Детский реабилитационный центр №213. Семь смертных грехов.

Тот же, кто по видимости поступает хорошо с гордостью, но не терпит никакого зла, никогда даже не заметит своего беззакония, а напротив, лишь умножит зло и внезапно отойдет отсюда, лишенный всего. Гордость – начало греха. С нее начинается всякий грех и в ней находит свою опору. Иоанн Златоуст. - Руки теплые. Ты готов? – Вопросительно изгибает бровь медсестра и после подтверждения кивком светлой головы, вводит иглу катетера под кожу. По мягкой, прозрачной трубочке начинает поступать лекарство. Хёнджину страшно, ему думается что, сейчас его всего вывернет, выкрутит, сломает. Но ничего не происходит. От плохих мыслей отвлекают наклейки с Скуби-Ду, Покемонами и Тотали Спайс, приклеенные прямо на стойку для капельницы. Вероятно, для детей с блоков помладше. - Тебя может начать тошнить, может кружиться голова, а еще сушить в горле. – Миловидная девушка вытягивает шнурок от жалюзи, те поднимаются и открывают вид на больничный двор. – Я открою окно что бы впустить свежего воздуха, так будет легче переносить тошноту от химиотерапии. - Сколько мне так лежать? – Парень чуть потряхивает рукой и чувствует, как метал внутри режет, скребет и царапает острым углом иглы. - Старайся не дергать катетер, сиди спокойно. Два часа. Блондин вздыхает, смиренно кивает и усаживается в кровати по удобнее, упираясь в подъемную спинку. Скоро должен прийти Чонин с ноутбуком Минхо, у того целый список фильмов не про еду, по его словам. Мед сестра бросает короткую улыбку, сверкает черными глазами и выходит из палаты прикрывая за собой дверь. У Хёнджина внутри ерзает надежда. Парень запрокидывает голову, упирается взглядом в белый потолок, рисует во лбу мысли, расставляет все по полочкам и думает. Надежда на выздоровление играет с ним в салочки. Вот он видит её, хватает за прозрачные руки и случайно выпускает, обнаружив стекающую струйку крови из носа. Снова она, удается поймать, крепко прижать к себе, опять провал. Та ускользает, а вместо нее приходит очередное головокружение. И так каждый раз, по кругу. Чертово колесо, из которого не выбраться. Он молится каждый вечер, каждое утро, перед процедурами, перед завтраком, обедом и ужином. Неужели Бог его не слышит? Неужели это наказание? Или он не хочет слушать грешника, что носит в себе семерых палачей? Его личных. Собственных. Мысли прерывает чье то пыхтение у окна. Хёнджин переводит взгляд и видит нагло влезающего брюнета, что по традиции на ходу снимает обувь. И по традиции, без разрешения. - Что ты тут забыл? Перестань приходить ко мне в палату как к себе домой. – Глаза закатываются сами, а руки ищут опору в пуховом одеяле. Конечности отчего то мерзнут. - Даже не выслушаешь меня? – Феликс довольно скалится, по-свойски ставит обувь у двери и в один шаг подходит к блондину. Слишком близко, непозволительно, неприлично. - Ты слишком близко, отойди. - Я тебе правда настолько не нравлюсь? Душа падает в пятки. Хван не понимает что беснуется сейчас внутри. Страх? Он смотрит на хитрую улыбку парня, на игривый взгляд, на копну веснушек, поселившихся на щеках, и задается вопросом. Почему он раньше их не замечал? - Тогда уйду я. – Хёнджин резво подскакивает с кровати и тут же валится обратно. Комната перед глазами начинает плыть, тело становится словно сладкая вата, а к горлу что-то подкатывает. Что-то до одури мерзкое и противное. - Эй, ты в порядке? Врача позвать? – Феликс подтягивает блондина за подмышки, упирает плечи в спинку, и заботливо сует подушку под голову. Тошнит безумно. От химии или от неожиданных прикосновений? Хёнджин клянется себе, что выяснит это немного позже. - Кажется меня сейчас вырвет. – Ноздри