Пятна зеленого цвета

      Глеб просыпался каждое утро с двумя мыслями. Во-первых, он сожалел, что не умер во сне и ему придется продолжать бороться со своим недугом. Во-вторых, он радовался, что каждый прожитый им день делал его ближе к выздоровлению, о котором он мечтал даже больше, чем о концерте на большом стадионе или новой машине за несколько миллионов.       Помимо традиционной обработки зеленкой, теперь в его рутину добавилось полоскание горла. Есть было невыносимо больно. И только лишь спреи с обезболивающим и отвар ромашки помогали немного унять неприятные ощущения, чтобы элементарно впихнуть в себя что-либо из еды. Жизнь не готовила его морально к тому, что во рту тоже окажутся язвы. Каждый раз с ним происходило что-то новое. Хотелось бы прочитать весь сценарий, чтобы точно знать, к чему готовиться.       Серафим помогал Глебу как мог: постоянно приносил ему в постель чай; готовил еду, преимущественно жидкую и легкую; докупал необходимые лекарства. И если с пневмонией они видели конец и результат от лечения антибиотиками, то с ветрянкой все получилось немного не так. Специфического лечения почти не было. Только лишь симптоматическая терапия, которая никак не устраивала Глеба. Ему хотелось выпить такую таблетку, которая могло бы в один миг поставить его на ноги и, особенно, избавить от страшных чешущихся высыпаний.       - Сима, я больше не могу болеть, - в один из вечеров он пришел к Серафиму, чтобы тот его пожалел. Его моральное состояние стремительно ухудшалось. Помогали лишь объятия Сидорина, который и сам внимательно относился к страдающему мальчику, и был готов обеспечить его теплом и любовью по первому зову. – Правда, я устал. Я хочу быть здоровым. Хочу бухать и давать концерты! Я как ебучий сопляк, который не ходит в школу и пропускает все самое охуенное!       Серафим уже почти спал, в полудреме читал сообщения по работе, прежде чем отключится. А Глеб залез к нему под одеяло и прижался, продолжая жаловаться на свою жизнь и то, как ему плохо. Отвечать было не обязательно. Главное, что его слушали, позволяя высказать все, из-за чего на душе скреблись кошки.       - Утром позвоню врачу и спрошу, что делать с тобой, - предложил Серафим и зевнул. - Твой организм плохо справляется с болячкой. Может, тебе стоит лечиться в больничке.       - Но я не хочу.       - Если врач скажет ложиться в стационар – значит придется.       Глеб надулся. Вообще-то он пришел просто пожаловаться, но точно не для того, чтобы ему угрожали больницей. Вариант с госпитализацией совершенно не утраивал его. Его даже не обрадовало то, что Сима созвонится с доктором и проконсультируется с ним. Он знал, что врачи могут насоветовать много чего плохого. Мысленно готовился к худшему, хоть и Серафим настраивал его на позитив.       - Все будет хорошо, - заверил Сима и подвинулся ближе к спинке дивана на случай, если Глеб решит остаться с ним в постели. От него так сильно пахло лекарствами, но Серафим привык к этому и почти не обращал внимание. Он повернулся на бок, оставляя еще больше места для совместного сна, но Глеб обиделся на парня и не стал оставаться. Он полежал еще немного, размышляя о жизни, а потом встал и закурил в открытое окно. И только после двух сигарет он отправился к себе.       Спал очень плохо, много переживал и уже представлял, как будет лежать в закрытом боксе, а к нему не будет приходить никто. И еду будут доставлять, как в тюрьме, через отверстие в закрытой металлической двери. И только лишь медсестры в противочумных костюмах будут иногда заходить к нему, чтобы поставить капельницу.       Всю ночь Глебу снились кошмары. Он совсем не выспался, а настроение еще больше испортила мысль, что сегодня Серафим свяжется с его врачом. Но все оказалось лучше, чем он мог себе представить: никто не собирался класть его в больницу. Все учреждения были переполнены, да и никаких показаний у него не было. И в целом врач пошел на встречу и предложил Глебу попробовать еще один препарат, прислав сообщением Сидорину его название. Но это только, чтобы облегчить течение болезни. В основном требовались лишь время и терпение.       - Я сказал, что у тебя стало меньше высыпаний, - сообщил Серафим, спеша обрадовать Глеба после звонка. Тот сидел на кухне и, морщась, ел овсянку, которая из-за боли в горле казалась ему как никогда мерзкой. - Доктор предположил, что ты уже скоро поправишься. Мы на финишной прямой, братик. Осталось немного потерпеть.       - Ага, на финишной прямой, - пробурчал Глеб. Из дома он не выходил, на работу не ездил. Чувствовал, что начинает дичать понемногу. Он съел еще пару ложек каши и отодвинул тарелку. Никакая еда в него не лезла, и, судя по болтающейся одежде, он успел похудеть.       - Я прямо сейчас пойду в аптеку. Вдруг, лекарство тебе поможет.       Глеб фыркнул. Видимо, его лечащий врач прогуливал в университете пары по инфекционным болезням, раз не мог выписать ему действенный препарат, который точно бы вылечил его. Да и вообще его возмущало то, что никто ни в стране, ни в мире не изобрел такую таблетку, которая бы могла в один миг избавить от любых болезней, просто проглотив ее.              Пока Серафим ходил за лекарством, Глеб успел задремать. Энергии не было совсем то ли из-за отсутствия хотя бы редких прогулок, то ли из-за того, что все силы организма были направлены на борьбу с болезнью. Он то проваливался в сон, то пытался взбодриться. В любом случае он ждал возвращение Симы с нетерпением, надеясь на лучшее.       И как только Сидорин зашел в квартиру, громко хлопнув дверью, Глеб тут же подскочил и метнулся к нему. Он выхватил у него из рук аптечный пакетик и убежал. Его руки тряслись от предвкушения и мысли о скором выздоровлении. Но когда он достал коробочку с долгожданным препаратом, его глаза расширились. Это были не таблетки.       - Это какая-то шутка? – Глеб нервно усмехнулся, глядя на упаковку. – Вы с Серегой ебнулись? То один, то второй. Идите на хуй. Сами суйте себе в зад что попало.       - Я обошел несколько аптек. Таблеток не было. Только свечи.       - Серафим, это какая-то хуйня! Я не буду ничего пихать в себя.       - Не ной, давай я запихаю. Пойдем, - Сима разулся и слегка подтолкнул Глеба в спину по направлению к дивану. Тот с круглыми глазами сделал два шага и встал, как вкопанный, не желая, чтобы с ним проводили данную манипуляцию, которая пугала его до жути.       Серафим оставался непреклонным. Он помыл руки и удивился, почему кудрявый стоит на месте. Немного поругавшись, он грозным взглядом заставил парня лечь на диван, а потом сам уложил Глеба, как ему удобно. Но как только рука Симы схватилась за резинку его домашних штанов в попытке стянуть их, Викторов тут же перевернулся на спину и отполз на безопасное расстояние.       - Я не хочу, - тараторил он, краснея и оправдываясь так по-детски. – Я не хочу и я против. Лучше буду болеть столько, сколько нужно. Неделя прошла всего лишь. Сколько там еще нужно поболеть? Еще неделю? Две?       Глеб завязал спортивки потуже, чтобы никто не смог позариться на его зад, а потом вскочил с дивана и отпрянул от него, словно ужаленный. Серафим продолжал сидеть и смотреть на его неадекватное поведение, даже не удивляясь.       - Глеб, блять, ты как ребенок! - разозлился он. - Это же ради твоего здоровья.       - Не дамся. Я лучше буду болеть еще месяц. Не хочу!       Серафим сделал глубокий вдох и выдох. Он был морально готов к подобной реакции, но с каждой истерикой нервов у него оставалось все меньше и меньше.       - Глеб, это просто лекарство. Или хочешь, чтобы я сходил купил его в ампулах? У тебя на жопе и так живого места нет, куда колоть будем?       - Никуда, - пробурчал Глеб, обидевшись. – Мне похуй, я и так справлюсь.       - А кто вчера ныл, как ему плохо и как он хочет поскорее поправиться?       Глеб пожал плечами. Мало ли, что было вчера. Главное, что происходит в настоящий момент. А в настоящий момент происходили противоправные действия против его задницы.       - Таблеток нет, - добавил Серафим на всякий случай. Вдруг до Глеба плохо дошло. – Если тебе не нравится, лечись сам любыми способами. Хоть чай с медом пей, хоть к бабке-знахарке ходи. Я хочу как лучше, а ты ноешь, будто тебе пять.       Очередной спор притомил его. Из-за того, что Глеб болел и постоянно сидел в квартире, у него очень сильно расшаталась нервная система. И Серафим был вынужден часто оставаться с ним дома, из-за чего у него у самого ехала крыша. Они жили в бесконечном дне сурка. И в какой-то момент Сима понял, что Глеб не очень-то его и ценит все, что он делает для него, раз ведет себя как капризная малолетка. Возможно, стоило ему дать больше свободы и сократить свою опеку.       - Сим, не уходи, - после легкой пятиминутной обиды Глеб приполз в коридор, когда услышал шуршание – это Сидорин одевался, собираясь куда-то. – Не бросай меня. Я не хочу к бабке-знахарке. Я даже не знаю, где она живет!       - Я съезжу по делам. Мне нужно проветриться, - сухо ответил Серафим. Он не обижался, он просто чувствовал, что нуждается в отдыхе и смене обстановки. Но, как только дверь закрылась, Глеб обреченно посмотрел ему вслед, словно они попрощались навсегда.       И снова пустота. Глеб чувствовал себя мамой в декрете: если каждый человек из его окружения мог выйти на улицу в любое время дня и ночи, то он не имел такой возможности. Стены квартиры давили на его психику, но он слишком сильно не хотел пугать окружающих своим своеобразным внешним видом и разносить заразу, поэтому оставался принцессой в заточении.       - Мне так плохо, - ныл Глеб. Вот только его слова никто не слышал. Он лежал один в спальне, кутаясь в свою любимую толстовку, которая заменяла ему объятия Серафима. Понимал же, что сам виноват. Но гордость не позволяла ему произнести это вслух и признаться. Поэтому оставалось «наслаждаться» одиночеством, когда никто не мог принести ни водичку, ни таблетку.       Все, что оставалось – ходить на кухню самому, рыться в ящиках тоже самому. Глеб не считал себя бытовым инвалидом, но даже температуру померить оказалось чем-то сверхсложным. А все потому что сперва нужно было отыскать градусник. А сделать это было очень непросто. У Глеба память была как у рыбки. Он не помнил, где оставил то, что держал в руках пять минут назад.       С горем пополам он нашел градусник среди бардака, случившегося буквально за час отсутствия Серафима. Температуру померил – тридцать семь с половиной. То ли сбивать, то ли подождать? Вроде, музыкант слышал, что при таких цифрах пить таблетки не стоит, а, вроде, плохо было, хотелось как-то избавиться от отвратительного состояния.       Без Серафима дела шли в гору. Только вот совершенно в противоположную от вершины сторону.       Глеб полежал и на диване, и на кровати. Он хотел посмотреть телевизор, что почти никогда не делал, но картинка на экране казалась слишком яркой для его чувствительных глаз. Хотел посидеть в телефоне, но от скроллинга ленты Тик Тока его начало тошнить. И даже поговорить было не с кем. Прошло всего лишь три часа, а чувство брошенности нарастало со страшной силой.       Как же хорошо было, когда Серафим находился рядом. Когда можно было придти к нему в любую минуту, юркнуть в его объятия, прижаться к сильному телу в мягкой одежде и пожаловаться. Когда он целовал в лоб и закутывал в плед, лишь бы не морозило. Но, кажется, единственный близкий человек и то устал от Глеба. И он все прекрасно понимал. Осознавал, что обуза. Даже стыдно было за то, что уже второй раз заболел так сильно и Сима теперь вынужден нянчиться с ним, потому что сам он не в состоянии позаботиться о себе.       Лежать надоело. Глеб подошел к окну на кухне, всерьез задумавшись о том, чтобы выйти из него. А что ему оставалось делать? Чувствовал себя мерзко, а выглядел еще хуже. Он каждый день смотрел на свое позеленевшее лицо и не представлял, как появляться на сцене на концертах перед людьми. Да, кто-то успел увидеть его в прямом эфире в Инстаграме в новом «образе». Но ведь для кого-то его внешний вид станет настоящим шоком.       