Четвёртый закон

      Глоу пришёл без предупреждения. Что было необычно, ведь он всегда перед тем, как ехать ко мне, звонил, назначал точное время, чтоб не разминуться. Хотя я и говорил ему, что постоянно дома и что он мог бы приходить и просто так, но Глоу всегда был очень деликатным и последовательным и считал, что всё надо планировать, а высшее из благ — пунктуальность, отсутствие которой у одних людей вносит беспорядок в жизнь других.       Я сидел в кресле и заучивал несколько формул, по которым скоро мне нужно будет сделать новый компонент для очередного косметического средства. Был воскресный вечер, мы недавно с Дизом поужинали и теперь расслабленно предавались лени. Я читал-учил, он сидел на подоконнике, слушал негромкую музыку и смотрел в окно, иногда в шутку очень остроумно описывая для меня прохожих. Нам было тихо и уютно. Время от времени я поднимал взгляд от бумаг и смотрел на Диза. Вечер огненным контуром вывел его силуэт возле окна — идеальный профиль, абрис мышц, небрежно свешенную вниз ступню, покачивающуюся в такт лёгкой мелодии. Я любил смотреть на него вот так украдкой, будто бы случайно улавливая в нём что-то сокрытое, таинственное — вопреки рассудку моё воображение наделяло Диза каким-то сложным интересным прошлым. Он выглядел как тот, кто пережил и знает много: умное лицо, глаза, манера говорить с таким достоинством, что частенько мне было неловко за своё косноязычие. Я и правда не встречал никого умней, добрее и приятнее Диза. В нём было столько теплоты и мудрости, и понимания, что против воли я придумывал ему разные героические судьбы — лишения, терзания, победы. В моих глазах он стал героем, моим персональным героем из романа. Тем, о ком мечтал бы каждый, но... доставшимся отчего-то мне. Искушение? Искупление? Испытание? Я понимал, что грезил о таком, как Диз, всю свою жизнь. И вот он сидит на окне как ни в чём не бывало, покачивает ногой, улыбается, выводит пальцами по стеклу моё полное имя, будто и не перевернул он мир, не смёл все в моей жизни, не запустил сердце по новой.       Безмятежную идиллию нашего вечера нарушил стук в дверь. Я удивлённо пошёл открывать и удивился ещё сильнее, когда увидел за порогом Глоу.       — Привет, — улыбнулся тот и обнял меня. Мы вошли в прихожую. — Ты один? — посмотрел на меня Глоу, и взгляд его выражал некоторую недоверчивость, чуть ли не враждебность, и я снова удивился, тут же уловив какой-то необычно мрачный настрой своего брата.       — Я с Дизом, — принял я у Глоу пальто.       — Значит, один, — сухо подытожил Глоу, и тон его мне не понравился, равно как и произнесённые слова.       — Всё в порядке? Каренс? Дети? — тревожно спросил я, не представляя, что ещё, кроме беды, могло бы привести ко мне Глоу без предупреждения, да и сам он выглядел напряжённым, озабоченным и даже будто нервным, что Глоу было совершенно не свойственно. Мне всегда казалось, что мой брат — самый невозмутимый, стойкий человек на свете, закалённый с детства ответственностью, а потом и трудной и опасной службой.       — Семья в порядке, — поспешил успокоить меня Глоу и прошёл в комнату.       — Брат, познакомься. Это Диз, — натянуто, фальшиво улыбаясь, всем нутром чуя что-то неладное, представил я моего Диза, который спрыгнул с подоконника и с вежливой улыбкой и грацией кота подошёл ближе.       Глоу окинул Диза любопытным взглядом, скорей оценивающим, чем с интересом.       — Так вот, значит, как он выглядит, — усмехнулся брат. — Я не заглядывал в коробку, когда покупал его, — словно мебель похлопал он Диза по плечу, проигнорировав его протянутую руку.       