
Пэйринг и персонажи
Метки
Драма
Психология
Романтика
AU
Hurt/Comfort
Ангст
Заболевания
Забота / Поддержка
Счастливый финал
Кровь / Травмы
Любовь/Ненависть
Отклонения от канона
Рейтинг за насилие и/или жестокость
Тайны / Секреты
ООС
От врагов к возлюбленным
Насилие
Упоминания пыток
Упоминания насилия
Мелодрама
Fix-it
На грани жизни и смерти
Исторические эпохи
Упоминания нездоровых отношений
Психические расстройства
Психологические травмы
Аристократия
Помощь врагу
Упоминания смертей
Характерная для канона жестокость
Character study
Война
ПТСР
Исцеление
Историческое допущение
Псевдоисторический сеттинг
Упоминания измены
Упоминания беременности
Семейные тайны
Спасение жизни
Sickfic
От нездоровых отношений к здоровым
Последствия болезни
XV век
Рыцари
Столетняя война
Описание
Сквозь все опасности войны и долгого пути Катрин добирается до желанной цели — осаждённого Орлеана к любимому безмерно мужчине Арно де Монсальви, который дорог бесконечно её сердцу. Вот только Катрин терзают мысли, как её встретит возлюбленный, суждено ли им обрести счастье?
Посвящение
Посвящаю моей аудитории и всем, кто любит творчество Мамы Жюльетт.
Глава 9. Возвращённая
17 сентября 2024, 12:30
Уютная, чистая и просторная комната, которую Арно и Жан отвели для Катрин, обогреваемая зажжённым камином, освещалась льющимся через застеклённые окна дневным светом и солнечными лучами.
Дующий через открытую форточку ласковый и чуть прохладный, освежающий ветерок колыхал не задёрнутые занавески. Один из пробившихся солнечных лучиков скользнул по лицу мирно спящей Катрин, запутался в её густых волосах цвета золота.
Молодая женщина по-прежнему не пробуждалась, но больше она не мучилась в жару и бреду, никакой сухой и безжалостный кашель не раздирал до боли ей грудь, вновь розовеющие нежные губы растягивались в счастливой улыбке. Дивное лицо с тонкими и нежными чертами постепенно обретало свой прежний здоровый цвет, на щёки возвращался лёгкий румянец.
Солнечные лучи между тем забили в закрытые глаза Катрин, заставив затрепетать её веки, чуть дрогнули густые и длинные ресницы.
Но мрачный туман забытья и беспамятства более не владел Катрин, утратив над ней власть. Сознание её прояснилось, и молодая женщина даже сквозь умиротворённый сон понимала, что она не покинула эту юдоль и жива, она по-прежнему принадлежит этой земле и не отбыла в более милосердный мир.
Сквозь сон Катрин услышала лёгкий скрип двери, которая отворилась, потом чьи-то шаги, некто прошёл до её постели и присел на краешек. Чья-то мягкая и пухлая рука, явно женская, нежно погладила по щеке Катрин и коснулась ладонью её лба.
— Господь милосердный, Мадонна всеблагая, спасибо огромное! Моя девочка будет жить… А я сдержу клятву принять христианство, — вполголоса проронила женщина, обратив взгляд пронзительных и глубоких чёрных глаз к потолку, тихонько вознося благодарственные молитвы и осеняя себя крестом. Слёзы струились из глаз по её смуглым щекам.
— Сара… Это правда ты? Где я?.. — промолвила Катрин, с трудом открыв глаза, которые протёрла кулачками.
В совершеннейшем непонимании Катрин оглядела окружающую её обстановку, всё же осознавая, что пребывала она явно не на булыжной мостовой Орлеана все дни своего беспамятства, беззащитная перед холодами и дождями с пронизывающими до самых костей ветрами.
На теле её вместо рваного рубища была надета чистая белая сорочка из лёгкой и явно дорогой материи. Что немало удивило Катрин, так это именно то, что больше её не мучили жар и озноб, она не металась в бреду. Раны на руках и ногах, кровавые мозоли на пальцах ног больше не причиняли ей боли и были заботливо перевязаны.