Появилась мысль придушить себя. Все равно Глеб был обречен на страдания, так пусть лучше они закончатся поскорее. Он стоял и смотрел на стемневшую улицу, чувствуя, как в его душе скребутся кошки. Так хотелось поскорее поправиться и вернуться к привычной жизни. Да, Глеб был по натуре домоседом. Но сейчас даже его уже начало тошнить от постоянного нахождения взаперти.       Все суицидальные мысли покинули кудрявую голову, как только Глеб вспомнил о том, что в выдвижном ящике стоит начатая бутылка вина. Он помнил про запрет Серафима на алкоголь. Но ему же дали разрешение лечиться самостоятельно, да еще и теми методами, которые по душе. И Глеб не удержался и налил себе бокал. Сначала один, затем второй.       Он чувствовал себя женщиной, которая развелась после десяти лет брака. Он сидел на кухне в полном одиночестве, курил сигареты, пил вино и слушал Лану Дель Рей. Любой кинематограф мог позавидовать этой картине, в которой главный герой размышлял о жизни, выпуская в воздух сигаретный дым изо рта и носа, под грустную музыку.       Вино помогло немного расслабиться, а потом напомнило Глебу о его никчемности. И снова его пробило на слезу. Как же хотелось смыть с себя всю зеленку и поехать в студию работать. А потом дать несколько концертов подряд, как раньше. Удивительно, как директор еще не прикончил его за такой пробел в тщательно продуманном графике. Хотя у музыканта имелось оправдание в виде выписанного врачом официального больничного.       Чтобы не испытывать судьбу, Глеб решил не пить больше двух бокалов. В любой другой день он бы не остановился и на бутылке, поехав сначала за второй, а потом за чем-нибудь покрепче. Но он не знал, как может отреагировать организм на сочетание высокой вирусной нагрузки и алкогольной интоксикации. В реанимацию загреметь не хотелось, поэтому он вытер рот рукавом толстовки, помыл бокал и спрятал бутылку вина.       Как уже выяснилось, лучшим психотерапевтом для Глеба был телефон. Он снова начал прямой эфир, считая, что подписчики помогут ему немного отвлечься от тягот реальной жизни. Из-за карантина он ни с кем не общался, кроме Сидорина. И хоть Глеб считал себя интровертом, сейчас ему как никогда хотелось социальности. Хотелось в бар или ночной клуб. Да просто в ресторан сходить, как человек. Но никто бы не пустил его ни в одно приличное заведение. Люди, увидев его, испугались бы.       Глеб курил в открытое окно, рассматривая вечернее небо, пока на него в комментариях сыпались вопросы.       - «Тебе не станет хуже от сквозняка»? Да куда хуже? Мне жить-то осталось недолго.       Глеб не знал, где Серафим и когда он вернется. Вообще ему казалось, что Сидорин больше не придет в его дом, что он обиделся и решил уехать в Питер последним Сапсаном.       Свернув Инстаграм, Глеб проверил все социальные сети и расстроился, увидев, что Серафим не заходил в сеть уже давно. Его заваливали многочисленными вопросами о его здоровье и предстоящих концертах. А в голове крутились мысли только о том, как жить дальше.       Два бокала вина так сильно дали в голову. Глеб вытер текшие по щекам слезы, уже не смущаясь того, что каждый раз после влажных дорожек зеленка размазывалась еще сильнее. Он уже привык и смирился. Просто хотел как можно скорее избавиться от этого.       Неужели Серафим его бросил? Неужели своим поведением он довел Симу до предела? Глебу стало так обидно, что он почти сорвался на то, чтобы вызвать такси и приехать. Вот только куда – неизвестно. Серафим сейчас мог находиться, где угодно, даже в другом городе.       Кто-то из фанатов предложил принять ванную, чтобы расслабиться и немного придти в себя. И, на удивление, Глеб послушался. После двух случаев утопления, он плохо относился к воде, приветствуя только душ. Но сейчас что-то странное внутреннее потянуло его в ванную комнату и заставило открыть кран.       