Когда боль становится тише

В студии царила почти ночная тишина, нарушаемая лишь негромкими переговорами, звуками клавиш и ритмичным щелчком метронома. Банчан, Чанбин и Джисон работали над новой записью, полностью погружённые в процесс. Банчан внимательно прислушивался к деталям, сверяясь с эквалайзером, а Чанбин вчитывался в текст, стремясь уловить нужную эмоцию. Лишь Джисон, обычно живой и энергичный, выглядел как-то необычно тихо. Чанбин, сидя за компьютером, краем глаза заметил, как Джисон прижался спиной к стене, прикрыв глаза. Он выглядел бледным, а его взгляд стал отсутствующим, будто бы он едва держался на ногах. Чанбин нахмурился и наклонился к нему, аккуратно положив руку на плечо. — Хан, с тобой всё в порядке? Ты выглядишь… неважно, — прошептал Чанбин, стараясь не разбудить в комнате лишнего шума. Джисон открыл глаза, пытаясь улыбнуться, но вышло это настолько неубедительно, что Чанбин только сильнее обеспокоился. — Всё нормально, честно. Я могу продолжать. Не хочется вас подводить, — сказал Джисон тихо, но его голос слегка дрожал. Банчан, который тоже заметил перемену в Джисоне, подошёл к ним и сказал, что лучше бы тому отправиться домой в общежитие и отдохнуть. Но Джисон упрямо покачал головой и уселся обратно на стул, будто показывая, что ему здесь самое место. Банчан вздохнул и переглянулся с Чанбином — они оба понимали, что Джисон из-за своей упрямости вряд ли признает, что ему плохо. Чанбин не стал долго раздумывать: он аккуратно подхватил Джисона на руки и, несмотря на его сопротивление, отнёс к дивану в углу студии. Джисон пытался возразить, но силы постепенно оставляли его. Чанбин уложил его, накрыв мягким пледом и тихо сказал: — Спи. Ничего сейчас важнее твоего здоровья нет. Словно почувствовав облегчение от того, что ему не нужно больше притворяться, Джисон закрыл глаза и быстро уснул. Время тянулось, и, когда прошло несколько часов, Банчан заметил, что Джисон начал ворочаться, а его дыхание стало прерывистым. Он подошёл и потрогал его лоб — кожа была горячая, и едва ли не обжигала пальцы. — Чанбин, — позвал он, — у него температура. Сильная. Чанбин сразу достал термометр, и через минуту, увидев цифру 40, нахмурился, обменявшись обеспокоенным взглядом с Банчаном. Джисон, который пришёл в себя, понял, что они собираются делать, и при одной мысли о шприце его охватил страх. Он начал нервничать, отодвигаясь и бормоча, что ему не нужен укол. Его голос дрожал, а глаза начали блестеть от слёз. — Эй, всё хорошо, — тихо сказал Чанбин, пытаясь подойти ближе, — это всего лишь укол. Это поможет тебе. Но Джисон не слушал. Он вырывался, упрямо отрицая, что нуждается в лечении. Банчан подошёл с другой стороны, стараясь его успокоить. Но даже когда Чанбин обнял его, Джисон не мог перестать плакать — страх был сильнее логики, и температура, казалось, поднималась ещё выше. Чанбин понял, что нужно что-то сделать, чтобы помочь ему почувствовать себя в безопасности. Тогда он, собравшись с силами, взял младшего на руки, аккуратно приподняв и обняв его, словно ребёнка. Чанбин прижал его к себе, поглаживая по спине, шепча ему успокаивающие слова. Джисон тихо всхлипывал, но постепенно начал расслабляться под тёплыми, мягкими прикосновениями. Банчан стоял рядом, мягко касаясь его плеча, показывая, что он не один. — Я с тобой, всё в порядке, — шептал Чанбин, — мы не дадим тебе почувствовать боль. Когда Джисон начал успокаиваться, Чанбин осторожно лёг на диван, укладывая Джисона себе на грудь. Тот, уткнувшись лицом ему в плечо, тихо плакал, пока Чанбин нежно переплетал их ноги, прижимая младшего крепко, но бережно, словно защищая его от всего мира. Он кивнул Банчану, давая знак, что Джисон теперь спокоен, и можно попробовать сделать