Детский реабилитационный центр №213. Семь смертных грехов.

Во двор Химан выбегает молодой юноша, запыхавшийся, с растрепанными от торопливого бега и чёрными как смоль, волосами. Его лисий разрез глаз выражал крайнее беспокойство и растерянность, даже скорее испуг и шок. Он дышал надрывно, указывая пальцем на вход, пытаясь что-то произнести, но рот лишь жадно глотал воздух. - Что-то случилось? - Спрашивает сидящий под деревом парень, врезаясь тлеющим бычком в старую, уже мёртвую кору дуба. Мальчишка пытается отдышаться, держится за сердце и на одном выдохе выдает: - Это Хёнджин, Феликс, он очнулся! Идет ветер к югу, и переходит к северу, кружится, кружится на ходу своем, и возвращается ветер на круги свои. Еккл . 1,6 Вокруг яркий свет, какие-то голоса, картинка перед глазами мыльная, ничего не понятно. Слышно только как кто-то кричит: - Чонин, скорее беги, зови врачей и Феликса! Затуманенный взгляд падает на дверь, за которой растворяется чёрная макушка. Глаза снова закрываются, дышать невозможно, что-то мешает, а руки не слушаются и нащупывают какие-то шнурки и трубки под ладонями. Вокруг словно проносится жизнь. К постели проснувшегося подлетают врачи и медсёстры, светят в только что открывшиеся глаза маленьким фонариком, отчего веки сами сжимаются. Из горла достают какие-то трубки – дышать становится легче, больше ничего не мешает. Взгляд яснеет и перед ним оказывается лицо в медицинской маске и встревоженным взглядом. - Хёнджин, ты слышишь меня? Горло пересохло, вместо ответа вырывается какой-то полу стон, полу хрип. - Молодец, мальчик, держись, сейчас будет легче. Взгляд парня путешествует по лицам стоящих рядом с ним. Так много людей, такие знакомые лица, но вспомнить кого-либо удаётся с трудом. - Выйдете все отсюда, вы пугаете его! Пусть остаются только родители. Ожидающие расходятся, а взгляд упирается в человека, стоящего в дверях и не решающегося зайти. Тёмная макушка, россыпь ярких веснушек и взгляд, из-за которого сердце пропускает удар, а душа будто возвращается на место. Дверь закрывается, врач снова заставляет посмотреть на него. Рядом стоит женщина, лицо которой забыть невозможно, это точно мама, по щекам которой текут слезы, но она так ярко улыбается, отчего кажется, что все хорошо. - Хёнджин, мы возьмём у тебя некоторые анализы и после тебе нужно отдохнуть, родители побудут с тобой, – Врач переводит взгляд на родителей парня. – Если что-то случится, то сразу же зовите нас. Нажимайте на экстренную кнопку, мы тут же прибежим. Медсестра будет дежурить и заходить к вам каждый час. Врач неторопливо взял нужные анализы и покинул палату. Губы шевелятся, но сказать ничего не получается, вырываются какие-то хрипы. - Все хорошо, сынок, я буду рядом, не переживай. Ни одной внятной мысли, хочется так много спросить, но усталость одолевает, поэтому взгляд упирается на руки матери, которые нежно поглаживают его явно исхудавшие ладони. Спустя несколько дней. - Доброе утро, сынок, как ты себя чувствуешь? Родной голос прерывает раздумья в голове подростка. Родители сегодня впервые оставили его на ночь одного и не стали ночевать с ним в палате. Сегодня утром его перевели из реанимационной палаты в обычную, до боли знакомую. Привычные светлые стены, тумба рядом с кроватью, на которой, казалось бы, не хватает стопки книг, привычное окно рядом с кроватью. На подоконник, до чесотки под грудью, хотелось поставить чужие кеды. - Отлично себя чувствую, память постепенно возвращается. Узнаю Чонина, который подглядывает за дверью, когда врачи заходят, – Хёнджин усмехнулся и попытался привстать с кровати. - Замечательные новости, ты боец, сын. – Отец провёл рукой по его отросшим волосам и убрал свисающую на глаза челку за ухо. - Пап, я почти всё вспомнил, но я не помню, как именно оказался здесь. Я спрашивал у врачей, но они сказали, что лучше вы мне сами всё расскажете, чем они. Отец сжал губы в тонкую полоску и отвернулся от Хёнджина к окну. По его лицу было видно, что он сомневается, стоит ли ему сейчас все рассказывать, стоит ли ему объяснять, что же всё-таки произошло. - Пап, пожалуйста, я же вижу, как ребята ходят мимо моей палаты и хотят зайти, я уверен, что они уже давно всё знают. Я помню частично, но мне не хватает пазлов чтобы сложить всё в единую картинку. Я отлично себя чувствую, анализы тоже хорошие, мне останется тут пробыть несколько недель, полностью восстановиться и меня выпишут. Расскажи мне все. Хёнджин буквально умолял мужчину рассказать ему правду, сложить недостающие пазлы в своей голове и понять, что с ним произошло. - Хорошо. Это произошло чуть больше месяца назад. - Смиренно начал мистер Хван. - Родители Сынмина пригласили нас на благотворительную поездку по детским клиникам, и вы с ребятами вызвались