Глеб смотрел на то, как быстро набиралась вода и думал. Но совершенно не о том, как ему будет хорошо нежиться в теплой водичке. Вдруг его посетило непреодолимое желание утопиться. Он даже решил поделиться этими мыслями со своими подписчиками, совершенно не боясь, что сейчас кто-то из смотрящих его прямой эфир вызовет психиатрическую бригаду и его увезут за такие слова на принудительное лечение.       - А я никому не нужен, нахуй, - говорил Глеб, в полумраке глядя в телефон. Он все еще не спешил включать свет, чтобы и люди не смотрели на его зеленое лицо, да и он сам не цеплялся взглядом за отражение в зеркале и картинку на экране. Так было спокойнее. Так ему казалось, что он обычный человек.       Хотелось лечь в ванную, до краев наполненную водой, и покончить с этим. Глеб чувствовал себя таким несчастным, что не видел смысл продолжать свое бесполезное существование.       - «Где Серафим»? А я не знаю. Он ушел. Я остался совсем один. Никому до меня нет дела, блять. Меня вообще в этой жизни уже больше ничего не держит.       Глеб психанул и выключил прямой эфир. Его уже тошнило от всего: от поклонников, от своей жизни. Он чувствовал себя неизлечимо больным, которому ничего не осталось, кроме как надеяться на чудо, что изобретут какое-нибудь лекарство, или разрешат законную эвтаназию.       Драматизма было в нем очень много, а вот решительности гораздо меньше. Он замер перед набранной ванной, но замялся. Вроде, бы все, можно было спокойно топиться, да как-то страшно было. Всякие разные мысли закрадывались в его лохматую голову. Как он мог оставить свою семью, которой регулярно высылал деньги? А как мог оставить Серафима? Неужели его проблемы и тяготы были важнее близких ему людей?       За неделю карантина и после выпитого алкоголя психика совсем расшаталась. Глеб мялся. Воду ненавидел, смотрел на нее с презрением. Потрогал рукой – холодная. То, что нужно, чтобы тело пронзила судорога и он скрылся с головой. Но просто утопиться было мало, обычно люди еще предварительно делали с собой что-то, например, вскрывали вены. Но от мысли, что будет очень больно и будет много крови парня передернуло.       - Глеб, что за хуйня? – раздался голос за спиной. Глеб чуть не выронил телефон с перепугу. Его собственные мысли заглушили звук открывающейся двери и шагов Сидорина, который встал в дверях с многочисленными вопросами на небритом лице. Серафим стоял и строго, даже немного свирепо, смотрел на парня, который припух от неожиданности. – У нас что соревнования по дайвингу?       - Я хотел принять ванную… - попытался оправдаться Глеб. В моменте все происходящее казалось ему очень драматичным и трагичным. Но только сейчас он встрепенулся и пришел в себя. До него дошло, что все это время он стоял, как дурак, у наполненной ванной и вел прямой эфир, рассказывая всему миру, как ему тяжело жить.       Даже утопиться не дали.       - Какого хуя от тебя пахнет алкоголем?!       Под громкие нотации Серафима Глеб был выгнан из ванной комнаты. Сима еле сдержался, чтобы не огреть его полотенцем вдогонку, а сам спустил воду, радуясь, что квартира не его и счетчики тоже.       - Я думал, что ты не вернешься, - раздосадованно произнес Глеб, а Серафим, все еще пребывая в шоковом состоянии, плюхнулся на диван.       - Поэтому решил вести себя, как идиот?!       - Я думал, что ты ушел навсегда! Что я остался один. И я решил… Ну… Ты же сказал, что я могу делать все, что захочу.       Серафим покачал головой, мысленно ругая себя. Сам виноват. Никто его за язык не тянул. А если бы пришел домой на час позже? Неужели Глеб бы действительно утопился? От этой мысли мурашки по спине пробежали. Маленький кудрявый дурачок был способен на что угодно, особенно, если выпьет.       - Я уходил по рабочим делам. Пока я в Москве, мы обсуждали организацию других концертов и ездили смотреть подходящие площадки, - объяснил Серафим и достал сигареты, чтобы закурить прямо в комнате. Но не успел. Глеб сел к нему на колени и обнял его, прижимаясь.       - Я думал, что меня все бросили, - бормотал он. - Мне было плохо.       - Поэтому ты решил набухаться? Жить же надоело, да? Хотя о чем это я... Конечно, жить надоело, ты же хотел утопиться, блять!       - Сима, прости меня. Я понял, что не могу без тебя и твой помощи. Ты делаешь все, чтобы мне стало лучше. Обещаю, что буду лечиться и буду слушаться.       Серафим выдохнул, постепенно приходя в себя. В одной руке он крутил только купленную пачку сигарет, а другой гладил мямлившего еще что-то Викторова по спине. Тот много что ему наобещал. Может, и правда полдня наедине со своими мыслями помогли ему начать ценить то, что для него делали.       - Тогда пойдем тебя лечить? Будет неприятно, но не больно.       - Давай я лучше сам… - Глеб смутился.       - Зря. Я уже видел твою голую задницу миллион раз, - съехидничал Серафим. Он присвистнул от удивления, когда Глеб сполз с него, взял упаковку с лекарством, купленным утром и скрылся в ванной комнате. Он не узнал своего друга. Видимо, болезнь его достала настолько сильно, что ему хотелось поправиться как можно скорее.       «Главное, чтобы не утопился», - подумал про себя Серафим, усмехнулся, а потом вздрогнул. Жутко было представить, что мог сделать с собой Глеб, если бы он приехал не сегодня, а завтра утром.       Глеб выполз из ванной комнаты мрачнее тучи. Пришлось выполнить обещая Серафима, переступив через свои принципы. Он не проронил ни слова, кроме того, что пойдет спать, и тут же скрылся в спальне.       Серафим дал ему время улечься и пришел чуть позже, чтобы поцеловать перед сном. Он, кряхтя, опустился на колени рядом с кроватью и с улыбкой посмотрел на Глеба.       - Как ты узнал про утопление? - внезапно поинтересовался он. - Ты что заходил на прямой эфир?       - Конечно. У меня на тебя уведомления стоят. Не переживай, никуда я не денусь, пока не вылечу тебя. Отдыхай, - произнес Серафим и чмокнул в кудрявую голову. Он поправил одеяло, выключил свет и ушел.       В отличии от Глеба, Серафим не спешил ложиться спать. Он прибрался в квартире, сложил все блистеры в аптечку, убрал зеленку от греха подальше, чтобы она снова не вылилась куда-нибудь еще. Во время уборки у него было много времени, чтобы немного поразмышлять над случившимся. Он считал, что они с Глебом оба неправы. Ему нужно было предупредить, куда он едет и когда вернется. А Викторову стоило хоть иногда включить голову, чтобы не заниматься глупостями.       От части Серафиму было стыдно, что он заставил и без того бедного больного Глеба нервничать и переживать из-за него. Но в целом он был рад, что все закончилось хорошо и даже были сделаны какие-то выводы. Он нуждался в том, чтобы вырваться из дома и немного поработать, перезагрузиться. Тем более у Глеба появилась уникальная возможность самостоятельно распоряжаться своим здоровьем и лечиться, как душе угодно. Только ему не понравилось. Эксперимент показал, что лучше доверять свою жизнь Серафиму. Он в этом хорошо разбирался.       Пока Сима мыл посуду, насвистывая себе под нос мотив только что придуманной на ходу мелодии, Глеб совершенно внезапно появился за его спиной, словно призрак, смотря на него тяжелым взглядом.       Сидорин вздрогнул, обернувшись.       - Ты ахуел меня пугать?       - Серафим, почему лекарство не работает? – с серьезным лицом спросил Глеб. – Почему пятна не проходят и горло не перестает болеть?       Серафим не выдержал и рассмеялся. И чем дольше он сгибался пополам от смеха, тем сильнее раздражался Глеб, глядя на его счастливое лицо наполненными злостью глазами.       - Это какая-то шутка?! Ты решил поиздеваться?!       - Братик, лекарство не разовое, они рассчитано на курс, - объяснил Серафим, глядя на то, как Глеб с каждой секундой становится все мрачнее. – Хули, за один раз ничего не будет. Свечи нужно ставить два раза в день.       - Два раза?! Блять…       Серафим подошел к Глебу и задрал его толстовку до шеи, осмотрев результаты своей плодотворной работы за все эти дни.       - Зато новых высыпаний почти нет. Ничего, думаю, что к концу недели можно будет закрывать больничный и идти на работу.       