жадно глотают воздух, веки прикрываются. Брюнет мечется по палате, находит специальные пакеты, наливает воду в кружку из графина, параллельно вытирая поверхность стола рукавом олимпийки и раздраженно цокает от того, что руки начинают непроизвольно дрожать. Наконец возвращается к парню. - Спасибо. – Хёнджин делает пару глотков, и обрывисто выдыхает. Пакет прячет под одеяло. Ему неловко. - Порядок? – Феликс беспокойно бегает глазами по бледному лицу, и думает что тот скоро сольётся с постельным бельем. Лишь карие глаза выделяются среди светлых тонов. Блондин согласно машет головой, потирает свободной рукой ресницы и шмыгает носом. - Так, ты что то хотел? - А, - Ли чуть ли не хлопает себя ладонью по лбу, теряется в моменте и достает из кармана спортивок плетеный браслет. – Забыл. Вот, хотел вернуть. Украшение опускается в холодные руки. Синие нити красиво распускаются в черные бусины, и завершают их белые, с похожими, но крупнее размером красными шариками-зрачками. - Ты доплёл его? – Хёнджин поднимает удивленный взгляд, и невинно моргает. Феликсу, кажется, резко поплохело. - Да, меня бабушка в детстве научила. Не нравится? - Красиво. Конечно он не скажет ему что сбегал из центра за этими нитками, которые оказывается не швейные. За бусинами и за очередной пачкой ментоловых. Он не скажет что пол ночи искал видео уроки по плетению этих фенчиков, венчиков, фиников, черт их знает как они там называются. И конечно же он не скажет, что вторую половину ночи он потратил на попытки доплести этот несчастный браслет, в котором работы оставалось на три-четыре сантиметра. Зачем? Спросите что по легче. Ведь Феликс сам не знает почему. Он бросал это дурацкое занятие десять раз за ночь, и снова к нему возвращался. - Сынмин тебя больше не достает? – Брюнет решает перевести тему разговора и разглядывает стопку книг, которую видел ранее. - Виделись пару раз. Всё нормально, меня не нужно защищать. – Щеки приобретают пунцовый оттенок. Хёнджин ощущает жар в области лица и стремительно опускает голову вниз, в надежде быть незамеченным. - А если я хочу? - Я вам не помешал? Парни оборачиваются к двери и видят в проходе Чонина. Тот стоит с ноутбуком наперевес, растрепанными волосами и массой недовольства на лице. Губы поджимает, брови хмурит, а Хёнджин теряется, не знает куда спрятать смущение от разговора с Феликсом. - Все норм, я уже ухожу. – Ли чешет шрам на запястье от когда-то затушенной сигареты, мимолетно сверкает глазами, как бы на прощание, и прихватив обувь залазит на подоконник. - Феликс, - Блондин останавливает его одним лишь словом, когда тот уже практически покинул палату. – спасибо. - Ага. – И на бледно-сером лице, обрамленным таким редким явлением как веснушки, озаряется улыбка. Ни оскал который Хван видел все это время, ни притворная ухмылка. Настоящая улыбка, искренняя. Парень вылазит в окно, оставляет после себя лишь запах ментола в стенах, плетенный браслет, пусть и как попало, и жар на коже. Аж зудит. - Если ты хотел провести время с ним, а не со мной, мог бы сразу сказать. Я еле выпросил у Минхо ноут. – Ян кривится, ведет носом и с места не сдвигается. - Не говори чепухи. Идём, а то меня сейчас вырвет от этих лекарств, если я на что-то не отвлекусь. - Ты же в курсе что, он гопник, да? Он постоянно влазит в драки, сбегает из больницы, у него плохое отношение со всеми врачами. Его друзья постоянно портят имущество центра. Он вор, и малолетний преступник. Таких как Феликс - не любят. Хёнджин выгибает бровь из-за резкой смены настроения мальчика. Чонин весь нахохлился, изогнул рот, растопырил ноздри, и блондину точно показалось, как он слышал хруст пластика ноутбука в его тонких