Тест

Сакавич Нора «Все ради игры»
Слэш
Перевод
Завершён
R
Тест
Мозгоклюй Куцый
переводчик
Автор оригинала
Оригинал
Описание
Эндрю делает анализ на ЗППП и это оборачивается более эмоционально, чем хотелось бы.
Примечания
ОТ АВТОРА: Будучи медиком, я предположила, что Эндрю, учитывая его предысторию, возможно, хотел бы пройти тестирование на венерические заболевания, что и происходит в этом фф. Уровень тревожности не должен был быть таким высоким, но хэй, это же я)) Этого же автора: Back to the start https://ficbook.net/readfic/12703047 Змеи на борту https://ficbook.net/readfic/018f47cd-90b0-7b89-bcf9-092cd739c6f4
Посвящение
100💙 - 12.09.24
Поделиться
Содержание

все эти маленькие огоньки

— Я поведу? Эндрю недовольно скривился, но стал обходить автомобиль к пассажирскому сиденью. — Если у тебя есть ключи. Нил разблокировал машину в качестве подтверждения, и они сели. Эндрю наблюдал за тем, как аккуратно, словно парковка была забита, следуя разметке, Нил выводил машину со стоянки. Даже водил машину он так, чтобы не привлекать внимания: всегда включал поворотники, ехал со скоростью потока. Останавливался перед каждым знаком. Просто смешно: у Мазерати было столько же шансов слиться с пикапами и Хондами, сколько у Нила — с толпой. Но Эндрю не собирался развеивать его иллюзий. У Нила все еще были красные щеки после душа, влажные волосы слегка вились вокруг его ушей. Эндрю не спрашивал, как прошла их тренировка с Кевином — ему не пришлось, все и так было ясно по болезненно громкому звуку, с которым Кевин захлопнул свой шкафчик, и почти самодовольному виду Нила. Иногда он тренировался в роли защитника, и со своей скоростью и агрессией оказался на удивление хорошим опекуном Кевину, несмотря на разницу в росте. Эндрю почти жалел, что пропустил это. Всего через несколько съездов они свернули с шоссе, и Эндрю прошил Нила взглядом. — Ты же знаешь, я не люблю сюрпризы. — Знаю. Но это правда больше для меня. Я хочу, чтобы ты пошел со мной, но если бы я сказал тебе, куда мы идем, ты бы только посмеялся надо мной. Нил явно скорее веселился, чем был испуган, но слово «хочу» было тем, на чем Эндрю заострил внимание. Прищурившись он разглядывал Нила, думая о словах, сказанных Пчелкой менее часа назад. Могло быть множество причин, почему он решил не использовать это слово. Возможно, ему казалось, что это будет слишком похоже на требование. Эндрю не знал, что думать об этой или любой другой из представленных ей возможностей. Тебе придется спросить его, Эндрю. Не предполагай, что его желания или нужды будут отражением твоих. — Прекрасно, — наконец ответил он. — Только на коленях у Санты я сидеть не буду, можешь сразу вычеркнуть это из списка своих фетишей. Нил рассмеялся, а затем бросил на него непонимающий взгляд. — Погоди, кто-то правда делает? Ярость подступила к его горлу, но Эндрю затолкал ее обратно поглубже. Если бы он мог воскресить родителей Нила и убить их еще раз, он непременно бы это сделал. Даже он посещал Санту на хвосте у своих приемных братьев и сестер, когда они очень просились, — совсем маленьким. До того, как стал бояться взрослых мужчин. — Дети. Чтобы попросить подарок. — Ясно. За Гринвиллом Нил свернул на проселочную дорогу, в итоге выехав к большому полю, подсвеченному не хуже футбольной площадки какой-нибудь средней школы. Когда они приблизились, стало видно часть огромной композиции рождественских огней. Эндрю повернулся к Нилу. — Серьезно? Нил пожал плечами, снижая скорость перед въездом. — Ты упомянул, что тебе нравятся рождественские огни. Никогда не обращал на них внимания, если только как на помеху при поиске укрытия. Хотел узнать, что же это такое. Эндрю закатил глаза, но Нил только ухмыльнулся, уже внося десятидолларовую