ЭТСС

Йеджи замечает шатающегося парня сзади Рюджин. С оружием. Она быстро узнает в нем того, которого вырубила на несколько этажей выше. — Рюджин! Подхватывает пистолет и кричит, рванувшись вперёд. Секунда и он выстрелит прямо в неё. Йеджи подбегает за спину Рюджин и направляет пистолет на него. Попадает в голову. — Рюджин... Тихо произносит после второго звука выстрела. Слабость одолевает её. Ноги подводят. Она падает. Рюджин успевает поймать девушку и аккуратно укладывает на пол. На футболке начинает появляться большое тёмное пятно. На груди. Слева. Йеджи судорожно дышит, пытается вдохнуть как можно больше воздуха. Шин накрывает рану ладонью и со всей силы прижимает. Воздух все равно выходит. Открытый пневмоторакс. Йеджи пытается что-то сказать, но лишь мямлят и срывается на крик. Боль проходится вдоль всего её тела. Резко, неожиданно. Она плачет, готова биться в истерике. Кричит. Рюджин пытается успокоить её звукоподражательными словами. Рюджин забывает, что вообще имеет какое-то отношение к медицине. Бежать за ящиком из скорой помощи — долго. Кабинетов с оборудованием поблизости нет. Они обречены. — Рюджин, — сквозь слезы едва-едва произносит, — это я во всем виновата. — Ты не виновата, ты просто хотела защитить меня, — старается сдержать слезы. — Я не про это, — Рюджин непонимающе смотрит, — они связались со мной, как я вышла из тюрьмы и попросили помочь, — новая волна боли накрывает её с головой. Всё сильнее и сильнее. Воздуха начинает катастрофически не хватать. Она на грани смерти. — Я создала эту болезнь. Рюджин, это сделала я. Мне просто нужно были деньги... — Тише-тише, — шёпотом, — ты от боли уже бредить начинаешь. — Это не бред. Это правда. Сама палочка слаба и любая болезнь побольше одолеет её. Если ты введешь себе обычную простуду, то ты вылечишься, Рюджин. В инфекционном корпусе должны быть образцы. Йеджи моментами прерывается на болезненные стоны, хрипы, плачь. Рюджин слушает её и не может до конца понять, действительно ли она не бредит? Прижимает ладонь сильнее, пытаясь не позволить воздуху выходить. Хван начинает хрипеть как при бронхите, воздух уже не проходит в лёгкие, кровь не насыщается кислородом. Начинаются судороги. Шин пытается одновременно держать рану и тело Йеджи, но получается плохо. Старшая теряет сознание, вероятно, впадает в кому. Судороги прекращаются. Из её рта появляется пена, окрасившаяся в вишнёвый цвет. Пена сменяется тонкой линией крови, текущей из уголка губ по щеке на пол. Воздух больше не выходит из раны. Воздух больше не попадает в лёгкие. Сердце перестаёт биться. Рюджин не предпринимает реанимационных действий. Бесполезно качать или бить Йеджи током. Пуля попала прямо ей в сердце. — Нет, ты не заслужила такой смерти, — кричит на первом слове на весь район, утыкаясь лбом в грудную клетку девушки. Она отказывается верить в то, что только что живая Йеджи, которая хотела её спасти, которая пожертвовала собой, которая только что с ней разговаривала — мертва. — Нет, нет, нет, нет... Рюджин плачет ещё часа два, а затем лежит рядом с телом Йеджи до следующего утра. Она надеялась, что болезнь убьёт её, но она не достигла даже третьей стадии — сифилиса, а Хван успела пройти все пять, и то, умерла даже не от конечной. Только с восходом солнца какие-то силы внутри неё приказывают двигаться и встать с пола. Она проходит мимо трупа Юны и осматривает его. Рюджин бы тоже хотела сейчас лежат с разорваной головой. Идеальная смерть без страданий и мучений. Немного постояв, хромая двигается дальше. От чего хромает? Сама не знает. Нога начала резко болеть. Может где-то травму и получала, да из-за адреналина не чувствовала. Доходя до инфекционного корпуса, спускается в подвал, в прохладное помещение, уставленное холодильниками. Не только образцы тут хранят, но и анализы проверяют, так что наличие дополнительного генератора тут неудивительно. Всё здание выдохлось сегодня утром, а тут ещё даже свет есть. Внутри пусто, даже трупов нет, хотя при такой температуре они бы идеально сохранились. Прямо как в морге. Доходя до сектора с болезнями, открывает белый ящик с пробирками и достаёт первую попавшуюся. По данным на белом приклееном листочке ничего хуже температуры и кашля не будет. Рюджин возвращается в начало лаборатории, находит шприц в обязательной аптечке, сломав ампулу, набирает содержимое полностью и вытесняет воздух, давит до первой струйки. Оголяет плечо и аккуратно протыкает кожу, вводя образец. Откидывает шприц в сторону и сползает по стене. Её начинает трясти от страха и ощущения неизвестности. А что если это ей не поможет, а наоборот, убьёт? Рюджин утыкается лицом в согнутые колени и выпускает из глаз остатки слёз, которые не успела вылить ночью. Что-то комом застревает в горле, ей тяжело дышать, ей нужен свежий воздух. Она слышит снаружи какие-то крики и шаги. Группа людей спускается по лестнице в лабораторию и сразу же замечают её. Рюджин не поднимает голову на любой зов и обращение в её сторону. Начинает плакать с новой силой, издавая хрипы. Кто-то берёт её на руки и выносит из здания, сажает в бронированную машину на заднее сидение, и Шин Рюджин теряет сознание.