руках. - Послушай, я сидел и ждал тебя. Он сам пришел, я даже не разрешал ему заходить. Пошли, мы же договаривались смотреть фильм. - Я уже не хочу. – Ян выходит из палаты и громко хлопает дверью. Растерянность сменяется на непонимание, а непонимание на раздражительность. Голова все еще кружится, тошнота подступает к горлу, а руки беспощадно роются под одеялом в поисках пакета. - Вот черт… *** Два часа в одиночестве прошли мучительно долго. Он пересчитал каждую трещинку на штукатурке, всё количество лоскутов на жалюзи, попытался начать читать книгу, но словил нечитун, и принялся вспоминать сюжеты старых книг, которые особенно полюбились сердцу. После внезапного появления Феликса и непонятной ревности Чонина, настроение упало ниже плинтуса. В желудке плелись узлы из голода, плавали киты и издавали утробные, голодные звуки. По этому, как только мед сестра освободила руку Хёнджина от острой иглы катетера, тот довольный засобирался на обед. Время еще оставалось. Голова все еще кружилась. Блондин шел медленно, чуть упираясь ладонью о прохладные стены выкрашенные в нежно голубой цвет. Однажды, Хван вычитал в какой-то из книг, что голубой – это цвет спокойствия и концентрации. Наверное по этой причине все больницы и рабочая форма врачей, были оформлены именно в таких оттенках. Шагая по своему блоку, Хёнджин был уверен, что все ребята уже давным-давно в столовой. Дойдя практически до коридора, до ушей вдруг донесся чей-то всхлип. Блондин остановился напротив первой палаты, и прислушался. За дверью раздавался тихий плач и невнятное бормотание. Пазл сложился в голове мгновенно. Парень стукнул пару раз по двери костяшкой пальца и замер. - Уйдите! Оставьте меня в покое! – Сынмин сидел в своей комнате, совсем один, и плакал. Горько и навзрыд. Хёнджин собирался уйти как тот и велел. Не в его характере было лезть в чужие проблемы. Тем более проблемы Ким Сынмина. Зазнавшегося ребенка с короной на голове, который бесится по любому пустяку, и качает свои права там, где их и не было отродясь. Но сделав пару шагов, его что-то остановило. Это что-то закопошилось внутри, царапало, и плакало вместе с мальчиком за дверью. Гордость. Гордость хотела уйти вприпрыжку со здравым смыслом. Но сердце болезненно сжималось от каждого всхлипа. Парень вдруг осознал, что в данный момент он ведет себя надменно, горделиво. Нужно помогать и отпускать свои обиды. Отпускать свои грехи. Гордость – начало греха. С нее начинается всякий грех и в ней находит свою опору. Блондин дергает ручку двери и входит уже без стука. - Извини что, врываюсь, у тебя все нормально? Ким сидел на кровати в позе лотоса и казалось рвал на себе волосы. Лицо красное, веки опухшие от слез, а на губах явная обида. На жизнь, на судьбу, на родителей. Такой вывод Хёнджин сделал после вчерашней сцены у входа в центр. - Я не ясно выразился? Проваливай. – Надорвано выплюнул тот и улегся на бок, повернувшись к Хвану спиной. Блондин сдерживает порыв закатить глаза, вздыхает, садиться в кресло напротив Сынмина и поджимает губы. - Я видел вчера твою ссору с отцом и матерью. Что-то случилось? - Прекрасно, - Парень горько усмехнулся и шмыгнул натертым, розовым носом. – тебе оплатить сессию психолога? - Прекрати язвить. - Прекрати делать вид, что тебе не похуй. - Я и не делаю. Если бы мне было все равно, я бы ушел. Я собирался, если быть честным, но мне стало тебя жалко. Вот в чем смысл, Сынмин, ты жалкий. И если продолжишь вести себя так же, жалеть тебя начну не только я. Вряд ли ты этого хочешь. Никто не хочет, что бы его жалели. Так что у тебя случилось? В палате номер один повисла тишина. Ким молчал, прикусывая изнутри щеки, а Хёнджин смиренно ждал пока тот