Красное солнце пустыни

Часть 1.4. Акеми. Декабрь, 13 лет после рождения Наруто.

The Script — Hall of Fame

+++

Как и предсказал Сасори-сан, работа с кладками в Суне оказывается куда эффективнее, чем в Конохе. Местный климат может не располагать ко многому, но вот ящерицы здесь чувствуют себя прекрасно. Не все, замечает Акеми, когда начинает возиться с ними в импровизированном террариуме, который ей делают у теплиц, но тут главное правильно их выводить. С гуре и сейсеки проблем не возникает, а вот кладка ядовитых кииро не выходит. Что ж, это не смертельно, Акеми понимает, где совершила ошибку и берется за дело заново. Мурасаки, которых она получает, оказываются неожиданно крупными, с две ладони. Она зачарованно рассматривает их, пока они пьют ее кровь и оглядывается на Накику, замершую рядом. Их тренировки под началом Чие-сан тоже идут хорошо, хотя старуха на все и ругается. Ей, кажется, совсем не нравится, что приходится кого-то учить, тем более некогда запретной технике. Акеми, впрочем, не сильно-то вслушивается в это ворчание и следит за тем, чтобы у Накику всегда была чакра. В конце концов, это же основная ее задача в их деле, правда? — Мои красавицы, — вздыхает Акеми, поглаживая ящерицу по голове. Она выходит особенно красивого цвета, ярко-ярко фиолетовая с редкими крапинками посветлее. В этой кладке все такие, но эта приметнее всех. — Плотоядные, да? А остальные чем питаются? — спрашивает Накику, наклоняясь ниже. Она рук к ящерице не тянет, уже предупрежденная, что мурасаки, в отличие от всех остальных, очень уж норовистые. — Ну, насекомыми, другими ящерицами, грызунами всякими. Могут есть яйца, мелкую живность какую-то, но тут от размера все зависит. Понятное дело, что мои сейсеки, например, и мышь не смогут сожрать. А эти просто едят все живое, поэтому за ними следить надо. Накику задумчиво кивает и садится рядом с Акеми на расстеленный плед, который они притащили на улицу. Она двигает к себе их записи, снова просматривая, и начинает накручивать на палец золотистый локон. — А ты поругалась с Сасори-сан? — осторожно спрашивает Акеми, тут же получая от Накику острый взгляд. — Просто, ну, не знаю… — И нет, и да, — обтекаемо отвечает она, ясно давая понять, что не очень хочет обсуждать свои отношения с опекуном. Что ж, настаивать тогда не стоит. — Сай, кстати, спрашивал что дарить девушкам, — закидывает еще одну удочку Акеми, заметившая, что после миссии Сай ходит совсем уж странный. Он и раньше-то был как не в себе, а теперь это особенно бросается в глаза. На вопросы он отвечать отказывается, сколько бы Акеми ни пыталась из него что-то выудить. Вот теперь Накику морщится и прикрывает лицо исписанными страницами. — Он же тебе что-то хочет подарить? — Что ты ему ответила? — обреченно спрашивает Накику. — Он не у меня спросил, а у Аичиро, поэтому я понятия не имею что он может выкинуть. — Ну спасибо за предупреждение, Ящерка, — Накику дергает ее за немного отросшие пряди. Акеми знает, что ей нужно подстричься, но каждый раз видя красивую золотистую гриву Кику думает о том, чтобы отрастить волосы. В конце концов, если она попробует, ничего плохого не будет. Кто знает, может и на ней длинные волосы будут хорошо смотреться? Хотя, конечно, вряд ли. Они у нее совсем не вьются, настолько они прямые. Спасибо, что ей повезло с густотой, а иначе бы совсем как пакля смотрелись. — Скажи-ка, ты решила волосы отрастить? — вдруг спрашивает Накику как-то ласково. Акеми поднимает голову и недоуменно моргает. — Почему? Не Сасори тебе мозги промыл о том, что это красиво? — А? Сасори-сан? Нет, он только ворчал пару раз, что не понимает как я что-то вижу с такой челкой, — качает головой Акеми и закусывает нижнюю губу. — Просто… неважно. — А ну, говори. Узнала, что Куро нравятся длинные волосы? — Ему нравятся длинные волосы? — вот