Lux Aeterna

Виктор Сразу после отъезда из Пилтовера.       Холодный туманный воздух прорезает поля за окном гостиницы. Виктор сидит на кровати снова и снова, читая текст записки из тайного отсека своей трости. «Tu mea lux aeterna es».       Раздается стук в дверь.       — Вашпрпдобье, к вам какой-то мужчина, — звучит рыхлый голос владельца.       Виктор прячет записку обратно в тайный отсек и медленной тенью сползает черно-белой тенью по лестнице в холодный холл. Мужчина сидит за одной из лавок, попивая разбавленную коричневую жижу, которая должна походить свойствами на кофе. Это хорошо одетый, крепко сложенный человек с небольшими усами и тяжелым оценивающим взглядом. Томас Сноу — один из подающих надежд эпидемиологов.       — Ваше Преподобие, — он отзывается тут же.       — Господин Сноу, — протягивает руку Виктор, ощущая короткое пожатие в ответ, — Спасибо, что смогли найти время для нашей встречи. Я ценю это.       — Планируете удивить меня, и переманить на сторону Бога?       — По вашему этим нынче занята церковь?       — Холера разразилась уже полгода как, и большинство ваших божьих пастушков загоняло стада овец в омуты верной погибели, отрицая любое научное обоснование эпидемии. — мужчина одним глотком выпивает разбавленную кофейную жижу, — Попытаетесь убедить меня, что это не так?       — Они идиоты. — Виктор отвечает спокойно и ровно, будто это факт.       — Господин инквизитор, — мужчина картинно прижимает ладонь к груди. — Как вы можете?       Виктор улыбается.       — Теория миазмов несостоятельна. — сразу добавляет Виктор, — Что скажете вы?       — Не с чем спорить. — мужчина разводит руками. — Микромир полон неразрешимых загадок. Нам нужные сильные линзы, а не успокаивающие теории.       — Что вам необходимо, чтобы избавиться от… Как вы сказали «холеры»?       — Нужно определить источник заражения. Холера разносится через загрязнение воды. — мужчина скрещивает руки на груди, — Финансирование экспедиции, и помощь в очистке речного русла.       — Мы можем отправиться уже завтра. — Виктор тут же отвечает.       — Я могу. Вы — нет.       — Прошу прощения… — Виктор поражен такому дерзкому ответу.       — У вас проблемы со спиной, с ногой… вы очень слабы, Ваше Преподобие. — мужчина не теряет и секунды своего анализа, — То, с чем придется столкнуться по дороге — не то, что легко пережить человеку в вашем положении. Бесконечные мучения, смерть, непроходимые дороги, людская глупость… — Сноу пожимает плечами, — Эпидемия, Ваше Преподобие, такая же уничтожающая стихия, как всякая иная природная.       — Я вполне способен… — Виктор хочет что-то сказать, но Сноу перебивает его.       — Виктор, вы создаёте впечатление умного человека. — Сноу ставит локти на стол, наклоняясь ближе, — Вы не можете позволить себе гасить крохотные костры глупости, когда мир сгорает целиком. Если вы хотите помочь, помогите своим умом, доберитесь до вершин и срежьте их. Пройти ногами, истоптав их в человеческом дерьме и мокротах, сможет каждый врач. Попытаться исправить что-то изнутри можете только вы.       — Вы слишком уверенны в пределах моей доброты. — Виктор проговаривает ровно.       — Если вы считаете, что врач, который всю жизнь проводит, общаясь с разными людьми, не способен быть уверенных в её пределах — это может только говорить о вашей молодости. — Сноу проговаривает ровно.       — Вам нечего терять, не так ли? — Виктор спрашивает тихо.       — Только моё честное имя.