волонтёрами. Мы с мамой ехали на своей машине, а ты решил вместе с друзьями ехать на микроавтобусе, с родителями Сынмина. Самой последней точкой в поездке оказался Детский Реабилитационный Центр № 213. Химан. В котором мы сейчас и находимся. Тут мы пробыли дольше всех предыдущих. Вам с друзьями так понравилось гулять и веселить маленьких детей, что вместо положенных двух часов, мы провели тут почти четыре. Когда мы собирались уезжать, вы с парнями услышали, что сегодня в центре будет лекция священника для детей, что-то там про грехи и благодетель, кажется, и вы решили остаться послушать. Нас с мамой, конечно, удивил твой выбор, мы же никогда не были сильно верующей семьей, но отрывать тебя от друзей нам не хотелось, поэтому мы оставили тебя с ними. У нас было еще много домашних дел, поэтому мы уехали раньше, а ты остался с ребятами и родителями Сынмина. Они должны были отвезти тебя домой после лекции. – Отец тяжело вдохнул и прикрыл ладонью глаза. Он не хотел рассказывать, что произошло дальше, ведь до сих пор, это причиняло ему огромную душевную боль. Но видя, как его собственный сын ищет ответы на вопросы, словно иголку в стоге сена, не рассказать он не мог. – Вас очень долго не было. Мы уже начали переживать, начали звонить тебе, ребятам, Миссис Ким, но никто не брал трубки. А как только мы собрались ехать обратно в больницу, они сами позвонили нам и рассказали, что ты и остальные ребята поступили в центр около получаса назад в критическом состоянии. – Голос Мистера Хвана задрожал, а на глаза навернулись слезы. Рассказ заставил его заново пережить свой личный кошмар на яву. - Поступили? Значит мы все-таки уехали из центра? – Хёнджин нервно крутил уголок одеяла в своей кровати. - Да, вы выехали из центра, но, когда подъезжали к городу, в вас влетела фура. Водитель грузовика уснул за рулем и произошло лобовое столкновение. Хорошо, что рядом оказались проезжающие машины, вам тут же вызвали скорую. Дежурные приехали быстро и успели всех спасти. На ваших руках были браслеты после посещения центра, поэтому работники скорой решили, что вы пациенты Химана и привезли вас сюда. А местные врачи не могли не принять волонтёров, которые провели тут пол дня помогая и развлекая детей. Ты и водитель пострадали сильнее всех, потому что во время аварии, как выяснилось позже, ты пересел на переднее сидение, чтобы забрать свой телефон с подзарядки. Водитель скончался на месте, а ты получил черепно-мозговую травму, сломал несколько ребер и потерял много крови. Впал в кому еще в машине скорой помощи. Феликсу, Чану и Минхо тоже не повезло, с ними произошло то же, что и с тобой, но уже в центре. Чанбина и Хана вводили в медикаментозную кому. Со напоролся на перила, когда вылетел из автобуса, а у Хана были какие-то проблемы с легкими. Сынмин и Чонин были без сознания несколько дней, они тоже сильно пострадали, но периодами приходили в себя. Родителям Сынмина тоже досталось, они заработали переломы, но были в сознании, даже пытались оказывать вам помощь на месте. – По щекам отца бежали горькие слезы от трагедии, которую они пережили. – С одной стороны, нам очень повезло, что вы не сняли те больничные браслеты, ведь в Химан вас всех буквально вытащили с того света. Постепенно вы начали приходить в себя. Первым очнулся Сынмин, потом Чонин, за ним выкарабкался Джисон, Чанбин, Минхо, Чан, а вы с Феликсом были в коме дольше всех. Ли был в коме тринадцать дней, а ты на пятнадцать дней дольше его. Двадцать восемь дней, сынок, они тянулись так долго, что по ощущениям прошло не меньше года. – Отец шмыгнул носом и крепко сжал руку сына. В голове Хёнджина заворошились мысли. Двадцать восемь дней. Авария. Кома. Грехи. Сынмин. Чонин. Джисон. Чанбин. Минхо. Чан. Феликс. Он. Все приходили в себя именно в том порядке, в котором они умирали во сне, пока он был в коме. Или это был не сон? Вопросов стало не меньше. Почему он прекрасно помнит, что с ним было, пока он был в отключке? Почему чувства, которые он испытывал в коме всё еще живут где-то в груди? Почему ему так не хватает этих потрепанных кед на подоконнике? Он не помнил день, как впал в кому, но помнил, что с ним было, пока он находился в коматозном состоянии. Ему так хотелось поскорее поговорить с ребятами, узнать, что помнят они, рассказать им, что он видел, поделиться с ними своими чувствами и снова ощутить этот табачный шлейф от чужих волос. - Что-то я устал. Мне нужно все переварить и отдохнуть. Можешь, пожалуйста, принести что-нибудь перекусить? – Хёнджин слегка улыбнулся, чтобы подбодрить отца. Тем временем в душе бушевала огромная песчаная буря, которая наводила тревожность и панику. Он не понимал ничего из того, что с ним происходило там, но помнил всё прекрасно. Как же ему хотелось поделиться этим с