктора. — Знаешь, однажды мы обязательно сыграем вместе… Это не дело, что ты бумажки разбирать умеешь, а в игрушки играть нет, — он отложил досье в сторону.       Задумавшись на пару минут, он спохватился, только когда осознал, что пялился в лист бумаги уже вторую минуту: — Вить… Ты пойдëшь со мной в театр?       Виктор, до этого отхлебнувший чай, подавился и закашлялся: — Это с чего такое приглашение? — Контрамарка от старого друга. Он играет в этом спектакле. Сегодня премьера… Я думал идти один, но что-то скучно, — Василь почесал голову. — Я все равно ничего не увижу… — пробурчал Виктор. — О, да брось! Я знаю, что ты не слеп, а просто не хочешь открывать глаз! Это видно.       Виктор почувствовал, как теряет почву под ногами и закашлялся снова: — Откуда?.. — Ну, ты, когда проверяешь документы или читаешь, всë равно глаза открытыми держишь… Там, конечно, просто щëлочки, но радужки видно. Они у тебя яркие…       Виктор взъярился и швырнул папку, которую листал до этого на стол: — Бездна побери! Василь, ну объясни мне, идиоту такому, почему тебя не устраивает обычное объяснение? Неужели так сложно просто следовать простым правилам?! Я не… — Это я не понимаю, чего такого страшного произошло. Никто не умер, Вить, — Виктор выдохнул сквозь зубы. — Если ты хотел, чтобы никто не узнал о том, что ты видишь, тебе не следовало показывать, что ты умеешь читать и писать! Это ты здесь провалился, а не я! Так что хватит осуждать меня за то, чего я не понимаю!       Он перевëл дыхание: — У меня и так день отвратительный: бабки воду мутят, Люба лезет куда не надо, дура крашеная, ещё и ты… Я ведь правда пытаюсь разобраться с нашими отношениями, если ты не заметил, то мы не чужие люди. И это ведь не первый год, а ты всë также играешь в недотрогу… Знаешь, Вить, ты редкостный enculé!       Василь подошёл к двери, собираясь еë открыть. — Вась! — Что? — Во сколько спектакль?       Василь расплылся в довольной улыбке: — В восемь вечера, как раз успеем после работы.

***

      Виктор накинул на себя тëплое пальто с шерстяной подкладкой. Василь выскочил следом, мелькая петиметрскими красными сапожками из-под белого тулупа. Экипаж уже ждал их у выхода из Бюро.       Василь подхватил Виктора под руку и, подпрыгивая, потащил его к транспорту. Он слегка опередил плетущегося Витю и, придерживая меховую шапку, которую порывался унести ледяной ветер, улыбаясь, прокричал: — Ты не пожалеешь, Бабушкой клянусь! Там постановка «Падения Заснеженного Царства» на основе книги одного историка, который исследовал падение Сал Виндагнира! — Ты про книгу о Принцессе, Монахе и Рыцаре? — перекрикивая ветер, спросил Виктор. — Ага, о ней самой!       Они добежали до экипажа. Вася запихнул Виктора в дверь, подскочил к извозчику, греющему усы в краснющем шарфе, и проорал «К Большому!», запрыгивая обратно к Виктору.       Экипаж тронулся, их затрясло. Виктор захлопнул рот, от того, что зубы стали стучать друг о дружку. — Отчего ты не позвал кого-то из сестëр? — спросил Виктор. — У Евдокии очередной приход любви к Жене Лапшину. Парень в очередной раз превзошëл самого себя и подарил ей бриллиантовое колье из Натлана… — Он же постоянно шлëт ей подарки… — Влюблëнный идиот. У них разница два года, а у него в жизни отношений не было. Он к ней первое время даже подойти боялся! — Ну, учитывая, как она машет мечом на тренировках, я бы тоже боялся…       Мимо проносились улицы, фонари, аптеки, где-то вдали орали уличные мальчишки, раздававшие вечерний выпуск новостей. Они проехали каток, по которому кружились маленькие точечки людей, Василь прилип к окошку и не мог отлипнуть: — В-и-и-ить, ты когда-нибудь катался на коньках? — Я вырос в Ли Юэ. Там не бывает снега. — Кошмар, — захлопал глазами Вася, неожиданно ставший похожим на подростка. — И в снежки ты никогда не играл? — Нет. — Жуть. Мы обязаны это исправить.       Виктор рассмеялся.       Лошади заржали, и экипаж затормозил. Их высадили около огромного монументального здания с белыми колоннами. Василь направился к парадному входу, Виктор направился следом. — Здесь двенадцать ступеней шириной около сорока сантиметров, надеюсь, помог… — протараторил Вася. — Спасибо.