плату за вход. Они медленно ползли в веренице машин вдоль ряда местами совершенно несочетающихся друг с другом декораций и композиций из гирлянд. Они проехали мимо знака «Переключите радио на волну 103.5» и Нил потянулся к магнитоле. — Ты что, издеваешься надо мной, — протянул Эндрю, когда из динамика раздалась Joy to the World на той нелепо низкой громкости, которую Нил предпочитал. Нил промолчал. — Отлично. Но если заиграет Jingle Bell Rock, ты идешь домой пешком. Выставка продолжала быть ровно настолько безвкусной и нелепой, насколько Эндрю всегда и предполагал. Ярко разукрашенные персонажи расставленные вокруг обмотанных гирляндами елок. Когда они проезжали мимо огромного библейского помоста с младенцем, Нил скривился от отвращения. — Разве все это не происходило на ближнем востоке? — Жаль тебя разочаровывать, но ничто из той чуши про непорочное зачатие, волхвов и мессию вообще никогда не происходило. — Однако исторической фигурой Иисус, вероятно, был. — Ага, вероятно. К чему ты клонишь? — Я был некоторое время в Израиле и Египте, — конечно, был. — Люди там не настолько белые. Эндрю фыркнул. — Нил, в Америке Иисус всегда белый, запомни и никогда не забывай. Нил покачал головой. — Ох уж эта страна, — едва слышно пробормотал он себе под нос. Проехав под светящейся белой аркой, они выехали на аллею. Животные из гирлянд стояли среди деревьев тут и там. Глаза Нила вспыхнули, когда он заметил их, он начал выискивать оленей и кроликов, кошек, ослов и птиц. Целую минуту Эндрю держался, но когда Нил пропустил хитро спрятанную собаку, он почувствовал себя обязанным указать ему на нее. То, как Нил улыбнулся ему в ответ… Эндрю мог бы написать целое пособие по улыбкам Нила, но эта улыбка была только его. Он хотел избежать укола в сердце, который она вызвала — и хотел, чтобы Нил улыбнулся еще раз. Словно нажимать на синяк: наблюдать, как он становится бледнее и затем появляется снова. На следующем повороте стояло три верблюда из прутьев и гирлянд в натуральную величину. Эндрю чуть шею не свернул пытаясь разглядеть их, пока они проезжали мимо. Нил приостановил машину, чтобы добрых пятнадцать секунд так же разглядывать их, завороженный. Последний поворот привел их к огромному надувному кошмару с шатающимися снеговиками, танцующими оленями, и поездом. Нил вдарил по тормозам, заметив что-то дальше по дороге, и начав смеяться, тронулся с места. Взгляд Эндрю сканировал происходящие мультяшные зверства, пока наконец не нашел: олень якобы пытался вытащить Санту из сугроба, но голова Санты не поднималась выше талии оленя, просто подпрыгивала вверх-вниз на несколько дюймов, словно он делал оленю минет. — Полагаю, это раскрывает великую тайну, почему олень согласен на своем горбу протащить старика и миллионы подарков через весь мир за одну ночь, — сухо заметил Эндрю. Нил все еще смеялся, когда они ехали мимо огромной ели с большой звездой, означающей конец выставки. — Тут и сувенирный магазин есть, — предложил Нил, на что Эндрю ответил ему жестом. Через пару минут они были на шоссе по пути в Колумбию. — Наконец-то. — Да ладно тебе, те верблюды были классными. Эндрю не мог этого опровергнуть, поэтому промолчал; на мгновение он представил весь их двор уставленный верблюдами, упавшие челюсти соседей. Он переключил радио на что-то более приемлемое, но свои мысли он не мог заставить замолчать. Даже встреча с Пчелкой не избавила его от заевшей пластинки голоса, неустанно повторяющего согласен, согласен, согласен. Уже четыре дня это слово всплывало в его памяти во время каждого поцелуя, каждого прикосновения. Уже четыре дня он отстранялся, а Нил не задавал вопросов, не искал большего, было только это молчаливое принятие, которое раздражало Эндрю в той же