***

      Мир полон мучений.Мучения так легко укладываются в понятие о будничном. Возвращаться домой, хоронить своего отца, готовить речь и произносить её перед церковными чинами.Хаймердингер умер неожиданно, Виктор не был рядом с ним в момент смерти. Похороны организовали на территории монастыря, как было отмечено в завещании Хаймердингера.       Синджед сидит на последнем ряду церковного зала. Когда все ключевые детали похорон наконец-то улажены, Виктор находит его в кипарисовой роще у обрыва.       Это красивое тихое место в отдалении от монастыря, церкви и кладбища. Виктор садится рядом с Синджедом, вдыхая легкий хвойный аромат и соленый привкус синевы морского прибоя.       — Что привело тебя обратно в аббатство, Синджед? Я полагал, что ваша ссора с Хаймердингером навсегда избавила вас от общепринятых обрядов почтения.       — Море так красиво разбивается о скалы, Ваше Преподобие, — начинает Синджед, — Мне всегда представлялось, что ложь точно таким же образом разрушается об истину.       — Не мог представить, что вы любитель поэзии, доктор. — Виктор улыбается мягко.              — Давным давно я пообещал кое-что Хймердингеру, и он пообещал мне взамен. — Синджед поправляет шарф у шеи, — Виктор, я поклялся хранить этот секрет, покуда бьётся сердце Хаймердинегра. Но его сердце остановилось…       Виктор встаёт, устало собирая кудри в кулак, чувствуя как он устал от всего этого. От этих вечных интриг.       — Говори, Синджед.       — Ваши родители… Виктор, твои родители не были контрабандистами. Они были учеными, которые отказались от своих привилегий и отправились в Нижний город, чтобы помочь другим. Они не были частью Пилтоверской знати, они просто старались сделать мир лучше. — Синджед делает вдох, — Мы с Хаймердингером были хорошими друзьями в то время. Я умолял его помочь им. Я умолял его отказаться от пропаганды церкви и мыслить самостоятельно.       Виктор чувствует, как земля начинает дрожать под его ногами. Весь мир трещит по швам, и ему стоит всех сил, чтобы воткнув трость глубже в землю, удерживать себя на весу. Слезы сдувает ветром, размазывая влагу по щекам.       — Контрабанда… за которую их судили. — Синджед продолжает, — Всего лишь устройства, которые они пытались выкупить, чтобы улучшить жизнь Нижнего города. Детали и ресурсы, которые не достать иначе. — доктор позволяет голосу слегка просесть от невыносимой боли и несправедливости, которую он носил собой четверть века, — Виктор твои родители были невиновны. Они никогда не были преступниками.       — Всё это время… — Виктор не знает с чего начать, — Ты врал мне…       — Я проклял Хаймердингера в тот день, когда он предал твоих родителей. Город требовал жертв, чтобы оправдать убытки. Церковь требовала утешительную статистику. Хаймердингер был слаб, и верил в церковь сильнее, чем в правду. Как я его не умолял, он не переменил своего решения. «Малая жертва ради общего блага» — сказал он мне. Я не хотел иметь с ним ничего общего. — Синджед встаёт, аккуратно делая шаг навстречу Виктору, — Но ты… Виктор. Ты был настолько исключительным. Ты был всем, чем могли мечтать стать твои родители. Никто не мог отрицать твой талант. Никто.       — Что предложил тебе Хаймердингер?       — Ему не нужно было ничего предлагать, но мы сошлись на его помощи в моих исследованиях и спокойной жизни для Нижнего города. — Синдждед кладёт руку на плечо Виктора, — Я хотел спасти тебя, Виктор. — Синджед заставляет Виктора посмотреть ему в глаза, — Он тоже хотел спасти тебя. Прошлое нельзя было изменить, но будущее… Будущее, Виктор, всё ещё принадлежало нам.       — Всё это время…       — Всё это время ты потратил на то, чтобы стать человеком, который достоин имени своих родителей. — впервые в жизни Виктор видит слезы в глазах Синджеда, — Они бы гордились тобой так же, как гордились тобой мы с Хаймердингером.       — Я хочу знать их имена, мне нужны все записи, где они жили, количество живых родственников, счета, записки, каждая бумажка из архива… — Виктор разворачивается и уходит, — И, Синджед, я хочу чтобы ты знал — я не прощаю тебя.       Доктор остаётся, вглядываясь в кипящее от ветра море. Особенно мощная волна наконец-то заставляет огромный кусок глины свалиться в бурную пену.

