Анестезия

Пару дней назад POV Шрам — В общем: буду с нетерпением ждать твоего выз-до-ров-ле-ни-я! — я побыстрее вышел из комнаты, оставляя его одного. После секса на душе было так спокойно. В голову больше не лезли дурные мысли, я даже чувствовал какое-то умиротворение наедине с собой. Все-таки очень хорошо, что я его не грохнул. Ни тогда у озера, ни сейчас. В нем есть что-то… успокаивающее? С ощущением абсолютной бодрости я, немного подпрыгивая, направлялся вперед по коридору, размышляя, чем заняться. Открываю дверь в лабораторию и вижу полнейший бардак. Может быть, навести, наконец, порядок? Пытаюсь починить ручку на кране, но, кажется, я сломал резьбу и она больше не вкручивается. Да и похуй. Беру железное ведерко и начинаю скидывать в него всякий хлам. Яо раньше приходил сюда и делал мне инъекции, поэтому повсюду валялись шприцы, пробирки и расколотые стеклянные ампулы. Было бы здорово, если бы он еще это все убирал, но напомню ему об этом в другой раз. Если, конечно, эта лабораторная ссыкливая крыса еще вернется. Искренне не понимаю, в чем проблема с его-то полномочиями вынести из Академии все имеющиеся там вещества и списать это на истечение сроков годности. Неужели кто-то вообще за этим следит? Он каждый раз приходил с поэмой, как сложно было заполнить какие-то бумаги и заболтать лаборантов, но я уверен, что он просто всё приукрашивал. Если бы я был директором, то у меня бы все ходили в страхе и даже не спрашивали что я и зачем беру. Перекладываю скальпели и другие инструменты в шкафы, сдвигаю этажерки к стене. Черт, надо стереть с кушетки засохшие остатки того паука, он так воняет… Ищу последние салфетки, и понимаю, что они валяются в тумбочке палаты Ровера. Идти туда как-то не хочется, значит паук не так уж сильно меня беспокоит. В целом, я считаю, что убрался великолепно, если вспомнить, что вся эта хрень тут разбросана еще с последнего визита однорукого инвалида. Если в следующий раз он не похвалит меня за такой прекрасный сервис, то я заставлю его слизать с кушетки всю грязь вместе с этим паучком! Чем бы еще заняться? Я прошелся дальше по коридору, заглядывая в пустые палаты и кабинеты. Все, как всегда… Интересно, копы уже нашли хоть одно тело? Я очень постарался, чтобы отогнать все машины на несколько километров и закопать этих ребятишек под каким-то оврагом. Мне бы очень хотелось посмотреть на лица солдатиков в форме, когда они будут пересчитывать все конечности и случайно обнаружат, что несколько голов висят на ветках деревьев, привязанные за волосы. Ох, как же они испугаются! Яо помогал заминать некоторые убийства прошедших лет, но тогда я просто прятал трупы в каких-нибудь сараях соседних поселков, особо не заботясь об антураже. Он рассказывал, что они даже нашли «преступников», совершивших эти безобразия, благодаря тому, что он подделывал анализы с отпечатками пальцев. Готов поспорить, что он тоже получал удовольствие, чувствуя, как закипает адреналин от страха быть разоблаченным. Его мамочке бы это ой как не понравилось. А в целом, я тут жил достаточно скромно и скучно. Яо приносил мне книжки, еду. Эта пещера за все эти годы стала для меня настоящим домом. Я чувствовал себя абсолютно нормальным, просыпаясь здесь, прогуливаясь по лесу и наблюдая издалека за жизнью людей в соседних поселениях. Уже совсем не помню тот адский период, когда с семи до шестнадцати лет мне приходилось охотиться за лесной живностью и прятаться от постоянных поисковых групп. В то время мне даже казалось, что я забыл человеческий язык. Ужасно, может быть славно, что этот десяток лет почти исчез из памяти после того, как повзрослевший Яо нашел меня и стал пытаться снова превратить в нормального человека. Он играл со мной как нянька, несмотря на то, что мы были одного возраста, читал мне какие-то сказки и каждый раз обещал, что все будет хорошо. Слава богу, к тому моменту в архивах Академии меня уже записали как давно умершего в пожаре неизвестного пиздюка. Я был будто невидимкой для этого мира, и это мне нравилось. Мне никто не был нужен, кроме моего единственного лучшего друга, приезжающего ко мне на велосипеде из города за несколько десятков километров. Когда-то я считал