Красное солнце пустыни

Часть 4.10. Сай. Апрель, 17 лет после рождения Наруто.

ГРОТ, VLNY — ПРЕДРАССВЕТНАЯ

+++

Своим браком Саю хочется хвастаться всем и каждому. Он сияет как новенький протектор: у него на руке теперь красуется не только татуировка, наполненная чакрой Накику, но и обручальное кольцо. Ему кажется… нет, он наконец-то уверен, что нашел свое место и в этой жизни, и в этом мире. Сай ощущает себя человеком, таким же как все остальные, а не просто орудием в чьих-то руках. Накику его любит, — о чем часто ему говорит, — заботится о нем и считается с его мнением. Ей интересно, что он любит и что ему нравится, ей интересно смотреть, как он узнает что-то новое и разбирается в своих вкусах, ей просто интересен он. Сай никогда не чувствовал себя особенным, но под взглядом своей теперь уже жены буквально расцветает. Дейдара ехидничает, что выглядит Сай до тошноты довольным, но при этом хлопает его по плечу, поздравляя с тем, что он получил в свое пользование Накику. Еще он фыркает, — и страдает, потому что Звездочка у него все еще на небе, а не в руках, — глядя на Накику, что им обоим теперь точно пизда: Акеми будет очень недовольна тем, что они решили пожениться, когда ее не было рядом, и никакие оправдания вроде того, что это спонтанное решение, их не спасут. Сая, впрочем, гнев сокомандницы не пугает. Его сейчас вообще ничего не пугает, он живет с чувством какой-то всесильности. Теперь ему и море по колено, и небо по пояс. Накику же в конечном итоге выбрала именно его. Пускай Сасори из ее жизни никуда не делся и, видимо, не денется, Сай считает, что в чем-то его обыграл и обскакал. Вроде как и соперничества как такового у них нет, и главенство Скорпиона он не оспаривает, не устраивает Накику никаких сцен ревности — они тут ни к чему ведь, — и даже особо-то и не ревнует ее к опекуну, но приятно быть в чем-то первым и единственным. У Сая ведь, по сути, никогда ничего своего не было. Все было казенным, одолженным, чужим, но Накику вот — его от и до, у него с ней отношения, и дом Скорпиона он теперь считает и своим. Поэтому точно знает, где у того лежит алкоголь и рюмки, которые наполняет, когда они возвращаются домой. Сасори смотрит на их кольца с легким недоумением и пощипывает переносицу, но недовольным он не выглядит. — Когда я предлагал брак, то не думал, что вы поступите вот так. — Саю кажется, что он слышит в голосе мужчины нотки растерянности. — Но… что ж, это, наверное, хорошо. — Не поздравишь нас? — смеется Накику, кидая лукавый взгляд на Сасори и, проходя мимо него, наклоняется, чтобы поцеловать в уголок губ. Сай думает, что ощутит укол ревности, но нет, ничего. Видимо, он слишком счастлив, чтобы над этим задумываться. — Я даже за вас выпью, — хмыкает Сасори. — Сай ты тоже, — Накику сжимает его ладонь своей, когда садится за стол. — Конечно, — он серьезно кивает. Благодушие Сасори Сая немного удивляет, но, с другой стороны, разве для Скорпиона что-то изменилось? Накику все еще принадлежит ему, просто он делится ею с Саем так, как делится уже почти год. До тех пор, пока ни один из них не ставит ультиматумов и не мешает им быть с ней, то и ссориться им незачем. Этот вооруженный нейтралитет тоже неплох, если задуматься. Сасори, несмотря на то, что выпивает, уходит из дома держать какой-то тайный совет и зачем-то утаскивает с собой Дейдару. У Сая немного кружится голова, пить он все еще не научился, да и не хочет. Ему больше нравится быть трезвым и осознающим, что происходит вокруг него. Разве не лучше, когда он отдает себе во всем отчет? Он трет шею и заваливается в их с Накику комнату, а через пару минут к нему присоединяется и она сама. В доме они одни, если не считать Суйгетсу, но о нем Сай сейчас не думает. Он садится на кровать и смотрит на Накику. Она — его жена, его, а не Скорпиона! Она любит его, они связаны чакрой, а теперь еще и вот, легально. Почему-то ему это кажется чем-то волнительным и прекрасным. Сай облизывает губы, наблюдая за девушкой, и в какой-то момент она останавливается и смотрит на него через плечо. — Объясни мне, на что у тебя встало? — спрашивает Накику, прислоняясь бедром к комоду. Сай шумно сглатывает и не знает, что сказать: просто на нее, просто потому что она такая красивая, такая родная, такая его. Просто потому что она его жена, а не чья-то еще. — Хотя, не отвечай. Накику скидывает с себя одежду и бросает ее на пол, — знает же, что Сай потом все уберет, потому что он чистюля, пускай и не такой, как Ичи, — и забирается к нему на колени. Его возбуждение передается и ей, она прижимается к его члену, натягивающему ткань шорт, и трется о него, медленно и пошло, так, что он шумно вздыхает. Сай смотрит на нее черными восторженными глазами и целует: все делает так, как она его научила, как она любит, как и он любит. У него в голове и мысли не возникает о том, что он мог бы захотеть получить еще какой-то опыт. Никого другого он не хочет, не захочет никогда. Когда член Сай оказывается в ней, тесно и прекрасно сжатый, Накику уже мокрая. Она теперь легко и быстро заводится, да их это обоих касается, потому что возбуждение одного делится на двоих и тут же множится. Сая это приводит в восторг, хотя у Риры, наверное, стоит спросить, все ли в порядке. Но не в ближайшее время, потому что ее и в Суне-то нет. Да и Сая это не так сильно беспокоит. Ему хорошо. Ему хорошо оттого, как Накику постанывает, двигаясь на нем, как ее грудь оказывается у него перед лицом, когда он падает назад на кровать, а она цепляется ладонями за изголовье. Сай мокро лижет ее соски, обводит их кончиком языка и втягивает в рот как можно больше. Он жадный, но не эгоистичный, ему нужно, чтобы Накику было также хорошо, как и ему, а то и лучше. — Я тебя люблю, — шепчет ей в кожу Сай, когда движения Накику становятся резче и быстрее. Он сгибает ноги в коленях, упирается ступнями в матрас и помогает ей, вскидывая бедра вверх. Поначалу хочет коснуться ее между ног, но чувствует, что это не нужно. Достаточно его губ на ее груди и члена в ней, чтобы мышцы ее влагалища начали бешено сокращаться, чтобы он и сам кончил в нее, пачкая спермой и внутри и снаружи. Когда-нибудь оно же приживется в ней? Мысль странная, но почему-то ему кажется логичной и правильной. Они же муж и жена, семья, правда? Накику падает на него и прижимается губами к его щеке. — Мой утенок, — голос у нее хриплый и ласковый. Говорит ли она так с Сасори? Не ревнует ли Скорпион, зная, что она все-таки стала женой, но не его? С другой стороны, у Сасори хватает куда более важных забот, так что до тех пор, пока Накику под надежным присмотром, его Сай устраивает всецело и полностью. В Суне ведь неспокойно было и до того, как они отправились на миссию. Несмотря на то, что жители деревни в большинстве своем поддерживают Гаару, — деревня меняется на глазах и жизнь в ней постепенно становится лучше, хоть до той же Конохи еще далеко, — но вот среди Совета и, соответственно, шиноби происходит раскол, который с каждым днем становится все более заметным. Часть поддерживает новый режим, установленный Годайме Казекаге, а часть стремится вернуть привычный и восстановить Йондайме Казекаге в его правах. Это борьба стариков и молодежи, и Сай бы рад в нее не вникать, но не может. Коноха, ради которой он столько лет жил и проливал кровь, так и не стала ему домом, а вот Суна — стала. Пригодился он отнюдь не там, где родился, такое случается, и он не исключение, Акеми вот тоже здесь на своем месте, хотя у нее в Конохе целый клан родни. Все-таки, они оба оказываются песчаниками, поэтому Сай считает своим долгом защищать Суну, в том числе и от врагов внутренних. Лазутчиков он рассылает по всей деревне. У него это отнимает не сказать, что меньше сил, чем у Ящерки с ее гуре, но точно не требует столько концентрации. Все более или менее интересное он доносит до Сасори и Баки-сан, стараясь как можно внимательнее следить за происходящим, и все равно он оказывается неспособен приставить шпиона к каждому советнику на достаточно длительный срок. Все-таки, эти люди далеко не дураки, чтобы ни о чем не догадываться и ничего не подозревать. Действовать смутьяны начинают, когда троица Сабаку покидает Суну, отправившись на очередную встречу. Они выжидают несколько дней, а потом наносят удар по Баки-сан, оставленному на время отсутствия Казекаге за главного. Сасори это назначение никто не дает, да он и не просит: достаточно уже того внимания, что он получает будучи приближенным Гаары и участником совета. Его брак с Накику действительно бы не приняли. К тому, что Сай стал ее мужем, отнеслись без восторга, но спокойнее. Только Йондайме Казекаге