Так суждено

      Жади надела для танца золотой наряд, цвет солнца, цвет самой жизни, чтобы даже символически подчеркнуть свою веру в лучшее. Звеня сотней монет на традиционном арабском костюме, пока что под чёрным верхним одеянием, она установила небольшой магнитофон на тумбочке и подобрала мелодию, ту самую, во время которой они с Лукасом встретились впервые.       Палата Ферраза была вип, потому находилась чуть поодаль от всех остальных, от чего музыка не должна была сейчас побеспокоить других пациентов больницы, впрочем, кого это в данный момент волновало…       Ради Лукаса Жади была готова пойти на всё, и ей безразличен был весь мир, даже если ради любимого ей предстояло противостоять всему ему…       Заиграли первые ноты до боли знакомой мелодии, и чуть отойдя от магнитофона босыми ногами, женщина стала постепенно раздеваться.       Она медленно стягивала с себя свободные невзрачные тёмные одеяния, позволяя им мягко упасть на пол, в то время, как оголёнными ступнями сделала пару шагов прочь…       Браслеты на запястьях и лодыжках звенели на Жади, ровно, как и десятки золотых монет на одежде, словно сотня игристых колокольчиков… Женщина танцевала, танцевала, как никогда.       Мягко делая почти невесомые шаги, она играла с жёлтым платком, заставляя его парить в воздухе, кружиться вокруг неё, и, обвивая стройное тело, соскальзывать вниз по плавным изгибам.       Жади то ныряла под платок, то закрывала им лицо, то подбрасывала в воздух…       Она изгибалась, словно изящная гимнастка, двигая грудью, бёдрами, животом, совершая плавные извилистые перемещения руками…       Женщина смотрела чёрными, как ночь, восточными глазами, подведёнными тхолью на своего любимого, и посылала ему невидимые, ментальные лучи любви, лучи поддержки и жизни…       Так отчаянно, так душевно Жади не танцевала ещё никогда, она старалась до мелочей, до каждой мизерной крупицы вспомнить все те движения, что совершала там, в развалинах, и повторить их столь идеально, словно от этого завесила жизнь её любимого.       Женщина пылала пламенем огненной страсти, и порхала, словно яркий золотой мотылёк в полумраке ночи.       Она была красива и грациозна, она была выражением своей любви, своих чувств и желания воодушевить избранника, подарить ему свою частичку жизни, сердца, души, и навсегда остаться вместе с ним, потому, что так было суждено…       Сердце Жади разрывалось от боли, по её щекам из изящных глаз лились горькие слёзы, но она улыбалась, настойчиво улыбалась наперекор новой преграде в её судьбе.       Женщина танцевала столь чувственно, столь нежно и страстно одновременно, что это не могло не вызывать эмоций у смотрящего.       И мужчина вновь расчувствовался, по его щекам вновь покатились слёзы восхищения, ровно, как и тогда, в тот самый день в развалинах. Тогда Лукас обещал запомнить Жади такой навсегда, и он запомнил. Прошло двадцать лет, но для него она ничуть не изменилась. И он снова запомнит её такой, её новый и одновременно неизменный прекрасный образ сегодняшнего дня. Запомнит навсегда, сколько бы ему ещё ни осталось.       Увидев, как Лукас утирает на щеках слёзы, Жади остановилась и сквозь боль улыбнулась ему. Ей хотелось верить, что она сполна исполнила его желание, ей хотелось верить, что она ещё ни раз станцует для него… Ведь такова была их судьба?       Резко сорвавшись с места, всё ещё звеня в пространстве золотыми монетами, Жади прильнула к Лукасу и ласково, любяще, заботливо произнесла:       — Не плачь. У нас ещё всё впереди. У нас ещё будет будущее. Мы будем счастливы. Потому что мы предназначены друг для друга, мактуб — так суждено…       Женщина выпалила эти слова на одном дыхании, так, словно они были единственной и верной истиной в их жизни, хотя она уже и сама не была уверенна в этом. И, как будто поверив ей, мужчина слабо улыбнулся в ответ.       Прошло ещё какое-то время после того вечера с танцем, но о развлечениях было напрочь позабыто. В компании Леонидаса и Ивети, Жади стояла в коридоре больницы и разговаривала с врачом.       — Состояние пациента стремительно двигается в отрицательную сторону. Лечение не даёт должного эффекта. К сожалению, мы ничего больше не можем сделать. Сочувствую. Но нужно ждать худшего.       