настроиться. Какое бы решение он не принял, Хван поймет. Не всем дано переступать через себя, не все могут быть сильными. - В честь моего первого открытия бейсбольного матча, родители подарили мне отпуск. Путевка в Паттайи в Тайланде. – Начал Ким. – Все было отлично. Мы отдыхали, веселились, купались в море. Мои подписчики были в восторге от моих историй и фотографий, которые я скидывал им. Но что-то пошло не так. Мы прилетели обратно в Сеул и спустя несколько дней я стал ужасно себя чувствовать. У меня поднялась высокая температура, меня тошнило и ломило все тело. Буквально выворачивало кости. Никто не предал этому никакого значения. Папа отмахнулся, и сказал что я просто простыл в самолете. - Из-за простой простуды сюда не попадают. - Да ты мистер очевидность. ”Простуда” не проходила. Родители чухнули только спустя две недели, когда я упал в обморок. Они обратились в Химан, в который инвестировали огромную кучу денег. Я сдал целый список анализов, прошел несколько процедур. После чего выяснилось, что это была не просто простуда, а лихорадка Денге. Меня, в этом сраном Тайланде, укусил комар. Можешь себе представить? Комар. Хёнджин ничего не ответил, лишь шумно выдохнул. - Меня положили на лечение, а после тщательного осмотра мне поменяли диагноз. Из-за того, что меня неправильно лечили, лихорадка дала осложнения в виде тромбофлебита и отита. Оттуда и эти ужасные, красные пятна, которые всем так интересны. Вчера мы были с родителями у глав-врача. Мне должны назначить срочную операцию по удалению тромба в ноге, а родители хотят подписать документы и дать добро. - Это же отлично, Сынмин. Ты сможешь вылечиться и вернуться домой! – Блондин довольно улыбнулся и тут же замер, заметив неоднозначную реакцию парня. - Ты не понимаешь! Все уже видели мои красные ноги и отеки, они считают меня уродом! Представь что будет с моей ногой после операции. У меня останутся шрамы. И есть риски появления новых тромбов, которые так же придётся удалять. Но если я не вылечу это, тромб может оторваться, и я умру. У меня нет выбора, в конечном итоге я весь буду в рубцах. И что тогда все скажут? Ким Сынмин, подросток с раздутым самомнением, еще и с уродскими шрамами на всю жизнь? - Почему ты так пытаешься им угодить? – Хёнджин складывает руки на груди и смотрит Киму прямо в глаза. В тех плещется уязвимость и обида. На жизнь, на судьбу, на окружающих его людей. Обида на самого себя. - Потому что без них, я никто. - Ты не прав. - Это так. Без их поддержки, меня не существует. - Нет, Сынмин. У тебя есть имя, а значит ты уже кто-то. Тебя знает множество людей, значит ты существуешь. Ты не чья-то выдумка, и не чья-то груша для битья. Ты человек, у которого тоже могут быть проблемы, может быть своя жизнь. У которого могут быть свои шрамы, неважно внутри они или снаружи. Ты прекрасно поешь, у тебя отличная внешность и хорошие перспективы в будущем. Плевать на то, что там пишут в интернете. Ты отдельная от них личность, и они не нужны тебе чтобы ты мог ею быть, понимаешь? У Сынмина в глазах слезы и облегчение. Не всем дано переступать через себя, не все могут быть сильными. Но Сынмин сильный. - Спасибо тебе, Хёнджин, - Парень вытирает мокрые дорожки с щек рукавом водолазки. – и прости меня. За тот случай в столовой. - Ой, я уже и не вспомню, что там было. Пошли на обед, я дико голоден, а у нас осталось не так много времени. – Блондин поднимается с кресла и нырнув в больничные тапочки у двери, выходит в коридор. - Откуда ты знаешь о пении и моем будущем? – Интересуется Ким, следуя за Хваном по коридору. - Эм, лучше не спрашивай… *** - Мне кажется, или Хёнджин и Сынмин вместе идут к нашему столику? - Чел, тебе не кажется. Хван