— Ясочка моя, как же я рада! Ты пришла в себя! Моя девочка, ты одолела твой недуг… Моё бедное дитя, сколько же ты перенесла за весь путь до Орлеана!.. — Сара, а пришедшей в комнату Катрин женщиной была именно она, крепко и всё же бережно обняла Катрин, горячо целовала её в щёки и в лоб, ласково касалась губами её золотой макушки, проливала счастливые слёзы над её головой.
— Боже мой, Сара, это правда ты, мне не померещилось в бреду! Ты нашла меня, я так счастлива! Ты не представляешь, как я мучилась страхом за тебя весь путь до Орлеана, не зная, смогла ли ты сбежать от Фортеписа с его бандой или нет… — Катрин заплакала от радости, что вновь обрела Сару — верную старшую подругу непростых лет. Губы Катрин украсила восторженная и счастливая улыбка.
Тихонько, но счастливо смеясь, не утирая льющихся слёз из её больших фиалковых глаз в обрамлении густых и длинных тёмных ресниц, Катрин крепко льнула к Саре, обнимала её — насколько хватало сил после перенесённой и едва не сведшей её в могилу болезни. Катрин склонила голову к плечу цыганки, которую она всегда будет считать дорогим для неё и родным человеком.
За шестнадцать лет, минувших с 1413 года, свободолюбивая дочь дорог и степей заняла в сердце Катрин столь же значимое место, как её родная мама со старшей сестрой и дядей, как её родной отец.
— А что со мной может случиться, моя голубка? Вот она я — здоровая и живая. Только не плачь, моя красавица. Не то опять в горячку себя вгонишь, — с мягкой, ласковой и доброй иронией успокаивала Сара свою плачущую от счастья и тихонько смеющуюся подопечную, которая так крепко обнимала цыганку со всех своих подорванных болезнью сил, будто бы хотела целиком и полностью раствориться в ней и укрыться от всех невзгод.
— Я так боялась, что Фортепис и его подонки над тобой издевались, всячески истязали, а потом убили и выбросили в болото труп! Я так себя винила, что потащила тебя в Орлеан за собой и подвергла опасностям — вместо того, чтобы самой бежать от герцога… Но как ты сбежала?.. — заданный молодой женщиной вопрос Саре прозвучал немного робко.
— Сбежала я от них довольно просто — Фортепису и его банде не стоило доверять мне готовку их обеда. Мало ли, вдруг в их каше окажутся волчьи ягоды с аконитом, щедро сдобренные приправами — чтобы они не почувствовали подозрительный привкус… — губы цыганки тронула хитренькая улыбка интриганки, а глубокие чёрные глаза женщины зажглись лихими и весёлыми огоньками. — Зато теперь они больше никому не смогут причинить зла.
— Боже мой, Сара, да ты в одиночку и без пролития крови предотвратила возможные новые преступления этих бешеных шакалов! — воскликнула в ошеломлении и шальном восхищении Сарой Катрин, поаплодировав своей верной подруге и сиделке. — Ты настоящая героиня!
— Вот что случается, когда используешь голову для размышлений, а не только чтобы в неё кушать, — добродушно усмехнулась и коротко рассмеялась Сара, потрепав Катрин по макушке. — Но душу свою грехом массового убийства я запятнала… — добавила Сара и досадливо вздохнула, покачав головой.
— Сара, но ведь ты же не христианка, раньше ты не мыслила таким образом, — немного удивилась Катрин, мягко улыбнувшись цыганке.
— Знаешь, моя девочка, когда ты металась в жару и бреду, я дала одну клятву. У меня нет права её нарушать, — с тёплой улыбкой ответила ей Сара и погладила Катрин по плечу, с которого немного сполз рукав сорочки молодой женщины.
— Сара, милая, что это за клятва? — Катрин, наконец-то вернувшаяся к жизни подобно воскрешённой дочери библейского Иаира, после многих дней забытья и беспамятства, жара и бреда, ласково улыбалась Саре. Фиалковые глаза вырванной из тисков смерти Катрин загорелись огоньками любопытства.