и раскричался, посчитав, что отдавать в жены куноичи с редким кеккай-генкаем за непонятно кого, да еще и из Конохи, сродни предательству. У него все предательство: и коноховцы в Суне, и союз, и Альянс, и нежелание возвращать ему власть. К счастью, Баки недооценили, поэтому нападение не удалось. Мужчину ранили в плечо, но атака провалилась, и из-за этого всем пришлось зашевелиться. Видимо, мятежные советники надеялись обвинить в этом или Сасори, или даже кого-то из Конохи, чтобы перетянуть симпатию населения на себя, что, в общем-то, было неплохим планом. Все-таки похищение Годайме Казекаге — это происшествие из ряда вон выходящее, от которого даже через год еще не все отошли, а если добавить к этому убийство ближайшего его советника только дискредитировало бы его еще больше. Все ведь помнят, что ему едва исполнилось семнадцать лет. Именно на возраст и напирает тот же Раса, убеждая, что его нужно допустить к управлению войсками, а не Гаару. Сай с логичностью его доводов не может не согласиться: на стороне Йондайме Казекаге действительно есть опыт, в том числе и военный, он старше и повидал больше. Другое дело, что при этом он и не в том физическом состоянии, чтобы участвовать в боях, да и с головой у него такие проблемы, что лучше его держать от власти подальше. Сделать это, увы, легче на словах, чем на деле. Аикава-сенсей, заглянувшая в Суну, стоит, прижавшись спиной к стене. Сай не очень понимает почему она допущена к обсуждению внутренних дел деревни, но она здесь, с ними, задумчиво наблюдает за тем, как Сасори залечивает глубокую рану на плече Баки-сан. — Это так у вас тут все под контролем? — хмыкает она. — Баки, помереть из-за козней этих идиотов — позор какой-то. — Если ты не заметила, Аикава, то я жив. — Твое счастье. Иначе я была бы не в восторге, — Аикава-сенсей переводит взгляд на Сасори. — Я могу задержаться на день-два, если вам нужна помощь. — Не думаю, что ваше участие будет уместно, — качает головой Скорпион. — С этим нам лучше разобраться самостоятельно. Голос у него спокойный и твердый. Сай искоса смотрит на него, полагая, что он и его отошлет, но нет. На следующий день он велит Дейдаре и Накику оставаться дома с Суйгетсу, а Сая берет с собой. Видимо, к бывшему — он же бывший уже, верно? — Анбу Корня Конохи у него доверия больше, чем к этим двоим. Накику он все еще бережет, но с этим и сам Сай согласен. Один раз она уже погибла, так что пусть как можно чаще держится в стороне от всего опасного. Весь мир может сгореть, но с Накику все должно быть в порядке. Такой же жертвой, как стала мать Усе вчера ночью, она не должна. Секретарь Казекаге сморгнул слезы, когда они пришли к нему, поняв, что вряд ли его, одного из самых верных приверженцев нового режима, не попытаются устранить. Картина им предстала страшная: у его ног лежал растерзанный труп, который уже никак было не воскресить, даже если бы Акеми была в Суне, сам Усе тяжело ранен, а убийцы готовились закончить начатое. Ну, ничего, они пополнили коллекцию Сасори, хоть какая-то польза, как ни крути. Во дворце Казекаге их уже ждет Широгику. Она протягивает Саю маску, — хорек, а, может, и горностай, — и молча следует за Сасори. В коридорах как никогда тихо, а голоса начинают слышаться лишь когда они подходят к апартаментам Расы. Это плохой знак, потому что толпы, пусть и небольшой, здесь быть не должно. Сасори не хмурится, выражение его лица не меняется, но он взмахом руки велит Саю и Широгику спрятаться. Будет бой, это им всем ясно. Сай следит за всем из тени, Широгику, замершая напротив него под сводами потолка, уже держит руку на танто. Они оба словно и не дышат — два убийцы, ждущие приказа, это то, чему их учили всю жизнь, только вот у девочки хотя бы семья была. Нормальная или нет, конечно, вопрос, но Ритсуми любят друг друга, любят своих опекунов, у них есть друзья, а Сай всего этого был лишен. Зато сейчас он вдруг оказывается частью чего-то большего, и поэтому готов сражаться до последнего. Будущее Суны тесно связано с его собственным, в этом он не сомневается. Сасори, в отличие от Расы, говорит тихо и спокойно. Присоединившийся к нему Баки и вовсе молчит. Напротив них, помимо Бывшего-сама, Джосеки и еще несколько Анбу, которым, по всей видимости, поручено освободить истинного Казекаге. Вот кто предатели, вот кто хочет привести Суну к падению. Почему же они не рады, что в их деревне все налаживается? Разве не должны старики быть мудрыми, знающими? Видимо, не должны. Сай спрыгивает вниз первым, а со страниц его свитка срываются два чернильных льва. Широгику уже скользит между Анбу, танто разрезает воздух и тут же слышится лязг и скрежет, летят искры — это лезвие столкнулось с чужим. Девочка двигается легко и быстро, учитывает свою комплекцию и комплекцию противника. Сай на секунду отвлекается на нее, чувствуя прилив гордости, ведь он тоже учил ее, вложив те знания, которыми обладал сам. Ровно секунду он позволяет себе улыбаться, а затем резко разворачивается, парируя чужой удар. Зевать не стоит, у каждого из них своя задача, и они не имеют права проиграть. Впереди их ждет война, единство очень важно, а раз так, то настала пора избавиться от тех, кто решил подточить власть Гаары изнутри. Старейшина Джосеки тоже оказывается не лыком шит. Несмотря на возраст, он не уступает Баки, двигается неожиданно проворно. Отточенное годами мастерство в ниндзюцу он использует с умом, но Баки злее, потому что его пытались убить, потому что сместить хотят его ученика и, кажется, потому что Аикава-сенсей не очень-то и стеснялась в выражениях, отчитывая его за закрытыми дверьми его апартаментов. При этом он собран и на поводу эмоций не идет, не первый год живет, не вчера стал шиноби. Двое Анбу оказываются убиты, троих удается обездвижить, а старейшина Джосеки теряет сознание после серии удачных ударов, нанесенных ему Баки. Последний, в висок, оказывается решающим, и старик падает на пол. Сочувствия Сай не испытывает. Сая больше волнует Сасори, чей бой перешел на открытую площадку, на которой ему есть, где развернуться. Другое дело, что это и для Расы преимущество. — Не лезьте, — коротко приказывает Баки. Сай кивает и вдруг замечает выглядывающего из-за угла Усе. Ему велено было не показываться, а сидеть в доме Гокьедай с Эбизо-сан, но вот он здесь, подходит к ним и оглядывается по сторонам. Сай уверен, что в голове Усе уже сочиняет отчет, который передаст Гааре. Он будет сухим и сплошь состоящим из фактов, потому что свою боль мужчина оставит при себе. Бой Расы и Сасори поистине зрелищный. Это два умелых чудовища, два сильнейших шиноби Суны, и бьются они не на жизнь, а на смерть. Йондайме Казекаге нечего терять, в то время как Скорпион сражается за все, что строил столько лет. Марионетка Сандайме Казекаге летает вокруг и, в конце концов, наносит Расе смертельный удар. Мужчина падает на колени, кашляя кровью. Сай не слышит, что он говорит, когда Сасори подходит к нему ближе. Может быть проклинает всех присутствующих, может быть кается, наконец-то поняв свои ошибки. Сай на открытую площадку запрыгивает первым и останавливается около Сасори. На Расу он кидает равнодушный взгляд. Сдох и ладно. — Что он сказал? — Неважно, — или важно, но не для Сая, поэтому ему ничего сказано не будет. Сай принимает это, понимая, что не во все стоит совать нос. — Гаара не будет рад, — говорит Сай очевидное. — Не будет, но выхода не было, — безэмоционально отвечает Скорпион, рассматривая Расу так, словно прикидывает, нужен ли ему этот труп или нет. Конечно же прикидывает, о чем это Сай! Но Гаара подобного не оценит и пожелает похоронить отца достойно. А вот Канкуро, с которым по возвращению троицы Сабаку Сасори какое-то время беседует, вряд ли будет настолько же щепетильным. Сай видит, как он сжимает руки в кулаки и говорит что-то отрывисто и зло, но не сбрасывает с плеча ладонь наставника. Ему, догадывается Сай, теперь Акеми нужна как никогда, но будет она еще дня через три в лучшем случае, так что придется кукловоду справляться самому, дожидаясь возвращения девушки. Пока что у него есть брат и сестра, способные разделить и понять его боль, пока у него есть те, на ком он может сосредоточиться и сфокусироваться в минуты отчаяния, одиночества и тоски. У Сая, к счастью, есть Накику, и именно в ее объятия он и падает, когда возвращается домой. Она гладит его по плечам, занимается им весь вечер, а потом уходит к Сасори, потому что ему, кажется, тоже нужна забота. Забота нужна им всем, думает Сай, прикрывая глаза и засыпая, убаюканный знакомым ароматом трав и имбиря, которым насквозь пропитано постельное белье постели. Их с Накику постели.