подсаживается за стол к ребятам из блока, понимает, что сел на место Сынмина и спешит встать. Тот же опускает руку на его плечо и усаживает обратно, под шокированные взгляды всех присутствующих. - Все нормально, я могу и тут посидеть. Блондин улыбается, делится с парнем шоколадными конфетами с десерта и переводит глаза на друзей. - Что с вами? - Ловим всеобщую галлюцинацию. – Парирует Чанбин и тычет пальцем в щеку Кима. – Чуваки, это не мираж. Он живой. - Очень смешно. – Сынмин закатывает глаза до неба, в то время, как остальные преспокойно выдыхают. - Вот это уже больше похоже на нашего Сынмо. – Минхо доедает ванильный пудинг, и звонко откладывает ложку. – Ну так что, на сегодня всё в силе? - Думаешь получится? – Джисон недоверчиво трет переносицу, раздраженную от вечной носки масок, и откашливается. - Сомневаешься во мне? – Феликс ведет бровями, и слегка бодает того в плечо. - О чем вы? – Заинтересованно щурится блондин, закидывая в рот очередную ложку овощного рагу. - Минхо случайно услышал, что сегодня ночью в бассейне не будет охранника. Мы хотим стащить ключи у дежурных, и устроить ночной заплыв. – Со довольно ведет бровями, воруя с нетронутого подноса Чонина булочки с маком. – Точнее Феликс должен будет стащить, а мы будем на стреме. - Но разве это не нарушение закона? – Хван задумчиво прижимает ко рту сложенные пальцы. - Конечно же нет. Мы ничего не украдем, просто одолжим, а потом вернем все на место. Никто и не заметит. – Веснушчатый подмигивает блондину и замечает плетеный браслет у того на запястье. Возвращает хитрый взгляд на глаза парня, а тот лишь цокает и прячет руку под стол. - Не переживай, Хёнджин. Бог не видит того, что происходит в стенах больницы. Иначе бы тут не умирало столько людей. – Произносит Минхо, смотря на детей во дворе через окно. Те играют в классики. Прыгают по начерченной схеме цветным мелом, смеются и толкают друг друга. - Не говори так. – Парень машет головой и упирается ложкой в тарелку. – Ладно, вы же все равно от меня не отстанете. Сынмин, ты пойдешь? - Что бы наш король, да с нами в бассейн залез? Не смеши меня. – Давится Чанбин и получает подзатыльник от Бан Чана. - Не обращай внимания, Сынмин. У него от лишней дозы сахара мозги разъело. Ким смеется в кулак и кивает. Глаза пробегаются по каждому лицу. - Я в деле. - А я нет. – Ян резко подскакивает из-за стола, стягивает кофту со спинки пластикового стула и движется к выходу. - Чего это с ним? Хёнджин отодвигает поднос, в попытках догнать мальчика. Это не составило труда, ведь у того закружилась голова от резкого подъема и он остановился в коридоре прям на входе в столовую. Чонин оперся спиной о стену и раздраженно дергал ногой, постукивав носком резиновых тапочек о пол. - Ты еще обижаешься на меня? Поэтому не хочешь идти? – Блондин встает напротив Яна, неловко зачесывая отросшую челку назад и пряча руки в карманах. - Мир не крутится вокруг тебя. – Зло выплевывает мальчишка, хмуря брови и отворачивая лицо. – Обижаюсь. - Прости, я правда не знал, что он придет. Я ждал тебя, хотел вместе что-нибудь посмотреть. – Хёнджин топчется на месте, нервно закусываю губу. – Давай с нами, будет весело. - Между вами что-то есть? Тобой и Феликсом? Вы встречаетесь? Парень теряется от потока вопросов, стопорится и чешет затылок. - Что? О чём ты? Конечно нет. - Ладно, я приду. – Чонин хмыкает, подтягивает носки в рубчик и машет напоследок. – Увидимся вечером, у меня процедура с психологом. Мысли спутываются в кучу. Хван трет глаза, провожает мальчика взглядом, пока тот не теряется в коридоре, и возвращается в столовую к ребятам, сообщить новость о том, что Ян все-таки согласился присоединится к их