укол. Чанбин крепко прижимал Джисона к себе, чувствуя, как тот дрожит всем телом. Его руки обвили младшего так бережно, что казалось, он хотел спрятать его от всего мира, окружив теплом и спокойствием. Джисон всё ещё нервничал, когда увидел, как Банчан подносит шприц. Слёзы мгновенно заблестели в его глазах, и он попытался дёрнуться, но Чанбин ещё крепче прижал его к себе, удерживая осторожно, но надёжно. — Джисон, всё в порядке. Ты сможешь. Это быстро, я обещаю, — шептал Чанбин, поглаживая его по спине, ободряя и отвлекая от страха. Джисон начал тихо всхлипывать, тяжело дыша и сжимая пальцы в рукаве Чанбина. Каждое прикосновение, каждое слово давало ему немного утешения, но взгляд на шприц всё равно пробуждал в нём панический страх. Он снова попытался повернуться, оттолкнуться, но Чанбин поймал его лицо в ладони, мягко повернул к себе и встретился с ним взглядом. — Смотри на меня, Ханни. Только на меня, — сказал он почти шёпотом, но твёрдо. — Ты сильный, ты справишься. Мы с тобой. Банчан, готовя шприц, поглядывал на него сочувствующе. Он знал, как Джисон боится уколов, и хотел всё сделать как можно быстрее и легче. Он подошёл ближе, чуть согнувшись, чтобы быть на уровне с Джисоном, и прошептал: — Эй, это поможет тебе. Совсем немного, потерпи, — его голос был мягким, наполненным заботой. Чанбин обнял Джисона ещё крепче, продолжая тихо приговаривать, пока Банчан осторожно поднёс ватку, смоченную спиртом, к коже. Хан почувствовал холод прикосновения и затрепетал ещё сильнее, и Чанбин тут же начал нежно покачивать его из стороны в сторону, будто успокаивая ребёнка. Джисон уткнулся лицом в плечо Чанбина, его дыхание стало учащённым, а слёзы катились по щекам, оставляя мокрые следы на рубашке старшего. — Дыши, Джисон, просто дыши. Мы рядом, — прошептал Чанбин, убаюкивая его и стараясь, чтобы тот сосредоточился на его голосе, а не на страхе. Банчан, видя, что Джисон хотя бы чуть-чуть успокоился, быстро поднёс шприц и аккуратно, одним движением, сделал инъекцию. Джисон вздрогнул, почувствовав укол, и его тело инстинктивно напряглось, но Чанбин моментально уложил ладонь ему на затылок, поглаживая его волосы и приговаривая: — Всё уже позади, ты справился. Хороший мальчик, мы гордимся тобой. Банчан убрал шприц, а Чанбин продолжал утешать младшего, чувствуя, как его дыхание постепенно становится ровнее, хотя слёзы всё ещё текли. Он тихо гладил его по голове, по плечам, пока Джисон, измотанный и уставший от страха и напряжения, не начал успокаиваться. Банчан присел рядом, ласково похлопав его по плечу. — Ты был храбрым, Джисон. Теперь отдыхай, — сказал он тепло, и, уложив его поудобнее, накрыл пледом. Джисон, наконец уставший от всех тревог, начал засыпать, устроившись на груди Чанбина, крепко прижавшись к нему, будто нашёл свой личный остров спокойствия. Чанбин мягко гладил его по волосам, чувствуя, как его дыхание становится ровным и спокойным. Слёзы, что ещё недавно текли по его щекам, высохли, оставив только тихое, размеренное сопение. Банчан, наблюдая за ними, не смог сдержать лёгкой улыбки. Он осторожно присел рядом, накрывая обоих потеплее пледом, чтобы младшему было ещё уютнее. Джисон окончательно расслабился, уложив голову на грудь Чанбина, который теперь обнимал его обеими руками, продолжая невесомо поглаживать, словно оберегая сон младшего. — Вот видишь, — шепнул Банчан, с умилением глядя на них, — теперь ты тоже можешь поспать. Вы оба заслужили отдых. Чанбин кивнул, улыбнувшись уголками губ, и тихонько прижал Джисона ещё ближе, чувствуя, как тот окончательно расслабился в его объятиях. Банчан, видя, как они уютно устроились, мягко улыбнулся и добавил: — Какие же вы у меня… — он не закончил, но взгляд его был наполнен теплом и нежностью.