этого Акеми не знала. Она тут же касается кончиков собственных, невольно прикидывая сколько времени нужно, чтобы они отросли. У Соры, некстати вспоминает она, длинная толстая коса. Может быть поэтому у него появляется в ее компании такая дурацкая полуулыбка. Ему нравится она как раз из-за волос? И фигуры, тут же подсказывает себе Акеми, грустнея от того, что еще нигде толком не успела округлиться, хотя ей уже в марте будет четырнадцать. — Значит, не из-за него. Почему? — продолжает свой допрос Накику. Акеми, поняв, что от нее не отстанут, складывает руки в печати пряча мурасаки в свиток, пока они не разбежались и, в итоге, решает ответить как есть. — У тебя длинные, мне понравилось, хотела так же. Ответ застает Накику врасплох. Она смотрит на Акеми, мучительно краснеющую под ее взглядом так, словно у нее выросла вторая голова. — Так же не будет, у тебя волосы совсем другие, — говорит после паузы Накику. Акеми, закусывает губу и кивает: она и так знает, что не будет, можно не тыкать ее в это носом. — Я пойду, покажу Куро что у меня вышло, ладно? — начинает тараторить Акеми, вскакивая на ноги. Накику окликает ее, пытаясь остановить, но она уже мчится на улицу, не желая продолжать этот неловкий разговор. Вот почему мать дала ей такое дурацкое имя? «Яркая красота», ха! Яркая — это да, когда рядом нет больше никого из ее клана, но вот красота… Акеми грустно вздыхает, заправляя волосы за уши и забегает во дворец Казекаге. Ей тут же делают замечание, напоминая, что здесь нельзя носиться, но в этом ничего нового нет. Она только кивает, извиняясь, и действительно сбавляет шаг. Не стоит сердить старших, а то отловят ее и будут читать нотации полчаса, будто у нее других дел нет. Она бредет по коридорам, вертя в руках свиток, и сворачивает вниз по коридору, направляясь в мастерскую Канкуро. С тех пор, как он пустил ее к себе один раз, она постоянно к нему заходит, ничего не стесняясь и не опасаясь. Он ни разу ничем не дал ей понять, будто бы ему ее компания в тягость, чем она и пользуется. Канкуро она успела изучить достаточно хорошо, чтобы точно знать, как он выглядит когда чем-то недоволен. Он, конечно, страшный насмешник и постоянно ее дразнит, но она чувствует разницу между тем, как он относится к ней с тем, как относится к кому-то постороннему. И Акеми соврет если скажет, что ей это не нравится. У двери в мастерскую она натыкается на Сору. Девушка смотрит на нее недружелюбно и останавливается, скрещивая руки на груди. — Канкуро-кун занят, — цедит она так, словно этого должно хватить, чтобы Акеми развернулась и ушла. — Он тебя не пустил? — с наигранным сочувствием спрашивает Акеми. Она сама не знает когда и как вступила в это глупое противостояние за внимание Канкуро, но сдаваться не собирается, раз уж стала в нем участвовать. — Он и тебя не пустит. Акеми сладко-сладко улыбается, обходит Сору и стучится. — Куро, это я, — тянет она и улыбается тому, как перекашивается лицо песчаницы, когда с той стороны слышится позволение войти. Акеми опять не может с собой справиться и совершенно по-детски показывает девушке язык, прежде чем проскальзывает в мастерскую. Канкуро сидит за своим столом в одних только штанах. Акеми, никак не ожидавшая увидеть него полураздетым, округляет глаза и обходит его, с любопытством рассматривая. Аичиро с Саем худощавые и жилистые, Кай подтянутый и гладкий, а вот фигура Канкуро отличается. Он куда более крепко сбитый и широкоплечий, еще и высокий и, кажется, будет расти еще. — Чего встала? — спрашивает он, осторожно нанося кисточкой краску на лицо. Акеми отмирает и подходит ближе, запрыгивая на стол и роняя свиток рядом с собой. — Это что? — Хотела тебе мурасаки показать, яйца вылупились, — Акеми берет в руки баночку с краской и принюхивается. Запаха никакого нет, значит это просто от самого