кем-то из ребят, как же хотелось, чтобы его кто-то понял. *** - Ну же, ты должен с ним поговорить! – Возникал Минхо, сидя в больничном коридоре на корточках, опираясь лопатками о холодную стену. С момента пробуждения Хёнджина прошла примерно неделя, врачи радуют новостями о хорошем самочувствии парня и бланками положительных анализов. С сегодняшнего дня главврач сообщил о том, что к Хвану разрешили пускать посетителей. Родители находились с блондином каждый день, но от разговоров с друзьями больного огораживали как могли. Нервная система была не в порядке, для восстановления памяти нужно было время, а лишние разговоры и переживания могли привести к нежелательным последствиям. - Это тупо, он помнит о том, что мы с ним никогда не были вместе. А я просто идиот, который надеется на что-то. Джисон тяжело вздохнул, прошелся рукой по растрепавшимся волосам, зачем-то потрогал собственное лицо, словно там была маска и посмотрел на Феликса. - Слушай, я не хотел говорить, но я уже был у него сегодня. – Честно признался Хан. - И? - И то, что он всё прекрасно помнит. В смысле, буквально всё, Феликс. Мы не стали особо углубляться в насущные темы, но по его лицу, во время разговора о всех нас, я понял, что больше всего он ждёт именно тебя. Да, он вспомнил что было до аварии, но и что было после - тоже. Не будь эгоистом и иди к нему. - Он сказал, что ждёт меня? - Ли прикусил губу, смотря прямо в пол. Русоволосый замялся, бросив беглый взгляд на Минхо. - Не совсем, но… - Я так и думал, - Феликс хотел было дёрнутся в сторону выхода из больницы, но увидел, как из палаты Хёнджина выходят его родители и идут в холл, беседуя с его лечащим врачом. Ладони чесались, гудели, в груди что-то шевелилось и курить хотелось нещадно. Феликс выдрал бы себе все волосы, но ноги двинулись в сторону улицы, а за руки кто-то схватил. – Эй, вы чего? - У меня из-за тебя уже голова болит! – Минхо, на пару с Джисоном, схватившись крепкой хваткой за руки темноволосого, силком потащили его к двери. – Не хочешь идти сам, значит мы сделаем это за тебя. - Перестаньте, что вы делаете? - Решаем вашу Судьбу, придурок! – Ответил на риторический вопрос Хан, открыв дверь и толкнул за неё Ли. Минхо запирает палату, держится крепко за ручку и довольно улыбается. - Не выйдешь, пока не поговорите! А Феликс обернутся боится, дергает за эту же ручку, но уже с обратной стороны и чувствует, как в затылок смотрят. Смотрят пронзительно, удивившимся взглядом, смотрят сквозь него. Дверь не поддаётся. - Ёнбок? – Доносится тихое позади. Губу раскусить до крови хочется, провалится под пол и сбежать. Сбежать от собственных чувств, от собственных страхов, от не высказанных слов и признаний. От чего угодно, но только не от него, хоть и страшно безумно. - Ты пришёл. Феликс резко оборачивается и впивается взглядом в блондина, в его понуро грустные, напуганные глаза, в его исхудавшее тело, в капельницу, тянувшуюся к сине-фиолетовым венам, в него самого, в Хёнджина. Воздуха по обыкновению не хватает, хоть окно и открыто. Тот густой, как кисель, в легкие не влетает, а затекает тягуче. - Извини, я просто, - Ли сглатывает ком в горле, отчаянно закрывается и прячется, пачка сигарет прожигает бедро в кармане штанов и руки некуда деть. – они закрыли дверь, но я уже ухожу, не волнуйся. Ноги несутся к окну, бахилы на кедах шуршат, он краем уха слышит копошение сзади, а думать не может совсем. В голове набатом слова “Бежать, уходи, надо валить, он не рад мне, бежать, бежать, уходи”, но когда стопы касаются подоконника, когда ещё буквально секунда и он бы покинул до дрожи знакомые стены, за край футболки хватаются. - Не уходи. Феликс замирает так и не сдвинувшись. Сердце делает кульбит, мягко трогается, словно внутри и не сидит вовсе, и плывет куда-то вниз живота. И снова, как и пол минуты назад, обернуться страшно. Парень думает, вдруг показалось, воображение разыгралось, дорисовало картинку, родной голос, и пустило мурашки по затылку, но нет, край футболки все ещё держат, сзади тяжело вздыхают и хватаются за ткань сильнее. - Останься. Темноволосому взвыть хочется. Руки перестают дрожать, органы тоже и у него получается взглянуть на стоявшего позади. Хёнджин держится за него, словно за спасательный круг, вглядывается отчаянно, просяще и умоляющи. Катетер от капельницы валяется на полу, в спешке выдернутый, по внутренней стороны предплечья парня стекает тонкая красная струйка, но тот даже не обращает внимания, а Ли хочется по лбу себе настучать, что не подумал и позволил ему подняться с кровати. - Твоя рука… - Глаза бегают по пространству в поисках чего-либо и останавливаются на вате и пластырях, оставленных в медицинской тележке. – Подожди. - Феликс. - Не уйду. – Произносит он на автомате, пряча тут же