— Я дала клятву Всевышнему и Мадонне принять христианство, если удастся отвоевать тебя у могилы, моя девочка. Нарушать моё слово и гневить Богоматерь со Спасителем я ни за что не стану, — с нежной кротостью улыбнувшись своей подопечной, Сара заправила за ухо Катрин золотой локон и по-матерински поцеловала её в лоб.
— Но как… Сара, ведь сменить твою веру — нелёгкое для тебя решение. Веру не меняют с такой лёгкостью как платья… Хотя, я так рада, что ты сможешь спасти твою душу. Как же прекрасно, что ты станешь мне сестрой по вере... — поражённо и в то же время с глубоким теплом, безграничной дочерней любовью, благодарностью и уважением Катрин взирала на Сару, широко раскрыв глаза, качая головой и прижав ко рту изящную ладошку. — И ты всё же на это пошла? — вновь заволокли слёзы глаза Катрин, до глубины души тронутой поступком Сары, совершённый бывшей язычницей из самоотверженной и преданной любви к её подопечной, которую Сара растила шестнадцать лет, о которой заботилась все эти годы.
— Я так боялась тебя лишиться, что была готова пойти на что угодно. Но вымолила у Небес твою жизнь в обмен на моё обещание стать добропорядочной католичкой, — разлился в стенах комнаты Катрин по-девически молодой, звонкий и радостный смех Сары. Цыганка вновь горячо расцеловала Катрин в её щёки и в лоб, крепко прижалась губами к макушке Катрин.
Молодая женщина, не желая высвобождаться из уютных и ласковых объятий Сары, вновь наслаждалась ощущением родного дома и семейного тепла, которые добрая и любящая женщина всегда умела ей дать.
Всегда Сара заботилась о Катрин — как о своей кровной дочери. Даже будь у Сары собственные дети, меньше любить свою «ясочку» она бы от этого не стала.
Повернись судьба Катрин немного иначе, если бы она не родилась в семье супругов Жакетты и Гоше Легуа, владевших некогда ювелирной лавкой на мосту Менял, будь родной матерью Катрин преданная и безмерно её любящая Сара — она не пожелала бы себе другой матери.
— Ох, Сара… — Катрин крепче прижалась к Саре, губы молодой женщины расплылись в счастливой и благодарной улыбке. — Я никогда не сомневалась, что ты любишь меня. Но сегодня укрепилась в этом ещё сильнее. — Мягко отстранившись от Сары, Катрин взяла смуглые руки цыганки в свои собственные белые руки и с нежностью прижала их к своей груди, коснувшись губами.
— Как же хорошо, что твоя жизнь теперь вне опасности, моя милая, — Сара мягко коснулась плеча восторженно улыбающейся Катрин и поправила съехавший рукав сорочки своей любимицы, оголявший её плечо.
— Сара, а сколько я пробыла без сознания, в жару и в бреду? — внезапно задумалась Катрин, слегка покусывая ноготь указательного пальца.
— С двадцать третьего апреля, моя родная. У тебя несколько дней держался жар и ты бредила. Ты была в беспамятстве вплоть до сегодняшнего дня — восьмого мая. Ты пришла в себя прямо в день снятия осады с Орлеана, — с нежностью и теплотой улыбаясь Катрин, Сара вновь уложила её на подушку и со всех сторон подоткнула ей одеяло.
— Да, я проспала такие страшные события… Самое обидное, что я не смогла быть рядом с Арно... — из груди Катрин вырвался вздох сожаления.
— И слава Богу, что ты проспала все дни снятия осады в безопасности, уюте и тепле! — Сара осенила себя крестом и еле слышно прошептала короткую молитву. — Почему же ты сожалеешь? — не понимала цыганка, качая черноволосой головой без единой нити седины в густых и длинных волосах.
— Я так мечтала, что смогу стать Арно такой же верной союзницей как мессир Ксантрай, так хотела биться с ним бок о бок против англичан… — проронила Катрин, грустно вздохнув и смежив веки.
— Ишь, чего удумала! Кто же из тебя последний разум выбил? — строго бросила Катрин цыганка.
— Наверно, тот подонок-лодочник, оглушивший меня веслом по голове и подло обокравший, когда довёз меня до Сюлли, — хмуро буркнула Катрин и фыркнула.