его своей настоящей семьей, но… Либо мой мозг начал сильнее плавиться от облучения, либо я просто повзрослел. Понял что отпрыск ученой-психички просто замаливает грехи своей матери и пытается казаться для самого себя героем за мой жалкий счет. Я на сто процентов уверен, что дружба исчезла еще в детстве, а потом им начал двигать неосознанный и крепчающий эгоизм. Надо все-таки проверить трупы. Ведь в этот раз Яо вряд ли уведомит меня о всех подробностях следствия. Выхожу на улицу, неспешно прогуливаюсь среди деревьев и направляюсь на север. Уже темнело, поэтому я ориентировался по звукам дороги и вспоминал нужное направление на ходу. Только на рассвете я обнаружил то самое место у оврага, куда пару дней назад четырежды приезжал на разных тачках. В первый раз, кстати, я долго разбирался с управлением и смял одну из них обо все деревья на поляне. Не сказать, что я научился после этого водить, потому что остальные были доставлены сюда в примерно таком же виде, но на ровных участках дороги я все же ловил какой-то кайф от вождения. Однако, сейчас тут не было ни машин, ни людей. Ветки на соснах только покачивались на ветру, ближайшие кусты блестели от предрассветной росы, ни одной живой или неживой души не было рядом. Все-таки нашли. Я не боялся. Более того, было так интересно, что будет дальше. Я спустился в овраг и побрел куда глаза глядят, раздумывая, как будет развиваться ситуация. Есть ли у них хоть какие-то шансы меня поймать и, как минимум, остаться при этом в живых. Деревья становились другими, хвойные ветви сменились россыпями мелких листочков. Березовая роща уходила все дальше, и за ней виднелись одноэтажные кирпичные дома. Кто-то открыл окно, видимо, встав пораньше и готовясь к ежедневной работе. Я, как хищник, следил за уставшими лицами людей, выходящих на порог и четко видел каждый глаз, щурящийся от первых лучей солнца. Все люди, которых я видел, казались мне ненастоящими. Будто одинаковые мелкие букашки, выполняющие бесполезные и однотипные действия по воле общества. По дороге назад я продолжал размышлять о жизни снаружи, в которой я разбирался так мало, ориентируясь только по рассказам Яо, книжкам и по своим наблюдениям из тени леса. Солнце над деревьями плавно поднималось все выше, благословляя этот бренный мир. Перья облаков отрывались и уплывали вперед, принимали формы различных существ, но затем снова перемешивались в однородную кашу. Ближе к полудню за соснами заблестела озерная гладь воды и я обрадовался, что дом уже близко. Шорох веток заставил меня остановиться и сосредоточить взгляд на темной фигуре, скрывшейся за ветвями. Полиция? Я осторожно побрел по следам и внимательнее всмотрелся в одинокую спину, удаляющуюся в глубь леса. Капюшон, синяя кофта: это было не похоже на штатскую форму. Да и телосложение у человека было хлипким. Он наклонился к земле и начал осторожно перебирать листву. Что он делает… Ищет подснежники? Но в той сказке у девочки была с собой корзинка. Может, грибник? В руках неизвестного появляется какой-то камешек, и он достает зажигалку, начиная его плавить. Ха-ха, я понял! Очень странно, что в этих местах никто давно не искал закладки. Я уже забыл, что наркоманы всё ещё существуют. Яо строго настрого запрещал мне их убивать, рассказывая, что криминальные дела расследуются гораздо сложнее, чем обычные пропавшие без вести граждане. Он, правда, наотрез отказывался рассказывать мне про наркотики. Объяснял это тем, что они — во всех видах и под всеми названиями — в сто раз бесполезнее и опаснее, чем лекарство, которое он мне колет. Подросток в капюшоне уже расплавил «камень» наполовину и выудил из него блестящий шарик фольги. Ну, раз уж ублюдка Яо рядом нет, то надо хотя бы поинтересоваться, что это там такое. — Доброго дня, уважаемый! — подхожу ближе, отчего малец вскакивает, пряча находку в карман. Срывается с места, даже не обернувшись, и убегает со всех ног в сторону трассы. — Эй, ну куда ты! — обгоняю его, даже не запыхавшись, и приминаю головой к земле. — У меня ничего нет! — кричит он, пытаясь вырваться. — Есть, я же видел, — усмехаюсь, залезая к нему в карман. — Вы из полиции? Я заплачу! Сколько? — брыкается, высунув на