Канкуро пахнет сандалом и кофе, которое он пьет по утрам. — Ты узор решил изменить? — Ага, отдай сюда, — требовательно говорит Канкуро. Акеми послушно отдает ему баночку, но не слезает, наблюдая за тем, как он рисует аккуратные линии. Заканчивается все тем, что Канкуро, устав от ее внимания, мажет кистью по ее голым ногам вверх, вызывая приступ смеха. Уходит от него она вся в фиолетовых полосах, которые потом долго отмывает, пачкая светлый кафель в душевой. И ложится спать при этом совершенно счастливая, будто бы случилось что-то хорошее. Счастье ее, впрочем, длится недолго, и уже через неделю Акеми оказывается на больничной койке с вывихнутыми запястьями и сотрясением, от которого у нее страшно ноет в висках, а в глаза будто бы даже не песка насыпали, а битого стекла. Беды ничего не предвещает, когда Акеми, помахав Гааре рукой, остается с Мацури на тренировочной площадке. Утром она тренировалась с Саем и Аичиро, вечером должна пойти к Чие-сан, чтобы продолжить заниматься с Накику. Совершенно обычный день. — Я просто боюсь кому-то причинить вред, — жалуется Мацури, подтягивая к себе груз джохье. — Я не люблю кровь, после мамы и папы… — Ты должна думать о том, что кого-то защищаешь, — Акеми становится рядом с девушкой, поглаживая устроившуюся на руке гуре. — Если бояться крови, то можно из шиноби смело уходить. — Я знаю, но я не хочу быть как они. Акеми молчит, а потом вздыхает, отпуская ящерицу. Та зарывается в песок и бежит наверх, патрулировать тренировочную площадку. Необходимости в этом никакой нет, но Акеми просто нравится знать кто где находится. — Мою маму убили во время беспорядков в Танзаки нукенины. — Ты это видела? — Как убили — нет, — качает она головой и смотрит на Мацури. — Мама бросилась помогать гражданским и защищать нас, а нукенины — это просто мудаки, которым нравится наживаться на тех, кто не может им ответить и убивать. Неожиданно Акеми замолкает и резко вскидывает голову. Гуре, отправленная ею, замечает посторонних, но слишком поздно, чтобы что-то сделать. Она узнает символ на протекторах шиноби, Такуми, и только и успевает отпрыгнуть, когда в землю перед ними с Мацури вонзается лезвие меча. — Которую из девчонок нужно взять? — спрашивает мальчишка с мечом. Акеми он кажется ровесником, но она может и ошибаться. — Нам же не обе нужны? — Только с Конохой не хватало связываться. Не до нее пока, — отзывается женщина, глядя на Мацури, а потом и на саму Акеми. — Может быть, потом. Акеми очень хорошо понимает, что одна против четверых вряд ли что-то сумеет сделать, а от Мацури толку-то и нет. И все равно она выпускает на них свою свежую кладку мурасаки. Радость от того, что ящерицы впиваются в плоть противников, длится недолго, потому что Акеми все еще одна, ее кладки все еще недостаточно сильны, а защищать разом и себя, и Мацури она никак не может. Ей удается парировать пару атак, увернуться еще от одной, но вот от следующей она отлетает в стену, о которую больно ударяется. Из легких у нее вышибает весь воздух, сквозь гул в ушах ей слышится крик Мацури, но сделать что-то она уже не может. Приходит в себя Акеми на больничной койке, сразу замечая на стуле рядом с собой Канкуро. Он выглядит помятым и уставшим, словно провел тут всю ночь. Смотреть на него больно, вообще веки поднимать больно, и она с тихим стоном закрывает глаза. — Очнулась? — резко подаваясь вперед, спрашивает он. Акеми чувствует его сухую ладонь на своем лице. — Сейчас я позову… — Мацури? — разлепив губы, выдавливает из себя Акеми. — Что с ней? — В порядке, уже дома. Больше испугалась, чем пострадала. Мы ее вернули, не без помощи ваших, но вернули. Полежи спокойно, я сейчас. Ближе к вечеру Акеми становится лучше. Ей обещают, что запястья заживут за несколько дней, голова тоже перестанет гудеть, но пока нужно полежать. Аикава-сенсей