Часть 4.10. Тентен. Апрель, 17 лет после рождения Наруто.

Педиф, Алёна Швец — 2000

+++

Наверное, Ли — это единственный человек, который способен удерживать ее на весу одной рукой, ритмично толкаясь в нее бедрами. Спина Тентен прижата к стене, одна ее нога обвита вокруг узкой талии Ли, а вторая закинута ему на локоть. Свободной рукой Рок упирается в стену около ее головы, и почему-то ей это кажется чем-то ужасно возбуждающим. Она разрывает поцелуй, поворачивая голову, и смотрит, на выступающие у него на запястье вены. Это все из-за изнурительных тренировок, которым они с Гаем-сенсеем себя подвергают, Тентен постоянно переживает, как бы они себя не довели, но, к счастью, являясь шиноби они обязаны проходить регулярные медицинские осмотры, так что об их здоровье можно не переживать. Тентен скользит ладонями по взмокшим от пота плечам Рока, сжимает пальцы на его мощной шее и с гортанным стоном кончает. Она почти всегда первая: ему важно подарить удовольствие вначале ей, а потом уже думать о своем. Ей это кажется глупым, но при этом ужасно милым. В нем вообще все ужасно милое, и Тентен рада, что он достался ей. Ли ведь очень хороший, замечательный просто, и было бы обидно, начни от встречаться с кем-то, кто этого не ценит. Она вот очень ценит, прекрасно зная, что ей достался самый лучший парень на свете. Рок очень аккуратно опускает ее на пол и придерживает за талию. Тентен ни разу не хрупкая, но он всегда очень переживает, потому что, объективно, силы в нем раз в десять больше, чем в ней. Про таланты и умения речи не идет, просто он действительно ее сильнее и в порыве страсти мог бы причинить ей вред, если бы не был таким чудовищно заботливым. Наверное, если бы Тентен захотела жесткого секса, — и вообще интересовалась бы чем-то подобным, — то тут их ждало бы разочарование, но ее более чем устраивает то, что у них есть. Жестокости и грубости им хватает в повседневной жизни, учитывая род их деятельности. — Все хорошо, — улыбается Тентен, обхватывая Рока ладонями за щеки, — не переживай ты так обо мне. — Как я могу о тебе не переживать? — удивленно хлопает своими круглыми глазами Ли. У него удивительно длинные ресницы, загляденье просто. Тентен не выдерживает и звонко целует его в кончик носа. — Легко. Пошли, я хочу ополоснуться перед уходом. Встречаться у нее дома они, по понятным причинам, не могут: ее родители попросту не поймут. Им везет, что в его квартирке у них есть возможность проводить время так, как им заблагорассудится. Тентен незаметно для себя перевозит сюда часть своих вещей, они вместе выбирают занавески, посуду, скатерть и коврики, и почти живут вдвоем. Так комфортно для них обоих, но разве есть в этом что-то удивительное? Они товарищи по команде, давно уже привыкли друг к другу и притерлись, так что совместная жизнь для них никакое не испытание. Она у них во всяком случае есть, в отличие от того же Неджи. Свои отношения с Хинатой он от нее, Ли и Гая-сенсея не скрывает. Неджи говорит, что «они с Хинатой-сама вместе» и смотрит так, словно ждет возражений: гордо вздернув подбородок и поджав губы. Видимо, решил потренироваться перед тем, как сообщать об этом дяде, только зря. Им-то его за что осуждать? Лишь бы он был счастлив и всем доволен. Неджи ведь и так очень долго мучился и искал себя, поэтому если ему хорошо и спокойно с Хинатой, то это замечательно. Тентен помнит, каким злым и взвинченным Неджи был раньше. Старался прятать это за равнодушием и самоуверенностью, но ведь он был ужасно одиноким. Ему стало легче, когда отношения с его семьей стали налаживаться, а по-настоящему расслабленным Тентен увидела его вот совсем недавно, в компании Хинаты. Наблюдать за ними двоими забавно: Неджи всегда ухаживал за своей возлюбленной, но если раньше он старался делать это не так явно, то теперь не стесняется. Он вообще оказывается очень заботливым, может, это из-за того, что трогательно краснеющей Хинате и требуется такое внимание. О неразделенной любви наследницы клана Хьюга в Конохе не знал только один человек — объект этой самой любви. Наруто ничего не понимал и не замечал, невольно раня Хинату. Он не специально, это и невооруженным взглядом было видно. Просто Наруто всегда был влюблен в Сакуру, а Хината была слишком робкой, чтобы он действительно мог обратить на нее внимание. Он ее, безусловно, любит, но так, как любит всех своих друзей, и это не делает девушку особенной. С Неджи рядом о Наруто Хината если и вспоминает, отмечает Тентен, то больше как об образце для подражания. Ну и славно, что хорошего в том, чтобы мучиться от неразделенной любви? Ей и самой поначалу очень понравился Неджи, но Тентен быстро поняла насколько глупой затеей будет за ним бегать и по нему вздыхать, поэтому приязнь даже во влюбленность не превратилась. Это Хинате нужно, чтобы над ней бдели, а сама Тентен такое внимание считает душным. Справедливости ради, ей и Рока бывает много, но он удивительно хорошо ее чувствует и знает в какие моменты лучше всего оставить ее в покое. Удивительный парень, идеальный человек, во всем пошедший в своего любимого наставника. Гай-сенсей ведь тоже хороший. Даже очень хороший, за таким как за каменной стеной, удивительно просто, что выбрал он при этом Анко-сан. С другой стороны, прошлое у нее весьма трагичное, так, может, ей эта самая каменная стена и нужна? Тентен ведь тоже может о себе позаботиться, она в состоянии постоять и за себя, и за кого угодно, но это не отменяет того факта, что забота Ли ей приятна. Ей нравится, что он всегда готов ее поддержать, что присматривает за ней так же, как она присматривает за ним. Гай-сенсей как-то упомянул, что Анко-сан куда мягче внутри, чем кажется. Быть может, он прав? Хотя, почему ему не быть правым? Он взрослый человек, у которого есть жизненный опыт, да и в людях он хорошо разбирается. Тентен все еще не понимает, как в нем сочетается умный и начитанный собеседник с тем дураком, которым он перед многими предстает. Недоумевает по этому поводу и Аикава-сенсей: она с академии дружит с наставником команды номер три, а все равно он него иногда впадает в ступор. — У тебя тренировка с Кибой? — спрашивает у Ли Тентен, после того, как выходит из душа. Воду они предпочитают разной температуры, так что когда у них нет желания подурачиться в ванной и заодно друг друга помыть, они туда ходят по