Лестничная площадка

17 января 2002 года, 16:07

      Брови Дариуса взлетели, когда стеклянный стакан, всего минуту назад полный воды, в четвёртый раз оказался на кухонной тумбе совершенно пустым, а его сын потянулся за бутылкой с водой, чтобы наполнить его вновь. Не то, чтобы это удивляло, Дариус старался быть готовым ко всему, что могло быть связано с этим ребенком. Не только из-за того, что неожиданности могли внести очень нежелательные перемены в их жизнь, но, скорее потому, что он точно знал, что не хотел оставлять Хантера справляться с этим в одиночку. Это могло напугать, шокировать, даже свести с ума… Дариус помнил себя таким. Он помнил и многих других тоже. Хантеру не нужно было знать все эти вещи, но Дариус хотел бы убедиться, что подросток будет обладать нужной информацией, когда это будет необходимо. До тех пор, мужчина старался следить за необходимыми тревожными звонками, чтобы суметь позаботиться о Хантере. — Уже собираешься к своим друзьям? — спросил Дариус, находясь в своих мыслях. — Мы будем делать домашнее задание у Боши в пять часов. У нас есть чай? — В последнее время тебе очень хочется пить, хм? — на секунду отрываясь от ноутбука, произнёс мужчина, скорее, чтобы убедиться. Хантер замер на месте, держа бутылку в руках, и Дариус поспешно покачал головой. — Нет-нет, пей, сколько хочешь, я имею в виду, ты выпиваешь уже третью бутылку воды за день, верно? — Да. Сам не знаю, что со мной, но… — Хантер сделал большой глоток, одновременно открывая холодильник. — В последнее время мне ужасно хочется пить. И есть что-то странное… — он принюхался, исчезая за дверцей, и Дариус откинулся на стуле, наблюдая за сыном. — У нас есть, эмммм… Рыба? И, ээ… Молоко? Лимон? И… Петрушка. Я хочу это всё. У нас есть морепродукты? Можно? — Тянет на всё морское? — Дариус почти что усмехнулся, вставая из-за стола. Он подошёл ближе, мягко касаясь плеча сына и чувствуя себя родителем больше, чем когда-либо. — Хантер, детка, поверь, я понимаю, что твой организм требует все эти комбинации, но тебя стошнит, если ты съешь это всё разом. — Но мне хочется… — откусывая большой кусок от сэндвича, с набитым ртом протянул подросток. Дариус вздохнул, снимая капюшон с лица Хантера и касаясь его лба. Лёгкий жар, покраснение, сухость кожи, которой не было ещё утром… И Дариус всё больше убеждался в своих предположениях. Множество вариантов можно было отбросить. Он догадывался, к чему именно это идёт. — Знаю, что хочется, но поверь, тебе станет только хуже. Сядь за стол и я приготовлю то, что тебе на самом деле следует… Есть. — после короткой паузы, закончил он. — Это поможет унять твоё беспокойство и набеги на кухню за тем, что испортит твой желудок. — Ла-адно… — со стоном Хантер подчинился, плюхаясь на стул и подкладывая ладони под щёки. Пару минут они провели в тишине, нарушаемой лишь стуком капель о оконное стекло и сонным ворчанием Блинчика, устроившегося в кресле. — Спасибо, папа. — вдруг тихо пробормотал Хантер, опуская глаза и постукивая подушечками пальцев по столу. — Ммм? — не оборачиваясь, промычал Дариус, поднимая бровь. — За что, малыш? — Просто… — Хантер прикусил губу, поднимая голову. — За то, что… Ты заботишься обо мне. И что… Ты… Знаешь… — щёки смущённо покраснели, и последние слова он почти что прошептал. — Что ты любишь меня. До того, как… Ты усыновил меня… Я-я… Не думал, что… Кто-то может… Делать это. Мне нравится жить с тобой. И… Я люблю тебя. Дариусу понадобилась целая минута, чтобы заставить себя обернуться и посмотреть в такие знакомые оранжево-карие глаза… Хантер неуверенно смотрел в ответ, сжав ладони, и мужчина глубоко вздохнул, поняв, что пауза затягивается. — Я тоже люблю нашу семью, Хантер. — он протянул ладонь, ласково касаясь макушки сына, и тот робко улыбнулся, отзываясь на касание. — Если что-то будет не так… Или если почувствуешь себя странно… Скажи мне, хорошо? Не скрывай все эти вещи. Я лишь хочу помочь тебе. — Я знаю. — Хантер кивнул, обнимая в ответ. — Спасибо, папа. — Не за что.