бок грязный от земли нос. — Во-первых, нет, я не оттуда, — спокойно отвечаю, рассматривая бумажный сверток, обернутый в разорванную фольгу со следами черной расплавленной жижи, и нащупываю в нем что-то твердое. — А во-вторых, расскажи мне, что это? — Я же сказал, ничего! — вдавливаю колено в его спину, заставляя вскрикнуть. — Не ври. Что это? Таблетки? — выбрасываю порванную фольгу в сторону и разворачиваю спрятанную внутри бумагу, — Они от чего? — Издеваешься? Отпусти меня! — стискивает зубы, лежа на земле и трепыхаясь как полу-дохлая рыбёшка из озера. — Так не пойдет, — скидываю с его головы капюшон и за волосы разворачиваю голову к себе, слышу хруст шейных позвонков, скованных солями. — Будь хорошим мальчиком и расскажи мне, как эта дрянь работает. — Я… — запинается он, дернувшись после встречи взглядом. — Это ешки, хаваешь и кайфуешь. — Поподробнее, — сильнее тяну за голову, чувствуя, что мышцы шеи дальше не поворачиваются. — Эм-м-м, — встревоженно произносит, подбирая слова. — Держит несколько часов, ощущение радости, эйфории, будто бы ангелы спустились с небес и целуют тебя в жопу, — тараторит, выкладывая все, что может вспомнить. — А убивать под ними хочется? — Н-нет?.. — немного задумавшись отвечает. — Отлично! — опускаю их в карман, довольно хлопнув рукой сверху. — Теперь отпустишь? — с надеждой тихо спрашивает тот. — Конечно, — еще пару секунд смотрю на него и скручиваю шею. Оттащив труп подальше к подножью горы и закидав камнями, осознаю, что сердце снова бьется в том ритме, который до добра не доводит. Запах крови оседает где-то глубоко в носу и начинает дьявольски щекотать изнутри. Руки невольно сжимаются в кулаки и мысли начинают, как мухи, сбиваться в огромные черные рои, громко шепчущие: «Давай! Давай еще! Очень нравится!» Топаю к пещере, стараясь думать о чем-то другом. Ровер! Он же все еще сидит в палате и, наверное, так соскучился по мне. «Убей!» Нет, нельзя, его же так приятно трахать. «Убей!» Я не хочу, тогда ведь я не услышу его голос. «Убей!» С силой врезаюсь головой в дверь и, чувствуя как боль немного замедлила мысли, поворачиваю ключ. Пробегаю коридор, прячась в комнате для совещаний, и запрыгиваю на диван. Опускаю голову на подушку и достаю из кармана одну таблетку. Яркий оранжевый цвет будто бы мерцает в свете лампы, и на поверхности видно тонкий штамп в виде звездочки. Мило, однако. Верчу ее в руках, пока в ушах снова не начинает нарастать зловещий шепот. В любом случае, я мало что потеряю, если попробую. Да уж. После того, как я ее проглотил, ничего не изменилось... Я лежал, разглядывая каждый картонный квадратик на потолке, невольно скорчив разочарованную гримасу. Совсем ничего. Голос в голове предательски засмеялся. Хотелось встать и пойти перерезать горло парнишке, но я вжался пальцами в диван, заставляя себя оставаться на месте. С каждой минутой было все сложнее противостоять своему же телу, я разрывал ногтями кожаную обивку. Внезапно к ногам хлынула волна жара. Ух, а это уже интересно. Тепло полилось к рукам, позволяя им немного разжаться. Я зажмурился и быстро открыл глаза, после чего потолок перед глазами начал медленно плыть в сторону. Вместе с ним куд-то тихо уплывали резкие побуждения встать. Сероватый гипсокартон становился ярче, сверкая перламутрово-жемчужным. Запах сырости медленно варился в носу, закипая и обрастая сладкими нотками. Расслабленная шея опустила затылок глубже в подушку, и я будто неторопливо падал в неизвестность. Не торопясь, поднимаю руку, рассматривая светлую кожу, постепенно принимающую такой же легкий и блестящий оттенок, как потолок. Колени запульсировали и зашлись в крупной дрожи. Рука упала на грудь и начала растворяться в мягких нитках свитера. Воздух стал таким приятным, что каждая его частичка будто поглаживала все тело сквозь одежду. Я слушал тишину, становящуюся более объемной и разглаживающую ушные раковины изнутри. В голове засияла тянущая и мягкая пустота. Мне казалось, что все начинает плыть не только сверху, но и снизу. Я впервые чувствовал себя в полной безопасности, словно в утробе матери... По телу продолжало бежать тепло, а воздух окутывал огромным невидимым одеялом. Вся вселенная