Я тут же испытал прилив бесконтрольного гнева, он, будто лава, покрыл меня от макушки до пяток, и щёки окрасились жгучим стыдом. Да, мне было стыдно за брата. Впервые. Невероятно обидно за Диза. И за себя. Хотя обо мне, да и о Дизе, не было сказано ни единого дурного слова, но вся сцена, вся поза Глоу, его тон — словно пощёчина! И она прожигала мне кожу, кипела внутри, подступая к губам резким отпором.       — Глоу, сбавь обороты, — жёстче, чем собирался, выпалил я, а Диз, словно ребёнок, отступил за мою спину, и это был для меня такой неожиданный жест с его стороны. Я вдруг осознал, что несу ответственность за моего дроида. За моего Диза. И что он, возможно, ждёт от меня этой защиты. Необычное чувство — быть кому-то заступником и опорой.       — Ты о чём? — вскинул бровь Глоу и с искренним недоумением уставился на меня.       — Диз — мой друг, — тщательно подбирая слова, сказал я. — Относись к нему с уважением, брат, — гнев отступал, сменяясь нервозностью, под прицелом острого взгляда Глоу. Мы никогда с ним не спорили и не ссорились, для меня это была зыбкая почва, но я ощущал позади себя тепло Диза и понимал, что не могу подвести его, не могу сделать вид, что ничего не случилось.       — Хорошо, — строго сощурился Глоу, глядя почему-то теперь не на меня, а за моё плечо, — он неодобрительно смотрел на Диза, к нему теперь обращая своё вполне уловимое неудовольствие. — Ты не мог бы оставить нас наедине, — подчёркнуто вежливо попросил Глоу Диза. — Мне надо поговорить с братом с глазу на глаз.       Видимо, Диз кивнул, я почувствовал колебание воздуха, а потом его мягкие губы у себя на виске, он шепнул мне над ухом:       — Я рядом, — и ушёл в спальню. Всё это время Глоу внимательно, словно хищная рысь, следил за происходящим, отчего мои щёки вновь запылали смущением — всё было так очевидно.       — Значит, слухи не врут, — цокнул языком Глоу, а из меня будто палкой выбили воздух.       — Что?.. — задохнулся я возмущением. — О чём это ты?       — О чём?! — взвился Глоу и грузно сел в кресло. — Вот об этом! — указал он пальцем на дверь моей спальни, за которой был Диз. — Я об этом, Сид! Вот об этом!       Я не видел Глоу таким раздражённым со времён школы и чувствовал, что не готов к его гневу, к расспросам, к чему-то такому, о чём даже не представлял, что сейчас пойдёт речь.       — Не строй дурака, — прошипел Глоу.       — Может, я и дурак, — процедил в тон ему я. — Но тебе придётся мне объяснить.       Глоу шумно выдохнул и будто немного себя усмирил, плечи его расслабились, поза стала свободней.       — Я встретил в пятницу мистера Арана в ресторане, — уже спокойнее сказал он. — А до того Мелани Вест сказала, что видела тебя на концерте....       — И что? — вскинулся я. — Я без понятия, кто такие мистер Аран и Мелани Вест.       — Сид! — округлил глаза брат. — Мистер Аран — твой сосед из квартиры напротив. Вы живёте рядом почти восемь лет!       — Ну, ты же знаешь, какой я общительный, — съязвил я.       — Видимо, ты ещё и невежа, раз не знаешь имён своих ближайших соседей.       — А Мелани? — уточнил я.       — Мелани Вест — коллега Каренс. Вы встречались как минимум трижды на её днях рождения, — хмыкнул Глоу. — Ты вообще кого-нибудь замечаешь?       — Нет, — сухо отрезал я. — Мне без надобности. Так уточни, почему меня должны волновать какие-то там Араны и Мелани? — я сел напротив, натянутый как струна. Я, конечно, предполагал, что скажет мне Глоу, но не мог поверить, что он действительно это сделает.       — Мелани видела тебя на концерте. Тебя и этого дроида. И вы... — Глоу осёкся. — А мистер Аран вообще поведал мне интересные вещи, — с издёвкой вспылил Глоу. — Он сказал, что почти ежедневно видит тебя чуть ли не в неподобающем виде, что ты без стеснения вытворяешь тут всякое у дверей, и что делаешь ты это... — он снова будто споткнулся об мысль, — что ты близок со своим дроидом, — тихо закончил он. — Непозволительно близок, Сид, — Глоу вперился в меня яростным взглядом, и я опустил глаза. Мне было неловко. Какого дьявола вообще происходит?! Какое им дело, что делаю я у себя дома? И Глоу... Глоу туда же! Пришёл. Распекает меня как мальчишку.       — И? — сквозь сжатые зубы процедил я. — Что с того?       — О да, — ёрничал Глоу. — Конечно, ничего страшного, Сиди, подумаешь, брат мой спит с тупым дроидом. Делов-то!       — Прекрати, — прошипел я, скосившись на дверь своей спальни. Я надеялся, что Диз не слышит наш разговор. Но это вряд ли, конечно.       — Ты серьёзно не понимаешь, что делаешь? Серьёзно не знаешь, как относится общество к таким отношениям? Думаешь, это пустяк? Или думал, никто не узнает?       — Я не думал... — попытался ответить я, но Глоу не слушал.       — Вот именно! Именно! Ты не думал! — всё сильней и сильней расходился он. — Что будет, если узнают в твоём институте? В лаборатории? А, Сид? Что будет с тобой, если люди поймут, чем ты тут занимаешься? Да, напрямик тебе никто не скажет, кроме меня. Да, увольнение твоё будет по любой удобной причине, а отказ в соцпакетах стандартно уважительно подведён под законность. Но суть! Суть, Сид, не поменяется. Ты останешься без работы, без средств, без поддержки и, конечно, в полной социальной изоляции. Общество, люди, да и содружество андров не принимают смешение видов. Это против этики, против правил, против всего! Ты хочешь стать невидимкой? Стать нищим? Во имя чего? Лёгкого траха? Интрижки с железкой?       — Замолчи! — рявкнул я. — Ты ни черта не знаешь о Дизе! — я подскочил с места, и Глоу тоже — мы стояли друг против друга, оба закипая от гнева. — Ни государство, ни лига, ни содружество не запрещают законом отношения с другим видом. Это не преступление! Я не нарушил ни одной этической нормы. Я не принуждаю моего Диза, он хоть и личный, но вольный.       — Ты несёшь чушь, — багровел Глоу, и я видел, как по его лицу бешено дёргаются желваки.       — А общество, — закатил я глаза, — общество отвергло меня уже очень давно. Посмотри на меня, Глоу! — рявкнул я. — Ну! Посмотри же! Я один. Я всегда был один. Я бы сдох один, если б не Диз. И сдох девственником! Ты не знаешь, что это такое. Тебе проще думать всегда, что я в норме, что у меня всё в порядке. Но разве я — человек для них всех? Разве это не обо мне говорили, что я — ошибка природы?! Вспомни, как нашу мать заставляли проходить кучу анализов, тестов, лишь для того, чтобы удостовериться, что такие, как Я, больше не будут рождаться!       Теперь была очередь Глоу прятать глаза, на пару мгновений во взгляде брата промелькнули знакомые мне тепло и досада, и та самая дозволенная между нами родная жалость, что всегда жила в сердце Глоу, и лишь от него я всегда принимал её без внутреннего протеста.       — Сид, речь идёт о твоём будущем, — сбавив тон, сказал Глоу. — Да, отношения с дроидом — не против закона как такового, но против морали, против устоев.       — Мне плевать, — скривился я. — Я живу против всех долгие годы и, как видишь, по миру не пошёл.       — Ты беспечен и глуп, — обречённо-устало выдохнул Глоу. — Ну вот скажи, что ты намерен делать, если тебя попрут из института? М? — Глоу язвительно склонил голову и ухмыльнулся. — У тебя нет ответа. А всё потому, что ты не задумывался о последствиях своих действий. Рабочие места все предписаны. Найти что-то вне общей структуры почти невозможно, ты знаешь. Рынок труда переполнен андроидами. Они — главная сила и двигатель экономики. Человеку сейчас найти хорошее место без предписания и протекций всё равно что надеяться на зелёную эру — абсурдно! Даже самые низшие должности будут тебе недоступны. Да и ты ничего сверх того не умеешь. Чем ты будешь платить за жильё? За обед? За одежду и за лекарства? Потерявшие присвоенный статус рабочей единицы теряют все соцпакеты, пенсию, накопления. Всё! Подобные люди заканчивают на разборах токсичных отходов в долине или на каменоломнях, где губят себя в квантум-зоне за грош и банку консервов. Ты этого хочешь? Ответь мне? Этого, да?! Сдохнуть от квантума, Сид? — голос Глоу снова стал громче и злее, он ткнул мне пальцем в плечо и сжал кулаки, будто собирался ударить, но в этот момент дверь спальни открылась, и вышел Диз. Он в пару шагов преодолел расстояние между нами, снова встал у меня за спиной, но на этот раз не было ощущения, что это я его защищаю, напротив, он обхватил меня поперёк груди, словно удерживая и укрывая одновременно, прижал к себе и чуть-чуть развернул в сторону, будто вставая вместо меня под удар.       — Не горячитесь, — мирно сказал Диз. — Ваши опасения очень понятны, — вежливо обратился он к Глоу и попутно ласково, незаметно погладил меня по руке. — Понятны, но ни к чему, — твёрдо посмотрел Диз Глоу в лицо. — Если с Сидом случится что-то из того, что вы описали, я о нём позабочусь. У меня есть накопления, а также пополняемый список умений и знаний. Я смогу найти себе место и обеспечить Сиду доход и ту жизнь, которая ему привычна.       Я опешил, замер, не веря тому, что услышал. Да и Глоу, я видел, был в не меньшем недоумении. То, что сказал сейчас Диз, было беспрецедентно!       Ни один дроид никогда не был ведущим в любых отношениях дроид-человек, не был тем, кто берёт на себя ответственность за человека вне контекста рабочих моделей. То есть дроид мог быть помощником, санитаром, сиделкой, секретарём, няней, но всё это сфера обслуживания. То, за что платят! Не наоборот. Никогда дроид не выступает тем, кто работает ЗА человека, а не НА него. Никогда не берёт на себя финансовых обязательств. Дроиды даже негласно исключались из любых благотворительных акций.       Глоу стоял будто молнией поражённый, и я его понимал — то, что выдал Диз, не вписывалось ни в какие привычные рамки, никак не объяснялось, просто не могло быть.       — У него сбой, — настороженно-тихо сказал Глоу и вкрадчиво и с опаской посмотрел на меня. — Тебе надо срочно показать его техподдержке.       — Со мной всё в порядке, — ответил за меня Диз. — Я самодиагностировался вчера.       — Сид, ты играешь с огнём, — осторожно сказал Глоу и отступил на шаг назад, будто и впрямь испугавшись того, что Диз что-то может сделать ему или мне. — Я уже жалею, что притащил его, что не подумал о возможности брака у списанных особей. Твой дроид неисправен.       — Я разберусь, — как можно спокойней ответил я брату, хотя выходка Диза меня тоже насторожила, но и, не скрою, нежным теплом обернула мне сердце. «Я позабочусь о нём, — сказал Диз. — Я сделаю так, чтобы он не нуждался». Да, это была фантастика и абсурд. Но кто б устоял перед такой решимостью дорогого тебе существа быть на твоей стороне, опекать, подарить тебе всё, что возможно.       — Думаю, тебе пора, — набравшись духу, сказал я Глоу и высвободился из рук Диза, давая брату понять, что хочу проводить его до двери.       — Одумайся, Сид, — покорно пошёл следом за мной Глоу. — Давай деактивируем его, пока не поздно. Он может быть опасен. Ты же слышал, что он говорит?! Ты заигрался.       