— Чтоб ему во сто крат сильнее вернулось то зло, что он тебе сделал! Вот же выродок! Если бы встретила его — точно придушила бы за тебя своими руками! — не могла не выразить со всей пылкостью своего гнева Сара. — Эх, Катрин, сумасбродка ты — каких ещё поискать… Ну, какая тебе война? Рыцарскому делу никогда не училась, оружием владеть толком не умеешь… Такая хрупкая…Тебе пришлось бы не раз переступать через себя и совершать убийства ради выживания. Много бы навоевала? — с ласковой и грустной иронией пыталась пробудить в Катрин благоразумие Сара. Но что-то подсказывало этой доброй женщине, растившей Катрин долгие шестнадцать лет, что её слова не возымеют желанного действия на её подопечную.
— Сара, я всё хочу тебя спросить… Кто приютил нас в этом доме? — мягко сменила Катрин направление мыслей своей старшей подруги.
— Катрин, синичка моя, так ведь тебя сюда принесли мессир Арно и мессир Ксантрай, когда ты лишилась сознания от истощения и болезни с голодом. Мы все вместе тебя выхаживали. Мессир де Монсальви вообще первые два дня боялся отойти от тебя. Если бы не оборона Орлеана — ночевал бы у твоей постели… — смуглая рука Сары ласково коснулась щеки Катрин, губы цыганки на несколько мгновений прильнули к её лбу.
Сказанные Сарой слова произвели на Катрин эффект упавшего прямо на голову молодой женщины небесного свода. Отвоёванной у смерти Катрин показалось, что Сара повредилась рассудком и сама не понимает, что говорит, либо рассудком повредилась после всех пережитых тяжёлых испытаний сама Катрин — раз с нею приключилась слуховая галлюцинация. Либо Сара опустошила пару бутылок вина, однако эту догадку Катрин отмела сразу — от Сары не исходило ни малейшего флёра винных паров.
Тогда, возможно, что рассудком повредился Арно? Хотя Катрин не исключала возможности, что граф де Монсальви залил в себя порядком крепкого вина.
В памяти Катрин вновь ожили все те жестокие и до боли обидные слова, когда Арно проклинал её и крыл руганью, ядовито выплёвывал слова ненависти и презрения к ней. Молодой человек сам же и сказал Катрин, не желая даже слушать её робких попыток рассказать всю правду о гибели Мишеля, что он не убьёт Катрин только из-за её принадлежности к женскому полу.
В сознании молодой женщины всплыли все безжалостные и оскорбительные слова, что Арно бросал ей в лицо, когда только Жан Люксембургский помешал ей отдать всю себя любимому человеку.
В понимании Арно всё выглядело так, что Катрин была в сговоре с Филиппом Бургундским и Жаном Люксембургским, которые нарочно подослали к нему Катрин, чтобы подвести его с верным другом и братом по оружию Жаном Ксантраем под арест после поединка в Аррасе.
Следующим же утром после своего освобождения из-под ареста вместе с Жаном Арно застаёт пробудившуюся ото сна Катрин в покоях, да ещё в постели его злейшего врага.
В ту их последнюю встречу Арно с такой пылкой ненавистью смотрел на Катрин, что у молодой женщины сложилось впечатление, словно Монсальви был одержим желанием прямо на месте сколотить для неё эшафот и подготовить столб с вязанками дров, для казни на костре.
И после всего Сара говорит только пришедшей сегодня в себя и пробудившейся от беспамятства, только вышедшей победительницей из схватки с болезнью Катрин, что всё это время Арно её выхаживал вместе с Сарой и мессиром Ксантраем?
Катрин никак не могла принять всё услышанное и поверить словам Сары.