отдельности. — Да, Киба-кун сказал, что ему не хватает практики в ближнем бою, а мне будет полезно потренироваться сразу с двумя противниками. Тентен задумчиво кивает. Ей хватает Рока и Неджи, если речь идет о тайдзюцу, да и Гай-сенсей все еще занимается с ними, но в последнее время она спаррингуется и с кем-то еще. Ее команда не специализируется ни в ниндзюцу, ни в гендзюцу, и если мастеров иллюзии в Конохе не так много, то тех, кто манипулирует элементами достаточно. Шино и Чоджи тоже не сидят без дела, поэтому Тентен пересекается с ними на тренировочных площадках. Еще, пусть и реже, ее к себе зовут Аичиро или Хошиме. Кай намного реже — он загружен миссиями и сменами в госпитале, как и Ино. Совсем Тентен не видит Сакуру, но, может, это и к лучшему. Харуно ходит злая, вроде как даже Ино недавно руку нечаянно сломала на тренировке. Виноват опять, конечно же, Учиха. Только если раньше он терзал Сакуре душу, — об этой любви тоже только слепой и глухой не знал, — то теперь она просто хочет оторвать ему голову. Тентен хорошо помнит, как на посиделках, устроенных Ино для куноичи, Сакура долго и с чувством описывала, что сделает с проклятым во всех смыслах предателем. Очередную рюмку сакэ она опрокинула в себя даже не моргнув глазом и опустила на стол так, что задребезжала вся посуда. — Сволочь! — выплюнула Харуно с таким выражением, что не поверить и не проникнуться искренностью и яростью ее чувств было невозможно. — Он пропал. Пропал! Как удобно, прямо как это… скажи мне! Это у этих есть, ваших! — Сакура перевела взгляд на Темари, которую Ино позвала присоединиться к ним. За столиком помимо них троих и самой Тентен еще была Хината, но она больше сочувственно вздыхала, чем говорила. Хьюге все кажется, что Сакура должна на нее сердится, но у той своих проблем хватает. — Инка? — не совсем уверенно спросила Темари. — Да, это самое! Вот словно не было его. Ну ничего, я до него еще доберусь, а там и за себя, и за своих… — Спокойно, Лобастая, спокойно, — успела поймать ее за руку Ино, прежде чем она ударила ладонью по столу. — Мы поняли, что он козел. — Поняли! На что мы с тобой вообще запали?! — Ну… мы были молоды и глупы? — Наруто это объясни, он все хочет его переубедить! — Гаара пытался, — со вздохом призналась Темари. — На собрании Каге как раз. А вот это неожиданно. Тентен об этом не знала, да и остальные, судя по всему, тоже. Только зачем это нужно было Гааре? Хотя, можно и догадаться: про их переписку с Ли Тентен в курсе, как в курсе и о том, как сильно Казекаге привязан к Наруто, наверняка же другу помочь хотел. — И как успехи? — ядовито уточнила Сакура. — Дай угадаю, Саске заладил о том, что у него есть цель, путь, а все остальное — глупости? — Как-то так, да. — Не проникся Саске ораторством Гаары, что поделать, — Ино покачала головой и помахала официанту, чтобы он подошел. Помимо алкоголя нужны были еще закуски, а то та же Сакура уже уплывала. Весь остаток вечера Сакура была не в духе, в конечном итоге Ино пришлось ее уводить чуть ли не на себе. Учиха до сих пор всем приносит только проблемы, думает Тентен, вспоминая ту встречу. Всем приносит проблемы и несчастья, и его даже тяжело уже жалеть. У многих шиноби было трудное детство, у многих были трагедии, но Саске свои беды ставит выше любых других. — Как думаешь, мне лучше подарить Гааре-кун кактус в горшке или семена? — спрашивает Ли по пути к тренировочной площадке. Тентен останавливается и задумчиво смотрит на него. — Семена практичнее, их легче доставить, но кактус будет смотреться лучше. Только ты уверен, что он ими интересуется? — Да, Гаара-кун очень увлечен суккулентами! Может, в свиток поместить горшок? — Я бы на твоем месте уточнила у Ино. Все равно же без нее не купишь. — У тебя всегда самые хорошие идеи! Ли широко улыбается, загораясь как лампочка, и клюет Тентен в губы. В такие моменты он кажется ей особенно милым. — У тебя еще есть время, сходи к ней, а я тебя на площадке подожду. Рок уносится, на ходу декламируя, что ему нужно больше тренировок. Тентен пару мгновений наблюдает за тем, как он бежит на руках, и качает головой. Если бы она не любила его, то пришла бы в ужас. К счастью, она его не только любит, но и привыкла к этим выходкам, не находя их хоть сколько-то странными. В этом Ли и Гай-сенсей, что с них взять? Какаши-сенсей вон тоже недалеко ушел, вечно же соглашается участвовать в этих глупых соревнованиях. Когда Тентен доходит до тренировочной площадки, то замечает не только Кибу с Акамару. Мацури и Юката, завидев ее, радостно машут руками, отвлекаясь от разговора с, кажется, Наоми. Полненькая куноичи Мороза очень приятная девушка и с этими двумя на одной волне, хотя про двух других ее товарищей по команде даже Ли не смог сказать ничего хорошего, а у него обычно находится как похвалить каждого. Чуть поодаль Тентен замечает уже спаррингующихся Шино и Аичиро. Наблюдать за ними интересно, потому что один не двигается, а уследить за вторым сложно. Их стили боя очень отличаются, но для спарринга это даже лучше: они не знают с кем столкнутся в предстоящей войне, поэтому лучше быть готовыми ко всему. Нападение на Коноху показало, что противник совсем не прост, и никаких поблажек больше не будет. Четвертая Война Шиноби, кажется, станет куда более жесткой, нежели все предыдущие. — Тентен, я весь твой, — тянет развалившийся на траве Хошиме. — Но через минут десять. — Это кто тебя так утомил с утра пораньше? — спрашивает Тентен, останавливаясь около него. — Первым Кай. Он вчера вернулся с миссии и увидел, что я забыл полить эти его… ну, короче. — А его отец и Аичиро? — Ну, наш всеотец пока в Танзаки, что-то закупает, а Аичиро не обещался следить, — вздыхает Хошиме и садится. — В общем, он меня чуть не убил. Помоги отвлечься? А то у меня его сверкающие в ночи очки перед глазами, брр. Тентен усмехается и достает свитки. Ей, конечно, хотелось попрактиковаться не с таким же специалистом в букидзюцу, как она сама, но если остальные заняты, то можно начать и с разминки. Не отвлекать же ей от разговора Мацури, Юкату и Наоми. Последняя, к тому же, поглядывает в сторону Кибы, который пытается о чем-то договориться с Акамару. Пес вредничает как никогда, интересно, что ему не понравилось? Ладно, сами как-нибудь разберутся. Сегодня у них тихий и спокойный день, и Тентен намерена провести его с пользой.