раскрасневшееся лицо, отвернувшись. В руках оказывается чистая салфетка, проспиртованный кусок ватки и новенький пластырь с детскими рисунками. Ли возвращается и встает напротив дрожащего парня, взглядом старается не встречаться. - Можно? Хван отвечает кивком, следя за знакомыми, родными руками. Как те аккуратно подхватывают его под локоть, стирают слегка подсохшую кровь. Как холодные пальцы держат вату, обрабатывают надорванное место укола и заклеивают его пластырем, до приятной боли, до разрядов электричества на коже от касаний. А Хёнджин почти физически ощущает как его сердце склеивают. Собирают миллионы осколков, по крупице, по песчинке, возвращают на свои места. Время снова замирает. - Болит? - Бормочет темноволосый, выбрасывая, ставшей алой, салфетку в мусорное ведро, глаз поднять боится. - Теперь нет. Тишина окутывает палату, оба парня молчат. Молчат до того момента, пока сам Хёнджин не подходит вплотную, касаясь плохо заживших царапин на лице с веснушками. - Почему я снова ощущаю, что мы далеко друг от друга? – Надорвано произносит блондин, вглядываясь в темные глаза напротив. - Снова? – Шепчет Феликс, словно боясь спугнуть. Боясь, что Хёнджин окажется иллюзией, что он испарится, что и этот момент окажется чёртовым сном. - Как и тогда, - Хван смотрит вверх, сдерживая накатывающие слёзы, и дрожащими губами заканчивает фразу. – когда ты покончил с собой. - Хёнджин… - Феликс тянет на себя слабое тело, руками обхватывает выпирающие лопатки и прижимается носом к чужой шее. Он понимал, что это будет тяжело, понимает, что поджилки сотрясаются, но тянулся ближе и ближе. Вжимал в себя, боясь отпустить, боясь, что миражом он окажется. – Прости меня, прости… - Я так много хочу тебе рассказать, о многом поговорить, я, - У Хёнджина по щекам течёт, скатываясь на плечо брюнета. – я так скучал по тебе. У обоих мурашки табуном, знобит и руки леденеют, ноги, кажется, примерзают к полу. Ладони скользят по чужой коже, хочется согреться в объятиях родного человека. Они слегка отрываются, смотрят друга на друга в упор, сглатывая тяжелый ком. Так и стоят, завороженные, рассматривают лица, пытаются запечатлеть в памяти, пытаются найти отличия. Но различия не находятся, это определено были они. Они, но не те, а другие. Не те, что более несчастные и с плохим концом, а именно они. Летний воздух обдаёт теплом голые ноги Хёнджина. Внутри у обоих всё кипит, взрывается, веет огнём. Резко становится жарко и выдерживать подобные контрасты температур становится довольно тяжело. За окном слышится детский смех из зеленого сада, раздается звоном, трелью и писком. Но ни тот, ни другой, не слышат. Мозг отказывается принимать что либо другое, кроме пронзающих взглядов, невесомых касаний и бьющихся со скоростью света сердец. - Джинни. - Феликс сокращает последние миллиметры, подушечками пальцев касается влажной щеки, спускает их на подбородок и притягивает к себе, впиваясь губами в чужие губы. Внутри тлеют органы, превращаясь в гору пепла и копоти. Хочется остаться в моменте, ощущать это постоянно, хочется любить. Чувство единения, словно так и должно было быть изначально, словно недостающий кусочек пазла сложился. - И я по тебе скучал, я так боялся, что ты уже не очнешься, так боялся… Практически жил в больнице эти пятнадцать дней, не отходил от тебя ни на шаг, а когда Чонин прибежал ко мне и сказал, что ты очнулся, подумал, что ослышался. Я не мог в это поверить и ходил всё это время будто в прострации. - Оторвавшись на пару секунд чтобы высказаться, Ли притягивает парня и снова целует. Проникает под кожу и в душу, тяжело дышит, руками скользит по ребрам, по спине, по выпирающим тазовым косточкам. От Феликса, как и прежде, пахнет табачно-ментолово, его губы по-прежнему сухие и покусанные, волосы всё такие же мягкие. Хёнджин вдыхает полной грудью, никак не надышишься, хочет заполонить этим запахом всё пространство вокруг, чтобы ощущать его постоянно. А брюнет всё целует, с напором, жадно, отчаянно. Не оставляя возможности выдохнуть, ни оставляя и миллиметра на лице без поцелуя, а Хван и не против. Он худыми пальцами под футболку ныряет, разгоряченной кожи касается и чуть отросшими ногтями царапает. - Не доводи до греха. – Усмехается Феликс, еле оторвавшись от чужих губ. Блондин цокает, незаметно закатывает глаза и уже чуть ли не виснет на парне, на выдохе выражая недовольство от ставшим мерзкого слова: - Заткнись… - Ты ещё слаб, мы не можем тебя сейчас нагружать. Он подхватывает Хвана под бедра, усаживает на подоконник, встает между ног и обводит носом линию челюсти, слегка касаясь губами. Вокруг воздух сладкий, тягучий как мед, мягкий и нежный. И Феликс был таким же, аккуратным, словно Хёнджин - хрусталь, будто сломать одним касанием может. - Поговорим? – Выдыхает