THREE YEARS LATER

Девушка проходит среди множества рядов с урнами и находит нужную. Всего неделю назад место хотели освободить, так как оно стало пыльным, стекло запачкалось. — Заказать уборку было правильным решением, — поглаживает теперь чистое стекло. Садится рядом с нужным рядом на пол, пускай и грязный, прижимаясь спиной, — мы ведь, по сути, даже знакомы не были толком, а я все равно не могу без тебя, Йеджи-онни. Ты ведь просила тебя так называть, даже если в шутку. Рюджин шмыгает носом и вытирает текущую из глаза слезу. Она наплакалась достаточно. Вспоминает про письмо в кармане и рука вмиг за ним тянется. Мимо кто-то проходит, странно смотря на неё, но Шин плевать. Люди бывает ночуют рядом с урнами погибших, что уж тут, села и села! — Когда твоё тело забрала полиция, то они нашли какую-то записку у тебя в кармане. Прочитали её, конечно, ведь это могло стать уликой, но как оказалось, ты в конце написала «для Шин Рюджин». И когда ты только успела её написать... Все три года не могла собраться с духом и развернуть, но вот, раз уж я решила прийти к тебе, думаю, будет правильным решением прочитать. Все равно у тебя никого больше нет, хоть мои бредни послушаешь. Дрожащими пальцами разворачивается сложеный два раза небольшой лист. Выпрямив его (насколько возможно), начинает бегать глазами по криво написанным буквам. «Моей любимой Шин Рюджин. (зачеркнуто) Если ты читаешь эти строки, значит, мой путь завершился, и я оставляю тебе последние слова. Я жалею, что не встретила тебя раньше, что не знала, какой свет ты сможешь принести в мою жизнь. Мы могли бы создать вместе столько прекрасного, делая наши мечты реальностью. Но вместо этого моя жизнь погрузилась в мрак, и я стала тем, кем не должна была стать. Я создала то, что стало причиной страданий миллионов. Я ведь всегда стремилась к науке, к открытию новых горизонтов, но не осознавала, что за этой страстью скрываются тени. Моя ошибка обернулась смертельным заболеванием, взявшим жизни невинных и разрушившим семьи. Теперь, когда я вижу, как мир страдает, я понимаю, что никто не заслушивает прощения так, как ты. Мне горько, что я принесла тебе и нашим близким столько боли. Пожалуйста, прости меня. Береги любовь, которую мы разделили, и знай, что каждый миг с тобой был для меня бесценен. Прощай, моя вселенная, навсегда будешь в моём сердце. Моей любимой Шин Рюджин.» Рюджин отводит глаза от бумаги и смотрит через плечо на фотографию Йеджи за стеклом. Нервно усмехается, выпрямив голову, и, не сдержав слезы, после тяжёлого выдоха начинает плакать. — Ты в любом случае собиралась умереть. Ты бы как Юна? Ты бы выстрелила себе в голову? — осознание ситуации вскоре приходит. Шин встаёт и кладёт листок бумаги на пол. Под тем рядом, где лежит упокоявшаяся душа Хван Йеджи. Может кто-то и решит прочитать, но Рюджин уверена, что люди не станут трогать чужие вещи. Пол минуты стоит рядом, кланяется, и, вытерев слезы тыльной стороной ладони, уходит. И больше, вероятно, не вернётся.