Часть 4.10. Сакура. Апрель, 17 лет после рождения Наруто.

ANAZED — Адреналин

+++

Уже середина апреля на дворе, а Сакура как вспомнит события января, так чувствует, что у неё вот-вот пар из ушей пойдёт. Злая она на всех: на Наруто с Какаши, которые, не сказав ей, попёрлись в страну Железа отговаривать Райкаге охотиться за Саске, на самого Саске, который творит полнейшую нелогичную хуйню, ещё и пропал, будто сквозь землю провалился. Мало было у него проблем, так он умудрился к Акацки примкнуть! Нормальный, нет? Сакура прекрасно отдаёт себе отчёт в том, что уже даже подруг задолбала своим поведением, хоть и жалуется в основном Ино, которую часто видит в госпитале, да на женских посиделках, если немного выпьет. Сакура знает, какой Саске мудак, и всё же… как-то она не ожидала, что если решит его остановить сама, то он попробует без зазрения совести её прикончить. Ещё и предложил, дебил, убить эту Карин, если Сакура хочет к нему присоединиться. В качестве, так сказать, доказательства её преданности. Сакура не говорила, что хочет с ним куда-то идти. Она в такой ступор впала от этого нелепого предложения, что даже отреагировать не успела. На себя за это она тоже злится. Лучшая ученица Тсунаде-шишо, девушка с огромной силой и желанием защитить своих сокомандников… просто стояла в шоке от того, насколько Учиха был уверен в себе и в том, что она всё ещё готова за ним на край света побежать. Спасли её тогда внезапно появившиеся Наруто и Какаши, причём джинчуурики с крайне серьёзным лицом пообещал ей поговорить с Саске и образумить его. В который уже раз. Да не говорить с ним надо, а дать по темечку и притащить в тюрьму! Она бы и убила бы его, но Сакуре нестерпимо хочется, чтобы Учиха тоже пострадал за всё, что сделал команде семь, особенно Наруто, который его всё ещё искренне считает за потерявшегося брата. Сколько бы она с ним не говорила — Узумаки всё так же верит, что сможет его вернуть, переубедить, наставить на путь истинный. Это и умиляет и бесит одновременно. Впрочем, именно в этом заключается особый шарм Наруто. И за это она его тоже ужасно любит. В итоге они, как всегда, вернулись ни с чем. Если не считать пленницы, которая теперь кукует в тюрьме, а её более рациональный приятель — в Суне, и вроде как уже даже не за решёткой, а под присмотром Скорпиона. Тот у себя, видимо, решил собрать преступную банду, ведь Дейдара, которого они когда-то победили совместными усилиями, тоже живёт у Гокьёдай. Сакура от этого пребывает в недоумении, но, кажется, песчаников такое положение вещей вполне устраивает, раз его даже почти не контролируют. Но при атаке лидера Акацки — Сакура уже слышала это от кого-то — он принёс существенную пользу, уничтожив одного из Пейнов на пару с Акеми. Что ж, возможно, не только у Наруто есть дар перевоспитывать плохишей. Только вот Саске никто не перевоспитает: ни Гаара, ни Наруто, ни она, ни кто либо ещё. У него какой-то собственный мир в голове, сплошь состоящий из врагов, которым непременно нужно отомстить. Причём, даже когда он ошибается целью, то всё равно свято уверен, что надо переть дальше. Что ей вообще в нём могло нравиться, помимо слащавой внешности? Да и так уже куда не так привлекательна. Конечно, Саске объективно вырос в красавца: никуда не делись ни его бледная кожа, ни тонкие, аккуратные черты лица, при этом даже мужественные. Ни осанка, ни физическая форма. Но Сакура хорошо запомнила то страшное, яростное, полусумасшедшее выражение, которое искажало знакомое вроде бы лицо до неузнаваемости. Карин сказала, что ничего светлого в Учихе не осталось, и Сакура ей верит. Непонятно только, почему сама рыжая девушка так цепляется за этого мрачного жнеца. Тсунаде-сама с телохранителями и советником возвращаются с очередного собрания Каге, и Сакура тут же идёт к наставнице, потому что у неё накопились отчёты из больницы. В преддверии войны она пытается оптимизировать систему, как можно лучше обучить ирьёнинов; кроме того, Тсунаде-шишо доверила ей кое-какую информацию и личные анализы Ритсуми — или Шинпи, хер поймёшь кто они — для углублённого изучения хенка. А ещё она огорашивает её новостью, что их неприжившийся сокомандник женился. — Чего? — глупо хлопает глазами Сакура. — Сай? САЙ? Женился? На ком? — Догадайся с трёх раз, — закатывает глаза Хокаге. И протягивает рюмку. — Это, конечно, против правил, но священник согласился и вписал их в акт. Правда, тут значится, что Накику беременна. От потрясения Сакура садится на стул и огромными глазами смотрит на свою наставницу. Та продолжает, как ни в чём не бывало, но хмыкает, подписывая полученный из храма страны Ветра свиток. — Вряд ли, конечно, но чем ёкаи не шутят. Пока Ичи тут, вот и доставит свиток в Суну. Только ему ничего не говори, мне интересно, как он там отреагирует на месте. Пусть Казекаге с этим разбирается. А теперь к важному. Годайме молчит некоторое время и стучит пальцами по столу. Смотрит на то, как Сакура опрокидывает в себя сакэ, едва заметно морщась. — Мы с тобой не говорили о… твоих отношениях. Сакура рада, что успела проглотить алкоголь, иначе точно бы закашлялась. Они с Наруто, конечно, не скрывали очевидного, но почему-то она не думала, что Тсунаде-сама решится завести об этом разговор. С другой стороны, а почему бы и нет? Хокаге не её мать, конечно, но близкий человек, который беспокоится об её жизни. Ну и, видимо, личной жизни тоже. Сакура даже краснеет, отчаянно надеясь, что речь не пойдёт про контрацептивы — всё же, она медик, прекрасно понимает все риски. — Что с ними? — Они есть, — хмыкает Хокаге. — И прежде, чем ты разнервничаешься до конца, я не осуждаю и не не собираюсь тебя критиковать, — она делает небольшую паузу и отодвигается от стола, вздыхая и глядя в окно. — Скорее, даже поздравляю. Я никогда не считала, что твоя одержимость Учихой была нормальной. И я вижу, что теперь ты счастлива, пусть и не в совсем стандартном раскладе. Значит, про Какаши она тоже знает. — Я счастлива, — подтверждает Сакура. — И это никак не влияет на нашу команду. Даже, я бы сказала, наоборот. То есть, влияет в хорошем смысле. — Мне сложно судить, Сакура. Но ты не первая в такой ситуации, — ну да, ведь Ли и Тентен уже давно встречаются, да и какая, в конце концов, разница? Даже если бы Сакура не спала с Какаши и Наруто, меньше переживать она теперь за них бы не стала, и Тсунаде-шишо это всё известно и понятно. — Но ещё есть Учиха. Я помню, что обещала не объявлять его нукенином… — Да он преступник и есть! — вспыхивает Сакура. — Я первая из него дух выбью, как увижу! — Я не сомневаюсь в тебе, моя девочка. Просто хочу, чтобы твой гнев был холодным и осознанным. Саске причинил боль не только вам, но Наруто… всё ещё не готов его отпустить. — Кому вы об этом говорите, — ворчит Сакура. Годайме поднимается с кресла и внезапно подходит к Сакуре со спины, опуская ладони ей на плечи. Только сейчас Сакура понимает, что напряжена. — Шизуне будет назначена командиром Кохошиен Ирьё Бутай на войне, — Хокаге меняет тему. — Думаю, ты понимаешь, почему не ты. Понимает, конечно. Во-первых, Шизуне-семпай старше, опытнее и прекрасно представляет как организовывать целую толпу народа. Во-вторых, таланты Сакуры могут понадобиться в другом месте. Она не ревнует, не обижается, даже вздыхает со спокойствием: нести такую ответственность она не хочет, Сакуре важно приносить пользу, не задумываясь о том, что при этом надо строить совершенно незнакомых друг с другом людей. Она заверяет наставницу в том, что это прекрасный выбор и откланивается. Домой она этим вечером заглядывает только чтобы сообщить родителям, что ночевать будет у Наруто. Никаких возражений у них не находится: как только между ними всё было официально решено, Сакура призналась, что встречается со своим сокомандником и на робкое возражение отца о том, что ей ещё семнадцать, напомнила, что на миссиях они ночуют все вместе и на спальниках, и в гостиницах на одной кровати, так что в деревне тоже ничего не меняется. Совсем уж в детали она не стала вдаваться, да и про Какаши предпочла пока не упоминать, но Кизаши и Мебуки только переглянулись и решили, что довериться дочери будет самым правильным вариантом. В конце концов, что на неё жаловаться? Она растёт умницей, на хорошем счету в деревне, Хокаге её хвалит. И про контрацептивы она всё сама прекрасно знает. Может, даже лучше родителей. — Сакура, — мать неловко заправляет прядь волос за ухо. Сакура недоумённо приподнимает бровь, потому что вид у родителей, как у молодожёнов, которые собираются объявить, что они отправляются в медовый месяц. Впрочем, почему бы и нет? Её родители очень любят друг друга, хоть и без ссор, конечно, не обходится, всё же, характером она пошла в мать, так что прекрасно знает, какой бескомпромиссной та иногда может быть. — В общем, я думала тебе сказать это на семейном ужине. Нам, кстати, нужно уже организовать и твою команду пригласить… — Мам, давай к сути, — нетерпеливо подстёгивает Сакура, которой уже хочется завалиться в квартиру Какаши, потому что именно там они решили