***

            Кабинет декана академии Виттенберга едва ли преобразился спустя четыре года. Лепнина по-прежнему аккуратными завитками расползается на потолке, напоминая о вечерних теологических спорах среди группки лучших студентов академии.              — Виктор! — тёплые руки профессора тут же держат ладони Виктора, — Я слышал о Хаймердингере. Мне так жаль, что я не успел к похоронам. Прими мои искренние соболезнования. Это невосполнимая потеря для на всех.       — Благодарю вас, профессор. — мужчина предлагает им обоим сесть за стол, — Я хотел поговорить с вами насчёт предложения, которое вы сделали несколько лет назад. По поводу моей профессуры.       — Виктор, академия всегда рада заручится человеком твоего опыта и знаний. Студенты смогут научиться многому, почерпнуть… Я могу быть только рад принять тебя в наши ряды. — профессор вдруг слегка огорчается, — Но, Виктор, ты мог бы построить грандиозную церковную карьеру. Инквизитор в двадцать пять лет? Это исключительное достижение.       — Позвольте сказать откровенно. Я умираю, профессор. Моя болезнь неизлечима. — Виктор сжимает трость крепче в руках, — Теперь, когда главный инквизитор нашел свой покой, для меня настало время задуматься, что действительно важно в этом мире. — его голос становится легче, — Мы оба знаем, что моё сердце принадлежит семи наукам.       — Виктор ты был нашим лучшим студентом. Уже после выпуска ты мог преподавать любую из семи студентам ранних курсов. — профессор выдыхает, — Какой предмет ты хочешь вести?       — Не столь важно. Я всегда готов помочь там, где академии не достаёт рук.       — Скромность по-прежнему при тебе. — декан улыбается, — Виктор, я хочу, чтобы взял несколько предметов: теологию и философию. Будущее церкви должно быть в надежных и опытных руках. Я не вижу кто мог бы справиться лучше.

      ***

      Профессорское жалование куда меньше, чем инквизиторское. Квартиру, которую он снимает, не сравнить с пилтоверской виллой. С другой стороны она приятно напоминает о квартире Джейса, и по ней проще перемещаться, учитывая его проблемы со спиной.        До начала учебного года ещё два летних месяца. Виктор ведёт сразу несколько плотных переписок. С Синджедом по поводу финансирования его лаборатории в Нижнем городе. Лаборатория, скорее всего, перейдет в руки Силко, и частично будет служить его наркобизнесу. Несколько переписок с учеными, которые поддерживают идеи Виктора. Переписка с доктором Сноу, который подробно отчитывается о всех своих результатах, хотя оба они знают, что Виктор больше не курирует финансирование экспедиции.             