обещает лично ее прибить, если она подумает как-то улизнуть, а Аичиро, бледный и перепуганный, предлагает ей посидеть с ней ночью. Акеми отказывается, потому что это глупо и улыбается Саю, когда тот оставляет на ее тумбочке красивый рисунок ящерицы. О том, что произошло после того, как ее вырубили, Акеми узнает только на следующий день от Накику. Канкуро оказывается ужасно немногословным, хоть и торчит с ней всю ночь, — он приходит уже после полуночи, умывшийся и переодевшийся; Акеми просыпается от скрипа двери и двигается на узкой койке, чтобы он устроился рядом с ней, — и уходит до прихода Накику. Гаара тоже появляется, молчаливый и немного бледный, а следом за ним к ней заглядывают воющие на одной ноте Мацури и Юката. Мацури вот страшно испугалась отдельно за Гаару, отдельно за себя, а отдельно — уже от всей этой передряги. Она, понятное дело, не ожидала, что ее похитят четверо из Такуми, да еще и посреди бела дня, в родной деревне! Справедливости ради, никто не мог ожидать, что найдутся безумцы, готовые бросить Гааре вызов. Тем более никто не ожидал, что троице Сабаку действительно понадобится помощь союзников, чтобы победить. Неуязвимых людей нет, и даже джинчуурики могут попасть в неприятности. Эта мысль угнетает, но пока Акеми просто радуется, что все хорошо закончилось, и, когда на третий день за ней заходит Сасори-сан, заискивающе спрашивает нельзя ли ей вернуться к занятиям. Ей скучно до одури, у них с Накику еще столько планов, а она тут как дура лежит! — Под моим присмотром, — вздыхает Сасори-сан, осматривая ее руки и голову еще раз, словно бы ирьенинам не доверяет, и забирает к Чие-сан. Ночует она этой ночью в доме Гокьёдай, куда приходит и Ичи, вернувшийся с миссии. Когда и он тянется к ней, чтобы тоже осмотреть, — они тут все лечению друг друга не доверяют, что ли?! — она прячется чуть ли не на коленях у Канкуро, требуя, чтобы ее оставили уже наконец-то в покое.

Часть 1.4. Накику. Январь, 14 лет после рождения Наруто.

Marlon Roudette — Anti Hero (Brave New world)

+++

После двадцать пятого числа у Ичи планируется долгая миссия в стране Камня, так что по просьбе сестёр он решает справить свой день рождения, приходящийся на последний день месяца, вместе с Гаарой, девятнадцатого января. Выпрашивать целых два дня отдыха для джинчуурики приходится всей толпой, даже Сасори Накику притаскивает для пущего эффекта, хоть и не уверена, что это рационально: на бывшего нукенина половина совета всё ещё поглядывает совсем не дружелюбно. Но чья бы ни была это заслуга, Гаару освобождают и, после длительных дискуссий, решают устроить пикник за деревней, где можно найти побольше растительности в редких оазисах. Сасори с «малышнёй» идти явно никуда не хочет, к тому же Баки, оказывается, занят и Накику, естественно, не удаётся его упросить даже ради Широ. Скорпион просто обещает, что попросит у Чиё сделать праздничный обед дома на завтра, — с чего он решил, что это хорошая идея? — и запирается в личной мастерской. Ничего нового. Но обидно. Компания собирается неожиданно большая: Гаара пригласил Мацури с Юкатой, Ичи предложил Акеми позвать сокомандников, если у них нет других планов. Сделал он это, понятное дело, из вежливости, полностью игнорируя хмурые взгляды, которые ему бросала сестра. С Саем Накику предпочитала пересекаться наедине, а никак не в присутствии других людей, особенно не в кругу семьи и самых близких. Ладно, нужно просто надеяться, что он не выкинет ничего странного, вот и всё. У воды оказывается довольно прохладно, но в этой части страны Ветра в этот период года если не совсем уж жарень, то и не так мёрзло, как бывает возле той же Конохи. Так что для шиноби это не становится помехой, учитывая, что до поздней ночи они здесь торчать не собираются. Накику лениво переругивается с Канкуро по