провести вечер все втроём. А то прибирать очередной бардак у Наруто никому не хочется. — Я беременна! Сакура думала, что на один день потрясений достаточно, но… — Чего? — она глупо хлопает ресницами. — У тебя будет братик. Или сестричка! — отец сверкает, как начищенная монета. Сакура почему-то думала, что они решат на одном ребёнке остановиться; ей-то уже семнадцать, и за все эти годы родители даже не намекали на то, что хотят ещё одного. — Я… поздравляю! Я… — Сакура внезапно не находит слов. Конечно, она довольно за родителей! Если они сами рады. Просто не способна пока адекватно отобразить, что в их семье появится ещё один дополнительный член. Ещё и умудрились его заделать в преддверии войны. Хотя её родители не шиноби и точно уйдут в эвакуацию… Теперь у Сакуры ещё больше поводов защитить их совместное будущее. — Ладно, беги к Наруто, — поспешно машет рукой смущённая Мебуки. — Только сами не торопитесь пока! А то дядя или тётя и племянник или племянница сверстники это немного неловко. Нашла о чём задуматься в её-то положении! Сакура что-то бормочет себе под нос и срывается с места. Первым, как ни странно, замечает её крайне задумчивое состояние именно Наруто. Может потому, что они валяются на диване, пока Какаши пытается приготовить что-то, что не рамен. Сакуру к плите никто не подпускает: все дружно решили, что даже Узумаки готовит лучше, чем Харуно. Она, конечно, подулась для проформы, но со вздохом признала, что учиться готовке сейчас у неё нет времени. Лучше они нормально поедят, задев её гордость, чем будут все втроём страдать от несварения. — Сакура-чан, — Наруто приподнимает голову с её живота, на котором уютно устроился и проникновенно глядит в глаза. — Ты же не злишься больше? — Я злюсь, — со вздохом признаёт Сакура. — Но не на вас. Думаю, что надо навестить эту бедную девушку, Карин. А ещё моя мама беременна. Лицо Наруто так забавно вытягивается, что она не может удержать громкого смеха. Какаши тут же высовывает голову в проём двери, помахивая поварёшкой и щуря глаза. В переднике, с забранными в пучок серыми волосами он смотрится прямо как бабуля, которая решила настряпать для своих внуков побольше вкусняшек. — И она очень разочарована тем, что вас не было на семейном ужине, чтобы объявить эту новость, — добавляет Сакура, посмеиваясь и взлохмачивая блондинистые пряди Узумаки. — Так мы могли бы прийти! — тут же заявляет Наруто. — Какаши хорошо готовит, но с фирменными блюдами твоей мамы это не сравнится! — Договоримся, — обещает Сакура и тянется за поцелуем. Какаши только хмыкает и пропадает, спеша к шипящей на плите сковородке. — На следующей неделе? Наруто некоторое время молчит, затем нехотя приводит себя в вертикальное положение, усаживаясь рядом. Он обнимает подушку, а его коленка касается бедра Сакуры и она такая тёплая, родная, приятная, что у Сакуры всё внутри сжимается от нежности. — Скорее всего, меня не будет. Баа-чан отправляет меня на тренировку на Генбу, вместе с братом Рокудайме. Киллер Би, это джинчуурики восьмихвостого, тот самый, которого Саске-бака пытался похитить. — И которому это не удалось. Лошара, даже Данзо не он убил, а какая-то малолетка из Анбу Суны, — ехидно комментирует Сакура. — На Генбу? — Да, черепаший остров. Это что-то вроде живой тренировочной площадки. — Надолго? — Я не знаю, — Наруто отводит взгляд, и Сакура видит, как он расстроен. Расстроен, но в то же время искрится энтузиазмом, потому что понимает насколько это важно. — Я буду по тебе скучать, — шепчет Сакура, притягивая к себе парня. Он весь — золото и бронза, мускулы и податливость. Такой противоречивый, такой дурачок, но такой родной и невозможно милый, что сердце щемит от того, что тот же Учиха до сих пор делает ему больно. Что она сама когда-то делала ему больно. — Мы тоже не будем терять времени даром, я тебе обещаю. Выбью всю дурь из Саске. Одним ударом, вот увидишь. — Не сомневаюсь, — с нервным смешком подтверждает Наруто. — Ты и сейчас это можешь… Эй, Какаши, когда мы уже будем кушать?! — он плаксиво повышает голос, потому что в животе у него бурчит. Но ужинают они вдвоём. Тсунаде-сама срочно вызывает самых доверенных джонинов на совет, потому что из Суны пришли мрачные новости: там случился переворот, Йондайме Казекаге мёртв — что, по сути, кажется, даже хорошая новость — и Гаара, хоть и обещает, что на Альянс это не повлияет, всё же пишет об опасениях, что в ближайшее время придётся реформировать совет и искать пути диалога с их даймё. Наруто сам не свой, и Сакуре приходится успокаивать его, обещая, что от их лица напишет Казекаге письмо, в котором выразит их полную поддержку. И что пока Наруто будет в Кумо, она постарается, по мере возможности, либо заглянуть в Суну, либо передать какой-нибудь подарок от них вместе с Нара или Ритсуми. Или Ямато-тайчо, который регулярно туда слоняется. Ночью она прижимается к горячему телу Узумаки, но никак не может заснуть. Это Наруто забавно посапывает — как набил живот, так и начал клевать носом, что Сакура всё ещё находит умилительным. Правда, маринованные овощи он запил своим любимым молоком, так что она беспокоится за его кишечник, но хотя бы теперь перманентно бдит за тем, чтобы оно было не прокисшее. На пару часов Сакура забывается неспокойным сном, а когда просыпается, Наруто всё ещё посапывает в её объятиях. Она ласково гладит его по голове, оставляет поцелуи на щеке и скуле возле уха, и сама не понимает, в какой момент резко оказывается подмятой под его твёрдым телом в полной боевой готовности. — Сакура-чан… — этот хриплый, сонный шёпот пробирает её до костей. Когда он начинает так тягуче и низко произносить её имя, Сакура возбуждается без всяких стимуляций. Наруто ей вдруг кажется таким взрослым и проницательным, какой она сама никогда не бывает. Они оба импульсивны, но по-разному. И Наруто свою любовь к ней пронёс сквозь года, совершенно отдавая в себе отчёт почему он её хочет и как. Самого себя ей преподнося на блюде. Он в этом никакой слабости не видит, потому что в первую очередь беспокоится о её сохранности. А Сакура с Саске в первую очередь заботилась о сохранности своих чувств и себя же и жалела. Ей просто понадобилось много времени, чтобы это признать. Она стонет, прогибаясь в спине и чувствуя жар Наруто. Кьюби её совсем не смущает, хотя где-то на периферии её разума мелькает ленивая мысль, что их даже не трое, а четверо в этом странном союзе. Может, и с лисом можно подружиться? Интересно, а он скабрезные шуточки в голове Наруто опускает по поводу секса? Или советы даёт? Входит в неё Наруто резко и без предупреждения, хоть и убеждается предварительно, что она мокрая и готовая. Это далеко не их первый раз, и Сакура была права, когда предполагала, что Наруто не только быстро учится, но ещё и обладает невероятной выносливостью. Возможно, умение сдерживать внутри себя целого девятихвостого зверя, обладающего просто невероятно сильными запасами жизненной энергии, помогает ему и в сексе адаптироваться наилучшим образом? По крайней мере, ловкое у Наруто всё: член, пальцы, язык; да он бы и ушами, носом или пальцами ног мог бы заставить её кончить, если бы захотел. Сакура ужасно радуется, что вовремя осознала что за сокровище у неё прямо под боком. А то вдруг переключил бы своё внимание на Хинату? И шокировал бы трепетную Хьюгу своими аппетитами. Сакуре Хината очень даже нравится, но они практически диаметрально разные. Всё-таки хорошо, что у той есть Неджи. Он, может, и ледышка снаружи, но свою химе готов облизать с головы до ног, подстраиваясь именно под её предпочтения. Наруто, всё же, слишком импульсивен. И кончает раньше неё, с гортанным криком, падая всем своим обжигающим телом ей на грудь. Зато у него и член сразу же обратно встаёт, как по заказу, и он всё-таки, хитро улыбаясь, невинно спрашивает чем бы её сегодня удивить. Наруто планирует как можно сильнее и больше отпечататься на её теле, ведь неясно, сколько его не будет. И неясно когда вообще будет война, когда его вызовут обратно. Наруто и не знает вообще большинство деталей, потому что джинчуурики — тех, кого так упорно ищет этот загадочный Тоби — стараются оградить от деталей. Особенно Наруто, ведь он первый кинется без раздумий в гущу событий. А его всем нужно защищать, хотя Сакура, как никто, верит в его способности. И всё же ужасно боится, что даже такой вроде бы бессмертный и стойкий — её герой! — человек может уйти навсегда. Она этого не выдержит. Ей уже Какаши хватило. Сакура прощается с ним, крепко обнимая у ворот. Потом его так же крепко обнимает Какаши. Наруто улыбается и машет им рукой, не подозревая, что вызывать его на войну никто не собирается. Сакура ненавидит врать, особенно, если речь о ком-то невыносимо близком. Но ради Наруто, Какаши, своей семьи и своей деревни она не только на это готова. Когда силуэт Наруто и его сопровождающих пропадает на горизонте, Сакура кратко целует Какаши в губы, не обращая внимания на Изумо и Котетсу, и направляется в тюрьму. Ей есть, о чём побеседовать с Карин. Тоже, как оказывается, Узумаки.

