Чумной доктор: Бытие

Выступивший холодный пот застал мужчину врасплох, и он безнадежно привалился к изголовью кровати, продолжая крыть лицо обеими руками. Бремя ответственности за за содеянное мучительно давил ему на плечи, и это чувство преследовало его до сих пор. По крайней мере, во снах точно.

***

Там, в больнице Святого Варфоломея (детали действительно существующей больницы будут изменены и/или полностью переделаны), до сих пор хранится тот инцидент, крепко запечатанный в одной из палат, где руки юной леди свисали с кровати, больше не подавая признаков жизни. Тело юной девы было бледным, первоначальные пятнадцать секунд она еще дергалась, находясь в состоянии агонии. Молодой человек, вошедший в комнату после случившегося, взглянул на произошедшее с немым ужасом. Его глаза затуманились, а уста приоткрылись от желания что-то сказать, вознести молитву Всевышнему, надеясь, что это всего лишь сновидение. Он, оцепеневший от увиденного, был не в силах подойти к только что погибшей пациентке, чья вина погибели возлежала на нем самом. Было страшно. Труп начнет разлагаться уже через несколько минут, запускается процесс под названием автолиз, или самопоглощение. На лице миловидной девушки выступали неприятные для глаз гематомы, вызванные, судя по всему, диагнозом. Мужчина был целиком и полностью ответственен за ее жизнь, должен был вытащить ее. Что же он теперь скажет родственникам столь юной покойницы? Будет раскаиваться за свою некомпетентную работу? Но разве он не вложился в то, чтобы хотя бы как-то ей помочь? Внутрь, откуда не возьмись, ворвался парниша, кой тоже, работал в этом госпитале. Ворвался с гулом, позывным тоном, —Эй, Гарсиа, ты что, застрял тут? Мисс Гравано уже заждалась, у ее сына сильное кровотечение. —Быстро договорив, коллега понял, что Адам стоит неподвижно, смотря в одну точку, а в нос только сейчас ударил чрезвычайно травоядный запах. Он же, наконец-то удосужился взглянуть туда, громко охнув, —Господь, Гарсиа, она мертва! Я сейчас же позову врачей, —Итальянец, словно сорвавшись с цепи, схватил пришедшего за рукав и грубо потянул на себя, останавливая. —Нет, нет, не смей никого звать! Клянись, клянись что… Что никому не расскажешь. Молю тебя. Богом клянусь, я ничего с ней не делал, я просто не хочу встрять еще сильнее! Не сообщай никому, молю, Господа ради! —Паника окатила всё тело, руки пустились в дрожь, пока другой, всё ещё не обладающий высоким профессионализмом врач, молча пялился в глаза паникера. Безмолвно выдернув свою руку из его хватки, только затем продолжил… —Адам, ты не понимаешь, что произошло? Если Он узнает, что его племянница погибла, умрешь и ты. —Гарсиа, не выдерживая, от страха повышает тон, —Уильям, я не убивал её! Я правда не причастен к этой гибели. Я пытался помочь ей из последних сил, Богом клянусь! —Молчание перекрыл гул больницы, а весь неприятный аромат закрыл страх и паника, живот неприятно заболел… —Хватит клясться. Я верю тебе, Адам. Поверит ли Он? Что ты собираешься делать с трупом? Ты на патологоанатома или на любого другого работника морга не похож. Гарсиа, ты… Стало только хуже. Слух и вовсе пропал, Адам вовсе и не слышал последующие слова Уильяма. Неужели приятель расскажет всем об этом? Сделает из Адама убийцу и прислужника Сатаны?