Есть переписка, которую он не хочет начинать. Как только Джейс увидит адрес на конверте, то тут же сорвется из Пилтовера. С другой стороны, он был послушен во всём, что касается просьб Виктора. Он может рассчитывать на его честность.       Их письма быстро начинают превращаться в два отдельных разговора. Одна стопка с расчётами, на которые Виктор всегда отвечает. И любовные, которые Виктор оставляет только прочитанными. Каждый раз, когда он распечатывает новый конверт, то ощущает, как немеют его руки. Он часто плачет над всеми исключительными словами и фразами, на которые Джейс был щедр с первого дня. Иногда ему приходится ненавидеть себя за то, сколько в нём силы воли и упрямства. Но если он напишет ему в ответ, как сильно он его любит и как скучает каждый день — они оба будут потеряны.       Уже к концу первого года план работал хорошо. У него была надежная группа из нескольких ученных. Синджед сумел вывести новое вещество из грибов, которые растут в Нижнем городе. Доктор Сноу заменил Синджеда на посту личного доктора Виктора, одновременно ставая правой рукой во всём, что касалось революции.       Виктор достаточно эффективно держал студентов в своих группах на острие общепринятых концепций и критического мышления. В будущем это поможет угнездиться новому поколению церковной элиты, более лояльной и либеральной. Академия в Виттенберге одна из самых значимых для церковного образования. Перед ним сидят будущие епископы, кардиналы, инквизиторы и может быть сам Папа.       Одновременно с помощью Джейс и Скай с их новой электростанцией, Виктор пишет собственную диссертацию, которая должна положить начало новому витку религиозной реформации.       — Недостаточно объявить тезисы, — Виктор наливает чай доктору Сноу, — Мы должны создать яркий скандал. Сделать из меня прецедент.       — Тогда тезисы вашей докторской останутся для суда, людям нужно что-то понятнее. Проще.       — Вывернуть наизнанку несколько грязных секретов? — Виктор выдыхает, — Не таким я представлял себе силу прогресса и стремление к светлому будущему.       — В ответ на вашу критику, церковь захочет найти компромат на вас Виктор. Должен ли я уточнить заранее есть ли риск, что некоторые грязные домыслы окажутся правдой?       — Такой риск есть, доктор. Но местный прокурор, который может донести информацию официально — будем считать, что он под каблуком.       — Церковь не сможет давить без официальных обвинений, вы в свою очередь станете борцом за правду.       — Я стану еретиком, не так ли, доктор? — Викор улыбается.       — У судьбы полно иронии для простых смертных. — Сноу поправляет свой галстук, — Я вам рассказывал о происшествии, с котором мне пришлось столкнуться в Обендорфе? После таких событий, увиденных своими глазами, начинаешь иначе воспринимать мир.