Часть 4.10. Канкуро. Апрель, 17 лет после рождения Наруто.

Wildways, Лали — Горькой водой

+++

Канкуро не знает смеяться ему или плакать. Его, конечно, называли импульсивным и нестабильным; все — от Ичи до Сасори-сенсея, — но всё же, до той же пигалицы или Риры с их хуй поймёшь какими психами и мутациями ему далеко. Канкуро мечтал избавиться от внезапно воскресшего отца, и мечта его сбылась. Только вот что конкретно чувствовать по этому поводу он даже не знает. У него словно гора с плеч сваливается, но при этом с неё спускается сель, подталкивая в спину, потому что думает Канкуро даже не о себе, а о Гааре. Казекаге не показывает слабину, но ему больно, ужасно больно, что никак не отражается на равнодушном лице. Младший брат отдаёт сухие, отрывистые приказы, пишет письмо для Хокаге и — Канкуро точно знает — для Ли, куда более эмоциональное, пусть и лишённое деталей — и запирается в своих апартаментах. Не один, и то ладно. За ним следуют Баки-сенсей: первая жертва заговорщиков, Усё, который потерял пусть и деспотичную, но мать и Широ, которая пить со взрослыми не будет, но способна быть для друга поддержкой. Пусть и являлась непосредственным участником событий. Сам Канкуро как никогда ждёт возвращения Ичи и Акеми, но в первый вечер напивается в компании сестры и Накику с Саем. С ними же в «Акасуне» сидят Суйгетсу и Дейдара: вот уж точно два телохранителя. Канкуро пьяный, Канкуро весёлый и злой. Канкуро вспоминает то, что ему равнодушным, спокойным тоном шепнул Сасори-сенсей. — Я его убил. Потому что он не оставил мне выбора. Перед смертью он сказал… — эта небольшая заминка не ускользнула от Канкуро. Наставник не пытался соврать, он просто перевёл слова Йондайме с матершинного на человеческий, хотя самому Канкуро вообще похуй было на вежливость. — Что, возможно, недооценил своих детей. Недооценил режим Гаары, если быть точными. Не понял, что те, кто стоит за Годайме, готовы сражаться за лучшее будущее. Недостаточно анализировал реальное положение вещей. Потерялся в своих сумасбродных фантазиях, пока время не стояло на месте. Мудак. Всегда таким был. Хотя, нет, Канкуро ведь знает, что пока была жива мама, всё было по-другому. Кому он врёт? Канкуро этого не помнит, даже Темари припоминает отрывочно, с трудом, ведь это было так давно, что не понять, правдой или нет. Канкуро пьёт и пьёт, до тех пор, пока в какой-то момент пигалица не выхватывает у него рюмку из пальцев, протягивая вместо неё стакан воды. — Кто, по-твоему, тебя тащить будет домой? — морщится Накику. — Лужа на себе довезёт, — ехидно заявляет Дейдара. На нём маска удильщика — какой-то страшной глубоководной рыбины, которую только в энциклопедии и откопаешь, но Широ разрисовала её лично и заявила, что она ему подходит примерно как пингвин Саю. — Пусть художник тащит, — отмахивается Суйгетсу. Он не пьёт, потягивает воду через трубочку, но ему явно нравится в их компании. На мечнике маска пираньи, хотя он себя почему-то зовёт красным тунцом. У этого странного парня все так или иначе морепродукты — Сай, вон, кальмар, а Канкуро внезапно стал мантой. Хотя, его кто-то уже называл летучей мышью… Чёртов художник со своей энциклопедией. — Давайте выпьем за нас, — у Сая уже язык заплетается, и пигалица обречённо вздыхает, оттаскивая своего парня в сторону. Что-то тихо ему говорит, а потом тянет за собой на улицу. — Да, за нас! — громко провозглашает Канкуро. — За то, что, блять, столько времени потеряли зря из-за урода, который не только не раскаялся, но ещё и попытался детей своих за собой утащить! Темари вздрагивает и расплёскивает содержимое своего стакана. Канкуро чувствует укол совести, но недостаточный. В конце концов, им всем хорошо и плохо: ему, Темари, Гааре… кто ж виноват в том, что их отец был таким мудаком? И сдохнуть нормально не сумел, и воспитать, и даже кончил как последний ублюдок. Следующую рюмку ему подаёт Хозуки. Канкуро мутным взглядом оглядывает очередного их пленника, которого выпустили на свободу и поселили в поместье Гокьёдай. Только этот вроде как сразу пошёл на попятную, хоть и не внушал больше доверия, чем те же Рира и Дейдара. Хотя Канкуро ли заморачиваться решениями Сасори-сенсея и Гаары? У него дохуя других проблем. — Давай, за молодожёнов, — глумливо поёт Хозуки, и Канкуро подвисает, поднося рюмку к губам. Он вспоминает провальное предложение, неловкий отказ Акеми и немного напрягается. Да, он сам посоветовал Ичи попробовать повторно, но когда они могли успеть? — Чего? — За Тосакин и её кальмара, — лыбится острыми зубами Суйгетсу. — Ты чё, не в курсе? А я, между прочим, свидетелем был на их свадьбе! Темари издаёт странный звук, тут же откашливаясь. Канкуро минуту пытается донести сказанное Хозуки до своего забродившего мозга, а потом начинает громко, некрасиво, даже истерически ржать. Вот это прикол! Вот это хохма! Нет, он просто обязан всё первым рассказать Акеми, когда их делегация покажет свой нос в Суне. Все тяжкие мысли внезапно отлетают на второй план, и Канкуро искренне благодарен этому странному парню, таскавшемуся за Учихой, за «бомбическую» новость. То-то пигалица весь вечер пыталась не отсвечивать! Чья это вообще была идея? И разве Саю не меньше восемнадцати? Кто там кому вообще делал предложение? Спустя три дня Канкуро всё ещё ржёт, сидя на стенке у северных ворот и заглядывая через плечо Усё. Секретарь Гаары в кои-то веки отлучился из дворца, потому что Казекаге приказал ему дожидаться делегации. Якобы, с важными новостями. Пока что мужчина тщательно конспектирует готовность стражей ворот к вторжению врага. Судя по тому, что видят и Усё, и Канкуро, после получения отчёта этих режущихся в карты чунинов заменят, хотя и те, что были до них, тоже бездарно просиживали жопы, несмотря на всеобщую мобилизацию. Канкуро даже в чём-то может их понять: он сам бы не вынес скучной работы и взвыл бы уже за полдня бесполезного протирания штанов. Но то он, а то чунины, которых специально для этого и выделили. Тот же Усё тоже чунин, просто приближённый к Казекаге и очень ответственно относящийся к своей работе. Если на нём как-то и сказались покушение и убийство матери, то спустя неделю ничего и не заметить. Шиноби всё равно остаётся шиноби, особенно, когда осознаёт свою значимость. Когда вдалеке показываются размытые фигуры, Усё подбирается, замирая с ручкой и блокнотом, а Куро пытается заставить свои губы не растягиваться то ли в улыбке, то ли в оскале. То ли в болезненной гримасе, потому что Раса всё ещё маячит на периферии его сознания, пусть и не доставляет уже таких проблем, как раньше. Теперь он замолк навсегда. Его труп покоится на кладбище Суны, хоть и пришли его проводить только дети, Усё, Баки-сенсей и Сасори-сенсей. И совсем не из чувства уважения. Наставники присутствовали лишь для того, чтобы поддержать собственных учеников, ни больше ни меньше. Акеми Канкуро сгребает в охапку как только та с радостным возгласом кидается ему на шею, но не может сдержать истерическое хихиканье. Девушка тут же отстраняется, беспокойно хмурится и вопросительно смотрит на Ичи, словно ирьёнин может ей объяснить поведение третьего участника их своеобразных отношений. Жаль, что пигалица со своим утёнком торчат у Гокьёдай. Канкуро бы многое отдал за то, чтобы видеть их рожи, когда поделится сплетней, которая не просто слух, а пиздец какая правда. — Мы слышали про… — Акеми замирает и нервно обхватывает пальцами левой руки запястье правой. Та гуре, которая обычно у неё сворачивается кольцом как раз на этом месте недовольно приоткрывает пасть и падает в песок. — Про свадьбу? — гогочет Канкуро. — Про чью? — хмурится Ичи. Он не тянется к своему антисептику, замирает с обеспокоенным выражением лица, вполне здраво предполагая, что Канкуро поехал крышей в их