Вороная зебра

      — Грей, мы ведь… — она делает паузу, задумчиво глядя куда-то вниз, но не на того, к кому обратилась, — Не ссорились, да?       Хотя не трудно догадаться, почему Люси уточнила это, её бывший одноклассник всё равно кажется удивлённым и застигнутым врасплох. Наконец, он приветливо улыбается почти что шепчет: «Нет, не ссорились».       В школе они какое-то время сидели за одной партой, и это время Фуллбастер вспоминал с теплотой, пускай дружить с Хартфилией ему было непросто хотя бы из-за того, что Драгнил приклеился к той, как банный лист ещё в самый первый её день в их классе. Какое-то время Люси наивно думала, что ей удастся помирить Нацу и Грея, потому что она находила их обоих крайне милыми. Нацу был немного неловким, но энергичным, задавал много вопросов, и иногда нёс невероятную, но, пожалуй, смешную чушь. Грей был спокойным, тихим, но не забитым, а чертовски остроумным, и ему всегда удавалось и удивить Люси и рассмешить её совсем иначе, чем мальчику, который в итоге стал её лучшим другом. Да, по отдельности они были просто очаровательны.       Тем не менее, стоило хотя бы какой-то мелочи напомнить этим двоим о существовании друг друга, и Хартфилии казалось, что она попала в параллельную реальность, где её любимые одноклассники превращались в определённо худших людей на земле. Выяснить, была ли этому причина, ей так и не удалось, потому что Фуллбастер и Драгнил скидывали вину друг на друга, и все улики указывали на то, что оба они отчасти были правы. Видимо, некоторые люди просто не могут ужиться вместе! Впрочем, Люси думала, что в этом есть логика — в конце концов, Львы и Водолеи либо станут командой мечты, либо злейшими врагами. Просто ей было обидно, что они пошли по второму пути!       — Значит, — Хартфилия садится на кровать Драгнила и теперь смотрит прямо на его соседа, не моргая, — Мы всё ещё друзья?       Она спрашивает, хотя и знает, что вопрос глупый. Они не виделись семь лет после того, как отучились вместе всего пару классов, ну какие друзья? И всё же, хотя Люси точно не ожидала, что Грей кинется ей в объятия при первой встрече, тем более в больнице, ей всё равно было не слишком приятно от того, как тот едва не закатывал глаза. Фуллбастер понимает это и виновато отводит взгляд, совсем уж неловко шепча: «Получается, да». От неожиданности Хартфилия ахает, а следом тихо посмеивается над чужим смущением, заставляя Грея смущаться только сильнее. Это куда больше на него похоже!       — Слышала, ты поладил с Нацу? — девушка улыбается и вскидывает брови. — Неужели ад замёрз?       Грей думает: «Ещё немного, и я смогу проверить это лично», хихикает от своей же шутки, а Люси, уверенная, что именно она развеселила Фуллбастера, улыбается ещё шире.       Раньше им было просто взять и заговорить, но сейчас всё кажется странным, и дело даже не в больнице или в том, что Люси в очередной раз пришла сюда только ради Нацу. Она бы и ради Грея пришла, только вот не думает, что ему это нужно — точнее, не уверена. Всё странно оттого, что семь лет — почти треть их жизни, и именно так они и должны ощущаться, но на деле кажется, будто всё было совсем недавно. Может, потому что некоторые воспоминания имеют больше веса? Хартфилия едва вспомнит и половину этого времени, но она действительно хорошо помнит Фуллбастера и, конечно, Драгнила в тот период, когда оказалась в новой школе. Но, разумеется, она не знает, как прошли семь лет для Грея. Вдруг он едва вспомнил бывшую одноклассницу, когда та представилась? Это делает всё до смерти неловким.       — Так… — девушка начинает, забыв придумать вопрос, и поджимает губы, пытаясь заставить шестерёнки в голове крутиться быстрее, но те отказываются работать вовсе.       Зато, если что у Люси никогда не сбоит, так это её сердце, тревожащееся обо всех, а в особенности о друзьях, пусть и оставшихся где-то в прошлом, и Хартфилия едва держится, чтобы снова не спросить у Фуллбастера о подробностях его пребывания здесь. Она знает о приличиях, а потому не собирается узнавать больше, только надеется, что всё не слишком серьёзно. Вот, к примеру, как у Нацу! Звучало страшно, а на деле его уже завтра выпишут, он скоро полностью поправится, и даже не потеряет свою стипендию. Думая о друге, Люси понимает, что собирает его вещи уже наверное полчаса, а того всё нет и нет!       — А где носит Нацу? — она спрашивает с таким видом, будто лишь сейчас заметила отсутствие Драгнила, и это заставляет его соседа посмеяться.       — Да вроде уже должен вернуться, — задумчиво хмыкает Грей, бросив взгляд на часы.       Он сидел в послеоперационной палате до самого прихода лечащего врача экс-капитана, после чего наконец ушёл, если не сказать сбежал. Не от Нацу, конечно — от этой тётки со злобным взглядом, которая едва ли выносила даже своего пациента, что уж говорить о госте, на которого этот самый пациент вечно отвлекался! С тех пор прошло уже больше часа, Грей успел пообедать, почитать книгу, сгрызть два кубика льда и отвлечься от мыслей о предстоящей беседе со своим врачом, потратив драгоценные минуты жизни в каком-то идиотском приложении, которое любил и терпеть не мог по одной и той же причине — монотонность игры напрочь отключала любые мыслительные процессы.       — Вечно он опаздывает, — добродушно усмехается Хартфилия, разглядывая мраморный узор плитки, и Фуллбастер вдруг находит в мыслях расплывчатое воспоминание о том, как Драгнил опоздал в свой первый учебный день, тогда, в третьем классе.       В государственных школах Фиора первое сентября празднуют только первоклашки, но в частных принято устраивать линейку для всех. Вообще-то, подобные мероприятия, пусть и не такие пышные, как в начале года, проходят каждый понедельник, и даже в эти дни Нацу не мог прийти вовремя. Возможно, потому, что никто не отводил его в школу за руку — водитель довозил младшего Драгнила до парковки и сразу уезжал, а мальчик, разумеется, никуда не спешил. Ему было куда интереснее завести разговор с другими любителями опаздывать или просто гулять вокруг здания, в котором ему не слишком-то и нравилось находиться. По крайней мере, поначалу. Школа стала более весёлым и радостным местом, когда в жизни Нацу появился лакросс!       Первые два года на линейку первого сентября Грея провожали родители, но в третий раз — только Сильвер, и у самых дверей тот ещё раз спросил: «Ты точно хочешь пойти?». Не было ничего страшного в том, чтобы пропустить первый день или даже несколько дней, администрация школы была готова пойти навстречу. В конце концов, прошло всего около месяца с тех пор, как Грей потерял маму, и лишний стресс в виде учёбы мог не принести пользы. Сам Фуллбастер-младший так не считал. Он был ещё слишком мал, чтобы проанализировать свои чувства слишком глубоко, но знал, что не хочет быть дома — дом тот же, но всё в нём новое, а Грей теперь ненавидел новое, потому что оно ассоциировалось у него с пустотой, с отсутствием кого-то важного и любимого, с мыслями о том, что человека вдруг может просто не стать. По этой причине мальчик не сразу смог отпустить Сильвера. Вдруг с ним тоже что-то случится, если Грей не будет смотреть на него в упор каждую секунду?       В школе всё было по-старому, за исключением толпы первоклашек, но те стояли слишком далеко, чтобы это волновало Фуллбастера-младшего. Главное, что с его классом всё осталось так же! Он даже чуть ли не впервые за месяц позволил себе улыбнуться, когда встретился с одноклассниками, и постарался расслабиться в привычной обстановке, когда в него чуть ли не влетел какой-то крикун, излишне весело просящий прощения за опоздание. Так знакомство Грея с Нацу началось с падения на пол и звона в ушах от чужого вопля. Драгнилу было весело, он искренне считал, что сделал всем одолжение, переключив внимание от скучной линейки на интересного себя. Фуллбастеру весело не было — остаток мероприятия он провёл под лестницей, чтобы, придя на первый урок, обнаружить новенького без навыков навигации и регулирования громкости на своём месте. Тем не менее, Грей вздохнул, собрал всё терпение, которое только могло быть у девятилетнего ребёнка, и сел рядом. До конца учебного дня Нацу бился своим локтем о чужой, потому что не знал и что левша должен сидеть слева, и что соседу-правше дорог порядок в его тетрадке. Придя домой и обдумав всё, Фуллбастер-младший решил, что этот дьявол был послан, чтобы окончательно испортить ему жизнь.       — Нацу сказал, ты будешь учиться в Маргарете? — Хартфилия встречается взглядом с собеседником, а тот то ли хмурится, то ли смущается, и это кажется девушке милым.       — Его тоже в разведку брать нельзя! — фыркает Грей, а Люси, смеясь, кивает. — Когда он вообще успел об этом растрепать?       — Ой, да ладно тебе! — отмахивается девушка, качая головой. — Что-то серьёзное он бы не рассказал. Я лично проводила с ним беседу по этому поводу!       — О, я понял, ты тоже его нянька? — эльфийский принц, щёлкает пальцами и хихикает, а собеседница, от смеси неловкости и осознания, втягивает носом воздух.       