степени, в которой он в нем нуждался. После того как они не сходя с дивана поужинали остатками китайской кухни, Нил вернулся к ноутбуку, а Эндрю пытался посмотреть фильм, о котором так восторженно отзывался Мэтт. Актеры не смогли удержать его внимания; его глаза все время соскальзывали к профилю Нила, пока тот, наконец, закрыв ноутбук не поставил фильм на паузу. — О чем ты задумался? — Эндрю продолжал смотреть на него. — Ну же, Дрю, я тебя знаю. Тебя беспокоит что-то с тех пор, как мы сходили в клинику. Эндрю ответил не сразу. Ни один из предложенных Пчелкой вариантов начать разговор не казался ему правильным. Нил оперся спиной на подлокотник дивана, подтянув колено к груди, и смотрел на него мягко, с ожиданием. — Когда ты сказал, что согласен спать со мной, — начал Эндрю, со странным ощущением от этих слов. Было бы намного проще, если бы мне было все равно. Мысль резала без ножа; он помнил те два года, когда ему было все равно, когда как он ни старался, но «заботиться» о другом уже перестало иметь смысл, только слова обещания держали его. Сейчас это было иначе. Он сам выбирал эту связь, выбирал ее каждый день. — Почему ты сказал «согласен», а не «хочу»? Нил пошевелился, выглядя… неловко. — Это значит тоже самое, правда. — Подбор слов по твоей части, — возразил Эндрю. — Ты знаешь, что это не так. — Почти тоже самое, — вздохнул Нил, постукивая пальцами по голени. — Не знаю, в тот момент я не то чтобы думал о выборе слов в первую очередь. Но Нил всегда осознавал, что и как он говорил. Он почти никогда не путал языки, на которых говорил. Черт, он даже почти никогда не путал акценты. В то время как в речи Ники то и дело случайно проскальзывал немецкий, а Эндрю с Аароном подмешивали в свой немецкий слова из английского. С Нилом же это случалось только если он очень устал и расслаблен или если хорошо выпил. Тогда он мог вести разговор на трех-четырех языках одновременно, заставляя собеседника угадывать, о чем шла речь, но это происходило очень редко. Просто невозможно, чтобы в тот напряженный момент Нил не знал, о чем говорил. Выражение лица Эндрю, должно быть, довольно ясно отражало его сомнения. Нил взглянул на замерший экран телевизора, с почти плакатным изображением мужчины, ожидающем на железнодорожной станции. Нахмурился. — А я там был, — сказал он. — Это вокзал Ватерлоо. Дядя Стюарт живет недалеко оттуда. — Хорошая попытка. Нил устало протер лицо. — Я не знаю, что сказать, Эндрю. — Он уронил голову на спинку дивана, пару мгновений разглядывая потолок, прежде чем повернуться и встретиться взглядом с Эндрю. — Ну, понимаешь, я слышал, что говорят об этом парни, девушки. Они все время говорят о сексе, о горячих тех, других, с кем бы они переспали и так далее. О людях, которых они даже лично не знают, например, о знаменитостях. И это все кажется мне таким фальшивым. Серьезно, они что реально так думают? Эндрю не знал, что он ожидал услышать, но точно не это. Он не понимал, каким образом это должно было отвечать на его вопрос. — Людям свойственно фантазировать о тех, кто их привлекает, — ровно ответил он. — Без задних мыслей. — Но почему? Обычно же у них нет никаких шансов встретить их в реальной жизни. — Тебе не казалось, что дрочить приятнее, представляя кого-то? На Нила было жалко смотреть. Эндрю не понимал, с чего бы ему быть таким шокированным. Интересно, что он сказал бы, если бы узнал, что как минимум половина экси-фанатов первого дивизиона обоих полов хотя бы время от времени, запуская руки в трусы, представляла его. А вторая половина, вероятно, представляла Элисон. — Эм, — вот все, что выдавил из себя Нил. — Это просто не имеет смысла, ты принимаешь самый долгий душ из всех, кого я знаю. — Что? — моргнул Нил в замешательстве. — Оу! Нет, нет, мне