парень, слегка постанывая от поцелуев в шею. Там выцеловывают каждый сантиметр и покусывают с явным наслаждением. Еле слышный стон разрывает слух, а Ликс снова тянется к приоткрывшемуся рту и ненасытно целует. - Не сейчас, - Выдает Ли оторвавшись и касаясь губами чужого носа. – все решили дождаться выписки и обсудить всё потом. Когда ты полностью придёшь в норму. - А я-то думал, чего Джисон так старательно избегал разговора. - Парень тяжело вздыхает, соглашаясь с негласным правилом друзей и наблюдает за перелезающим через окно Феликсом. Остановить даже не пытается, ведь знает, что тот уже не уйдет. Знает, что смысла и обсуждать что-либо нет, действия говорят за себя сами. Брюнет закуривает сигарету, лопает мятную кнопку, присаживается на корточки и смотрит на бахилы, оставшиеся на кедах. - Блин, забыл снять. Хёнджин усмехается, машет головой и чувствует знакомое тепло внутри. - Не страшно, оставишь их у подоконника. Ранее... Захлопнув дверь за Феликсом, Минхо прижался к ней спиной и сел на пол. - Ну чего ты стоишь? Давай-давай, садись рядышком. – Ли стучит по полу ладонью рядом с собой, зазывая Хана сесть рядом. - Ох, надеюсь это закончится хорошо, а не хуком слева от Феликса. – Джисон опускается на пол рядом с бывшей бабочкой и кладёт ему свою голову на плечо. - Конечно, хорошо, Хани. Вспомни себя, когда я вышел из комы. Тебе тоже было страшно, а мне тоже нужны были ответы. Тем более, помнишь их до аварии? Они просто не успели поговорить тогда, зато, поговорят сейчас. – Минхо переплетает их пальцы, смотря на парня с улыбкой. – Всё будет хорошо, у нас у всех всё будет хорошо. Хотя, есть вероятность, что плохо будет Химану, если они не починят автомат с батончиками. Потому что Чонин уже грозится раскрутить его по винтикам. – Ли показал пальцем на младшего, который стоял рядом с стойкой регистрации и ходил вокруг автомата, отпуская из рта отборные маты. - Ладно, значит пойдём спасать автомат? А потом надо зайти к Чану и Чанбину, эти двое из игровой не вылезают. - Как скажешь, Хани. Можем хоть сбежать из больницы, с тобой - я не против. – Минхо чмокнул их переплетенные ладони и оперся макушкой на дверь позади. – Но сначала дождемся наших Ромео и Джульетту. *** - Я всё ещё чувствую себя странно, парни. Как будто я до сих пор сплю. – Признаётся Хёнджин, зачёсывая назад отросшую чёлку. - У всех нас было то же самое, сейчас уже привыкли, почти. – Горько усмехается Чан, допивая банановое молоко. - Вы знаете что это было? Разговоры затихают, глаза друзей внимательно изучают друг друга, в преддверии важного разговора. Разговора, решающего всё, расставившего все точки над и, разговора, который был необходим им всем. - Изначально мы это не обсуждали, - Начинает младший. – когда я очнулся, Сынмин молчал в тряпочку. - Эй! - А что? Я неправ? – Ян закатил глаза, толкнул Кима в плечо и продолжил. – Я ему тоже ничего не говорил, ну, чтобы не показаться сумасшедшим, знаете? Тогда я решил, что это всё мне просто приснилось пока я был в отключке, но замечая странное поведение Сынмо, стал сомневаться в этом всё больше. А когда очнулся Джисон… - Я всё перепутал. – Закончил смущенный парень, закрывая лицо руками. - Что это значит? – Хёнджин удивлено вскинул брови, смотря на Хана. - Он сорвался в поисках Минхо, думал, что он всё ещё там, - Отвечает черноволосый, вспоминая тот день. – а когда увидел его лежащим под аппаратами, ох, это нужно было видеть… Тогда-то мы с Сынмином и поняли, что всё это было реально, вроде как. - Давайте будем честны, всем было страшно после пробуждения. – Чанбин прикоснулся к области ниже груди, чувствуя неприятно трущиеся друг об друга швы. - Твой живот. – Блондин проглатывает ком в горле, наблюдая за Со. - Всё в порядке, перила не задели никаких важных органов, прошли рядом с почками. Врач сказал что шрамы останутся, но это не страшно. - Сколько прошло времени с тех пор, как ты остался там один? – Чуть понизив голос, спросил Минхо. Хёнджин замер, вспоминая все проведенные дни без них. Вспомнил своих тех родителей, Мистера Юна, которого он покинул, как вернулась болезнь, вспомнил всё. Феликс бросил на него беспокойный взгляд, протянул пальцы к его ладони и обхватил её, выражая свою поддержку. - Он был там ровно год. – Ответил за Хёнджина брюнет, крепче сжимая чужие дрожащие руки. - Здесь же, после того как очнулся Феликс, прошло пятнадцать дней, – Тяжело вздохнул Сынмин, задумчиво сдавливая виски. – Выходит, теория о том, что время там течет намного медленнее, оказалась верна. - Но, как это возможно… Почему мы видели это всё, все вместе? – Джисон сглатывает слюну, вжимаясь в Минхо спиной. – Всё это ощущалось таким реальным. - Потому что, кажется, это и было реальным. – Чан почесал затылок и подставил кулак под