***

В 1649 году Лондон, некогда затерянный в тумане средневековья, стал ареной для новшеств в области медицины. Врачи того времени, во многом наследники древнегреческой и римской традиции, продолжали исследовать тайны человеческого тела, однако их практика основывалась на сочетании древних учений и первоначальных эмпирических наблюдений. Медицина была не только искусством, но и наукой, стремящейся к систематизации знаний. Врачи нередко прибегали к врачебным текстам таких авторов, как Гален и Авиценна, достигая мастерства в диагностике и лечении заболеваний. Тем не менее, их работа нередко осложнялась отсутствием современных инструментов и материалов. Ремесленники и переплетчики книг поставляли редкие медицинские трактаты, которые в значительной степени определяли уровень знаний врачей.  Общественное мнение о врачах было неоднозначным: многие видели в них спасителей, другие же недовольствовались медлительностью и неэффективностью лечения. Чума(которая позже перерастет в катастрофическую эпидемию), периодически накрывающая город, контрастировала с надеждой на научные открытия, возрождающиеся в эти бурные времена. Труд врача в Лондоне XVII века стал символом стремления к знаниям, настойчивости и постоянной борьбе за здоровье человека.  Там, вдохновившийся итальянец, вычитывал очередную статью о ещё малоизученных болезнях, которые ходят по всему земному шару. Отец же, хвалил сына за тягу к знаниям, а вот матушка двадцати однолетнего врача вечно переживала… «Не дай Боже, схватит ещё болячку от заболевших, опасна эта работа! Лучше, сынок, лодырничество познай.» Разумеется, переживания матушки можно было понять, однако юноша на них мало откликался. Тем не менее, мы плавно переходим к рабочему дню Адама, который, в свое время, обожал лирические писания о природе…  В осенний вечер Лондон, словно дань стихий, окутывается легкой дымкой, пронизывающей аллеи старинных улочек. Золотые листья, как покров изысканных тканей, плавно опадают с ветвей, наполняя воздух запахом сырой земли и затхлых камней. Грусть разливается по рядам уютных таверн, где зажигаются огни, и в воздухе звучат песни о любви, потерянной среди туманных мечтаний. Набережная Темзы, отражая багряные и медные оттенки заката, подобна живописной палитре художника. Гладь воды шепчет тайные истории, пережитые временем, намекая на потоки жизней, гуляющих по мостам и скрипящим брусчаткам. Уличные торговцы, замотанные в теплые плащи, предлагают свои сокровища: ароматные пряности и яркие ткани, которые греют душу в похолодевшем мире. Сквозь легкий холод, проникающий в сердца, слышны зовы духа осени, напоминая о прощании с жарким летом и о новых начинаниях. В этом лондонском великолепии, в пространстве между прошлым и будущем, осень, как мудрая старая подруга, считает минуты, окутывая все в таинственную пленку своего обаяния. На фоне шумного города, где каждый угол дышит историей, Гарсиа держит путь в больницу Святого Варфоломея, где с недавних пор его приняли на работу. С распахнутыми объятиями его повстречала Морган Белтон, вторая матушка для мальчика, великолепная медсестра и достойная обладательница британских кровей. Рыжеволосая, жгучая красавица приветливо улыбнулась, и тут же бросилась в объятия растерявшегося медика, который только вступил за порог.  —Ох, Гарсиа! Мальчик мой! Ты посмотри, растешь не по дням, а по часам! Давай, проходи скорее, тетушка Гравано совсем заждалась твоей помощи. Помнишь же ту мадемуазель с ее капризным сыночком? Ты представляешь, вновь заболел! —И даже в этот раз не дали парню слова, как дама продолжила, —Ладно, память у тебя хорошая! Ты ел что нибудь? Нельзя на голодный желудок работать, а то погода ужасная, слякоть!  И только тогда, смог он вывалить несколько словечек… Впрочем, он, как всегда, был немногословен.  —Да, миссис Белтон. Не переживайте. Мама приготовила мне поесть, голодным не останусь. Вы, как всегда, очень чутки и заботливы…  Женщина хихикнула, расплывшись в миловидной улыбке. Пожалуй, это единственное, что успокаивало и заставляло забыть о неприятной больничной вони. Пройдя до заветной палаты, там действительно поджидала мисс Гравано, очень хмурая и угрюмая женщина с железобетонным взглядом.  Эвелин Гравано исполнилось сорок, но мрачные тени на ее лице выдавали многолетние переживания. Темные волосы, собранные в небрежный узел, обрамляли её строгие черты; глубокие темные глаза прятали за собой множество тайн. Семья Гравано веками жила под доком самого богатого семейства в Лондоне, но на деле, все кто имел связь с ними - погружались в вечные споры о наследии и потерях. Эвелин, как старшая из детей, носила тяжесть семейных секретов и ошибок. Она помнила, как отец, упрямый как дуб, ставил семью на первое место, но редкие минуты счастья облекались в декорации недоступного идеала Её же сын, Билл Гравано - водился самым капризным ребенком, существующем на всём белом свете. Все его прихоти должны были исполняться мгновенно, а к врачу Адаму он питал особую ненависть, так как не любил болезненные процедуры с его телом. Хотя… Какому ребенку бы понравилось? Но Билл был далеко не из тех, кто просто ябедничал матери при виде врача, он словно был симулянтом и хитрым взрослым. Вроде обученный манерам и этикету, а мог съязвить без лишних опасений. Конечно, когда за плечами наследство и материнская любовь, что может быть лучше, чем позволить себе жить и ни в чем себя не ограничивать? Быть может, это лишь первобытные размышления Адама, хотя пару странных инцидентов проходило…  —О, неужели! Вам, Адам, впредь стоит быть более внимательным к часам. Опаздываете всё, а мой сыночек вот, страдает! —Возникала Эвелин, гладя своё чадо по голове. Будущий наследник сидел беспрекословно, на вид был абсолютно здоров.  —… Пардон. Оправдываться не стану, но скажу, что меня задержал отец. Что ж, Билл, расскажешь дяде, что волнует на сей раз? —Обратился Адам к младшему.  —Ах, мистер Доктор, всё болит! Рука, нога, даже волосы! Представляете? Я сегодня просыпаюсь, а меня как ледяной водой окатило, я весь в дрожь пустился, да и подумал - простудился! Сообщил матушке своею, а там позже, и всё остальное заболело…  Перекинулись взглядом все трое взрослых: стали размышлять, как помочь детворе. Прошло всё по классике, послушали дыхание, сердцебиение,  проверили горло, ни одной беды не наблюдалось. В связи с этим, Гарсиа сделал следующий вердикт…  —Всё нормально с ним. Будущий актёр нашего театра, ни одного спектакля не пропущу. Под утренней дрожью Ваш сын мог подразумевать мурашки, холода ведь на улице. Пусть я врач и начитанный, про боль в волосах слыхал, увы,  немногое… Одевайте потеплее, да горячим чаем угостите. Могу даже посоветовать великолепного травника нашей деревушки, подаст травы на любой вкус для всей семьи.   Слова мужчины не очень одобрила мама «приболевшего», проявив всё свое неуважение в одном только взгляде. Однако, из её уст выпало лишь быстрое «Благодарю», как она тут же позвала сына собираться домой. Безысходно пожав плечами, Гарсиа тактично промолчал, и даже после ухода семейки не оборонил и слова. Увы, такова и была работа врачей… С сестрами и братьями из религиозных орденов, работающими в белых простынях, братство заботы и милосердия распространяло надежду среди пациентов. Священникам обычно верили больше, чем начитанному медику. Впрочем, была и в этом своя логика и справедливость. Морган заботливо похлопала по плечу юноши, успокаивая. Он же, всё также безмолвно, взглянул в её очи… И было в них что-то родное. Её волосы, как языки огня, могли отражать первые лучи солнца. Густые, мягкие локоны падали ей на плечи, подчеркивая округлые линии лица, излучающего теплоту. Ее голубые глаза, как чистые озера, искрилось радостью и добротой. В них была искра, которая могла бы согреть даже самые холодные сердца. Для Гарсиа она казалась слишком хорошей. Он попросту не верил, что существуют настолько искренние люди, от которых веет только чем то хорошим. Но и как же одновременно он её любил… Почти на равне, что и свою биологическую мамоньку. Сейчас, когда итальянец только взялся за работу, женщина активно ему помогает, вечно твердя, что эта профессия была наслана ему судьбой. Для Адама такой вид поддержки был особо ценим, так как своё будущее он и планирует разделять с медициной. Быть может, его сказания тоже будут витать как новое открытие, из-за которого весь Лондон будет почитать его. Он много рискует и берется за непростых пациентов, чей диагноз неочевиден. Не то, чтобы Гарсиа проводит опыты, однако несколько научных памяток он уже придумал, правда, показывать боится. Остерегается ошибочных суждений, что истинный знаток скажет о том, что ни одно его предположение неверно. Для юноши была важна точность всего. Город сталкивался с ужасными болезнями, которые унесли множество жизней. В эту классификацию входили(Далее будет описываться и перечисляться информация о болезнях, для общей осведомленности Вы можете прочитать, однако это не будет нести огромного веса в будущем):   Чума, особенно ее форма, известная как «бубонная чума», была основной причиной массовых болезней в Лондоне в начале XVII века. Эта болезнь пришла в Англию из континента. Первая крупная эпидемия произошла в 1603 году, когда Лондон стал ареной для множества смертельных случаев. Микроб, вызывающий эту болезнь, передавался через блох, которые жили на грызунах, особенно крысах, что создавало идеальные условия для ее распространения в многолюдных и неблагоприятных условиях города. Смертность от чумы была катастрофической. Убытки от населения жалели, так как мечи, которыми убивали заболевших, лежали повсюду. Жители были вынуждены избегать контактов друг с другом, что нарушало привычный уклад жизни. С возникновением чумы в 1625 году население Лондона сократилось на сорок процентов. На тот момент, Гарсиа был юн, и выслушивал рассказы от старших. Люди вплоть до 1649 годов молились, чтобы их это не настигло вновь. Особенно пристально мужчина отнесся к медицинской реакции на это, дабы в будущем совершать некоторые манёвры, которые помогали заболевшим. В ответ на эпидемию власти внедрили различные меры по борьбе с болезнью. В центральных районах назначались «жидкие бодибилдеры», которые следили за санитарным состоянием. Патологии выявлялись и регистрировались, что дало возможность медицине того времени более осознанно подойти к проблеме. Однако медицинские знания того времени были ограничены. Лекарства часто основывались на травах и примочках, и, как правило, не приносили ожидаемого результата. Применение летучих масел и кровопускание стали распространенными практиками. Парадокс заключается в том, что многие из методов, которые использовались для лечения, зачастую сами по себе усугубляли состояние больных(с этим Вы можете быть ознакомлены подробнее в 1 главе).    