просто нравится горячая вода. Значит, не лучший момент рассказывать ему, как Эндрю проводит свое время в душе. — Ты ни о ком не думаешь, когда трогаешь себя? Или ты не дрочишь? — Нет и нет, нечасто. То есть, раньше да, но довольно давно. Эндрю не понимал, как они дошли до этого, и ему пришлось оторваться от образа Нила, ласкающего себя, раскрасневшегося и удивленного, образа, который был так хорошо ему знаком. — Как это отвечает на мой вопрос? — Ответит, если ты завалишься и дашь мне договорить, — Эндрю умолк, и Нил бросил на него раздраженный взгляд, прежде чем продолжить. — Я пытаюсь сказать, что я не хочу секса так, как, мне кажется, его хотят другие люди. И никогда не захочу, для меня это просто не имеет смысла. Но я хочу тебя. Хочу все, что ты волен мне дать. И все будет нормально. Так что да, когда ты будешь готов, я согласен, но я не возьму больше, чем ты хочешь мне дать. Это имеет смысл? До встречи с Нилом Эндрю не понимал концепции хорошей боли, несмотря на то, как хорошо был осведомлен о боли во всех других ее формах. Но эта боль, которая поселилась в его грудной клетке, которая вспыхивала каждый раз, когда Нил улыбался или смеялся, когда смотрел на него тем взглядом, которым никто на него не смотрел, или когда говорил что-то такое невозможно идеальное — это была хорошая боль. — Сто тридцать два процента, — сказал он, и если его голос предал его, Нил этого не показал. Взяв пульт, он снова включил фильм. Прежде чем Нил вернулся к ноутбуку, Эндрю приглашающе протянул ему руку. Нил уместился с боку Эндрю, прижавшись бедром, положив голову ему на плечо. Недавно они начали сидеть так, и Эндрю удивлялся тому, насколько ему это нравилось. Судя по тому, как Нил растаял рядом с ним, вероятно, тот чувствовал то же самое. Эндрю позволил себе легкий поцелуй Нилу в макушку, прежде чем вернуть свое внимание к экрану. Когда пошли титры, ни один из них не сдвинулся. Эндрю уже было подумал, что Нил уснул, но тут он заговорил. — Я никогда не думал, что у меня будет это, — он повернул голову, чтобы взглянуть на Эндрю, оставив между ними жалкие пару дюймов. Эндрю так легко мог бы заставить его замолчать, но он этого не сделал. — Год назад я и представить себе этого не мог. Нет, конечно, не мог; год назад Нил был изрезан ножами Рико, избит до синевы ракетками Воронов. Год назад Нил отсчитывал дни до своей смерти, прикидывая какой ущерб он сумеет нанести по пути к ней. Пламя гнева лизнуло позвоночник Эндрю, и он медленно приглушил его. — Потому что ты идиот. — Твой идиот, не забывай об этом. Его идиот. Проклятье. Нил был его, потому что, конечно, был идиотом. И — Эндрю мог признать перед собой в этот момент — он тоже был идиотом Нила. Очевидно глупость мира на одном Ниле не сходилась. — Заткнись, — сказал он. — Заставь меня. Эндрю задавался вопросом, устанет ли он когда-нибудь от этого, от вкуса и ощущения рта Нила. Он представить не мог, что его увлечение продлится так долго; или что со временем оно станет только крепче. Нил провел губами и языком вдоль едва заметной бороздки вниз по горлу Эндрю, вызывая дрожь. Еще одна вещь, обнажая которую Эндрю ожидал удара, которого так и не случилось. — Могу я пометить тебя? — тихо спросил Нил ему в шею. Первым его ответом было «нет». Он никому никогда не позволял этого; и он не был уверен, что сможет снова вынести ощущение зубов. Но это был Нил, изъявляющий желание; Нил, покрытый метками Эндрю под одеждой, поверх шрамов от пуль и лезвий. — Да, — сказал он. — Только мое плечо. Постарайся не слишком использовать зубы. Нил оттянул ворот рубашки Эндрю ровно настолько, чтобы оголить верхнюю часть его плеча, и медленно спустился губами к чувствительной коже на обратной стороне. Он почувствовал