Она возмущённо морщит нос, пытаясь придумать, что возразить, но быстро сдаётся. В конце концов, только самая настоящая нянька будет собирать за человека вещи, зная, что иначе он обязательно что-нибудь забудет! Каждый раз Нацу говорит ей: «Я не ребёнок!», а потом доказывает обратное. Люси помогает ему со стиркой и уборкой, Люси делает за него домашнее задание, Люси приходит на каждую его игру, даже если ради этого нужно отменить все свои планы. Впрочем, всё это — дело добровольное, а потому лицо девушки озаряется улыбкой, когда она думает о друге. Нацу всегда будет дополнять её, а она — его, потому что так и бывает у Львов и Весов!       — Времена меняются, да? — Хартфилия пытается продолжить разговор и объясняет: — Вы уже четыре дня тут, и даже не подрались!       — Мы же взрослые люди, — Фуллбастер врёт, не краснея, но делает это с ноткой сарказма, потому что тогда это будто и не неправда.       Формально, трудно назвать его слова враньём. В конце концов, Грей просто повалил Нацу на пол, но не собирался в действительности бить — только доказать, что не хрустальный, и не стоит его недооценивать. Хотя парень всё же считает, что и это было ужасно глупо и грубо. Он мог причинить вред даже такой несерьёзной игрой, а хуже всего то, что Драгнил это не осознаёт. Тот вообще слишком уж впечатлён пробником драки, слишком, но об этом Фуллбастер старается не думать. Всё же, у всех свои странности.       Если что Грея и удивляет, так это, насколько Нацу, кажется, действительно расстроило то, что разозлённый своим положением сосед наговорил ему. Эльфийский принц, разумеется, не считает свои слова необидными, и жалел бы о них, даже если бы капитан просто посмеялся, как тот, вообще-то, раньше и делал. Вот уж и правда, времена меняются.       — Люси, — парень дожидается вопросительного кивка и, пытаясь собраться с мыслями, гладит ладонью свою шею, — Ты не могла бы не говорить никому про Маргарет? И вообще про мою учёбу.       — Ого, а это что-то секретное? — она играет бровями и улыбается, когда вдруг замечает, что Грей, кажется, действительно не очень хочет говорить. — Ты будто скрываешься!       — Типа того, — Фуллбастер хихикает, пытаясь разрядить обстановку, но Хартфилия чувствует только больше накала и решает успокоить собеседника.       — Хорошо! — девушка немного наклоняется вперёд. — Хочешь, я скажу Нацу, чтобы он не болтал об этом? Вряд ли он кому-то, кроме меня, целенаправленно тебя сдаст, но ты сам знаешь, сколько всякого у него может случайно вылететь!       — Я даже не понимаю, когда он успел! — теперь Грей смеётся, и Люси кажется — искренне. — Нашёл ведь время среди всех этих обследований, какой многозадачный!       Хартфилия, кивая несколько раз подряд, весело фыркает. Всё так! Она написала Драгнилу час назад, чтобы предупредить, что собирается к нему, а тот ответил: «Круто! Прикинь, мало того, что мне нельзя играть две недели, так эта тётка ещё и секс запретила… Типа чтобы не было инфекций. Так тупо, я всегда предохраняюсь! Кстати, ты знала, что Грей собрался в Маргарет? Прикинь, политология». Откуда Люси могла узнать об этом, если не от Нацу? Девушку, впрочем, больше волнует, почему Грей оказался «кстати» после жалобы на столь интересные запреты.       Мысль о том, что Драгнил обратил свою любвеобильность на Фуллбастера, немного веселит Хартфилию, хотя, если это окажется правдой, она будет первой, кто скажет другу, что тот — лицемерный говнюк! Или, как минимум, говнюк злопамятный. Годами она при каждом упоминании Грея выслушивала целую речь о том, какой бывший одноклассник невыносимый, но Нацу, конечно, не считал свои слова речами и всячески отрицал, что весь этот конфликт до сих пор его задевал. «Я просто поддерживаю разговор! — отвечал он, — Ты вспоминала, я тоже вспоминаю! Да мне вообще плевать!». Парень морщил нос, закатывал глаза и скрещивал руки на груди, порой даже отодвигался от лучшей подруги, будто это она нагло врала ему прямо в лицо.       Кто бы мог подумать, что за семь лет люди могут измениться, или ты сам можешь измениться, начать воспринимать всё иначе, и вдруг окажется, что человек перед тобой — не зло во плоти? Люси могла! Люси говорила! Она, конечно, старалась поддерживать Нацу, когда он конфликтовал с кем-то, и, как положено лучшей подруге, к тому же весам, она всегда была на его стороне. Но не в этом. Потому что, хотя её не было в школе в тот год, когда всё началось, она достаточно наблюдала за этими странными отношениями и сделала свои выводы. Если бы Грей остался в школе, девушка продолжила бы дружить с ними обоими.       Нацу думал и наверняка думает до сих пор, что всё от глупой детской влюблённости, которая по сей день даёт о себе знать, и этот аргумент злит Люси до чёртиков. Она не идиотка. Да, сейчас, смотря на Фуллбастера, Хартфилия всё ещё считает его невероятно привлекательным, и ей приятно слышать его голос, но девушка прекрасно осознаёт, что ничего о нём не знает. Даже если сейчас ей кажется, что семи лет не было, потому что разговор с Греем послужил машиной времени, умом Люси понимает — годы прошли, треть жизни прошла, и для подростка это пора настоящих перемен.       К тому же, Хартфилия ещё давно была уверена, что Фуллбастер уже нашёл себе девушку, возможно двух сразу, — всё же он водолей, — и защита его чести перед Драгнилом, о которой эльфийский принц даже не узнал бы, точно не могла добавить Люси очков. Впрочем, был в замечаниях про влюблённость и приятный момент — когда девушка, стреляя глазками, переводила стрелки, пихала друга в плечо и язвительным тоном предполагала: «Может, это ты был влюблён в него, и бесишься, что не получил взаимности?», Нацу вскипал, как чайник.       Разумеется, Хартфилия знает, что ни о каких чувствах со стороны Драгнила речи не шло, по крайней мере точно не о романтических — уж точно не в те годы. Хотя она считает, что Нацу бесится, потому что на самом деле он находил Грея интересным в самом невинном смысле, и просто хотел бы подружиться, да вот только привычная стратегия оказалась совершенно неприменима к Фуллбастеру.       — Люси, — парень отчего-то хмурит брови, но выглядит не сердитым, а скорее неуверенным, — Можно кое-что спросить?       — Да, конечно! — девушка лучезарно улыбается, всем своим видом, как и всегда, давая понять, что у неё спросить можно что угодно, как вдруг подскакивает на кровати от звука резко открывшейся двери.       Грей дёргается от того же звука, а Нацу, наблюдая эту картину, может только фыркнуть: «Ну вы и невротики!». Люси, стоически поборов желание бросить в друга его же подушку, медленно поворачивается и сверлит его взглядом до тех пор, пока они оба не начинают смеяться.       — Скучали тут без меня, да? — Драгнил, играя бровями, тут же ложится на свободную часть своей кровати и кладёт голову на колени Хартфилии, раз уж она преградила собой доступ к подушкам.       — Мы решили, что тебя забрали на опыты, когда анализы наконец показали, что ты не с этой планеты, — Грей пожимает плечами, изображая серьёзность, но с Нацу этот трюк больше не работает, по крайней мере больше не вводит в заблуждение, и капитан, распознав в словах эльфийского принца шутку, хихикает.       — Так! — вдруг возмущается он и сердито смотрит на Люси. — Ладно этот садист, но ты? Меня, значит, на опыты забрали, а она тут сидит спокойно, только посмотрите!       Грей даже не собирается открещиваться от звания садиста, напротив, он кивает и с таким же осуждением смотрит на гостью, будто она, как единственный нормальный человек в комнате, должна проявлять сочувствие за троих.       — Да я все глаза выплакала, Нацу, вон пришла себе шмоток твоих в память насобирать! Уже гадала, что мне сказать Хэппи! — Хартфилия хватает Драгнила за нос, но это не мешает тому, пусть и гнусаво, продолжить беседу.       — Если меня убьют во имя науки, позаботься о моём сыне! — Нацу не пытается убрать чужую руку от носа, потому что прекрасно знает, что то, как он звучит, бесит Люси гораздо сильнее, чем его самого могут бесить ощущения. — И фамилию ему мою оставь, Хэппи Хартфилия звучит кринжово.       Хотя Грей думал об этом в шутку, сейчас кажется, что Нацу почти серьёзен в отношении родительства, и эльфийский принц находит это забавным. Почему-то ему очень трудно представить Драгнила, сюсюкающимся с котом, несмотря на то, что тот называл Хэппи самым очаровательным котом на свете, расплываясь в глупейшей из всех своих улыбок. Фуллбастер и сам не знает, отчего попытка представить взаимодействие соседа с питомцем даётся с таким трудом.       — Взял и запретил мне быть счастливой, — задумчиво тянет девушка, смотря куда-то в сторону, а затем возвращает другу возможность нормально говорить и дышать. — Так, а теперь серьёзно! Я завтра поеду на день открытых дверей, так что подвезти тебя не смогу. Вызовешь такси, понял?       — Ой, да тут идти-то! — возражает Нацу, и тут же получает лёгкий шлепок по лбу.       — Вызовешь такси, тебе говорят! — повышая голос, повторяет Люси. — Не забудь ничего!       — Велика потеря, — фыркает Драгнил, и Хартфилия тяжело вздыхает.       — Ключи с собой? — она надеется, что хотя бы их друг не забудет, и, когда тот кивает, девушка просит: — Проверь.       — Да хорош, мне же не пять! Нашлась тут, видите ли…       — Нацу, три часа! Это минимум! Я не собираюсь всё бросать и мчаться к тебе на полной скорости, потому что тебе пять лет, — Люси смягчается и расчёсывает пушистые волосы парня пальцами, — И не шатайся нигде. Сразу едь домой и ложись в постель. Хэппи я тебе верну в воскресенье, завтра пусть Кана за ним лоток убирает, а ты ленись.       — Разрешаете, госпожа Люси? — Нацу произносит это невероятно приторно, и его подруге приходится сделать глубокий вдох, чтобы сдержать свою ярость.       Только сейчас Грей вспоминает и действительно осознаёт, что Люси — это… Люси. Не просто открытая и милая одноклассница, любящая дешёвенькую бижутерию, а дочь одного из самых богатых людей в стране. По ней действительно не скажешь, если не знаешь. Нацу — другое дело. Его семья богата, но не чертовски богата, по крайней мере до Хартфилия Драгнилам далеко, зато Нацу весь в логотипах, как какой-то рекламный щит с наушниками Битс. Не то, чтобы Фуллбастера действительно волновали чужие деньги — сам он считает эти размышления занятным социальным исследованием.       — Ой, так что ты хотел спросить? — Люси отрывает Грея от исследования до того, как тот успевает сделать какой-нибудь вывод, и смотрит на парня, не отрывая взгляда, а вместе с ней и Нацу.       — А… Да ничего, я уже забыл, — отмахиваясь, эльфийский принц хихикает.       Сейчас он даже рад, что сосед по палате прервал их, потому что, должно быть, Фуллбастер прозвучал бы невероятно глупо! У него было немного времени наедине с собой перед этим разговором, и мысли парня зашли совсем не в ту степь. Он ещё не мог до конца осознать, что они с Нацу и правда поладили или, по крайней мере, близки к этому. Их общение совсем непривычно, и Грей, наверное, выдал капитану больше информации о себе, чем мог бы при любых других обстоятельствах, просто потому, что последние дни больше напоминали странный сон, чем реальность, и… Может, из-за общей странности или из-за того, что Драгнил всё время такой тактильный и плюющий на личное пространство, или потому, что за всё это время соседа навещали одни только подруги, но ни одного друга, в голову пришёл странный вопрос. Парень хотел уточнить у Люси, есть ли вообще у Нацу друзья мужского пола, потому что допустил мысль о том, что на самом деле он мог… Приглянуться соседу в совершенно неожиданном смысле.       Сейчас у Грея снова появилось время подумать, и он окрестил себя за такие предположения и нарциссом, и сексистом, и до кучи гомофобом, решил, что, когда кажется — надо креститься, а вот рот открывать не надо! Вместо дальнейших копаний в предположениях, Фуллбастер запланировал разобраться с собой и не быть козлом, судящим людей по полу их друзей, тактильности или взгляду, который иногда кажется ему почти что хищным. В конце концов, Драгнил хватает за руки кого ни попадя, и вряд ли эльфийский принц должен придавать какое-то особое значение хотя бы тем же прикосновениям к себе.       Вспомнив несколько часов до обеда, наедине с Нацу, Грей пытается оправдать себя перед судом совести тем фактом, что никто из тех, кто держал его за руку, ещё никогда не гладил её, пялясь ему прямо в глаза. Сторона обвинения с мысленным вопросом: «Обратил бы ты на это внимание, если бы был уверен, что он натурал?», впрочем, снова заставляет Фуллбастера чувствовать себя мудаком, и он, не сдержавшись, тяжело вздыхает, чем в очередной раз привлекает внимание Хартфилии и Драгнила.       Грей смущается, представляя, как это выглядело со стороны, и, прежде чем кто-то подумает, что он и правда привлекает внимание, парень, неловко улыбаясь, говорит первое, что приходит на ум: «Дышать нечем. Никто не будет против, если я открою окно?». Никто не против, так что Грей поднимается с кровати, а взгляд Люси, следующий за его лицом, вдруг становится до смешного удивлённым.       — Ого! — она может сказать только это, поразившись то ли росту бывшего одноклассника, то ли тому, что не заметила его раньше.       — Скажи! — Нацу хихикает, а эльфийский принц закатывает глаза.       — Прости, — Хартфилия добродушно посмеивается, — Я чуть шею не свернула.       — О, вам обоим стоит быть аккуратнее, — отмечает Фуллбастер, наконец закрепляя свою маленькую ложь открытым окном, — Вам ещё кольцо в Мордор нести.       — Эй! — Люси взрывается смехом, не в силах обидеться на это, а Нацу, не понявший шутку, молча переводит взгляд с подруги на соседа и обратно.       Девушка наконец решает посмотреть на часы и задумчиво щурится пару секунд, а затем вздыхает: «Пора работать! Вставай давай, — она стучит пальцем по лбу Драгнила, — Проводи меня до выхода, что ли!».       — Ты сказала мне лениться! — Нацу не всерьёз возмущается и одним резким движением садится, заставляя Грея в очередной раз вздрогнуть. — Да пропей ты успокоительного, нельзя ж так жить!       Фуллбастер, вздрогнувший, вообще-то, не от неожиданности, а от того, что представил, какую боль почувствовал бы экс-капитан, перестань лекарство действовать, только фыркает и, в очередной раз закатывая глаза, одним отметающим жестом ладони прогоняет Драгнила из палаты. Лицо у него настолько очевидно притворно недовольное, что Нацу может только похихикать над этим и выйти, едва ли не откланявшись для ответной демонстративности. Впрочем, Хартфилия не даёт другу продолжить эту странную игру, торопя того, будто ей и правда не терпится работать.       Вновь оставшись в одиночестве, Грей гадает, начать ли ему что-нибудь читать, или, раз уж они с Нацу теперь снова соседи, не стоит и пытаться. Скорее всего, Драгнил утянет Фуллбастера в разговор даже раньше, чем, вернувшись, переступит порог палаты. Да, точно — начнёт спрашивать что-нибудь ещё в коридоре, а потом будет удивляться, почему же эльфийский принц его не слушал. Думая об этом, Грей посмеивается.        Нацу задаёт очень много вопросов. Вообще-то, он почти только и делает, что спрашивает! Раньше болтун куда больше говорил о себе и собственных мыслях, и, хотел Фуллбастер того или нет, в школе безукоризненная эльфийская память сохранила много ненужной ерунды, касающейся Драгнила: от любви к динозаврам до лично составленного будущим игроков в лакросс топа сухих завтраков. Сейчас же Грей знает только о том, что у Нацу есть кот, и что сосед по палате по какой-то причине переживает о том, что не слишком любит книги. Об остальном эльфийский принц может только догадываться, разглядывая чужие неоправданно дорогие наушники или вещи, которые кричат либо «Я ТАК люблю бренды!», либо «Хэй, а вы знали, что я играю в лакросс? Я играю в лакросс!».       Впрочем, Фуллбастер и сам понимает, что не все его догадки могут быть верными. К примеру, предположение, что Драгнилу захочется подраться после всего случившегося в школе, продиктованное скорее тревогой, чем здравым смыслом! По этой причине Грей не хочет просто догадываться — он хочет спросить о чём-нибудь, и даже не знает, почему не сделал это раньше. Может, потому, что относился ко всему происходящему с недоверием и не думал, что вообще есть смысл узнавать старого знакомого? Теперь, кажется, недоверия в парне поубавилось, а может он просто привык. В любом случае, не всё же ему рассказывать о себе, как на каком-то допросе!       — Гре-е-ей, — знакомый голос звучит ещё до того, как поворачивается ручка двери, и это заставляет Фуллбастера рассмеяться, причём громче, чем парень планировал, а Драгнил, наконец вошедший в палату, может только удивлённо уставиться на неожиданно весёлого соседа. — Чего?       — Ничего, смешинка в рот попала, — эльфийский принц смыкает губы, сдерживая смех, но не улыбку, а затем делает глубокий вдох. — Ты хотел что-то спросить?       — Как ты узнал? — теперь экс-капитан кажется действительно шокированным.       Мало того, что он застал Грея смеющимся, и это само по себе восьмое чудо света, так тот ещё и ни с того ни с сего предсказателем заделался! Нацу смотрит, не моргая, в ожидании ответа, в свою очередь веселя соседа только сильнее.       — Кое-кто стал слишком предсказуемым! — весело фыркнув, сообщает Фуллбастер, отчего собеседник чуть ли не задыхается от возмущения.       — Это я так уравновешиваю твоё фиг знает откуда взявшееся шило! — оправдавшись, экс-капитан садится на кровать и скрещивает ноги. — Значит, я предсказуемый?       — Угу, — Грею остаётся только надеяться, что Нацу не решит вытворить что-нибудь, лишь бы опровергнуть откровенно шуточное заявление. — Насквозь тебя вижу, капитан. Спрашивай давай, что хотел!       Драгнил, может, и возразил бы, но вместо этого почти мгновенно отвлекается, пытаясь вспомнить, какой вопрос собирался задать своему умнику соседу. Он думает несколько секунд, непривычно тихо, как вдруг выпрямляется и щёлкает пальцами: «А! Точно! Я хотел спросить, что такое ас… ам… Минутку! — Нацу закрывает глаза и, на этот раз мыча, вспоминает: — Асцендент».       — А с чего ты взял, что я знаю? — на этот раз Грей не возмущается тому, что его используют, как словарь, а даже немного гордится тем, что произвёл на старого знакомого и хорошее впечатление — по крайней мере, Фуллбастер считал, что иметь репутацию всезнайки не так уж и плохо.       