***

— Однажды, в многоэтажном доме, практически таком же, как и наш, на другом конце города жила женщина… И её тайна была в том, что сердце было так черно, что даже губы были синими, потеряв весь розовый оттенок… Эта женщина… — Боша сделала паузу, понизив голос до шёпота и наслаждаясь тем, как замерли остальные, заинтригованные началом. — Была проклята. — Э, мы говорили об историях нашего дома. — фыркнув, заметил Мэтт, скрещивая руки. — Как это связано с Apartment Stories? — О, поверь, ещё как связано. — хихикнув, ответила вместо подруги Уиллоу. — Это моя любимая история. Она о романтике и о грусти, о зле и добре… — Ты любитель противоречий, да? — по-доброму фыркнул Хантер, и Уиллоу довольно кивнула. — Так, что там за страшилка? — Ооо, довольно интересная. — Боша сощурила глаза. — Итак… Проклятие было в том, что эта женщина умела привораживать поцелуем. Стоило ей поцеловать человека, как он в тот же момент влюблялся в неё и уже больше никогда не мог разлюбить. Она была ужасно несчастна, потому что не могла никого полюбить очень-очень долгое время и никому не доверяла. Та женщина хотела предоставить тому, кого полюбит, выбор, а первый же поцелуй забрал бы волю человека, оставив его слепо влюблённым. И она смирилась с мыслью, что навсегда останется одна. Но в один день… — Боша приподнялась на стуле, облокачиваясь о стол, и ухмыльнулась. — Та женщина случайно подружилась с другой милой леди, во время прогулки в парке. И тогда появились первые чувства в её жизни. Проклятая женщина была полностью и абсолютно влюблена, но… Леди уже была замужем за другим, и они с супругом очень любили друг друга. Женщина и леди поговорили лишь совсем немного… Но проклятая больше не могла думать ни о ком другом и стала сходить с ума от любви. Так что одной ночью… — девочка перевела дыхание. — Она забралась в чужой дом, убила мужа той леди, приворожила её поцелуем и… Оказалось, что у леди и её мужа был маленький ребёнок, который мирно спал в кроватке, не подозревая о том, что происходит вокруг. Женщина хотела убить и дитя тоже, но последним желанием любимой, прежде, чем та потеряла свою волю и память о любви к другому, было оставить её ребёнка с ней. Так что с тех пор они всё ещё живут так… Леди, забывшая о той ночи и о своём муже, женщина, которая поглощена любовью и чувством вины и горечи, потому что её любимая не любит её по настоящему, и ребёнок, не подозревающий о том, как несчастна душа её матери!.. Конец. — И это связано с нашим домом, потому что?.. — Потому что, та леди жила в Apartment Stories. — загадочно отметила Боша, садясь на своё место. — И, кто знает, может, после того, как всё случилось, та леди и женщина так и остались жить в одной из этих квартир… Или путешествовать по всему свету, изнывая из искусственных, нездоровых чувств. — Ну, или она умерла давным давно, сколько лет этой истории? — возводя глаза к потолку, спросил Мэтт. — И как это вообще возможно? Что ещё за синие губы, и почему никто не обращал на это внимания? Значит ли это, что всю жизнь этой женщине пришлось пользоваться помадой? Женщина убила того парня? Почему полиция ничего с этим не сделала? Они сбежали? Почему друзья или семья той «леди» не стали разбираться в том, почему она так резко разлюбила мужа и втюрилась к другую? Бред. И не так уж и страшно. — Есть много версий этой истории. — сказала Уиллоу, убеждённо качая головой и опережая сердитую тираду Боши. — В конце концов, каждая легенда, это история, которую рассказывали так много раз, что она стала приукрашенной другими деталями. Хантер, а ты что думаешь? — Магии не бывает. — убеждённо сказал подросток, ни секунды не сомневаясь в ответе и поднимая карандаш в воздух. — Но… Эта история всё ещё могла бы быть правдой. Нужно лишь взглянуть научно. — Например? — с интересом спросила Уиллоу, глядя на друга. — Ты смог бы это объяснить? — Не знаю, но… Возможно, что-то такое было на губах той женщины. Знаете, как в тех статьях про нейромедиаторы, где поясняется, почему возникают определённые чувства. — Хантер пожал плечами, задумчиво касаясь щеки. — Грусть — это недостаток сератонина, радость — это эндорфин… А любовь… Губы имеют довольно мягкую кожу, которая легко передала бы химические элементы, особенно при поцелуе, что заставит другого человека быть зависимым от таких ярких чувств. По мнению ученых, за развитие влюбленности ответственны эндорфины, потому что они молекулы долговременных любовных отношений. Эндорфины действуют на опиатные рецепторы и обладают морфиноподобным эффектом. По химической природе они представляют собой пептиды. Вызывают анальгезию и утоляют боль, и эйфорию, то есть, работают, как природный наркотик, к которому мозг хочет вернуться. Сделать такой состав, значит сделать человека зависимым и лишенным воли, так как мозг будет слепо следовать за эйфорией. Поэтому это и ужасно. — он нахмурился. — Это уже не естественный процесс, а всё неестественное выходит из-под контроля рано или поздно. И это в каком-то