поводу подарков, которые они приготовили именинникам, сидя в отдалении от Ичи, Темари и Гаары. Она перебирает пальцами пушистые белые волосы сестры, которая, высунув кончик языка, пытается что-то нарисовать на одолженном у Сая свитке. Тот пристроился рядом, давая советы и помогая правильно держать кисточку, но Кику чувствует, как его взгляд то и дело скользит к ней. Её такое внимание нервирует, поэтому она в какой-то момент поднимается и удаляется в ту сторону, где Аичиро пытается организовать костёр, а младшие девочки: Юката, Мацури и Акеми заняты расфасовкой припасов, которые они притащили с собой. На полпути её всё-таки перехватывает Сай, и ей приходится отойти с ним в сторону, чтобы быть уверенной, чтобы никто не подслушает и не подсмотрит разговор. Художник протягивает ей небольшой свёрток, и Кику недоумённо выгибает бровь. — Что это? — Подарок. — Сегодня день рождения Гаары, — напоминает Накику. — Ну и Ичи. — Я знаю, у тебя пятнадцатого августа. Кику недобро прищуривается, пытаясь по постному лицу угадать у кого он уже успел выудить информацию. — Тогда зачем ты даёшь это мне? — Драчун сказал, что… — Сай мнётся несколько секунд, видимо, пытаясь придумать, как правильно сформулировать предложение. — Он сказал, что друзья должны друг другу дарить подарки, — наконец, выдавливает он. — И для твоего брата и будущего Казекаге у меня тоже кое-что есть. — Но мы с тобой не друзья, — возражает Накику. — К тому же, подарки дарят обычно по какому-нибудь поводу. — А кто мы? — Сай чуть склоняет голову к плечу и слишком серьёзно на неё смотрит. Кто они? Да никто, по сути. Они целуются больше, чем разговаривают, она про этого дурачка и знать-то почти ничего не знает. Не больше, чем знала месяц тому назад. Долго же он подарок выбирал, кстати, учитывая, сколько времени прошло с их с Акеми разговора, в котором рыженькая упомянула о его поисках. — Знакомые, — наконец, находит она подходящее определение. — Мы знакомые, и мне не нужны подарки. Подари что-нибудь своей сокоманднице. Например, заколку для волос, она их отращивает. Это хороший и нужный подарок. Сай молча сам распаковывает презент и показывает ей заколку-крабик, довольно изящную, из кости, украшенную какими-то чернильными рисунками. — Оу, — ну, на самом деле, это красиво. Только Накику никогда раньше не собирала волосы в что-то более сложное, чем простой низкий хвост. А обычно носит их распущенными. — Ну, эээ… Спасибо? Она сама теряется, особенно когда Сай делает шаг вперёд. Выхватывает непрошеный подарок из его пальцев и поспешно удаляется, пока кто-то их не засёк вместе. Акеми, когда она до них наконец доходит, весело отмечает, что ей идёт высокая причёска с ласково обрамляющими лицо по бокам прядями. Вроде бы она не заметила их короткую интерлюдию с художником, так что и никаких вопросов не задаёт. Никто не заметил, кроме Ичи, который, встречая её взгляд, только щурится с кривой полуулыбкой. Он, наверное, только рад бы был, если бы она переключила внимание с Сасори на кого-то ещё. Это он просто пока Сая плохо знает, чтобы понимать, что объект для отношений там… никакой. Ичи с ней никогда не говорит об опекуне, но явно о чём-то догадывается, и их близость ему не нравится. К самому Сасори он обращается уважительно, вполне себе поддерживает его попытки нововведения в Совете, но при этом, Ичи — самый редкий гость что у них, что у Гокьёдай. Если честно, брат её та ещё тёмная лошадка. Вполне вероятно, что к настоящему моменту о нём Тема-чан знает куда больше, чем сама Накику. С Темари он и на миссии чаще ходит, и в самой деревне постоянно пересекается и общается. Они очень близки, и это видно невооружённым глазом: Темари сидит, прислонившись к его плечу, положив руку на колено как что-то само собой разумеющееся. Она старшего Ритсуми воспринимает как верного боевого