Слова врача прозвучали для всей семьи Ферраз приговором, Ивети печально опустила голову, стараясь скрыть наворачивающиеся на глаза горькие слёзы, Леонидас раскричался от бессилия бесполезной руганью, направляясь к выходу из больницы, а Жади, у которой больше не осталось слёз, даже не проводив ни врача, ни его, спешно направилась к Лукасу.       Она не верила, что всё обернётся так, она не могла принять, что судьба будет с ней столь жестока, она не готова была потерять любимого вновь и на этот раз навсегда.       Женщина решительно вошла в палату и тут же ринулась к супругу, крепко-крепко обняв его, так, как будто боясь отпустить, а мужчина, трясущимися от слабости руками тоже обняв её в ответ, с трудом спросил:       — Ну, что сказал врач?       Жади вздрогнула от его слов, вся похолодев, словно кусок льда, и ещё сильнее прижалась, как будто стараясь согреться в угасающем пламени любви.       — Ты поправишься, обязательно поправишься…       К глазам предательски подступили неизвестно откуда взявшиеся слёзы, явно и отчётливо выдавая то, что Жади врала. Впервые в жизни она врала неумело и столь очевидно. И Лукас всё понял без лишних слов.       В этот день женщина больше не отходила от мужа, не возвращалась домой, не выходила в столовую пообедать, никуда и ни на секунду, как будто боялась, что если она отлучиться хоть на миг, жизнь заберёт у неё её судьбу.       И они долго-долго разговаривали обо всём на свете, о прошлом, о настоящем, о будущем… Вспоминая моменты, пережитые вместе, страдания, преодолённые в разлуке, которые казались им сейчас ничем, обычные будни настоящего, и строя несбыточные планы на будущее.       Лукас и Жади вновь заговорили о детях. Они хотели троих, как и тогда, далеко в молодости. Как странно, ни желания, ни мечты, относительно друг друга у них не изменились со временем.       Жади сквозь слёзы смотрела на Лукаса и понимала, что готова была родить ему хоть десятерых, лишь бы он поправился, лишь бы выздоровел, лишь бы был с ней…       Они говорили о многих счастливых моментах, переживая, наверное, самые трепетные минуты в своей жизни, но Жади была мрачнее тучи, и Лукас отчётливо понимал от чего.       В какой-то миг, когда она невольно подняла на него печальный взгляд, их глаза встретились, и мужчина, вдруг попросил:       — Жади, поцелуй меня…       Женщина вновь вздрогнула, не зная, что ответить, но ответа сейчас и не требовалось.       — Поцелуй меня так, будто это в последний раз, — тоже заразившись её серьёзной печалью, добавил Лукас.       И супруга не могла ему отказать, только не сейчас, не в это раз.       Глубоко вздохнув, чтобы набраться сил, нет, не от того, что она не хотела целовать больного и слабого мужа, а как раз наоборот, чтобы показать ему всю свою любовь и все свои чувства и эмоции, Жади приблизилась к Лукасу и рванулась к нему так, как каждый раз это делала, когда судьба сводила их вновь, так, как будто они долго-долго не виделись и вот, наконец-то встретились!       Женщина вложила в этот поцелуй, в это страстное, огненное соприкосновение губ столько души, столько своих переживаний, столько обжигающих эмоций, что он показался им обоим самым ярким и запоминающимся за всю жизнь. Такого не было у них никогда, ни в первый раз, ни в последнюю судьбоносную встречу в развалинах, ни на свадьбе… Их любовь горела ярким алым пламенем счастья и страдания, встречи и разлуки, жизни и смерти…       Поцелуй затянулся на долгие-долгие мгновения так, как будто пара не хотела выпускать друг друга из объятий никогда, но всему в этом мире приходит конец… Было разорванно и сие пламенное соприкосновение губ.       Не говоря ни слова, Лукас слегка подвинулся на кровати, и Жади легла рядом с ним. Он мягко-мягко, нежно-нежно обнял её, она прижалась к нему всем хрупким дрожащим телом.       И эта ночь принадлежала только им двоим.       Вот так, лёжа в обнимку рядом друг с другом, они вместе и заснули, так как больше никак иначе проявить свои чувства друг к другу не могли. Впрочем, Лукасу и Жади и этого было достаточно…       В их последнюю ночь вместе, которую отвела им судьба…