шалости. Смотреть на Феликса без странного ощущения внутри больше не получается. *** [M83 – Midnight City] - Бомбочка! – Выкрикивает Чанбин и с разбега прыгает в воду с подсветкой. Бассейн находился в отдельном здании, в которое легко было попасть с заднего двора центра. Ребята не стали включать основной свет что бы не привлекать внимания с высоких небольших окон на толстых стенах, а вот шум слышно не было, поэтому те могли громко смеяться, кричать, шуметь, и остаться при этом незамеченными. Хёнджин осторожно опустил ноги вниз. Вода была довольно теплой, ведь сегодня здесь занимались дети с младших блоков. Её им нагревают сильнее чем обычно. - Нет, не надо. Я сам! Са-а-ам! – Завопил кто то сверху, и все что успел разглядеть Хван, это летящая плашмя в виде Минхо, а следом и тело Джисона. Тот наконец смог спокойно снять маску и не боятся замечаний врачей. Ни смотря на это, он все равно сторонился находится слишком близко, и делал несколько шагов назад, когда кто-то с ним разговаривал. Вслед за ним в воду залезли Феликс с Сынмином, а чуть погодя и Чонин. Младший стеснялся, ведь мокрая одежда облепляла худощавое тело, каждую выпирающую костяшку и острые плечи. Однако, когда тот понял, что никто не обращает на это внимания, расслабился и переключился на сражение между Кимом и Со, что яростно заливали друг друга брызгами. Бан Чан не захотел лезть в воду, а лишь сидел около бассейна на полотенцах, следил за ребятами и слушал M83 играющих со старенького смартфона Феликса. - Смотри не усни. – Забавлялся Чанбин, обращаясь к старшему другу. - Старая, не смешная шутка. – Кудрявый держится, но сдается под интересным видом мокрого Со, у которого волосы облепили лоб. Смеется, прикрывая рот ладонью, и отмахивается свободной рукой. Хёнджин наблюдает за всеми, улыбка не сползает с лица, а на периферии играет чувство радости. Он ни капли не пожалел, что нарушил закон (одолжил ключи), вместе с остальными и позволил себе некую вольность. Родителям он конечно же не расскажет, ведь знает реакцию заранее. Глаза пробегаются по всем ребятам. Блондин считает макушки в бассейне: один, два, три, четыре, пять. Брови хмурятся, парень пересчитывает снова, и резко оказывается в воде. Кислорода перестает хватать, в нос ударяет поток воды, а веки тут же распахиваются от испуга. Хенджин чувствует на талии две ладони. Напротив его лица, ютится довольное с звездами. Время вокруг словно замирает. Парень смотрит на него, чувствует тепло на коже и думает о том, как же это неправильно, смотреть так на такого же как он. Как же неправильно впускать в свою голову подобного рода мысли. И как же неправильно хотеть не сопротивляться. Феликс игриво улыбается, выпускает пузыри из рта, щелкает по носу, и толкает того вверх. Вздох. Хван выныривает, откашливается, одаривает брюнета злым взглядом. - Ну всё, я это так не оставлю. Если бы это можно было назвать третьей мировой, Хёнджин бы назвал. Капли простреливали как пули, смех ударял словно взрывчатки, а улыбки светились ярче огня. - Есть что-то, чего вам не хватает в больнице? Из прошлой жизни. – Интересуется Джисон, зачесывая мокрые волосы за уши. Мальчики сидели рядом с Чаном. Кто-то вылез из воды и укрылся полотенцем, кто-то разлегся прям на прохладном кафеле, а кто-то все еще был в бассейне, и лишь упирался руками о край бассейна, барахтаясь ногами. - Жареной курочки, и токпоки. – Буквально мурлычет Чанбин, и мечтательно прикрывает глаза. - Никто ни удивлен. – Констатирует факт Минхо, а после задумавшись произносит. – Ночных прогулок по городу. - Согласен. – Кивает Феликс, пододвигаясь ближе к Хвану. - А я скучаю по школе. – Ян поджимает губы, и кутается в полотенце по