***

      Джейс, конечно же, не в курсе того, как разыграется план с новыми тезисами и скандалом. Он уверен, что сумеет к концу года закончить с основными расчётами, тогда начнется строительство. К этому моменту Виктор будет мертв. Его похитят и убьют противники церкви. Изуродованное тело опознает хороший друг Виктора — доктор Сноу в одном из моргов Виттенберга. Похороны не пройдут. Тело странным образом исчезнет. Досужие языки будут говорить, что церковь всеми силами пытается спрятать следы.       Джейсу придется жить с этой потерей.       Виктор хотел бы довериться ему. Хотел бы успокоить его. Отправить голубя с небольшой запиской, что он жив. Но ничего из этого неважно. Виктор скоро умрёт так или иначе. Возможно, Джейсу будет проще, если он будет знать, что его Виктор, которого он так любит, погиб сражаясь за правое дело. Это ли не утешение? Оплакивать убитого героя легче, чем смотреть как терзает смерть в последние минуты родного человека.       Письма Джейса тонут в пламени очага. Каждое. Все до одного. Пепел смешивается с чернилами. Перед глазами возникает образ чаши, в котором тонули записи Джейса. Прошло едва ли несколько лет, но ощущение, словно это было в другой жизни. Виктор ложится на пол у печки, сжимая себя ладонями.       После инсценировки его смерти, начнется самое тяжелое — посещение подполий, которые должны восстать против церкви. Нижний город не единственное место, которое страдает. По всей Европе таких городков и поселений растёт всё больше. Индустриализация вместе с церковным пуританством превращает мир в подобие терзающего валуна, который прокатывается, истязая самых незащищенных и слабых.       Сноу будет подготавливать восстания. Синджед с Силко займутся перевозкой самодельной взрывчатки. Ещё год подготовки, и мир, каким знал его Виктор, начнёт трещать по швам.       Пока ничего из этого не случилось, он в небольшой командировке. В руках зажат листок с адресом дома, пока экипаж мчится по сухим просёлочным дорогам. Богемия в солнечные дни пестрит красивой пасторалью деревенской жизни.       Квартира, которую снимали его родители, находится в центре Праги. Это ничем не примечательное помещение, которое давным-давно обжили другие жильцы.       Пожилой профессор, который единственный застал его родителей студентами, и остался преподавать на прежнем посту, не сказал ничего дельного.       — Раньше академия была совсем другим местом, сынок. Люди создают эпоху. Не технологии, а личности! — он поднимает указательный палец, — Ваши родители не были исключительными студентами, но это было исключительное время, чтобы быть студентом. Этот Пилтовер, прогнившая дыра на теле мира, сгубила их. К черту эти свободные города, они кровопийцы, которые высасывают соль земли ради наживы.       После этого недолгого монолога, Виктор попробовал вспомнить хоть что-нибудь из своего детства, но это было напрасно.       В архивах он нашел многие записи, которые хоть и содержать почти подробную биографическую информацию, но не содержали ничего конкретно ценного. То, что у его матери стояла пятерка по лингвистике не говорит ему ни о чем. Какие колыбельные она пела ему? В какие игры они играли, когда Виктору становилось грустно.       Уставшие глаза его отца на слегка более грубом лице так похож на собственный взгляд Виктора. Если бы он смог дожить до его возраста, если бы был здоров… они были бы похожи сильнее? Это то, кем стал бы Виктор?       В детстве Виктор читал истории о великих ученых, людях, которые предопределили свой век. История человечества, воспевающая героизм и смелость, умение мыслить нестандартно. Все эти люди со страниц казались ему непостижимыми исключениями, чем-то недоступным пониманию.       Но теперь он понимает. Героизма не существует. Есть уставшие люди, которым нечего терять. Любая революция кровавый хаос, внутри которого восстанет то, чем является общество, а не идеология революции. Виктор знает цепочку каких событий он зачинает. И он надеется всем сердцем, что когда земля впитает остатки смерти, на этой почве сможет расцвести что-то лучше, чем нынешний мир.       Он хотел бы, чтобы нашелся человек, за которым Виктору хотелось бы следовать, но никого вокруг нет. В определенные дни он чувствует себя безумцем, который не понимает, что делает. Но бывают дни, когда необходимость скорейшего действия затмевает все мысли.       Он не уверен, что переживёт свой собственный план. Что его жизнь не оборвется на столбе. Но он рад, что сумел попрощаться со всем, что составляло его жизнь. Родители, которых он не знал, но чьи ум и упорство определили всю будущую жизнь Виктора. Хаймердингер, чьё огромное сердце наконец-то обрело покой. Джейс, изобретение которого сумеет изменить мир. Скай, как и мечтала, настоящая ученая, чьё имя навсегда в истории. Столько прекрасных вещей остаются сделанными правильно. Решения, которые заставляют идти дальше, бороться, продолжать.       Виктор не знает, насколько страшна смерть, но должно быть не страшнее, чем жизнь перед ней.