товарища, а нравится ей какой-то мелкий гений из Конохи возраста Акеми, вот уж чудеса! Видимо, тот гений не так уж и прост, чтобы заинтересовать не абы кого, а саму Сабаку но Темари, известную своим строгим и бескомпромиссным характером. — Чё, пигалица, имидж сменила? — Канкуро приближается слишком незаметно, а может она заигралась с братом в гляделки, и не заметила. Закидывает руку ей на плечи, но сам посматривает на Акеми, которая о чём-то смеётся с Юкатой, сортируя овощи. Кику кидает взгляд налево: Сай сидит рядом с Широгику и продолжает поправлять ей кисточку, как ни в чём не бывало. — Тебе какое дело? — Ты какая-то резкая в последнее время, — Куро косится теперь и на неё. — Что, Сасори-сенсей отшил? — В смысле? — она щипает его в бок, но Куро только хватку усиливает на её плече. — Иди своими делами займись, Куро, если они у тебя есть вообще. — Да ладно тебе, я не тупой. Он же тебе нравится. — Куро, ты тупой, потому что тебе, судя по всему, нравится дрянная Сора. — А тебе она чем не нравится? — спрашивает старший Сабаку. — Нормальная же. — В каком месте? — Кику уже не пробует освободиться. — У неё гонору больше, чем талантов. — А у тебя нет? — беззлобно шутит кукловод. — Ты ещё и ленивая жопа, будем честны. А не нравится тебе Сора только потому, что она заглядывалась на Сасори-сенсея. — И тебе не обидно, что тебе предпочтут мужчину постарше? — тут же становится ядовитой Кику, хоть и тянет это сладким, как патока голосом. — Опытного, рассудительного, с мозгами в черепной коробке, а ещё… — Да хватит ему оды петь, — ржёт Канкуро чуть громче положенного, чем привлекает внимание главного именинника. Канкуро махает брату рукой, и, отлипая от неё, напоследок шепчет на ухо: — К тому же, ты кажется, тоже стала проводить с кем-то время, нет? Они с Куро, не сказать, что очень сильно близки, но из всех сиблингов Сабаку Накику провела с ним больше всего времени: в академии они учились вместе, да и потом тесно взаимодействовали, ведь Канкуро тренировался у Сасори. Он, конечно, тот ещё идиот и мудак временами, но хорошо её знает, и у него глаз намётан на детали, с ним не стоит расслабляться. Остаток дня проходит без новых неловких ситуаций, и, кажется, Гаара искренне счастлив тому, какое внимание ему сегодня уделяют. По просьбе Широгику, Сай оживляет её рисунок — криво-косо нарисованного, но очень пушистого и беззубого енота. Широ ведь та ещё маленькая хитрюга. Несмотря на мягкий, покладистый характер, девочка к десяти годам от бабки Чиё тоже понаслушалась, а память у неё отличная: Широгику одна из лучших учениц академии, хотя поступила туда всего два года назад. Это, правда, стало одной из причин, почему у девочки было не так уж много друзей: ей закономерно завидовали, а она ведь и красавицей была редкостной! Настоящая куколка с огромными серо-синими глазами и пушистыми белыми волосами до пояса. А ещё Широ предпочитала проводить время с семьёй. Проживая за стенами Суны она не могла и оставаться играть вечерами с ровесниками. Было не похоже, что её это сильно волнует, но Широ росла немногословным, замкнутым ребёнком, как никто умела прятаться, на что ворчала Чиё, при этом с такой напыщенностью, будто успехи с инка были как-то с ней связаны. Её маленькая сестрёнка была, пожалуй, самой большой гордостью семьи, и даже Сасори в её присутствии смягчался так, что сложно было в нём заподозрить маньяка, который в своё время порешил кучу народа. Возвращаются все уже затемно: все, кто живут в Суне туда и направляются, а Ритсуми сворачивают в сторону их скромного жилья. Ичи с ними в кои-то веки: Акеми уснула у костра в процессе пережёвывания пастилы, так что он несёт её на руках, к, видимо, какому-то неудовольствию Канкуро. Накику смешно за этой картиной наблюдать: они вроде и приятельствуют с её братом, но какое-то соперничество у них