подбородок. – Вспомните, мы всегда чувствовали себя там, будто всё правильно. Будто, всё так и должно было быть. Это были мы, но не мы. Мы, но в телах других нас. Когда Феликс пришёл в себя, он рассказал нам о грехах, но вот, как это всё связанно… - Я запутался ещё больше. – Чонин схватился за голову, смиренно выдыхая. Все замолчали, напрягая умы и пытаясь сообразить, в какую сторону им двигаться дальше. Никто не мог понять, почему так произошло? Что это им дало, для чего им всем это показали? - Все семь плюс один в сборе. Ян подскочил со стула, схватился за сердце и резко обернулся. Позади него стояла пожилая санитарка, с тележкой чистого постельного белья для палат. Её седая коса свисала до пояса, золотые, плетенные браслеты ютились на морщинистых запястьях, а взгляд был чёрный, и даже лучик света в них не отражался. - Ты почти прав, - Она указала пальцем на кудрявого парня, держащего в руках очередную банку бананового молока. – на пороге смерти, ваши души попали в другой мир. Не физический. А всё, что вы видели там, это то, где вы были перед смертью, и прожили свою другую жизнь - там. Чонин поворачивается к парням, выгибая бровь и незаметно крутя пальцем у виска, мол ненормальная. - Когда ваше тело умирает, а душа не готова к этому, она борется. А во время борьбы, она попадает в другой мир, куда даже мертвым дорога закрыта. Потусторонний мир душ. Где Судьба дает вам шанс на жизнь, где показывает, что нужно изменить в себе, чтобы вернуть свою душу обратно. - Но врач сказал… - Начал было Сынмин, как его тут же перебили. - Врачи вам этого не скажут, - Заворчала старушка, недовольно махая руками. – они, за столько лет, никак не изучат всё, что связано с комой, но этим идиотам и в голову не приходило, что им просто не дают эти знания. И не даст их не Судьба, ни Бог, ни тот, в кого вы верите. - Но почему параллельный мир оказался больницей? - Потому что именно тут вы получили последние яркие впечатления, перед тем как начать борьбу за жизнь с Судьбой. - Чёрт, а кажется, в этом есть смысл… - Минхо задумался, а ребята перевели на него глаза. – Если забыть о логике, то многое сходится. Она сказала, что Судьба показывает, что нам нужно было изменить в себе. Там, мы были олицетворением наших грехов. А в этом мире, наши судьбы так или иначе связаны с теми нами. Моим грехом была похоть, - Ли скривился, собираясь с мыслями. – это была именно она, потому что в том мире, похоть была неотъемлемой частью моей жизни. Хёнджин бросил сочувствующий взгляд на парня, вспоминая историю того Минхо. - Тот я, зарабатывал на веб-кам площадках. – Признался он, тяжело вздыхая. Джисон опустил руку ему на плечо, заглядывая в ставшие родными глаза. Он уже знал, ему Минхо рассказал в первую очередь. – А в этом мире мне только недавно предложили эту работу. До аварии, я должен был дать ответ на следующий день, и практически согласился. Бабушке тяжело, а я очень хотел помочь. Присутствующие замолчали, прокручивая в голове слова друга. Каждый думал о своём, восстанавливая собственные цепочки, собственные нити судьбы. - Выходит, всё так. Если я был гордыней, то это слишком просто и очевидно. В том мире я был горделив из-за статуса моих родственников, а в этом мире я был только на пути к своей короне. Перед аварией, я обсуждал с родителями перевод в более престижную школу, думал, что контингент в нашей мне не по статусу. – Сынмин замялся, кусая сухие губы. – Простите ребят, к вам это не относилось, честно. - Всё в порядке, не извиняйся. – Чонин скромно улыбнулся, уперевшись взглядом в стол. – Моя жадность тоже была как и в том мире, так и в этом. Когда надо мной взяли опеку, люди, которые были в сто раз богаче моих покойных родителей, случилось то, что было вполне ожидаемо. Я жадничал еду, крутую одежду, какие-то игрушки потому, что у меня этого никогда не было. Даже с вами, на уроках в школе или когда мы гуляли все вместе, я жадничал, просто не показывал этого. - У меня такая же история. – Вздохнул Джисон, покрепче сжимая ладонь Минхо. – Зависть была со мной двадцать четыре часа в сутки. Я завидовал всем вам, всегда. И из доброй зависти и радости за вас, я не заметил, как моя зависть начала становится злой. - Кто бы мог подумать, что обычные вечеринки могли завести меня в такую задницу. – Чанбин усмехнулся и тут же схватился за швы, нахмурив нос. – Чревоугодие значит. У меня появилась зависимость от дешёвого поила и фастфуда. Мне даже поставили гастрит. - А я связался не с очень хорошей компанией. – Феликс проглотил ком в горле, вспоминая ребят с улиц. – Они занимаются мелким воровством и ошиваются в гетто районах. Изначально я не знал того, что они воры, что у них нет никаких целей, и того, что они ни во что ни ставят чужие жизни. По началу они показались мне