Молодая женщина ещё была готова охотно поверить в то, что Сара и мессир Ксантрай посвятили себя заботам о ней и борьбе за её жизнь, но чтобы Арно…
Катрин широко распахнутыми фиалковыми глазами потрясённо глядела прямо перед собой, начиная думать, что потихоньку сходит с ума…
«Похоже, что мой бред ещё не прекратился. Чтобы Арно всё это время меня выхаживал? Считая своей злейшей врагиней — ничуть не лучше, чем англичане и бургундцы?.. Но всё же он не был ко мне жесток тогда, когда мы встретились в Орлеане… Он даже отчитал меня, что я сильно рисковала моим благополучием, путешествуя по большим дорогам без охраны, когда наша Франция раздираема войной… Я уже ничего не понимаю!» — забилась эта мысль в сознании Катрин, словно птица, пойманная в расставленные охотниками силки.
— Милая моя, как же обрадуется мессир Ксантрай, что ты здорова и пришла в себя, а как мессир де Монсальви-то обрадуется! Твой Арно так за тебя тревожился! — с нежностью и теплотой улыбаясь Катрин, Сара легонько потрепала по щеке свою подопечную.
— Наверно, я всё ещё в бреду… Мне точно это не послышалось? — до сих пор не могло уложиться в голове Катрин то, что сказала ей Сара. Фиалковые глаза молодой женщины со смесью недоверия и сомнения вглядывались в лицо сияющей от счастья Сары.
— Нет, ясочка моя, ты в здравом рассудке. Ты не ослышалась и не в бреду, — мягко, но всё же уверенно говорила цыганка своей воспитаннице. — Первые два дня у тебя были сильные жар и бред. Всю правду о гибели Мишеля и твоего отца, о твоей с Ландри и Барнабе роли в попытках спасти брата мессира Арно, твой возлюбленный узнал от тебя. Открытая тобой правда и смягчила к тебе мессира де Монсальви.
— Боже мой, Сара! Неужели я в горячке и в бреду выложила всю мою подноготную Арно и даже мессиру Ксантраю?! — с выражением ужаса на бледном лице, на которое только недавно начали возвращаться краски, Катрин во все глаза воззрилась на свою воспитательницу и схватилась за голову, сев выше на постели.
— Да, моя милая. Мессир Арно и его товарищ мессир Жан знают о многом, что ты и твои близкие перенесли после гибели твоего отца и Мишеля. Но тебе не стоит из-за этого терзаться. Никто из них тебя не осудил, они же тебя вместе со мной после всех твоих откровений успокаивали, — Сара бережно погладила по щеке бесконечно дорогого ей, пусть и выросшего, ребёнка.
— Сара, я же не выболтала в жару и в бреду тайну Гарена? — всё ещё бледное после перенесённой простуды лицо Катрин побледнело ещё больше от страха. — Умоляю, скажи мне правду! Накануне казни Гарена я дала себе обещание, что даже на смертном одре не скажу ни одной живой душе о тайне моего покойного мужа, которая искалечила всю его жизнь. Когда Гарен был ещё никому не сделавшим зла юнцом лет шестнадцати!
— Катрин, детка, всё хорошо. Ты осталась верна данному самой себе обещанию, ты его не нарушила. Мессир Арно и мессир Жан знают о твоей жизни всё, кроме тайны Гарена, — Сара ласково потрепала успокоенную её словами Катрин по золотой макушке. — Про историю злосчастий покойного мужа ты не сказала ни слова.
— Хвала Богоматери… Я не выдала в моём состоянии трагичную историю Гарена, которую он доверил мне накануне его казни. Я не обманула его доверия ко мне. Как же я рада… — с облегчением вздохнув, Катрин вновь улеглась на подушку и тихонько засмеялась от радости, что даже в горячечном бреду не нарушила данное самой себе обещание — не делать тайну Гарена, которую она не открыла даже Саре, достоянием других людей, кроме неё самой.
— Да тебе можно спокойно доверить любую важную государственную тайну, мой ангел, — добродушно усмехнулась Сара и поправила подушку Катрин. — Хотя ты слишком добра к твоему покойному мужу — после всего зла, что он причинил тебе и другим невинным людям.
— Но я простила его, Сара. Гарен при жизни был намного несчастнее меня. Я не могу тебе рассказать всей правды о нём. Но ему пришлось очень много страдать, — решительно заступилась перед Сарой за своего покойного супруга Катрин.