***

      Оставив верхнюю одежду в гардеробе, они подошли к кассиру и, получив билеты с пометкой «От Г.В.Барского», направились вверх по мощëной белым мрамором лестнице.       Они прошли мимо буфета в партер. Как объяснил Василь, зачастую места в партере резервировались актëрами и обслуживающим персоналом специально для обеспечения контрамарок.       Они сели в третьем ряду и стали ждать. Свет погас через пятнадцать минут. Из-за кулис раздалось женское сопрано, в оркестровой яме зашуршали скрипки. Виктор чувствовал, что с раскрывающимися кулисами раскрывалась его душа. Он не видел ни зги, жмурил глаза лишь сильнее, но мелизмы в женском голосе ввинчивались в сознание и будто выедали мозг ложкой.       Посреди сцены, изогнувшись и вытянув тонкие руки-веточки, стояла молодая девушка, чей голос так сильно потряс Виктора. Она была облачена в серебряную парчу, и с рукавов еë свисали жемчужные подвески.       Василь смотрел на него, не отрываясь. Ему казалось, что он впервые видел Виктора настолько восхищëнным и потрясëнным. Он впервые за годы знакомства осознал, что «дядюшка» был, по сути, точно таким же ребëнком, как и он сам.       На сцене грациозно перемещались фехтующие воины. Огромный чëрный монстр из ткани надвигался на изящную девушку, которую закрывал своей спиной рыцарь в черных доспехах. Вышла высокая женщина с белоснежными волосами. Фортепианное соло сменилось бешеными трубами, гудящими и ноющими, подобно голодным волкам. Виктор дëрнулся, вжавшись в кресло. Женщина подняла руку, и прожекторы замелькали ярко-алыми бликами, девушка запела вновь, к ней присоединился мягкий баритон Монаха, за ним подключился бас Рыцаря. Заиграли альты, вступил контрабас. Из-под потолка на зрительский зал стала резко опускаться огромная колонна, покрытая синевато-голубыми вставками.       Актëры вышли на поклон.

***

      Они завернули за угол и спустились по винтовой лестнице, спрятанной за невзрачной дверцей. Пройдя по коридору и поднявшись наверх вновь, они оказались в коридоре. Из-за двери выскочил молодой человек с раскрашенным ярким гримом лицом. Он схватил Васю за руку и потащил за собой, тот, спохватившись, схватил Виктора за руку и потащил за собой: — Ну, как? — Ваш с Филлипом pas de deux был великолепен, если тебя интересует это. Но Емельяненко смельчак… Совмещать балет и оперу… — А та мизансцена, где мы выстраивали дерево на аванс сцене с помощью поддержек! — Надежда Львовна была великолепна в этой сцене. Тот момент, когда она спряталась за вами и проверяла, есть ли кто-то выживший на Драконьем Хребте, был прекрасен.       Мужчина выдохнул и протянул Виктору руку: — Григорий Владимирович Барский, можно просто Гриша. Вам как? — Виктор Феликсович Юсупов, можно просто Виктор. Колонна была неожиданной…       Григорий засмеялся, хватаясь за живот: — Выглядите шокировано! Значит, режиссёр добился нужного результата. Вы думаете о работе. Пока что о том, что составляет костяк, потом станете думать о более глубоких вещах, это всегда так работает.       Василий окликнул его: — Уланова где? Разговор есть…       Гриша посмотрел на него неожиданно потяжелевшим взглядом: — Я надеюсь, ты быстро со всем разбирëшься. Не хочу влезать в это дело. — Ты же знаешь, что она меня не интересует, не разводи суету на пустом месте, — он закатил глаза. — В гримëрке. Только не долго.       Вася перевëл взгляд на Витю и, что-то обмозговав, обратился к Грише снова: — Я могу рассчитывать на то, что ты позаботишься о досуге моего дядюшки?       Григорий лишь быстро кивнул, подхватывая Виктора под руку: — Виктор Феликсович, не волнуйтесь, я вам всю местную кухню покажу в деталях! Давайте я вас нашему художественному руководителю представлю. Он Васю обожает. А может, Вы сможете повлиять на нашего принца и заставить его вернуться в балет? Я больше чем уверен, что он до сих пор тренируется!       Василий провожал их взглядом до тех пор, пока они не скрылись за поворотом.