Драгнил недоверчиво смотрит на собеседника, будто даже не представляет, что тот правда может чего-то не знать, и, к сожалению или к счастью, по чистой случайности эльфийскому принцу есть, что сказать, вернее, что спросить: «Давно ты астрологией увлёкся?»       — Вот! Я даже не знал, что это что-то астрологическое, а ты знаешь! — Нацу улыбается так, будто это ему известно всё на свете, и потому он прав насчёт чужого ума. — Может, ты просто слишком умный, а не я слишком предсказуемый?       — Хвалишь меня, лишь бы не признавать очевидное? — Грей, как кажется соседу, мило морщит нос, посмеиваясь. — Ладно-ладно, всё равно я кое-что не угадал. Насчёт драки.       — Один-один, получается. Если считать неправильные, — отмечает Драгнил, а Фуллбастер, вспомнив о неверном предположении про своё будущее, складывает из пальцев пистолет и, щурясь, беззвучно «стреляет» в болтуна. — О, нет!       Экс-капитан падает на бок, недолго изображает кряхтение и затихает, высунув язык. Эльфийский принц думает демонстративно заняться своими делами или прокомментировать некогда желанную тишину, но вместо этого двигается к центру кровати и полностью поворачивается к чужой, а вместе с тем и к собеседнику: «А можешь предположить что-нибудь ещё?». Нацу мгновенно перестаёт кривляться и снова садится с таким видом, будто Грей спросил у него домашку, чтобы её списать, прямо как в какой-нибудь параллельной вселенной.       Драгнил ловит себя на мысли, что ему совсем нечего сказать, словно всё время в больнице он вовсе не слушал Фуллбастера, и они вообще не были знакомы до этого момента. Но, разумеется, парень слушал! Просто бывший одноклассник кажется ему полной противоположностью предсказуемости. Да и вдруг Нацу опять ляпнет что-нибудь не то?       — Ладно, — Грей неловко хихикает и, пытаясь сделать что-нибудь с непривычно затянувшимся молчанием, предлагает: — У меня осталась ещё одна попытка, да? Я могу ей воспользоваться, а ты, ну, после меня…       Нацу кивает, соглашаясь и потому, что сам превратил всё в игру, когда начал вести счёт, и потому, что ему чертовски интересно, что же такого может предположить этот Шерлок. Эльфийский принц с Бейкер-стрит несколько секунд вглядывается в своего собеседника и задумчиво хмурится, пока наконец не позволяет себе усмехнуться.       — Готов поспорить, ты считаешь голосовых помощников одним из лучших изобретений человечества! — парень улыбается, забавно дёрнув кончиком носа, и выглядит, как самый настоящий победитель, так что с ним даже не хочется спорить.       По правде говоря, спорить и не о чем, но у Драгнила есть подозрения, которые исходят из одного простого факта, который он мгновенно решает озвучить: «Я даже не разу при тебе таким не пользовался!». Экс-капитан почти чувствует себя обманутым и уже подумывает о том, что эльфийский принц жульничает, на самом деле узнав всё от Люси, но тот только хихикает и качает головой.       — Разве? — Фуллбастер играет бровями, выпрямляется и передразнивает: — Гре-е-ей, что такое асцендент? Гре-е-ей, какая погода в Крокусе? Гре-е-ей, з-заведи б-будильник н-на…       Он сбивается, чуть ли не задыхаясь от смеха, потому что Нацу смотрит, прямо как в тот раз, когда был без труда уложен на лопатки: удивляясь, краснея и пытаясь хмуриться. Ещё недавно Драгнил бы подозревал неладное и думал, что Фуллбастер смеётся над ним за все эти вопросы совсем не по-доброму, но сейчас, сегодня, ему так не кажется. Уж точно не после того, как Грей довёл его до послеоперационной палаты, а потом почти четыре часа развлекал разговорами, отвечал на все вопросы и чертовски приветливо улыбался. Нацу и не знал, что старый знакомый умеет так улыбаться.       Экс-капитан вовсе уверен, что эльфийскому принцу нравится их общение, по крайней мере сейчас, и он даже думает, что смог не просто поладить с демонической кошкой, но и погладить её, оставшись при этом с полным набором пальцев и без единой царапины. Хороший результат! Размышляя об этом, парень молчит так долго, что его сосед начинает немного беспокоиться — вдруг прозвучал слишком грубо?       — Я совсем не против быть голосовым помощником, — уточняет Фуллбастер, и в ответ на это Драгнил наконец смеётся.       — Это хорошо, у тебя здорово получается! — отмечает он, наклоняясь вперёд, и снова ненадолго замолкает, прежде чем в очередной раз активировать эльфийское устройство: — Грей… А можешь угадать, что я хочу сделать?       Что ж, Нацу почти продержался четыре дня! Считается ли обещание нарушенным, если ты дал его сам себе? И вообще, он дал его, не учитывая все детали, разве же это честно? Когда только Драгнил, оказавшись здесь, увидел перед собой это воплощение сказки о гадком утёнке, твёрдо, ну или не очень твёрдо решил: «Ну нет, я не поведусь!», но, разумеется, повёлся. Ещё как повёлся и всё ещё ведётся, потому что, да, вокруг много красивых и интересных парней, но всё красивое и интересное, что есть в Грее, можно умножать на два или на три только из-за того, каким он был раньше. Чёртов контраст!       Также экс-капитан не планировал соревноваться за эльфийского принца с Люси, но, раз уж та до сих пор даже не расплылась в сообщениях о том, как ей нравится первая школьная любовь, и не написала о готовности предпринять попытку, это можно считать добровольным выходом из соревнования? Нацу не виноват, что обстоятельства складываются для него так удачно!       Из всего, что Драгнил думал о своей затее в начале, его не продолжает волновать даже то, что они в больнице. Парень считает, раз это не очередь на сдачу анализов на зппп, приглашение на свидание не кажется откровенно неуместным. К тому же, свидания — это весело, а Грей не только, что удивительно, умеет быть весёлым, но и, как кажется его соседу, сильно в этом нуждается. Кто Нацу такой, чтобы ставить крест на человеке только потому, что тот лежит в больнице? И вообще, Фуллбастер первый позвал его поесть мороженого! Да, конечно, эльфийский принц не называл это свиданием, да и состояние его в тот момент оставляло желать лучшего, но, видимо, иначе он бы и не признался.       Так, сперва кажущаяся отвратительной, идея превращается едва ли не в миротворческую миссию Драгнила, убедившего себя в том, что вина всему не его, как говорила об этом Хартфилия, гормоны четырнадцатилетки.       И снова Грей ловит себя на странных мыслях, когда сосед задаёт вопрос, но ничего не может с этим сделать. Он чувствует, что интуиция подводит его, как подводит слух, до которого доходит чужой едва ли не мурлыкающий тон, и как подводят глаза, которые ловят этот непривычный взгляд. Фуллбастеру кажется, что на него смотрят, как на добычу, но он определённо не планирует быть ничьей добычей, поэтому пытается придумать другое объяснение. Может, зелёные глаза Драгнила? Кроме него, Грей наверное и не видел ни разу азиата с зелёными глазами, тем более такими яркими. Выглядит необычно. Да, наверное дело в необычности. Теперь, правда, эльфийский принц чувствует себя ещё и расистом, но свои недостатки исправить проще, чем справляться с чужим вниманием.       Чего же Нацу хочет? Грею кажется — съесть его, не меньше, но ответить так он не может, вернее — не хочет, а потому быстро находит полушутливое предположение: «Зачесать чёлку?». Он хихикает, делая вид, что и не думал ни о чём другом, а сосед хлопает глазами и тянется пальцами к своим волосам.       — Ого, да, ты угадал! — Драгнил смеётся, сначала пытаясь руками вернуть опустившимся прядям стоячее положение, но затем сдаётся: — Сейчас вернусь!       Фуллбастер выдыхает, радуясь тому, как ещё в первый день отметил, что сосед слишком уж сильно печётся о своей шевелюре. Серьёзно, кто вообще приносит воск для укладки в больницу? Поразмышлять об этом Грею не даёт стук в дверь.       Док, наверное, единственный человек во всей больнице, который считает, что перед входом куда-либо следует постучать, так что эльфийский принц без труда догадывается, кто к нему пришёл. К тому же, Фуллбастер, хоть и старался избегать мыслей о лечении, ждал своего врача примерно в это время, и даже успел придумать несколько едва ли уместных шуток, которые теперь безуспешно пытается вспомнить. Надо было записать!       — Вижу, кое-кто в хорошем настроении? — низенький старичок куда приветливее, чем в тот раз, когда отчитывал пациента за нетривиальную попытку закончить лечение, и, хотя Грею правда нравится этот врач, он будто стремится сделать что-то с его приветливостью.       — А ты пришёл его испортить? — эльфийский принц вскидывает брови и усмехается, но док, в отличие от бедной женщины, проводящей групповую терапию, никогда на такие фокусы не вёлся, и вестись не собирается.       — Да, Грей, именно это и хотят сделать все врачи, — он отвечает почти безэмоционально, но добавляя достаточно ноток иронии, чтобы Грей сам догадался о глупости своих шуточек, — Испортить тебе жизнь.       Фуллбастер не позволяет себя пристыдить, напротив, он кивает, соглашаясь с доком так, будто всё, что тот говорит — твёрдый факт. Драгнил же, наконец заставив пряди стоять, как ему хочется, с плохо скрываемым любопытством садится на свою кровать.       