Глеб кивнул. Только это его радовало.       Спать не хотелось. Серафим предложил попить чай, но Глеб отказался. Горло все еще ныло так, что спать мешало, а о еде и вовсе можно было забыть до полного выздоровления.       - Знаешь, что поможет твоему горлу? – с намеком поинтересовался Серафим.       - Если я тебе отсосу?       - Вообще-то я про мороженое. Но если настаиваешь...       Глеб с непониманием посмотрел на Серафима.       - Какое мороженое? Я под домашним арестом. И на улице ночь.       - Десять вечера – это не ночь. Да и, думаю, если мы с тобой дойдем до ближайшего магазина, твой врач не сделает нам а-та-та. Тебе стоит прогуляться.       Глеб замялся. Так хотел выйти из дома, но в моменте почувствовал ужасную лень и нежелание шевелиться и куда-либо идти. Но Серафим настаивал. Глебу было жизненно необходимо проветриться, чтобы впредь дурацкие мысли не заползали в его голову.       Сначала Глеб воспринял эту задумку сомнительно, но, как только стал надевать уличную одежду, втянулся, радуясь тому, что спустя несколько безвылазных дней он сможет сменить локацию.       На улице почти никого не было. Лишь только несколько людей встретились на пути в магазин, и то им не было никакого дела до двух парней, поэтому Глеб особо не переживал из-за своего внешнего вида. Но маску на всякий случай надел. Не хотелось бы, чтобы при свете уличного фонаря кто-то подошел к нему, узнав, да еще и попросил сфотографироваться на память. Интересная бы получилась фотография, очень оригинальная.       В магазин он не пошел, остался стоять на улице, чтобы не смущать людей. Темно было, прохладно, даже дождь немного накрапывал. Но ему это нравилось. Как же он соскучился по свежему воздуху, по ощущению свободы и возможности покинуть дом без зазрения совести. Правда ноги держали плохо. Глеб немного пошатывался, все-таки не был здоров. Серафим вышел из магазина довольно быстро. В руках он держал целый пакет с мороженым разных видов. Он протянул его Глебу и позволил выбрать любое.       - Не знал, какое ты будешь, поэтому купил разные.       Глеб улыбнулся. Выбрал одно и посмотрел на Серафима, спрашивая разрешение.       - Открывай. Посидим на лавочке. Ты хоть на жизнь человеческую посмотришь.       Серафим сдержал свое обещание. Они с Глебом дошли до соседнего жилого комплекса и сели на лавочку на детской площадке. Пакет с мороженым он поставил на прохладную землю, вряд ли бы оно успело растаять за десять-пятнадцать минут, проведенных на ночной улице. Выбрал себе одно и по-собственнически приобнял Глеба, который ел свое мороженое рядом и смотрел на возвышающиеся перед ними многоэтажки.       Где-то горел свет, а где-то окна оставались темными, безжизненными. Интересно было рассматривать быт других людей и думать о том, чем они занимались, что делали. Может, кто-то улетел в отпуск на месяц, а кто-то, как и Глеб, сидел взаперти без возможности покинуть квартиру и стать свободным, словно птица в небе.       Холодное лакомство немного притупило боль в горле. Глеб ел второй раз за день, но на этот раз почти не чувствовал дискомфорт. А из-за глюкозы, которая уже начала всасываться в кровь, его настроение немого улучшилось. И вот уже от чувства вселенской тоски и печали не осталось ни следа.       - Сим, я не знаю, как благодарить тебя за это, - Глеб доел мороженое и выбросил упаковку в мусорку, что находилась прямо под рукой.       - Да мне не жалко на тебя денег. Хочешь еще возьми. Вон пакет стоит.       - Нет, я про свою болезнь. Ты столько для меня делаешь. Я не справился бы сам. Да я даже, блять, прыщи зеленкой обработать не смог.       Серафим улыбнулся. Он почувствовал, что Глеб дрожит в своей тонкой курточке и еще сильнее прижал его к себе, согревая и укрывая от ветра. Думал о нем. Заботился.       - Я же люблю тебя и хочу, чтобы все было хорошо. Я помогу тебе справиться с любой херней, которая происходит в жизни. Только, бля, прошу, не топись в ванной, пожалуйста.       Глеб смущенно хихикнул.       - Не буду.