***

— Люба! Объясни мне, что за чертовщину я увидел сегодня утром!       Любочка Уланова, только успевшая воодушевлëнно подскочить со стульчика, сидя за которым она оттирала от алебастровой кожи грим, упала обратно на него: — Узнал… — А не должен был? — Мы надеялись, что ты, как обычно, не станешь читать ни моих, ни Радмилы Тихоновной писем, а когда узнаешь, будет уже слишком поздно что-то менять… — Люб, мы друзья, не возлюбленные. — Одно другому не мешает! — Ты с дубу рухнула? — Василь закатил глаза, подходя к ней ближе. — Просто честно скажи, зачем тебе это нужно… Зачем это моей чокнутой бабке я понимаю, зачем тебе — нет. — Да потому что ты бесчувственный чурбан! Я ещё в прошлом году сказала, что ты мне нравишься, ты мне отказал, а теперь что? Мне сидеть сложа руки и ждать, пока тебя уведëт другая? Нет!       Василь взвыл от абсурдности ситуации: — Люба, но я тебя не люблю.       Любочка отбросила кисть, которой поправляла макияж и заорала: — А гадалка сказала, что любишь!       Комната погрузилась в тишину. — Люб, — он вновь замолчал. — Хватит. Всë… Я на тебе не женюсь. И бабке моей так и скажи: «Жениться не будет, требует дозволения помереть одиноким». — Васенька, ну хватит ëрничать! Ну мы же с тобой идеальная пара! — Да не нравятся мне женщины, дура ты этакая! — заорал он и выбежал из гримëрной.

***

      В себя он пришёл уже волоча Виктора к извозчику. Внутри клокотало, волнение нарастало, но он заставлял себя дышать размеренно и чëтко: в театре о том, что женщины ему не интересны, не знали только что Гриша, слишком поглощенный своей любовью к Любе, да Люба, слишком поглощённая своей любовью к Васе. Всё это попахивало дешёвыми бульварными романчиками, которые обожала его матушка.       Виктор всë ещё сидел преисполненный. Щеки его раскраснелись от холода, и он даже не чувствовал дискомфорта из-за сползшего в сторону шарфа, который в любой другой ситуации поправил бы уже раз пять: — Неужели так понравилось? Мало кто способен оценить оперу с первого прослушивания… — Да… Ты просто никогда не слышал оперу, которую исполняют в Ли Юэ! Я понимаю, что это разные культуры и так далее, но… Ах, и сам сюжет.       Василь посмотрел на него ещё более заинтересовано: — Насколько я знаю, книга, которая послужила первоисточником для либретто оперы, была написана на основе реальных событий.       Виктор вскинул голову, прислушиваясь: — Я не понимаю, почему боги столь жестоки. То, что произошло с Сал Виндагниром… Такое не должно происходить! — Ладно, поборник справедливости, домой, есть и в карты играть учиться будем. А то не дело. Мой брат и в карты играть не умеет…       Виктор замер: — Брат? — Да, брат. Ты старше меня всего на три года, было бы странно и дальше называть тебя дядюшкой. — И все же, — пробурчал Виктор. — Я брат твоей матери.       Василь достал из манжета тонкий кинжал и порезал свою ладонь, протягивая лезвие Виктору: — Смотри, — не увидев реакции, он затараторил. — О бабушка! Клянусь, что я не стану смотреть тебе в глаза!       Он отвернулся и крепко зажмурился. Виктор нехотя, пугливо разлепил глаза и замер. Взяв из протянутой ладони кинжал, он быстро стянул перчатку, сделал аккуратный надрез и протянул руку, вновь хмурясь, почувствовав прикосновение. Кровь падала на пол экипажа, а Виктор улыбался, как умалишенный. Это был первый шрам, который он готов был назвать приятным.       Оставалось лишь сыграть в карты.