будто касалась меня, сгибая пространство в шар и пряча меня в нем от окружающего мира. Возможно, всю жизнь я искал именно это чувство. Умиротворение, раскрывающее в каждой клетке необъяснимую радость. Застывший момент тихого и всеобъемлющего счастья. Я чувствовал себя будто во сне, не пропускающем в себя злость, обиды, боль. Он стирал все, когда-либо притаившиеся в сердце, страхи. По венам, не торопясь, потекло покалывающее ощущение искренности. Я начал понимать, что никогда так сильно не открывался этому миру. Мое тело казалось не просто голым, оно невесомо растягивалось в пространстве, постепенно соединяясь с ним. Необъяснимая благодарность упала на глаза и опустилась ниже, всасываясь все глубже в мозг. Я был… Так близок с собственной душой, робко выглядывающей наружу и вдыхающей нежно-цветочный запах жизни. Эта комната… Эта пещера… Все это действительно было неотъемлемой частью моей жизни. Так же, как растущие сверху деревья, мутная вода в озере, травянистый воздух, солнечный свет и, наконец, космос. Огромная бесконечная пустота на фоне которой я был всего лишь маленькой живой частичкой, трепещущей от каждого покалывания в теле. Я трогал свой свитер, влюбляясь в каждое прикосновение и обнимая грудь. Мне хотелось обхватить всего себя и спрятаться в этом тепле. В памяти всплывали все прикосновения, которые я когда-либо чувствовал. Иглы, лезвия, тянущие ремни: они будто гладили меня сквозь воспоминания. Мокрые губы Ровера, прикасающиеся к моему члену. Узкие стенки внутри, то сжимающиеся, то раскрывающиеся шире. Его прекрасные золотые глаза, сверкающие от слез. Каким же он был красивым в тот момент… Я чувствовал, как сквозь эти глаза прикасаюсь к его хрупкой душе и хочу наполнить ее только счастьем. Одиночество, ранее сжимающее мои ребра, таяло. Хотелось вновь оказаться рядом с этим парнем и просто дотронуться до его мягких волос. Мои пальцы задрожали, и я сильнее сжал ткань свитера, откидывая голову на подушку. Каждый вздох, слетающий с моих губ, волнами пробегал по воздуху, и я стремился вверх вместе с ним. Я не мог встать, моя кровь казалась такой горячей и тяжелой. Мутная пелена лежала на лбу, обволакивая сонливостью. Но спать я не хотел. Или не мог. Счет времени потерялся, пространство постоянно менялось в объемах. Я провел языком по зубам, пытаясь ощутить вкус собственных десен, глядя на плавающую перламутровую поверхность потолка. Меня очень долго не отпускали все эти картины, ощущения и мысли, купая в абсолютной и нескончаемой любви.

***

В какой-то момент руки начали остывать. Я почувствовал холодный пот, лежащий на ладонях и попытался пошевелить пальцами. Комната резко остановилась на месте, и я немного поднялся, поправляя волосы. Выпив воды и немного вернувшись к реальности, я уставился в стену, осознавая все, что только что произошло. Под учащенные толчки сердца мысли начали приобретать более отчетливые формы. Я был так доволен. По-настоящему доволен. Мне показалось, что я что-то нашел очень далеко в глубине себя, но не мог описать, что именно. Вновь опустившись на подушку, я аккуратно прикрыл глаза и погрузился в самый долгожданный и успокаивающий сон. Не знаю, сколько я проспал. Очнувшись, морщусь от внезапного чувства потерянности и ломоты в конечностях. Беспокойно бегаю глазами по комнате, слыша мерзкий звон в ушах и сталкиваясь с давящим светом от лампы. Нехотя, встаю переминаясь с ноги на ногу и опираюсь рукой на стол. Смотрю в центр столешницы, с раздражением пытаясь уловить хотя бы каплю прежнего умиротворения, но ничего не могу почувствовать. Гребаная тоска. Привычная и мерзкая. С противной сухостью во рту и окружающей гниющей сыростью. Я так не хочу! Я хочу, как было. Хочу чувствовать себя хоть немного лучше! Разве я после стольких лет этого не заслужил?! Проглатываю еще одну таблетку и делаю глоток из бутылки. Не заслужил хоть немного признания и любви? Хватаю что-то из еды вместе с еще одной упаковкой обезбола и направляюсь к палате Ровера, не зная чем это кончится. Хочется оказаться рядом и вновь испытать те ощущения, всплывшие под кайфом, и раствориться в моменте. — Эй, полегче, — он почти с порога выхватывает шуршащую пачку у меня из рук.