***

      Прибытие Виктора в Нижний город облачено огромной тайной. В последнее время он носит металлическую маску, и тяжелый поддерживающий каркас. После своей первой смерти, он новое лицо для движения неореформации — Механический вестник. Дьявол трущоб, который заставляет дрожать церковь по ночам. Символ неугасающего сопротивления. Силко называет его костюм «Железной волей».       — Если ты можешь вынести жизнь в этом костюме, ты способен вынести всё что угодно. — розовый отсвет колб с мерцанием освещает плохую сторону его лица. — Но, дорогой прелестный Виктор, поверь мне, избегая Джейса ты не добьешься ровным счетом ничего.       — Ты переступаешь черту, Силко.       — То, что Синджед пляшет вокруг тебя, как курица наседка, выполняя любой каприз — ещё не значит, что нет людей в твоём окружение, которые способны продемонстрировать всю ясность происходящего. — Силко достаёт сигару и закуривает, — Мы готовимся к войне. Джейс Талис верен тебе. Джейс Талис обладает средствами и связями помочь нашему делу.       — Ты не будешь ввязывать его в революцию. — Виктор огрызается.                    — Надеешься оставить его красивое имя в истории идеально чистеньким? Беспокоишься о его облике? — Силкой выдыхает струю дыма и хмыкает, — Ты не думал об этом тогда, затягивая мальчишку себе в постель, не так ли?              — Не тебе рассказывать мне о том, кого и когда я должен или не должен был затягивать к себе в постель.       — Он несчастен, Виктор. Он пьёт. Он одинок. Ты не сделал для него ничего хорошего, отказавшись от его любви. Как бы ты не старался убедить себя в обратном. — Силко делает ещё одну затяжку, — Хочешь, я скажу тебе даже больше, Виктор. Твоя маленькая игра в революцию в Виттенберге — бесполезное дерьмо. Тебе просто нужен был повод, чтобы сбежать от самого себя. Потому что внутри себя ты боишься только одного, что он разлюбит тебя.       — Вы с Вандером эти теории обсуждаете сразу лежа в постели, или всё-таки даёте отстояться некоторое время?       — Тц-тц-тц, переходишь на личности, — Силко выдыхает, — Со мной это не сработает. У меня на спине висит пятерка детей, в конце концов. — он струшивает сигару на пол, — Ты умираешь, несмотря на то, сколько сил ты вкладываешь в броню — ты умираешь. Даже если не ради помощи Джейса Нижнему городу, ради самого себя — вернись к нему, проведи последние дни в тишине, дай ему попрощаться с тобой.       — Ты лезешь не в своё дело, Силко.       — Это то, что происходит в переулках — мы беспокоимся о друг друге. — Силко затягивается, — Я встречал твоих родителей, когда был подростком. Они не были тем, что о них рассказывает Синджед. Они были странной парочкой, которая зачем-то полагалась на законы, решения, власть. Они хотели соединить правосудие угнетающей системы со своими идеалами, и проиграли. Когда их сожгли на центральной площади Пилтовера… Они держались за руки. — Силко делает ещё одну затяжку, — Меня это так впечатлило. Какая поразительная вещь «смелость». Они боялись переступить свою веру в правосудие, но не боялись вместе встретить смерть. — Силко улыбается, — Когда мы были молоды с Вандером, часто шутили, что нас ждёт то же самое, только вместе с нами сгорит весь мир.       — А потом он попытался убить тебя… — Виктор вздыхает.       — Любовь непростая вещь. — Силко тушит окурок сигары об подошву, — Попробуй сделать так, чтобы Джейс Талис хорошенько вытрахал твои умные мозги. Возможно, это поможет вам найти новый способ спасти тебя. — Силко улыбается ехидно вставая, — Поверь мне с возрастом секс только лучше.       Виктор ничего не отвечает, провожая Силко взглядом. Весь этот новый слой информации, который он упорно старался держать подальше от себя. И хуже всего он так рад, что Джейс не может жить без него. Он действительно рад, что он так и не смог найти никого, кто мог бы заполнить пустоту в его сердце.