Я молча раскрыл дверь. Мне было плохо от того, что приходится родного брата почти выставлять. Но выхода не было. Он никогда не поймёт. Я сам-то до конца не понимал ещё. Ни себя, ни, тем более, Диза. Но знал твёрдо одно. Я не предам его. Я ему верю. И что он точно для меня не опасен.       — Сид, он не человек, — уже за порогом болезненно посмотрел на меня Глоу. — Ты пожалеешь. Он никогда тебе не заменит...       — Уже заменил, — отрезал я и закрыл дверь.       Всё было плохо. Всё просто ужасно. Я поссорился с братом. Я ему нагрубил. Я почти был уверен, что у Диза и правда программный сбой. А ещё... я понимал, что все, почти все слова Глоу — правда. И, скорее всего, меня ждёт незавидная участь, если я продолжу свои откровенные отношения с Дизом.       Это был пат. Полная безнадёга. Но говорят, что пат — не проигрыш, а всё же — ничья. Так возможно, и я... Может быть, и мне как-то удастся выйти не побеждённым системой, а лишь морально избитым, что, впрочем, не внове. Я привык быть за бортом. Не тонущим, как предрекал мне только что Глоу, но вечно цепляющимся за релинг и канаты. Не со всеми плывущий, но и не гибнущий в океане. Может быть... Может быть... Очень зыбкое «может быть».       Я долго не мог уснуть. Под нервно расчёсанными рубцами текла боль. Паника набросилась на меня в третьем часу, словно зверь. Я встал с постели. Я знал, что Диз чувствует, что я не сплю, что ушёл из тёплого плена его объятий. Но он промолчал. Я встал у окна. Пустая улица ничем не отвечала моему взгляду. Темно. Тихо. Тени домов, редкий проблеск припозднившегося мобиля-такси, скамейки вдоль тротуара. Небо сомкнулось, луны не было видно. Я старался дышать глубоко, старался обдумать то, что произошло — слова брата, собственные ответы, заявление Диза.       Мой Диз...       Мои чувства к нему для мира не стоили ничего. Его отношение ко мне обесценено перед не знавшим пощады обществом, перед людьми. Мы были пустышками, выброшенными из общей цепи. Два неправильных существа. Что один, что второй — брак мироздания. Я влюблён в Диза, и это не было чем-то неточным. Я сходил от него с ума. Обожал. И он будто отвечал тем же. Но внутри этой неги взаимности был изъян. Червоточина. Маленькая погрешность. Диз не мог любить! Не мог чувствовать то же, что я. Всё это — программа. Иллюзия. Очень реалистичный мираж. Воплощённая сказка, но обречённая на горький финал. У нас не было будущего. И дело даже не в том, что нам пришлось бы скрываться, таить свою близость. Я справился бы. Я и так-то затворник. Я привык быть в тени, не выставлять себя напоказ. Ненадолго потеряв голову, бдительность, я легко мог вернуться в привычную отрешённость от внешнего мира. Днём я бы работал, а по вечерам возвращался домой. К Дизу! И было бы славно...       Но. Дело. Было. Не. В этом.       Не в осуждении, не в запретах, не в косых взглядах и пересудах, даже не в Глоу. А в том, что я — я сам — всегда буду знать, что это обман.

страхи, тревоги, предубеждения

ближе чем руки твои, без сомнения

ближе безудержной трепетной нежности

недолговечной такой безмятежности...

сердце в привычную клетку заковано бьется о стены, спешит бестолковое

бьется, безумно в своих обещаниях

не-поцелуях моих, не-прощаниях

бьется, страшится, на чудо надеется

слишком не верится... слишком не верится

слишком торопится в тени привычные

безмолвно прохладные, всему безразличные

слишком, наверное, слишком влюбленное

слишком наивное, мое, окрылённое

в счастье почти безоглядно поверившее

в чувства, не зная ни брода, ни берега

слишком глухое к (не)добрым (не)людям...

тот кто захочет, и так насмерть засудит

Domenik Ricardi