смысле «привораживает» человека. Послышалось довольное фырканье, а затем и смех, и Мэтт, Боша, Уиллоу и Хантер разом обернулись. — Ты точно сын Калеба, я словно снова слышу его голос. И так сильно похож на него, практически копия. Ты мало что взял от Эвы. — довольно произнес чей-то голос, и прежде, чем Хантер успел ахнуть от удивления, Боша вскочила с места, чтобы обнять женщину, облокотившуюся о дверной проём. — Мама! Я не слышала, как ты вошла. — Разобрались с завалом на работе быстрее, чем обычно, и я решила провести время дома. — мягко сказала она, касаясь макушки девочки. — Рассказываете страшные истории? — Ты ведь живёшь здесь целую кучу лет, ты слышала что-нибудь про историю про проклятую женщину и её поцелуй? — подпрыгивая от возбуждения, с интересом спросила Боша. — Это было в этом доме, правда? Женщина фыркнула, чуть скривившись. — Снова эти глупые истории, развлекающие детей, Боже мой… — она цокнула языком. — Нет, милая, это Эмма живёт здесь всю жизнь, я переехала сюда уже после того, как мы с твоей мамой поженились. И было бы лучше, если бы ты занялась математикой, а не сказками. — Изначально мы и делали домашнее задание, но… Решили устроить перерыв. — Боша хихикнула, пожимая плечами. — Ребята, это моя мама, Клара Нильсон. Ты уже знаешь Уиллоу, а это Хантер и Мэтт, я рассказывала про них тоже, помнишь? Они живут здесь пару месяцев, приехали в тот месяц, когда ты была в командировке. — Я видела их, дорогая, да. — Клара кивнула, оборачиваясь к друзьям дочери и коротко кивая. — Рада знакомству. — Вы знали моих родителей? — выпалил Хантер прежде, чем женщина успела договорить. Сердце бешено забилось, и он с трудом поднял взгляд, чувствуя, как взволнованно сжалось всё внутри. Ярко-красные губы Клары изогнулись в улыбке. Она откинула длинные розово-рыжие волосы назад, и пронзительный, уставший взгляд встретился с глазами Хантера. — Дариус разве не рассказывал? Любопытно, я думала, он не упустит возможность… Поделиться интересным прошлым самому. — усмехнувшись чему-то, в сторону пробормотала она, доставая из упаковки сигарету. — Ты знала родителей Хантера, мама? — удивлённо повторила вопрос Боша, садясь за стол. — Я и Эва Клоторн были лучшими подругами. Она была дальней племянницей для Гвендолин Клоторн, которая жила здесь с мужем недолго, прежде чем они переехали. — кивнула женщина, зажигая спичку. — Мы с Эвой жили в другом доме и лишь позже переехали сюда, когда вышли замуж. Практически, провели всю жизнь бок о бок. — Её ведь звали… Эвелин. — хрипло заметил Хантер, сжав ладони и слепо уставившись в учебник. Клара рассмеялась, мягко фыркая. — Эва убила бы любого, кто назвал бы её полным именем. Её отец называл её так и… У них были не слишком хорошие отношения. — выпуская дым в открытую форточку, сказала она. Повеяло холодом, но Хантер этого даже не почувствовал. — Однажды, Калеб случайно назвал Эву Эвелин, и она распсиховалась и не разговаривала с ним неделю. Твоя мама была… Ну, у неё была странная жизнь. На самом деле, это довольно долгая история, и я не думаю, что тебе стоит знать это всё. — А мама тоже её знала? Мы можем спросить что-нибудь и у неё тоже, Хантер. — заметив взгляд друга, предложила Боша, касаясь его плеча. Клара сощурилась, выпуская сигаретный дым. — Не стоит, дорогая. Эмма… Не слишком любит говорить об Эвелин. Прошлое есть прошлое, в любом случае, нет нужды его ворошить. Поверь, Хантер, Эва и Калеб были по-настоящему счастливы, когда ты появился в их жизни. — она задумчиво посмотрела в окно. — Это всё, что имеет значение. — И мой старший брат? Клара рассеянно подняла брови. — Что? — Мой… Мой старший брат. — тише добавил Хантер, наконец, поднимая голову. — Хьюго. Я его не помню, но… Эд… Ам… То есть... Мне рассказывали о нём. Кое-кто, кто знал его ещё ребёнком. — Хьюго? Старший… Детка… — женщина рассмеялась, прикрывая рот рукой и снисходительно глядя на подростка. — Ты был единственным ребёнком Калеба и Эвы. И я бы точно знала, будь у них старший сын. Остальное… Ну, случается разное. Возможно, твои источники просто что-то не так поняли. Глаза Хантера распахнулись от удивления, и он встал с места, игнорируя такие же недоуменные и непонимающие лица друзей. И снова всё внутри переворачивалось, и это почти заставляло хотеть спрятаться от того, как непонятно всё было. — Что? Но… Но как же так?.. — Ты всегда будешь слышать разные версии этой истории. Меня это не удивляет… Когда станешь старше… Тоже многое поймёшь. — Клара вздохнула, затушивая сигарету и закрывая окно. — Эва была моей лучшей подругой. И её смерть… Это одна из самых ужасных вещей, что происходила со мной. У неё была… Трудная жизнь, полная событий. Но она больше всего на свете хотела, чтобы ты не сталкивался с таким. Поэтому, скажи мне, если тебе когда-нибудь понадобится помощь или ты… Ммм, узнаешь что-то необычное. И я помогу. Под сочувствующими переглядываниями друзей, Хантер мог лишь сесть на место, чувствуя невероятную головную боль. Хотелось домой.