в детстве было. За внимание Темари, за внимание девушек, — хотя Ичи, как ей казалось, не сильно-то ими и интересовался, — да даже из-за Кику они в своё время чуть не подрались, потому что Ичи казалось, что Куро учит её плохим словам. Знал бы он, что это от Чиё-баа она выучила большинство! Акеми сегодня переночует у них, потому что с утра им нужно тренировать Кишо Хенка Тенсей, а ещё проверять кладки, которые обустроили у них в огороде. Ичи в итоге тоже решает остаться, и Кику вытаскивает для неё с Ако футон, потому что, конечно, при посторонних демонстративно ложиться к Сасори не собирается. Только вот высокий почти девятнадцатилетний парень в её кровать не влезает. — Ладно, спи тут с Ако, я пошла к себе, — решает Кику, выдавая ему два одеяла и две подушки. Акеми свернулась калачиком, мирно посапывая: её никакие манипуляции с телом не разбудили. — Может, мы её к тебе отнесём? — тянет Ичи, но Кику тут же протестует, заявляя что в своей кровати хочет спать сама. На самом деле она, конечно, хочет ещё попозже, когда все уснут, влезть к Сасори, а у Ичи слишком чуткий сон, приобретённый в полевых условиях, чтобы пытаться свалить у него из-под бока. Даже если она зажжёт инка, в какой-то момент он проснётся, почувствовав отсутствие рядом того, кто должен там быть, а с хенка она ещё не научилась как следует использовать снотворное, да и на брате не хочет ставить экспериментов. Зато с Акеми под боком, которая точно продрыхнет до восьми и вскочит как по будильнику, проблем возникнуть не должно. Привычки Ящерки Кику уже выучила. Ей приходится ждать часа полтора, затем тихо пробираться в комнату Сасори, который сам вернулся туда буквально час назад. — Ты с ума сошла? — произносит он одними губами, когда она заползает под одеяло, и он просыпается, заглядывая в её глаза, светящиеся болотными огоньками инка. Надолго её не хватит, конечно, но она и не планирует ни спать, ни оставаться дольше положенного. — Нас заметят. — Если ты не будешь создавать шума, то нет, — так же беззвучно отвечает Накику, сопровождая слова специальной азбукой шиноби, которой выводит сказанное пальцем на его предплечье. — Зря ты с нами не пошёл. Сасори закрывает глаза, и у него между бровей появляется не сулящая ничего хорошего складка. «Иди к себе» — просит он, и от скольжения указательного пальца по её руке во всём теле просыпаются мурашки. «Пойду, позже» — пишет она у него под ключицами. Их лица разделяет буквально десяток сантиметров. «Ты заигралась» — это он вырисовывает уже над её коленом, и Кику начинает потряхивать. «Но ведь ты не против?» — он перехватывает её руку на животе и приближает лицо ближе, так близко, что она чувствует его дыхание и приоткрывает рот. Но он, конечно, не собирается её целовать. — Против, — едва слышно говорит Сасори, касаясь её носа своим — маленьким и аккуратным. — Иди к себе, Накику, иначе ты больше не будешь для меня особенной. Реши, что тебе нужно на самом деле для начала. Ты ещё слишком молодая, чтобы знать. Это хуже пощёчины, и при этом словно признание какой-никакой победы. Она для него особенная, она это всегда знала, только он никогда этого не говорил вслух. Он всё ещё считает её маленькой девочкой, неспособной определиться в своих привязанностях и целях. Что ж, возможно он прав, ведь он у неё всегда стоит на первом месте, вне категорий и вне рамок условностей; свой собственный путь она чертит по его следам. А ведь он в её возрасте не без причины получил своё прозвище Акасуна и стал нукенином. Накику позволяет себе на кратчайшее из мгновений прикоснуться губами к его, тут же вылезает из кровати и послушно удаляется в комнату с всё ещё зажжённым инка, не оборачиваясь, хоть и чувствует его пронзительный взгляд лопатками. Он её видит, потому что она почти всегда ему позволяет. С той ночи она спит только у себя.