глубже. – Иногда мне кажется, словно я ничего не выучил за этот год. Хоть у нас и дистанционное обучение, но все равно, это не то. - А что-то материальное? – Ким щурит глаза, и стучит короткими ногтями по полу. - Точно. Я приехал недавно, но уже скучаю по своей приставке. – Вздыхает Джисон. - Можешь взять мой ноутбук, или ноут Чана. Он все равно им почти не пользуется. - Просто я не могу концентрироваться на картинке. – Бан Чан хлопает глазами, и чешет промокшие лодыжки. - Я никогда не играл в приставку. – Признается Чонин, и все тут же оборачиваются на него. – Что? - Серьезно? - Вообще ни разу? - Ты многое потерял в этой жизни, Дюймовочка. Сынмин ловит себя на мысли что никогда не прислушивался к людям так, как сейчас. В школе он не считал кого-то друзьями. Там все либо восхваляли его, либо не любили. Он не мог обсудить ни одну тему, где с ним бы нормально разговаривали, без подлизывания и негласного согласия на что бы он не произнес. Он смотрит на ребят, думает, смогли бы они стать ему друзьями? Не такими как раньше. Настоящими. Ким бы очень хотел. Ведь те не смотрели на него как на сына знаменитых родителей. Они видели в нем обычного парня, такого же как они. Парня, который болеет тромбофлебитом. Парня, чей характер не нравится большинству, но они с этим миряться. Парня, которого они принимают и ценят по-своему. Парня, которому срочно нужна операция. - Я сейчас. Ребята кивают, а Сынмин отходит от них и вытаскивает из сухой футболки свой телефон. Пальцы набирают сообщение. Кому: Мама. - Мама, я решился. Приезжайте завтра с отцом. Подпишем документы на операцию. Только у меня есть одна просьба. Мои друзья… В общем, если получится, привезите пожалуйста новый телевизор и приставку. Купите каких нибудь новых игр. Хочу их порадовать. Спокойной ночи, люблю вас. *** [Daniel Silver – Now that your gone slow] Сынмин пролистывает ленту твиттера, читает комментарии хейтеров и тяжело вздыхает. Телефон улетает куда то в сторону, парень подходит к зеркалу в своей палате и смотрит на себя. Красные пятна обнимают икры, ступни. Отеки натягивают кожу. При свете ночника кажется, словно те стали еще ярче, и больше. В голове всплывают недавно прочитанные комментарии ”урод”, ”он прятал их все это время, старые фотки с пляжа по любому отфотошопленные”, ”он мне больше не нравится, как я могла запасть на этот ужас?!”. Ким машет головой, отгоняя картинки. Старается представить прошедшую ночь. В груди что-то сжимается. Он думает о ребятах, о разговоре с Хёнджином, о маленькой вечеринке в бассейне и ночных разговорах. О объятиях на прощание перед сном. О своих друзьях. Парень прикасается к сердцу. Значит так ощущается счастье? Радость? Это и есть то самое тепло в груди, о котором все говорят? Сынмину что-то снится. Тайланд, Паттайя. Он совсем еще малыш, лет девять. Улыбка не сходит с его лица. Он плещется в море и показывает маме, как научился плавать по собачьи. Миссис Ким смеется, хлопает в ладоши и подзывает отца, что бы тот тоже посмотрел. Гордость родителей. Гордость семьи. Гордость рода Кимов. Гордость, гордость, гордость. Вдруг происходит что-то страшное. Солнце больше не светит. Ветер расходится с огромной силой. Мальчик слышит крик матери, видит как отец забегает в воду с испуганным лицом. Становится нечем дышать. Волна обрушивается сверху и уносит маленькое тело в пенную гущу. Ким плачет, он не может кричать, не может дышать, в груди становится все больнее и больнее. Темнота. Девятилетний Сынмин утонул во сне. [Медицинская карта больного] Фио: Ким Сынмин. Полных лет: 16. Причина смерти: Сформировывавшийся в нижних конечностях тромб, переместился в легкие и перекрыл просвет легочной артерии. Палата № 1.