отсутствие. — Твоей сестры, — выдавливает из себя Куро. — Пока вы в Конохе куковали, а мы в Кумо, она успела выскочить замуж, ты прикинь? В компании двух зэков! Акеми вновь кидает взгляд на Ичи, в этот раз куда более выразительный. Он бы на её месте тоже, наверное, не втыкнул бы. Папаша сдох, устроив попутно переворот, а Канкуро орёт чайкой, как ненормальный из-за чужой свадьбы. Но как тут удержаться? Усё, как он замечает краем глаза, что-то строчит в своей записной книжке. Рира и Чиё-сама, которые вроде бы прибыли одновременно с остальными, уже испарились в неизвестном направлении. И только Акеми с Ичи медлят, обеспокоенные психологическим состоянием Канкуро. Девушка даже подрывается обнять его покрепче, хоть и раздумывает, наверняка, не стоит ли его упечь в больницу. Ну, или хотя бы на тщательный осмотр их главного ирьёнина. Полевого. — Сай и Накику поженились, — мерзко хихикая, наконец выдаёт Канкуро. — Можем сразу и за них выпить, и за моего дохлого папашу. Ичи роняет из рук свиток, который держал в руках. — Хотя, мы-то уже выпили, — добавляет Канкуро. — А вот вам не помешает. Что, Хокаге-сама не рассказала? Вечером они снова в баре. На этот раз не в Акасуне, потому что всем напряжно искать маски. Акеми с Ичи разобрали вещи у Ритсуми, сразу всё закинув в стирку и, видимо, переговорив наедине. Канкуро нисколько не обижается, даже радуется, что ему в этом разговоре не пришлось участвовать. Он вдыхает родной запах гранатов, апельсинов и карамельного яблока и кидает взгляд искоса на соседний столик: там устроились Сасори-сенсей, пигалица, её утёнок, Баки-сенсей и Усё. Вполне вероятно, что скоро они все будут сидеть вместе, но пока Акеми дуется. Очень сильно дуется, очень ярко выражает своё недовольство, уже даже повздорила с Накику по этому поводу, не пытаясь слушать объяснения. Про Сая и говорить не стоит: ему Акеми прямо и резко объявила, что он всё ещё её сокомандник, но не пятое колесо, а бешеное, которое отвалилось от телеги и катится по дороге, снося всё на своём пути. И вообще, не утёнок он, не пингвин, а такой же лось, как Нара. Короче, что вспомнила, то и вывалила на парня. Лишь бы пообиднее звучало. Усё это тоже записал. Несмотря на то, что его ярко-жёлтые глаза за квадратными стёклами очков уже окосели. Когда Канкуро идёт в туалет, его отлавливает Сасори-сенсей. Взгляд у него тяжёлый и при этом, как обычно, равнодушный. — Я дал вам пару дней на отдых, но… — … но я понимаю, что скоро война, — сквозь зубы шипит Канкуро. — Ты меня ненавидишь? Это странный вопрос. Странный, и Канкуро не может понять почему он звучит вслух. Скорпион никогда не оправдывает свои действия, никогда не делает лишнего, по его мнению. Канкуро понятно о чём вопрос, но как ответить на него, если в голове уже шумит, а ответа он не знает? Нет, он его не ненавидит. А, может, и ненавидит немного, потому что сам хотел прикончить папашу, сам хотел услышать последние его слова. Возможно, они были бы другими? Хуй же его теперь знает. — Вы сделали то, что требовалось, — выдавливает из себя Канкуро. Если Гаара способен пережить смерть внезапно воскресшего — не вовремя — отца, то и Канкуро может. Он сам хотел, чтобы тот подох. Он сам хотел его прикончить. Сасори-сенсей не оправдывается. Не говорит, что его отец, сговорившись с частью советников начал первым, не говорит, что просто противостоял тому режиму, который решил втихушку подвинуть Гаару. Не говорит о том, что это был лишь вопрос времени. Не упоминает, что на собственных детей и на то, как они воспримут его действия Йондайме было наплевать. Зачем, если всё это и так понятно? — Именно так, — Сасори-сенсей криво улыбается и делает шаг назад. Седая прядь в его волосах, серебряный отблеск в тусклых серых глазах. Он тоже ужасно устал от этой жизни. До Канкуро только сейчас доходит насколько же маньяк должен ими проникнуться, чтобы делать всю грязную работу не потому, что получает от этого удовольствие, а чтобы защитить их всех. Бабку с двоюродным дедом, своих подопечных и даже совершенно чужих, по сути, детей. — Вы потеряли его куда раньше. — Я знаю, — это, действительно так. Лучше бы Орочимару сразу его прикончил. — Я знаю, Темари знает… — Гаара и Учиху пытался ведь уговорить. Это нелепо и дико. Его брат, который раньше не погнушался бы и сам кого-то прикончить. Пытался убедить в чём-то Учиху. Канкуро это слышал только с чужих слов, но не мог не гордиться тем, что его младшенький предпочитает диалог, а не убийство. Он, действительно, понял что такое узы. Возвращается обратно в зал Канкуро только для того, чтобы сдёрнуть недовольную Акеми с очередного витка диалога со скучающей Накику и Ичи, который, кажется, решил скрутить Саю шею под одобрительный хохот Суйгетсу. А вот Дейдара, внезапно, оказался на стороне художника. Даже посетовал на то, что пьяная борьба не дошла до конца, потому что он поставил на Анбу. Удивительно, как подрывник проникнулся художником и их отношениями с пигалицей. Опять же, он считает себя ни много ни мало повышенным до статуса личного её телохранителя и всё лелеет надежду, что у них со Звёздочкой всё будет развиваться примерно по тому же сценарию. А что б и нет? Кику вон тоже не сразу своим утёнком прониклась. Ичи, как понимает Канкуро, дотаскивая его до апартаментов, ещё более бухой, чем они с Акеми. Икимоно пьяная вишня: пить она не умеет, это известно и так. Но когда Ритсуми-то так наклюкаться успел? Сколько ж он успел от переживаний выхлебать, пока Канкуро разговаривал с Сасори-сенсеем? Падают они на кровать все втроём одновременно. Канкуро даже думает, что у него не встанет, что он сразу заснёт, но вот он перекидывает руку через Акеми, нащупывая плечо Ичи и сначала издаёт какой-то совершенно нелепый смешок, а потом Акеми переворачивается, и под локтём он чувствует её мягкую грудь. И уже этого оказывается достаточно. Девушка смеётся, потому что Ичи начинает шекотать её за щиколотку, сползая губами на уровень её бедра. Канкуро хватает пальцами сначала воздух, потом простыню, потом рыжий локон и, в итоге, зарывается ими в её кожу, переворачивая на бок, к себе лицом. — Я… прости Канкуро… я — За что ты просишь прощения? Ичи не останавливается в своих пытках и Акеми, как бы ни хотела сохранить лицо, невольно хохочет, при этом издавая томный вздох, когда ирьёнин поднимается поцелуями по её ноге. — За всё. — Глупая, — Канкуро скалится ей в губы и втягивает в развратный и глубокий поцелуй. Что ж. Если ей хочется извиниться за что-то, кто он такой, чтобы ей мешать? Их глупый диалог про свадьбу он уже почти забыл. Не забыл, но считает, что это поправимо, что он сглупил, что у Ичи выйдет куда лучше, что не стоит вообще об этом зацикливаться… Хотя да, его, конечно, ужасно бесит что даже утёнок-пингвин его переплюнул. Серьёзно, как так-то?! На этот раз Канкуро наваливается на неё сверху. Двигаясь в ней чувствует через тонкую перегородку член Ичи, чувствует трение, влажность, много чего чувствует. Физическое удовольствие затмевает собой всё. Прикусывая соски Акеми и жарко шепча ей в ухо о том, какая она восхитительная, Канкуро полностью отключается от реальности, с утробным рыком кончая внутрь. Он перекатывается на влажные простыни и с ленцой наблюдает за тем, как Ичи продолжает в ней двигаться, как Акеми широко расставляет колени, ещё больше выгибаясь в спине и в немом крике приоткрывая рот. Как, дрожа, сама заваливается набок и утыкается Канкуро в подмышку, переводя дыхание. И счастливо вздыхает, когда они оба приобнимают её руками. Лежат так минут десять, пока Ичи, всё же, не срывается в душ. — Я люблю тебя, — говорит Акеми. — И Ичи. И Гаара-отото. Никогда не забывайте о том, что у вас есть… — Я знаю, — обрывает Канкуро и притягивает её к себе. Конечно, он знает. — Я тоже тебя люблю.