неплохими, и я даже хотел вас всех познакомить, а потом… Потом меня затащили в одно дело, а я не понял сразу. Сообразил только тогда, когда мне скинули пакет с краденными сигаретами у магазина и крикнули чтобы я бежал. Но я и убежал, что ещё оставалось… - Феликс. – Хёнджин свел брови на переносице, отрывисто выдыхая. - А вечером этого же дня, их главных предложил мне ещё одно дело, выбор без выбора. Ведь на тот момент я уже знал о их компании буквально всё, а уйти от них, с такими знаниями, практически невозможно. Я должен был прийти к ним через два дня после волонтерской работы. И чёрт, как же меня злила эта безвыходная ситуация. Все парни понимающе кивнули и одновременно обернулись на Чана, сидящего глубоко задумавшись. - Можешь не рассказывать, мы всё и так уже поняли. – Джисон слегка улыбнулся старшему, забирая из рук пустую баночку молока. - А что не рассказывать? – Бан сложил руки на стол, нервно постукивая пальцами по деревянной поверхности. – Что я отрицаю свою депрессию после смерти отца? - Чан, ты не должен… - Должен, Хёнджин. Я должен себе признаться, что мне действительно нужна помощь. Ведь я до последнего надеялся тогда не очнуться. - Что? – Со поднял глаза на лучшего друга, с выражением непонимания на лице. – О чём ты? - Не совсем понимаю, как это сработало, но, когда я был ещё там, я видел тебя. Видел, как ты приходил ко мне, здешний ты, я слышал тебя, слышал, как ты со мной разговаривал. А еще там был отец, и я еле сдержался, чтобы не уйти вместе с ним, я хотел, но... Тогда я и осознал, что уныние у меня в голове. Вот почему нам дали прожить те жизни. Мы должны были увидеть, к чему это всё может привести. - А я? Кем являлся я в этой истории? – Хёнджин задумался, нервно тряся ногой и стуча подошвой резиновых тапок о пол. - Нашим связующим, - Отчетливо произнес Джисон. – Нашим плюс один, восьмёркой, воскрешением и бесконечностью, если перевернуть. Хвана буквально затрясло. Слова Джисона стучали по барабанным перепонкам и сотрясали стены. Глаза бегали по лицам его друзей, по каждому греху или теми, кем они стали в итоге - добродетелями. Осознание происходящего собиралось в одну единую цепочку, восстанавливая кусочки оставшейся памяти. Они были друзьями и до произошедшего, учились все в одной школе, поехали волонтёрами в Химан, где слушали притчи местного священника с другими детьми о грехах, а после попали в аварию. Водитель скончался на месте, и Хёнджин тоже мог, но судьба предоставила ему второй шанс, дав возможность спасти друзей, а после и себя. Все восемь человек оказались в другом мире, мире душ, где семеро из них прожили свои жизни, заканчивающиеся в одном и том же месте. А после к ним вернулся последний. Тот мир был точной копией этого, но пара нюансов выдавали его с потрохами. В том мире, до Химана они не были знакомы, а также имели заболевания, которые, в конечном итоге, вернули их домой. А ещё, те родители Хёнджина были другими, совершенно другими, верующими, что заставляло сердце сжиматься до атомов. Ведь Хван понимал, что это было сделано специально, ведь именно эти люди влияли на него одним лишь своим словом. - Получается, эта санитарка сказала правду? – Сынмин задумчиво сжимал губы, разглядывая друзей. - Кстати, а где она? – Чанбин огляделся, встал из-за стола и замер, в столовой они были совершенно одни. - Странная она какая то, на ведьму похожа. Брр, - Чонин сделал вид что продрог, чем вызвал смешки друзей и улыбки. А после взглянул на время и сообщил, что родители приедут через час и пора бы собираться. *** За окном, солнце пробивается во все уголки больницы, окрашивая светлые стены в оранжевый. Августовское время всегда посылает только самые красивые закаты. Зелёный сад в такие моменты особенно волшебный, Феликс в этом убедился уже ни раз. На парковку въезжает автомобиль родителей Хёнджина. Миссис Хван и мистер Хван здороваются с мачехой веснушчатого, которая тоже только что подъехала. Ли так и не смог наладить с ней прочные семейные отношения, но после аварии, он почти уверен, их беседы стали спокойнее и даже с ноткой заботы, с её стороны. Парню и этого достаточно, ведь раньше, ещё после смерти отца, они общались словно соседи. Никакой тебе материнской нежности и любви. Грустно осознавать, что именно такая ситуация вызвала в ней подобные чувства. Феликс же от этих мыслей отмахивается и двигается в сторону холла, где собралась уже вся компания. Хёнджин разговаривает с ребятами в ожидании матери и отца, за Чонином и Сынмином уже приехали их семьи, Джисона подвезет на такси Минхо, потому что родители Хана уехали на работу, как только тот поправился, а Чанбин и Бан Чан решили добраться до остановки и покататься по городу. Он улыбается, улыбается, потому что не верится, потому что его семь друзей