лишь легчайшее касание зубов, а затем Нил втянул, и черт. Эндрю пришлось стиснуть зубы, чтобы удержать проклятие, когда крохотное давление на его плече каким-то неведомым образом перенеслось на его член. Откинув голову назад, он смотрел в потолок. Одна его рука зарылась Нилу в волосы, другая сжимала его бок с интенсивностью, которая могла быть чрезмерной, он даже сказать не мог. Он никогда не мог понять, каким образом Нилу удавалось довести его чем-то настолько простым. Всасывание продолжало усиливаться, пока Эндрю больше уже не мог его выносить. — Нил, — процедил он, и Нил мгновенно отпустил его и отодвинулся. Эндрю потянулся за ним следом, и беспокойство Нила сменилось ехидной ухмылкой, когда он увидел выражение его лица. Нил позволил Эндрю вдавить себя в диван и забраться сверху, при первой же возможности ответив на поцелуй. Но это было чересчур, все это было чересчур: горячий рот и умный язык Нила, ощущение его поджарого тела под ним, их стояки, прижатые друг к другу, малейшее движение, подобное электрическому разряду. Эндрю отстранился и уронил лоб Нилу в плечо, стремясь вернуть себе самообладание. Все, о чем он мог думать, это как сильно он хотел быть в Ниле, быть окутанным им, и он ненавидел это. Ненавидел его, за то, что он заставлял его чувствовать так сильно. — Все нормально, — прошептал Нил, запуская пальцы Эндрю в волосы, единственное всегда безопасное место. — У нас все хорошо. Эндрю сграбастал его рубашку, гневно посмотрев на него, и резкий ответ замер на его губах. Это, подумал он. Это — вот почему они были теми, кем они были друг для друга, их идеальное взаимопонимание. Внезапно он понял, что никогда больше не сможет отрицать их этого снова. — Черт. — Хм-м, хочешь сказать, мне не следует больше так делать? Эндрю потребовалась секунда, чтобы уловить ход мыслей Нила. — Как хочешь. — Хорошо. Мне понравилось. Конечно, ему понравилось. Хотя Эндрю солгал бы, если бы сказал, что никогда не чувствовал того же. Может, это было по-детски, но ему нравилось, что на теле Нила были добрые метки, которых тот хотел, последствия его собственного выбора, а не только следы боли и ненависти. Эндрю прижался щекой к груди Нила и закрыл глаза, наслаждаясь ощущением пальцев, прореживающих его волосы. Он никогда не позволял себе этого в общежитии или когда рядом был кто-то еще, но это было одно из его любимых занятий наедине. Просто последовательность легких необязывающих прикосновений. — Ты напоминаешь мне тех верблюдов, — тихо сказал Нил через некоторое время. Фыркнув, Эндрю поднял голову. Лицо Нила стало почти розовым. — Нет, ну… ты такой, я не знаю, яркий и… неожиданный. — Умом ты не блещешь. Он поцеловал Нила с силой достаточной, чтобы заставить замолчать, чтобы изгнать любые другие глупые мысли, которые могли прийти наркоману в голову. Если уж на то пошло, то все было наоборот: это Нил обладал странной, непонятно откуда взявшейся красотой, от которой он не мог отвести взгляд. Которой он не искал, которая сама решила осветить его тьму. Была почти полночь. Еще семь минут и наступит сочельник. Будь у них нормальное детство, они, вероятно, были бы взволнованы. А так они готовились ко сну почти в той же упорядоченной тишине, что и каждый вечер. Эндрю все еще не доверял себе, слишком сильно было желание брать. Все, что он позволил себе, это обвести ладонью карту шрамов на теле Нила, знакомый узор, почти такой же успокаивающий, как и рутина курения сигарет. Нил выдохнул и повернулся к нему, черты лица смягчились и тени стали глубже в голубоватом свете, проникающем через окно. Эндрю опустил руку, позволяя ей переплестись кончиками пальцев с рукой Нила, наблюдая, как постепенно закрывались чужие глаза, а дыхание в тишине ночи становилось глубже.