Грей думает, что сейчас в лишних ушах нет ничего страшного. Вряд ли док скажет что-то новое. Эльфийский принц даже стремится опередить того и предлагает: «Ты пришёл выписать меня?». Он расплывается в самой фальшивой улыбке, на которую только способен, нарочно показывая не какую-то скрытую грусть, совершенно нормальную в его положении, а все остатки подростковой язвительности, которая может впечатлить только других подростков, но не врача. Фуллбастер, впрочем, впечатлять врача и не намерен — тот-то уж точно изучил пациента вдоль и поперёк. В итоге роль публики достаётся Драгнилу, и он, надо сказать, с ней отлично справляется — его заряжает чужая напускная уверенность.       — Скорее всего, я выпишу тебя через неделю, — вновь приветливым тоном сообщает док.       Пациент задумчиво хмурит брови, видимо, подсчитывая, а затем удовлетворённо кивает.       — Сразу начнёшь пичкать меня отравой? — усмехается он. — Не тяни, я знаю правила!       Грей определённо знает правила. Сейчас по списку его любимая ложная надежда — несколько месяцев химиотерапии и, скорее всего, лучевой терапии, которые должны поспособствовать уменьшению этой чёртовой опухоли. «Должны», конечно, громко сказано, во всяком случае, у эльфийского принца совсем другое представление о долге. Этот, между прочим, не был выплачен ему дважды, а Бог, кажется, любит троицу? Интересно, болезнь его мамы считается? Если да, тогда вот она — троица, теперь Бог может смело поиздеваться над кем-нибудь ещё.       Каждый раз, ловя себя на размышлениях о Боге, Фуллбастер злится, что не верит во всю эту чушь. Должно быть, верь он, жизнь стала бы в сто раз проще, ведь в таком случае любое дерьмо можно списать на карму или «промысел», от которых вообще всё становится проще. К тому же, так во всём было бы виновато лишь одно невидимое существо, и только оно заслуживало бы злости. Никаких долгих размышлений, никаких сожалений, никакого чувства вины из-за собственных ошибок или ошибок врачей — только чья-то там небесная воля. А так, понимаешь ли, страхи, тревоги, ответственность в конце концов.       Да и как звучит-то — испытание, посланное свыше. Будто ты и правда можешь просто взять и пройти его, чтобы в конце получить какой-то невероятный приз. Грей точно знает, что никто его не испытывает. Ни его, ни других людей, оказавшихся в похожей ситуации. Это не испытание и уж точно не, чтоб её, битва. Все эти разговоры о сражении бесят Фуллбастера, наверное, даже сильнее религиозной чуши.       Никакое это не сражение — в сражении ты можешь контролировать гораздо больше, а так… Скорее похоже на попытку пережить шторм на гигантском корабле, имея в помощниках двух человек. Один врач безуспешно пытается увести корабль как можно дальше от бури, тогда как просветов в небе, в общем-то, и нет, другой — пытается латать пробоины при том, что половина инструментов давно за бортом, а ты, совсем маленький в сравнении с океаном, пытаешься не последовать за инструментами с этого огромного неуправляемого судна под названием «Тело», которое вот-вот накроет очередная волна в четырнадцать метров. От тебя ничего не зависит. Даже от врачей ничего не зависит. Только то, насколько прочной всё же окажется развалюха, по которой ты кубарем катишься от борта к борту, и от волн, которые, быть может, утихнут до того, как ты переломаешь себе конечности и захлебнёшься, став ещё одним из тех, кто: «К сожалению, проиграл».       — Знаешь, значит? — док улыбается и качает головой. — Ну, это тебе не игра, молодой человек.       О, Грей точно знает, что это не игра. Было бы так здорово правда знать, как «победить». «Будь сильным» — говорят они, а что это, к дьяволу его, вообще значит? Мика, мама Грея, была сильной, и это ей не помогло.       Даже выглядя, как тень от себя самой, кажущаяся такой хрупкой и едва ли не хрустальной, она скакала туда-сюда по саду, как грациозная лань, громко говорила и так же громко смеялась — до тех пор, пока смех не превращался в кашель, но даже тогда не позволяла себе слабости. Она без конца шутила и то и дело спрашивала у врачей, когда же наконец начнёт светиться от такого количества радиации и всякой ерунды из комиксов. Говорила: «Мой маленький энсин расстроится, если я не получу суперспособности!». Что ж, в этом она точно была права.       И всё же, можно ли сказать, что Мика «проиграла» или «оказалась недостаточно сильной»? Грею думается, что всё это какая-то хрень собачья, перекладывание вины, которой возможно и нет, на пациента, а ещё — попросту мерзость. Нельзя так обращаться с людьми, нельзя говорить, что всё зависит лишь от их силы и упорства, а потом считать, что они просто не были достаточно сильны и, видимо, достаточно бессмертны. Ну да, и правда, сами виноваты. Будто не знали, что жизнь — сука. Вот не рождались бы, и тогда вообще проблем бы не было!       — Да? — посмеивается Фуллбастер. — Здорово, может хоть на этот раз я не продую.       Всего пара секунд молчания кажутся слишком долгими, слишком неловкими, и Грей стремится заполнить тишину хоть чем-то: «Так с чего начнём на этот раз? Мне снова придётся носить тот нелепый шлем? — он переводит взгляд на Нацу, который, кажется, запутался, и объясняет специально для него: — Чтобы волосы от химии не лезли. Так вот… Это, или заставишь меня наконец светиться?».       В первый раз Грей, не чуя подвоха, следовал указаниям врача, потому что, несмотря на смерть мамы, верил, — если шанс есть, умный взрослый в белом халате точно сможет помочь. Мальчик знал, в больнице сделали всё возможное, чтобы помочь Мике, она сама так говорила, просто у неё не было шанса. Никакое лечение и никакие старания не изменили бы этого. По крайней мере, Грею так сказали, и, да, он верил в это и в девять, и в двенадцать лет.       По этой причине он решил, что и в его случае врач сделал всё возможное, просто этого было недостаточно, и, наверное, стоит сказать спасибо за то, что тот тип, чья фамилия теперь слетает с губ парня только вместе с ядом, вообще попытался сохранить своему пациенту почку. Фуллбастер-младший думал, что легко отделался — всего-то остался без органа, а мог бы вообще лежать в земле. У него не было мысли о том, чтобы злиться, и, честно говоря, не было на это сил. Лечение будто погасило в нём какую-то искру.       Понимать, что иногда взрослые в белых халатах могут быть редкостными ублюдками, в полной мере Грей начал в пятнадцать, когда снова столкнулся с той же проблемой и тем же, что б его, лечением. Где-то в перерыве между второй и третьей работой, которыми Сильвер обзавёлся ещё до второй болезни сына, он прошерстил достаточно литературы, чтобы знать — нормальные врачи не лечат рак почки химией и лучевой терапией, и уж точно не делают их «чтобы наверняка», так что в это же время Грей узнал ещё одну новость — его тихий и вежливый папа может срываться так, что и сам Дьявол либо сбежит, поджав хвост, либо уступит Фуллбастеру-старшему трон, если от этого трона вообще хоть что-то останется.       Хотя Сильвер перестал просить прощения, — не за стычку с врачом, после которой в больнице ходят легенды, конечно, а за то, что позволил всему этому случиться, — Грей знал, что тот всё ещё винит себя. Впрочем, Фуллбастер-младший никогда не считал отца виноватым. Люди должны доверять врачам. В конце концов, те учились лечить людей, они буквально для этого и нужны! Почему учительница начальных классов, коммандер на субмарине или какой-нибудь чёртов политолог вообще должны шерстить медицинские справочники, если для этого есть специально обученные люди? Грей, конечно, большой любитель обвинять всех и вся, но он скорее проглотит собственный язык, чем скажет что-то вроде: «Да, пап, я знаю, что ты пашешь без выходных и вообще-то разбираешься во всех этих штуках, связанных с подводными лодками, но, раз уж ты ушёл из флота, чтобы я не остался один, может, сделаешь полезное дело и выучишься на врача? А то, знаешь, некоторые из них кретины, и я начинаю думать, что ты в этом виноват». Виноват урод в белом халате, виноват тот, кто его нанял, да хоть тот, кто выдал ему диплом, но не отец-одиночка, который просто пытается справиться со всем, включая счета за лечение, которое было не просто шуткой, а каким-то исключительным в своей жестокости розыгрышем.       Хотя вся эта терапия действительно была ничем иным, как пыткой, от одной мысли о которой Фуллбастер-младший совсем недавно чуть не сбежал на тот свет, за последние пару дней его мнение успело поменяться. Поменялось оно, впрочем, не из-за логичных доводов или, к примеру, медицинских статей, а скорее из принципа — Грею нужен был повод пережить всё это, и парень его придумал.       Его мысли снова возвращаются к, ложной или нет, но всё же надежде. Грей старается вспомнить, каково это — быть оптимистом. Пользуясь примером соседа, он бросает вызов здравому смыслу и врёт сам себе. Благо, врать Фуллбастер умеет. Та самая ищущая повод сторона шепчет, что химиотерапия нужна, чтобы помочь, увеличить шансы и продлить жизнь, и Грею приходится прикладывать усилия, затыкая другую свою сторону — злую на всю эту ложь, чтобы попросту не сойти с ума. По крайней мере, окончательно.       — Твоя операция в среду. Думаю, уже в пятницу ты сможешь проваливать на все четыре стороны до самого сентября! — после своего заявления врач наконец улыбается, но вдруг замечает, что пациент радостью не озаряется — напротив, кажется каким-то озадаченным.       Сперва док списывает это на так называемое неверие своему счастью, как решил бы любой, кто хотя бы немного знаком с историей болезни парня, и, да, так оно и есть — счастью своему тот не верит. Он не верит настолько, что почти злится. В попытках переварить услышанное, Фуллбастер чувствует себя рыбкой, а все следующие слова врача напоминают стук по стеклу аквариума — доносятся словно отовсюду, и ни одного из них Грей не может разобрать.       Он может думать только о том, что на самом деле в операции нет ничего хорошего. Химия могла бы отсрочить её, но вместо этого парню придётся столкнуться с чем-то намного хуже и страшнее. В итоге, вместо того, чтобы вздохнуть с облегчением, Грей напрягается так сильно, что едва может разжать челюсти и почти что прошипеть: «Ты не отрежешь мне лёгкое!».       Всего секунду док смотрит на него с нескрываемым удивлением, а затем пытается понять, что именно он недооценил: богатое воображение пациента или его прежний опыт в этих стенах. Похоже, второе, потому что парень кажется слишком уж уверенным в своём выводе.       Для Грея всё логично. Если на этот раз ему не предлагают терапию, чтобы уменьшить опухоль, но в случае рака лёгкого это может сработать! Значит, не предлагают, потому что в этом нет смысла? Значит, парень затянул с обследованием настолько, что теперь у него даже не будет несколько месяцев надежды — он просто останется ещё и без лёгкого, а люди вокруг запоют старую добрую песню про парные органы: «Если удалят один, второй вскоре сможет справиться сам». Только вот в прошлый раз, оставшаяся почка Грея, видимо, решила, что ей недостаточно двойной работы, она хочет во всём походить на первую, а для этого нужно снова обрадовать своего хозяина диагнозом. Сейчас точно будет так же! Ему отрежут лёгкое, затем назначат профилактическую терапию, а через какое-то время кто-нибудь скажет: «Упс».       — Ты этого не сделаешь, — повторяет парень, хватаясь за первое, что попалось под руку, едва ли не спрыгивает с кровати и вжимается спиной в стену, выставляя это «что-то» перед собой.       Он даже не знает, какую именно вещь взял, но, кажется, на той полочке лежит всё то, что Грей постеснялся доставать при старом знакомом — это вполне может быть карандаш или даже небольшая упаковка карандашей? Только когда шум в ушах, будто от стука по стеклу, стихает, парень слышит того самого знакомого, который почему-то уже не сидит на своей кровати, а стоит рядом с доком.       — Положи эту штуку, — удивительно медленно произносит Нацу, — Ты же не хочешь никого ранить?       Уверенности в его словах не слишком много, и это заставляет Грея опустить взгляд прямо на короткое лезвие канцелярского ножа, наставленное на врача и соседа. Что ж, Фуллбастер определённо не планировал навредить кому-то, и то, как очевидно, несмотря на свои же слова, Драгнил считает иначе, заставляет эльфийского принца поджать губы.       — Я не… — он хочет объясниться, сказать, что это вовсе не оружие, но только качает головой, не в силах подобрать слова.       Парень медленно нажимает на ползунок и ведёт его вниз, пряча лезвие в корпус ножа, и только после этого наконец разжимает дрожащие пальцы, отчего уже точно никому не угрожающий кусок пластика падает на пол.       — Грей, — зовёт док, но парень не смотрит на него, лишь приоткрывает рот в попытке выдавить хотя бы звук. — Дыши медленнее, ты слышишь меня?       Пациент даже не задумывается о том, чтобы кивнуть, но мужчина так же спокойно, не повышая голоса, продолжает: «Вдыхаешь от одного до четырёх, выдыхаешь с пяти до семи, понял? Один, два…». Вместо медленного вдоха Грей делает один рваный и быстрый, а вместо того, чтобы нормально выдохнуть, заговаривает:       — Я вам не Железный, мать его, Дровосек! — только сейчас Фуллбастер замечает, что от злости слезятся глаза, быстро вытирает их рукавом и едва не рычит: — Хватит отрезать от меня куски! Д-да даже Железному Дровосеку хоть что-то взамен досталось.       — Грей, я не собираюсь отрезать тебе лёгкое, — объясняет док, — Я врач, а не мясник, успокойся наконец!       Он видит в лице пациента искорку понимания, но её определённо недостаточно, особенно с учётом того, что Грей по-прежнему жмётся спиной к стене. Мужчина смотрит ему в глаза и снова начинает считать, но это, кажется, не работает.       Нацу думает, должен ли позвать кого-нибудь ещё. В кино, к примеру, буйных пациентов всегда успокаивает толпа медбратьев со шприцем! Драгнилу, впрочем, Фуллбастер буйным не кажется. Нацу считает, что, если бы Грей хотел навредить кому-то, он бы уже сделал это, и, пусть сначала нож в его руках и показался капитану недобрым знаком, сейчас (и только сейчас) тому в голову пришла мысль, что эльфийский принц пытался защититься от доктора, а не напасть на него. Логично — никто ведь не нападает, вжимаясь в стену!       Счёт продолжается, и, хотя ворох мыслей мешал Фуллбастеру сосредоточиться, числа, монотонно повторяемые врачом, всё же проникают в голову пациента, и вскоре тот начинает считать про себя, а вместе с тем перестаёт задыхаться. Его разум проясняется, отчего парень снова опускает взгляд в пол, не зная, куда ему деться, и, поняв, что под землю провалиться не получится, придумывает хоть какой-то вариант.       — Мне нужно выйти, — бормочет он, но док только отрицательно качает головой.       — Молодой человек, — мужчина обращается к Нацу, не успевая договорить: — Вы не могли бы…       — Проветриться? — предполагая, перебивает Драгнил, и, когда врач кивает в ответ, выходит из палаты, медленно пятясь назад.       Снова Грей вводит его в замешательство! Нацу из тех, кто действует, даже когда не знает, что делать. Часто он вовсе не задумывается, но всё это время только и делал, что думал, стоя на месте, как статуя. Эльфийский принц будто нашёл в своём соседе какую-то кнопку перезагрузки! Вот Фуллбастер улыбается и шутит, он кажется спокойным, даже уверенным, а через секунду — совсем другой человек. Он видится Драгнилу хрустальной вазой, балансирующей на карандаше, и тому, честно говоря, даже немного стыдно за такие мысли о соседе, который уже пытался доказать, что не хрустальный.       Нацу садится на пол у самой двери и, смирившись с тем, что совершенно не умеет предполагать так же хорошо, как Грей, вслушивается. Он знает, что это неправильно, но просто хочет хоть что-нибудь понять. Может, у эльфийского принца какое-нибудь раздвоение личности — кто его знает? Это бы многое объяснило, и капитан точно перестал бы теряться.       Драгнил слышит, как сосед пытается что-то сказать, но врач просит его сесть на кровать, а затем спрашивает: «Ты говорил об этом с психотерапевтом?». Ответа не следует, но Нацу думает, что Грей просто покачал головой. На несколько долгих секунд в палате становится тихо, и капитану приходится сосредоточиться, чтобы не переключиться на звуки в коридоре.       — Грей, я не думаю, что так может продолжаться и дальше, — кровать слегка поскрипывает, и Драгнилу кажется, что врач сел рядом с эльфийским принцем. — В любом случае, я не мозгоправ, и помочь могу только заверением, что избавлюсь исключительно от той части твоего лёгкого, которая не нравится нам обоим. Она ведь не очень-то тебе нужна, верно?       Фуллбастер устало посмеивается, и, возможно, кивает, — по крайней мере его сосед представляет всё именно так, — а док обещает: «И шрам будет почти не видно!». На это Грей наконец решает ответить.       — Я похож на человека, которого волнуют шрамы?       Вот он снова начинает звучать уверенно, но, не успевает Нацу задуматься о том, что на такого человека сосед действительно не похож, как врач отвечает: «Да», и в палате снова повисает тишина.       В следующий раз эльфийский принц не мнётся, и капитан слышит, наверное, самую часто повторяющуюся в разговорах Фуллбастера с доктором фразу: «Не говори отцу».       — Да ты издеваешься? — возражает мужчина, а Нацу согласно кивает — у него сложилось ощущение, что только Сильвер и может как-то влиять на этот ураган эмоций, так что ему, конечно, стоит узнавать обо всём в первую очередь.       — Нет, я… Я сам ему скажу, — пообещав, Грей вздыхает и решает объяснить: — Не хочу я, чтобы он всё узнавал от тебя! Всё равно мы завтра увидимся.       — Грей, — врач, кажется, встаёт с кровати, — Я не скажу никому в больнице о том, что произошло, и только потому, что знаю — провести выходные дома для тебя будет полезнее, чем если тебя засунут в психиатрическое отделение. Кажется, это и называется врачебной халатностью, да? Так что я должен хотя бы сказать Сильверу, потому что меня беспокоит твоё состояние, и я боюсь, что…       — Я сделаю какую-нибудь глупость? — Фуллбастер вдруг хихикает и добавляет: — Даже если бы я собирался, мой сосед типа… Как тревожная кнопка?       Нацу согласен быть тревожной кнопкой. Вообще-то, он даже усмехается, слыша это — ему нравится, что Грей и сам понимает, что, если нужно, Драгнил спрячет от него все острые предметы и будет стоять над душой, как какой-нибудь сторожевой пёс.       — Я всё равно поговорю с Сильвером, — настаивает врач. — Или так, или будешь до операции торчать тут, беседуя с тётей-доктором, пока не закончатся все твои шуточки. И вот это я, пожалуй, заберу.       — Эй! — Грей то ли встаёт с кровати, то ли просто подскакивает, недовольный последним решением врача. — Мне точилкой что ли пользоваться? Я по-твоему варвар?       — Ага, вот так тёте-доктору и скажешь, — Нацу слышит шаги всё ближе и ближе к двери. — Что принёс в больницу нож, чтобы карандаши точить. Уверен, тебе выпишут ещё какие-нибудь интересные таблетки.       Дверь открывается, а капитан старается сделать вид, что не развесил уши, а просто сидел, скучая, но, хотя для этого даже не нужен какой-то дар актёра, парень проваливается с треском — у него всё на лице написано. Док, впрочем, справляется с ролью скучающего куда лучше, бросая напоследок только: «Не сидите на холодном полу, молодой человек».       Нацу кивает, рывком вскакивает на ноги и замирает, отчего-то не решаясь войти в палату. Он делает глубокий вдох, и только затем медленно шагает в комнату и закрывает за собой дверь.       Если в первый день Грей демонстративно игнорировал соседа и ловко изображал безразличие, то сейчас он просто старается не встречаться с Нацу взглядом, пялясь в телефон с таким видом, будто на экране обратный отсчёт до взрыва. Пусть и не до взрыва, но обратный отсчёт и правда идёт — зарядки остаётся всего пять процентов, затем четыре, три, два, и вскоре раздаётся предательский сигнал о том, что повода отводить взгляд больше нет.       Вместо того, чтобы встать и просто поставить телефон заряжаться, эльфийский принц кладёт его рядом с подушкой и вздыхает так, что над ним едва ли нет неоновой надписи «Ну вот я и попался». Драгнил, наблюдая за этим, опирается о закрытую дверь и скрещивает руки на груди.       — Ты опять со мной не разговариваешь? — фыркает он, вскидывая бровь, а сосед качает головой и пожимает плечами.       — Мне… Нечего тебе сказать, — Грей опирается спиной о подушку и, согнув ноги в коленях, продолжает смотреть куда угодно, но не в сторону выхода из палаты, — Что ты вообще хочешь услышать?.       Как и все, кто говорит, что сказать им нечего, Фуллбастер не замолкает, а продолжает говорить: «Дай угадаю, второе твоё предположение, что я бросаюсь на людей с ножом, а третье — что я реву по любому поводу?». Нацу уже и забыл о том, как глаза соседа слезились, пока тот вжимался в стену, и, наконец поняв, о чём речь, парень прыскает от удивления.       — Ловко ты слёзы и поножовщину рядом поставил, — задумчиво тянет он, а Грей после этих слов делает глубокий вдох, чтобы не задохнуться от возмущения.       — А вот и четвёртое! — чуть ли не выкрикивает эльфийский принц, вздрагивая от собственной громкости, а следом уже бормочет: — Вот и что ответить-то? Не хочу я оправдываться, только сильнее себя закопаю.       — Точно не хочешь? — Нацу улыбается, стараясь выглядеть приветливым, а затем всё же садится на кровать, но не свою, а Грея — буквально запрыгивает на неё и, скрестив ноги, поворачивается к парню всем телом.       Тот только съезжает немного ниже, прячась от чужого взгляда за своими коленями, и только после этого отвечает: «Ну вот скажу я, что не псих, так ты сам всё видел и сегодня, и… Не сегодня, — он фыркает, заламывая пальцы. — Нужно быть придурком, чтобы мне поверить».       — Ауч! — капитан смеётся и, подтягиваясь повыше, скрещивает руки на коленях эльфийского принца, а тот от такой наглости даже не может дёрнуться. — Обидно, я же верю!       — Ты думал, что я кого-нибудь зарежу, — напоминает Фуллбастер, а Драгнил поджимает губы и хмурится.       Несколько секунд Нацу молчит, предполагая, что не Грей купится на: «Нет, не думал», но хочет сказать хоть что-нибудь, ведь дело, вообще-то, не совсем в соседе. Парень выглядит так, будто высчитывает сложную задачу, и, вздохнув, признаётся: «Я врезал тренеру».       — Что? — эльфийский принц не совсем понимает, к чему это было сказано, но не может скрыть интерес, даже наконец смотрит прямо в глаза собеседнику.       — У меня была паническая атака, — объясняет капитан, и, заметив на лице Фуллбастера сочувствие, хочет стереть его, но продолжает: — Вот, знаешь… Когда я это в кино видел, думал, что это какой-то прикол специально для фильмов. Типа ну… Мне казалось, что на самом деле это просто волнение, как перед контрольной или когда матч смотришь.       — Ого, — Грей вскидывает брови, гадая, может ли Нацу быть ещё сильнее оторван от реальности.       — Ну и вот, когда это со мной случилось, я реально думал, что умру! — парень посмеивается и пожимает плечами, — Тренер пытался помочь, но я вообще ничего не понимал, поэтому ему и врезал. Я, кстати, поэтому в больницу и пошёл, у меня ж даже причины волноваться не было! Это было типа… Чуть больше недели назад? После выпускного. Я уже даже не был в команде, мы не играли, ничего такого — просто помогал собирать новую команду, и вот. Такие дела.       Подумав ещё немного, он хмыкает и добавляет: «Не думаю я, что штука, которая вызывает панички, может называться доброкачественной».       — Ну, — эльфийский принц наконец улыбается, стараясь приободрить собеседника — Зато, раз дело было в этом, значит, вряд ли у тебя будет паническая атака без какой-то серьёзной причины?       — Ага, — кивает Нацу, — О том и речь.       Он пристально смотрит на Грея, ожидая, что тот, как настоящий умник, сам всё поймёт, но умник, вопреки ожиданиям, просто молчит, явно прилагая усилия, чтобы хотя бы не отводить взгляд. Драгнил упирается в скрещенные руки подбородком и всё же решает объяснить свою мысль: «Я не думаю, что ты собирался устроить поножовщину. Я думаю, что ты пытался защититься от всего вот этого, как я, когда врезал тренеру. Вот тебе моё второе предположение. А третье… Мне кажется, что у тебя как раз есть для всего этого причина, так что, если хочешь оправдаться — я слушаю!». Улыбаясь, он щурит глаза, надеясь, что на этот раз Фуллбастер ответит, а тот качает головой.       — Знаешь, тебе когда-нибудь это аукнется. То, что тебя можно купить слезливой историей, — вздыхает эльфийский принц.       — Может и аукнется! — капитан весело фыркает и пытается наклониться вперёд вместе с чужими коленями, но ничего не выходит. — А сам как думаешь, я пожалею, если тебе поверю?       — Быстро же твоё «верю» превратилось в «если» — хмыкает Грей, вновь задумчиво поглядывая в пол, как вдруг уголки его губ снова приподнимаются, — Нет, не думаю.       — Не думаешь? — то, как Нацу переспрашивает, заставляет соседа притворно нахмуриться и сдвинуться ещё ниже, отчего скрещенные руки Драгнила подскакивают, и неожиданность заставляет его вцепиться в чужие колени.       — То есть, ты хочешь, чтобы я сказал, что ты пожалеешь? — Фуллбастер в очередной раз вскидывает бровь, а затем посмеивается: — Может и так, но точно не потому, что я тебе карандаш в руку воткну или что-то в этом духе. Знаю, как моё поведение со стороны выглядит, но… Обычно я себя так не веду! Просто всё как-то… Навалилось, что ли?       Он прячет лицо в ладонях, потому что знает и то, как со стороны выглядят оправдания, а затем расчёсывает пальцами волосы: «Док прав, надо бы походить к кукухологу, — Нацу вдруг прыскает от смеха над новым словом, и это быстро отвлекает Грея от смущения: — Детское отделение на другом этаже!». Впрочем, теперь эльфийский принц и сам думает, что слово забавное, но сжимает челюсти, чтобы даже не улыбнуться.       Наконец, у Фуллбастера действительно появляется время подумать над случившимся, и, чтобы не захлебнуться стыдом, парень решает поразмышлять над тем, как всё исправить. Он думал, что держать себя в руках будет просто, но, хотя он и правда больше не вёл себя, как говнюк, эта паническая атака всё испортила! Впрочем, если в себе Грей ещё хоть как-то уверен, то в том, что произойдёт, повторись такое — нет. Что, если в следующий раз его напуганный мозг решит не защищаться, а стукнуть кого-нибудь? Проверять это парень не хочет, и никакого следующего раза быть не должно, поэтому, кажется, несмотря на все шуточки про терапию, врача посетить всё же придётся.       Грей думает, что та женщина, которую он так старался довести ещё вчера, в общем-то, кажется не таким уж и плохим психотерапевтом. Интересно, может ли он прийти к ней без толпы слушателей? Было бы неплохо. Хотя Фуллбастера всё ещё злит то, что придётся тратить время и деньги, да и то, что всё это вообще происходит с ним из-за чьего-то глупого решения выдать диплом врача психопату и, как верно подметил док, мяснику.       Нацу тоже пользуется тишиной, чтобы поразмышлять, поглядывая в сторону и пытаясь разглядеть что-нибудь через жалюзи, но его взгляд, как и мысли, быстро возвращаются к соседу, который теперь не кажется ни демонстративно отрешённым, ни пристыженным, но это не успокаивает, потому что эльфийский принц выглядит грустным. Желая как-то его подбодрить, капитан протяжно зовёт: «Гре-е-ей, — и, привлекая внимание парня, говорит то, что хотел бы в похожей ситуации услышать сам: — Всё будет хорошо». Он улыбается, стараясь выглядеть как можно более уверенным, и это, кажется, работает — собеседник улыбается в ответ и даже кивает.       — И у тебя даже не останется шрама! — вдруг напоминает Драгнил.       Фуллбастер усмехается, собираясь ответить то же, что и доку, как вдруг делает глубокий вдох и, всем видом выражая возмущение, бурчит себе под нос: «Тебя не учили, что подслушивать нехорошо?». Сосед, в свою очередь, всем видом выражает, что, нет, его не учили.       Грей фыркает, скрещивая руки на груди, но его сердитый взгляд больше не действует на Нацу, так что парень быстро сдаётся и, покачав головой, объясняется: «Не волнуют меня шрамы, ясно? В эстетическом смысле, — он пожимает плечами, — Волнует скорее, знаешь… Что некоторых из них вообще не должно было быть? Так что, да, я не прячусь от отражения в зеркале, если ты об этом подумал».       — Вот и правильно, что не прячешься! — одобрительно кивает Драгнил, — Сейчас вообще с такими можно сниматься в журналах.       — «Вообще» — передразнивает Фуллбастер и посмеивается: — Не зарывайся, капитан!       — А что я такого сказал? — замешательство на лице Нацу по-настоящему смешит Грея, и, хотя болтун не против чужого веселья, он всё же смущается.       — Ничего-ничего, я молчу! — эльфийский принц качает головой, думая, что не ему учить соседа этикету — уж точно не после этой недели неадекватных решений.       Драгнил снова замолкает, но сам не замечает, как вскоре начинает мычать в попытках придумать, как построить предложение, чтобы Фуллбастер не назвал его грубияном. Нацу всё ещё чертовски интересно узнать про тот большой шрам, и, раз Грея это не смущает, значит, что спросить можно! Но на ум не приходит ничего, кроме: «Ты должен мне историю», и даже капитану хватает тактичности, чтобы не сказать это вслух.       — Чего? — не выдерживая звуков размышления, спрашивает эльфийский принц, а сам думает о том, избавился ли сосед от этой привычки хотя бы на уроках — это всегда отвлекало, но во время контрольных и вовсе сводило с ума!       — Ну… Ничего, — отмахивается Драгнил, а затем всё же находит, как он думает, вежливый способ поинтересоваться: — А что значит, ну, когда ты говоришь, что шрамов не должно было быть? Типа, что у тебя тоже должны были остаться только точки или что?       — Нет, — Фуллбастер, ещё не унявший до конца свою злость, не может говорить об этом весело — он пожимает плечами и, закатывая глаза, бурчит: — Я имею в виду, что мой прошлый врач купил диплом в переходе, и, вместо лечения, проверял, насколько хороша моя страховка, а потом просто вырезал мне почки.       — Почку, — поправляет Нацу, и на этот раз Грей смеётся, хотя и совсем не весело.       — Точно, ты же хотел, чтобы я рассказал сегодня, — вспоминает он. — В общем, да, две последние истории, получается, одинаковые, так что… Почки.       Эльфийский принц действительно старается изобразить, что ему совсем не хочется бросить что-нибудь в окно или стену, делает глубокий вдох и, опуская руки на живот, сцепляет пальцы. Капитан, кажется, совсем не понимает, что только что услышал, но затем недоверчиво щурит глаза.       — Ты опять надо мной прикалываешься? — тянет он. — Как тогда, с анестезией…       — О, то есть, вот такого ты обо мне мнения! — хотя Грей и понял, что его репутация хромает, и весьма заслуженно, но это — точно слишком. — Посмотрите на него! Думает, я могу с такими вещами шутить, а сам зачем-то продолжает со мной разговаривать. Ну точно мазохист!       Нацу фыркает, утыкаясь носом в скрещенные предплечья, а затем поднимает голову и, не стирая с лица недоверия: «Ну просто… Разве их не всего две? — он вдруг оживляется, найдя разумное объяснение: — О, или тебе пересадку сделали?».       — Ничего мне не делали, — Фуллбастер с интересом наблюдает за тем, с каким старанием сосед пытается переваривать поступающую информацию, — И, да, их всего две.       — Ага… — Драгнил хмурит брови и делится новым предположением: — Они, типа, тоже на самом деле не нужны что ли? Ну, как аппендикс и миндалины.       Грей снова начинает смеяться, и теперь уже Нацу точно уверен, что над ним подшутили, а эльфийский принц только фыркает: «Какой ты всё-таки чудной! — а затем, в очередной раз озадачивая собеседника, сообщает: — Капитан, людям нужны и миндалины, и аппендикс. И почки! И я с тобой не шучу, нечего так на меня смотреть!»       — Ну, я в том смысле, что без них жить можно, — смущённо объясняется Драгнил. — Для чего они вообще нужны, если без них жить можно?       — Ох, ну… «Можно» — это ты, конечно, загнул. Они всё же поважнее, чем аппендикс. Без них нечему фильтровать кровь и выводить лишнюю жидкость из организма, так что… Жить так и правда можно, но только две недели, — Грей, видя по глазам Нацу, что тот уже начинает думать много лишнего, успокаивает его: — Я хожу на диализ три дня в неделю. Как раз там и торчу по четыре часа. Малоприятно, конечно, но, как видишь, я вполне себе жив!       Болтун понятия не имеет, что такое диализ, и думает, что лучше ему про это и не знать — и без того достаточно новых нерадостных знаний. Помимо того факта, что всё это вообще может произойти, Драгнила теперь ещё сильнее беспокоят слова о шрамах, которых могло и не быть. В полиции он уже разочаровался, а теперь настала очередь врачей.       — О! — Нацу вдруг вздрагивает, заставляя вздрогнуть и своего соседа — от неожиданности, — Я понял твою шутку! Ну, про…       — Не такая уж и шутка, — пожимает плечами Грей, надеясь, что собеседник не начнёт расспрашивать подробности о работе его члена, но быстро понимает, что сильно недооценил чужое любопытство.       — Погоди, серьёзно? Три раза в неделю? А как… А что… — болтун застывает, как зависший андроид, пялясь в пустоту, — А там от такого ничего работать не перестаёт?       — Господи, Драгнил, да залезь ты в гугл, ну невозможно же! — Фуллбастер хочет одновременно и смеяться, и кричать, но вместо этого он быстро двигает коленями из стороны в сторону, прогоняя соседа: — Всё, уматывай, уматывай! Иди на свою кровать!       — О-о-о, похоже, перестаёт, — не успевает Нацу дать понять, что просто шутит, как в него прилетает подушка, и Грей изо всех сил сдерживается, чтобы не прижать её к лицу собеседника на добрую пару минут.       — Всё у меня нормально, проваливай давай! — наконец, спихивая смеющегося экс-капитана с кровати, эльфийский принц тяжело вздыхает и думает придушить подушкой уже себя, но только прячет в неё лицо и кричит, зная, что крик будет заглушён.       Драгнил валится на своё место, к счастью Фуллбастера — не собираясь продолжать эту тему, хотя его и веселит румянец смущения на щеках соседа. Грей уж точно скорее умрёт, чем будет обсуждать с Нацу такие вещи. Да ему и нечего сказать! Мистер «Я вспоминаю про своего дружка пару раз в месяц под феминистское порно». Если экс-капитан в ответ замычит и переспросит: «Это типа порно с феминистками? — или выдаст что-то вроде — Ага, а в оставшееся время ты смотришь нормальное?», эльфийский принц закричит не в подушку.       — Грей, — ещё посмеиваясь, зовёт болтун, и Фуллбастер смотрит на него так, будто сейчас достанет ещё один нож. — Ясно, ты не в настроении, да?       Наконец, Нацу решает проявить вежливость и оставить собеседника в покое, но просто уйти гулять по коридорам он не может, потому что так тревожная кнопка может не сработать, и вместо этого парень тянется к телефону и наушникам. Он не успевает прослушать и половину песни, когда замечает, как Грей садится и, положив подушку к себе на колени, задумчиво смотрит на соседа, собираясь с мыслями.       — А вот… Помнишь, что я дважды сидел с тобой, как нянька? — напоминает он, когда экс-капитан снимает наушники, и тот совершенно не может понять, что за выражение сейчас на чужом лице.       — Всё-всё, тебе нужно пространство, я понял! — Драгнил улыбается, собираясь дослушать песню, но Фуллбастер фыркает.       — Я имел в виду не это! — возражает он.       — Нет?       — Ну… — Грей вздыхает и признаётся: — Мне бы не хотелось сейчас оставаться наедине с мыслями, и я был бы благодарен, если бы ты…       — Побыл твоей нянькой? — перебивает Нацу и, смеясь, садится.       — Поговорил со мной, — поправляет эльфийский принц, стараясь не закатывать глаза. — Только хватит спрашивать! Расскажи о себе!       — И что тебе рассказать? — экс-капитан кажется таким довольным, что снова чуть ли не мурлыкает, отчего соседу хочется отказаться от своей затеи или хотя бы поставить возрастное ограничение «PG».       — Это вопрос! — Грей фыркает, но затем улыбается и предлагает: — Расскажи о Хэппи. Или о лакроссе, без разницы.       — Кого-то, кажется, бесили мои увлечения, — Драгнил щурится, видимо, от того, как сам светится, радуясь чужому вниманию.       — Может, мне нравится беситься, — пожимая плечами, Фуллбастер вскидывает брови и усмехается.       Нацу думает, что доверие демонической кошки заслужено, и это — именно тот момент, когда та делает вид, что случайно залезла тебе на колени, так что решает не пугать её историями о качках с палками, а поговорить о другом представителе кошачьих, и начинает: «Я не рассказывал, что Хэппи может говорить «Открой»? О, у меня есть видео! Сейчас покажу! Только…»       — Не листать, понял!