живы, потому что Феликс рядом. Веснушчатый был прав, когда сказал, что их жизни не закончатся на больничных койках, ведь именно в тот момент, они только начались. По новой правда, но ведь начались? Родители заходят в холл и просят медсестру с стойки регистрации вызвать главврача. Время тянется в ожидании. Хёнджину хочется наконец покинуть стены центра, хочется выйти за пределы больницы, забыть о всех несчастных и грустных моментах, что преследовали его, точнее другого Хёнджина. Хочется наконец написать свою историю, где не будет смертей ради дружбы и любви, где не будет грешных и безгрешных, где не будет плохого финала. И если ради этого, ему нужно было послать Бога ко всем чертям этого мира, он с радостью сделает это ещё двести тринадцать или семь раз. С лестницы спускается мужчина, по буквам на бейджике все понимают, что это главврач. Блондин замирает, моргает в неверии, протирает глаза и встает в ступор. Мужчина похож на енота. Под его морщинистыми глазами залегли темные круги, овальные брови густо набиты, а карие глаза выглядят совсем чёрными. Его полную фигуру скрывал больничный халат, а не ряса священника, в чем Хёнджин видел его ранее. Это был иерей Ким Мин Ир, парень готов поклясться. Мужчина подходит к его родителем и о чём то разговаривает, параллельно подписывая документы о выписке. А блондину кажется, словно ещё секунда и он вернётся обратно, по затылку пробегают мурашки, а внутренняя дрожь переходит в руки, заставляя пальцы трястись. - Эй, всё в порядке? – Феликс ощущает как Хёнджин весь содрогается и беспокойно вглядывается в ошарашенные глаза. – Что случилось? - Ничего, - Выдыхает парень, пытаясь успокоится. – просто хочу уже уйти отсюда. Ли улыбается одним уголком губ, покрепче сжимая чужую руку и Хвану становится немного спокойнее. - Здравствуй, Хёнджин, как ты себя чувствуешь? – Главврач подходит к друзьям, любопытно разглядывая блондина. Парню думается, что даже голоса у них одинаковые. - Всё отлично, спасибо. - О, кстати, мы хотели бы поблагодарить вашу санитарку, - Влезает в разговор Чанбин, держа в руках пакет с конфетами и чаем. – бабушка, с длинными седыми волосами. Не подскажите где она? Мужчина задумывается на секунду и изгибает широкие брови. - Странно, у нас нет санитарок в возрасте, наверное вы что-то путаете. - Тогда возьмите пожалуйста вы, и спасибо ещё раз! Всего доброго! – Со спешно вручает подарочный пакет в руки главврачу и парни выходят на улицу, вслед за родителями. - А я говорил, что она странная какая-то, может это ещё одна всеобщая галлюцинация? Мм? Джисон в очередной раз зеленеет от нелогических высказываний, Минхо ворчит, а Чанбин смеётся на всю улицу, окрашивая лица остальных улыбками. Хёнджин держит Феликса за руку, стараясь забыть лицо главврача, или священника, кого бы то ни было. Может ему показалось? Крыша поехала, из-за всего того, что произошло? Глаза пробегаются по макушкам друзей, в ушах звенят разговоры родителей и вздохи облегчения. - Феликс, мы сейчас всей семьёй едем в ресторан у нашего дома, а то я ничего не готовила, времени не было совсем. Присоединяйтесь с своей мамой к нам, мы угощаем! – Приглашает миссис Хван, обращая внимание на руки парней, крепко держащиеся друг за друга. - Не уверена, что нам стоит… - Спасибо за приглашение, мы с мамой с радостью составим вам компанию. – Перебивает её брюнет, бросая на Чунхи неоднозначный взгляд. - Конечно, мы будем рады. – Женщина незаметно вздыхает и наклоняясь к уху парня, шепчет, чтобы никто не услышал. – Поговорим дома, сынок! Феликс прыскает в кулак и смотрит на довольную улыбку мачехи, которую та, старательно пытается спрятать. А Хёнджин всё слышит и видит, внутри тепло держит, бросая последний, он надеется, что последний, взгляд на Химан. Хёнджин осознаёт, что тот Хёнджин - избавившись от семи грехов, обрел семь добродетелей, своих личных, и подарил ему. На место гордыни пришло - смирение. На место жадности - щедрость. На место зависти - любовь. На место чревоугодия - умеренность. На место похоти - целомудрие. На место уныния - усердие. На место гнева - доброта. …Зная, что без добродетели мы хуже бессловесных, будем подвизаться в ней, что бы быть людьми, или лучше – ангелами и наслаждаться обещанными благами… святитель Иоан Златоуст беседы на послание к Филиппинцам А с крыши реабилитационного центра, удаляющуюся компанию провожали взглядом двое. - И от Судьбы не отвернулся, и Божий замысел исполнил. – Пролепетала старушка санитарка, звеня плетенными браслетами из золотых нитей, а в руках держала подарочный пакет, что ранее был у парней. - Ты знала всё наперед, Мойра, ни так ли? – Усмехнулся главврач, сведя густые брови домиком. - Знала, Гермес, конечно знала. Ты проиграл. - И я ни капли не сожалею, это того стоило.