— Можно подумать, что тебе и твоей семье не пришлось очень много выстрадать шестнадцать лет назад, — сердито пробормотала Сара, но пара слезинок скатились по смуглым щекам, и цыганка раздражённо смахнула слёзы с ресниц.
— Я прошу тебя, давай не будем об этом. Ты говорила, что Арно знает всю правду о гибели Мишеля, и о том, что было после… Как он выхаживал меня вместе с Жаном. Это правда мне не померещилось в забытьи, жару и бреду? — неуверенно, робко, но со смесью слабой надежды и нетерпением озвучила снедающие её разум вопросы молодая женщина.
— Нет, моя милая. Тебе не показалось. Всё было так, как я тебе сказала, — с уверенной твёрдостью ответила Сара Катрин. — Ты не видела, как мессир Арно рыдал на коленях у твоей кровати, мучаясь страхом тебя потерять, как он молился за тебя и стал твоей преданной сиделкой. Он искренне раскаивается в том, что в прошлом был к тебе очень жесток и несправедлив, целовал твои руки. Хотел собственноручно изрубить в фарш всех, кто причинил боль и зло тебе с твоими близкими людьми. Мессир Арно по-настоящему любит тебя, моя девочка, — улыбнувшись объятой счастливым потрясением Катрин, Сара поцеловала в лоб молодую женщину.
— Так Арно правда любит меня, Сара! Боже, я так счастлива! Он наконец-то меня выслушал, пусть мне пришлось мучиться жаром и бредом, пройти весь этот долгий и тяжёлый путь до Орлеана… И он заботился обо мне вместе с тобой и мессиром Ксантраем… Мне всё это не привиделось, я не сумасшедшая! Значит, все испытания по дороге в Орлеан были не напрасны! Больше никогда Арно не оттолкнёт меня и не посмотрит как на врага! — счастливо смеясь и улыбаясь, Катрин дрожала всем телом, обхватив себя за плечи, плакала от невыразимой радости и даже не утирала льющихся по её щекам безудержным потоком слёз.
— Ну-ну-ну, моя родная, тише, не плачь. Ведь всё теперь хорошо. Ты выздоровела, ещё три дня отдыха в постели и моего лечения — и будешь как новенькая. Ты здесь, с нами. Мессир Арно с мессиром Ксантраем и я очень тебя любим. — Придвинувшись ближе к не перестающей плакать от счастья Катрин, Сара ласково утирала платком слёзы своей подопечной, с материнской нежностью целовала её щёки и лоб, утешающе гладила по золотоволосой голове. — Хочешь, я схожу и позову к тебе мессира Арно и мессира Ксантрая? Они будут очень рады, что ты наконец-то очнулась, они так боялись потерять тебя. Ничуть не меньше моего, — с заговорщической улыбкой на губах, с озорством подмигнув Катрин, предложила Сара.
Последние фразы цыганки заставили Катрин перестать плакать. Задорный настрой старшей подруги передался и ей. Желание едва пришедшей в себя молодой дамы увидеть после пробуждения Арно и Жана было нестерпимым, вот только голову Катрин посетила одна идея…
— Спасибо, Сара. Я очень хочу, чтобы ты позвала сюда Арно и Жана. Только не говори им, что я очнулась, хорошо? Хочу сделать им приятный сюрприз… — фиалковые глаза хитренько улыбающейся и вновь чувствующей вкус к жизни Катрин загорелись весёлыми огоньками…
— Что ж, я тебя не выдам, мой ангел. — Сара тихонько засмеялась и поднялась с постели Катрин, подоткнув ей одеяло. — Представляю, как мессир Арно и мессир Жан обрадуются твоему сюрпризу, — лукаво подмигнув Катрин, Сара величественной поступью прошлась до двери, повернула ручку, пересекла порог комнаты и плотно прикрыла дверь в комнату Катрин с другой стороны.
Скоро доносящиеся до слуха молодой женщины шаги цыганки стихли в отдалении.
Предвкушая, каким радостным потрясением для Арно станет её выздоровление и пробуждение после долгих дней забытья, Катрин мечтательно улыбалась, закрыв глаза, и делая вид, что пребывает во власти крепкого сна…