***

      Крохотные бомбы из сияния, прекрасно удерживают внутри себя электрический ток. Это одно из многих изобретений Джинкс, которыми пользуется сопротивление. Но только недавно Виктор сумел убедить Силко и Вандера, что именно эти бомбы стоит укрепить и сделать портативными батареями.       Оружие, которое они собрали — не имеет аналогов в мире. Это изобретение остается только в стенах лаборатории Силко. Доступ к нему у исключительно узкого количества приближенных людей.       Броня Виктора, улучшенная батареями, теперь превратилась в полноценный экзоскелет. Он давно не передвигался с такой легкостью, не чувствовал столько комфорта от простых будничных моментов, когда нужно налить кофе или заправить постель.       Но болезнь никогда не касалась только его способности свободно перемещаться. Она начинает разъедать его изнутри настойчивее. Шесть лет, предсказанных Синджедом после операции, истекают. Он сплевывает хорошую кляксу чистой крови в небольшой умывальник, задыхаясь от слабости и стараясь не дать темноте в глазах отобрать сознание. Он выплескивает холодную воду себе в лицо, и на минуту становится проще.       Страх смерти настолько ощутимый, что Виктор буквально дрожит от ужаса перед тем, насколько много холода в ней. Он не может осознать до конца как мало смысла в отсутствии существования.       И он знает в этот момент, что Силко прав. Чертов Силко, конечно же, прав. Виктор вынимает из трости истертую записку Джейса с теперь уже едва читаемой надписью, и вкладывает её в небольшой кулон на шее.       Он старается пройти сквозь Переулки незамеченным, но вскоре охрана Силко преследует его. Броня хорошо справляется. Виктор с сожалением успевает подумать, что он мог создать несколько таких комплектов, не только для себя.       Мост уже впереди. Стража совсем близко, и Виктор надеется, что одного его вида будет достаточно, чтобы они бросились наутёк.       На другой стороне моста стоит мужчина. Его длинные коричневые волосы спутанные и жирные, отросшая борода. На нём надета, хоть и дорогая одежда, но истёртая одежда. Его тусклые глаза со страхом вглядываются в существо перед собой. Виктор понимает, что это существо — это он.       Виктор поднимает мужчину так, чтобы через отверстия в маске суметь разглядеть его получше. Это Джейс. Он так изменился. Так-так-так изменился. Лишь слабая тень молодого мужчины, которым он когда-то был.       Виктор знает, что больше всего он хочет назвать его по имени, услышать его голос. Но слова застывают в горле. Удар пушки прилетает прямо в грудную пластину брони. Странно, но в это раз страх смерти не догоняет его. Только одна простая мысль: «И вот так я умру? Как глупо.»

***

             Просыпаться в чужой кровати вовсе не так плохо, как об этом говорят. Особенно, когда это огромная мягкая кровать, устеленная дорогим постельным бельем. Виктор на минуту вглядывается в высокие потолки над головой, и ему хочется верить в эту секунду, что всё произошедшее было сном и он сейчас проснулся у себя на вилле, впереди несколько недолгих встреч, а потом он заскочит к Джейсу в гости. И всё будет ощущаться именно так, как нужно. Это мог бы быть прекрасный день.       Но это не его вилла. Это гостевая комната в одном из дорогих особняков. Голова наливается каким-то тяжелым жужжанием. Должно быть контузия из-за попадания в железную броню.       Виктор старается повернуть голову, одновременно стараясь не сойти с ума от свинцового головокружения. Он буквально чувствует, как его мозг плавает внутри черепной коробки. Джейс лежит рядом с ним. Он так счастлив, испуган и влюблён одновременно, что чувства буквально не вмещаются все целиком в одно выражение. По его щекам стекают слёзы.       — Э-эй, — Джейс шепчет тихонько, — Как ты?       Виктор прикрывает глаза медленно.       — Сотрясение из-за удара, — Джейс на секунду задумывается, стоит ли ему продолжать свою фразу, но в итоге решается сказать, — Эти стражники всё-таки достались тебя в конце концов.       Виктор улыбается невольно шутке, тут же жалея об этом. Он морщится от боли, и вскоре приступ отступает. Джейс смотрит обеспокоено.       — Тебе нужно поспать ещё, пока тошнота не станет меньше. — шепчет он тихо. — Ты хочешь пить? Виктор моргает два раза, что значит «нет».       — Тебе не холодно?       Виктор отвечает снова отрицательно.       — Тебе что-то нужно?       — Ты… — слабо проговаривает Виктор сквозь боль в зубах, и тошноту от того, как звук собственного голоса разливается в теле.       Джейс старается не давать сентиментальности взять верх над ним, но он весь слезы, нежность и трепет. Виктор думает, что возможно им с Джейсом тоже стоило повестить на себя пятеро детей и забыть про весь мир.       Но на полном блюде циферблата у них есть ещё пара последних черт, через которые не успела пройти секундная стрелка, завершая день.              Лишь пара черт, но Виктор клянется, что сколько бы времени у них не осталось, он больше никогда не оставит Джейса.