Тиф, особенно так называемый «брюшной тиф», был еще одной болезнью, широко распространенной в Лондоне в этот период. Причиной тифа служили плохие санитарные условия и переполненность города. Вода, которую люди пили, часто была загрязнена, что способствовало распространению заболевания. Симптомы брюшного тифа включали сильные боли в животе, высокую температуру и длительное состояние истощения. Небольшие эпидемии тифа происходили в Лондоне практически каждый год, но особенно тяжелыми они были во время вспышек чумы, когда санитарные условия ухудшались. Государственные власти пытались справиться с ситуацией. Вводились меры по очистке улиц и удалению мусора, что способствовало улучшению условий жизни. Но даже с этими мерами уровень смертности от тифа оставался высоким. Медицина также страдала от недостатка знаний о том, как передается заболевание и как его лечить. Примечательно, что реакция общества на тиф была не такой резкой, как на чуму. Люди больше привыкли к отсутствию медицины и неизбежности смертей, и в какой-то степени они умудрялись продолжать свою жизнь. Однако в многолюдных кварталах Лондона тиф оставлял заметные последствия — семьи теряли близких, дети становились сиротами, а общество в целом испытывало на себе экономическое давление.    Сифилис стал одной из наиболее широко обсуждаемых болезней в Лондоне в начале XVII века. Болезнь считалась результатом распущенности и разврата, что накладывало дополнительный негативный оттенок на тех, кто был ею поражен. Она начала распространяться в среде моряков, солдат и проституток и вскоре охватила более широкий круг населения. Симптомы сифилиса включали язвы, высыпания и местные воспаления. Но, что именно было ужасающе, так это тот факт, что сифилис часто воспринимался как знак морального падения. Таким образом, заболевшие стали подвергаться социальному предосудию, что оставляло долгосрочные последствия для общества. Доктора того времени пытались лечить сифилис различными методами, включая ртуть. Однако эти методы были неэффективны и зачастую опасны. Лечение часто включало прием токсичных веществ, что, в конечном счете, само по себе могло привести к смерти. Несмотря на ограничения медицинской науки, сифилис стал одной из приступов как в области медицины, так и в области нравственности. Лечение продолжалось не только в медицинских учреждениях, но и в частных домах. Это создало атмосферу стигмы вокруг заболевания, еще более усугубляя страдания его носителей.  Гарсиа, как и любой другой врач, осознавал тяжесть болезней и в экономическом плане. Пусть он и любил свою профессию и ждал новых открытий, также и ненавидел убытки в городе…  А всё потому, что эти болезни оказали влияние не только на здоровье населения, но и на экономику Лондона. Чума, тиф и сифилис значительно изменили демографическую ситуацию. Сокращение рабочей силы приводило к падению производства и недостатку рабочей силы в разных сферах. Множество хозяйств обанкротились из-за потери семейных доходов и из-за страха перед болячками.  Все эти данные помогали юноше, потому что именно с такими диагнозами в основном и бросались за помощью. Кто бы знал, что совсем скоро ему придется побывать и в шкуре самого Чумного Доктора. Морган, заметив мечтательность мальчика, тут же вспомнила про новость, которую должна была рассказать еще с первых секунд встречи…  —Запамятовала я, Гарсиа… Совсем забыла тебе сказать. Я-то знаю, как ты тянешься к сложным пациентам, знаю, как много в тебе потенциала! Вчера вот, девицу приволокли, говорят, дядюшка её — непростой приятель. Правда вот, врачи никак понять не могут, что с нею… Сама вчера навещала, даже не ест ничего!  Для Адама это оказалось заманчивым предложением. Учитывая прошлые результаты и достижения, он и не задумывался, что на этот раз всё куда запущеннее. Из доверия к Белтон, сказал следующее…  —Потеря аппетита дело несерьёзное, миссис Белтон. Я навещу её и возможно договорюсь с её родственником о том, чтобы взять под своё крыло. Это отличный шанс продвинуться в своей сфере. Я как вчера составлял новые показания, для того… —И тут, Морган спешно перебила говорящего, —Да-да, я знаю, как ты вкладываешься, Адам. Будь осторожен. Не совершай никаких действий с ней, кой были придуманы тобою самим. Рискуешь. Лучше следуй исключительно существующим советам, ты понял? Опрометчиво кивнув, Гарсиа нехотя и кратко ответил: «Да, понял». Для него принципиально необходимо  убедиться в своих размышлениях, поэтому, насколько правдив водился его ответ — пока неясно. Женщина подсказала номер палаты, в кой и находилась больная девица, Адам решил не медлить, направившись туда. Вход в палату караулил широкоплечий мужчина, своим хмурым видом передавая все тяжести ноши, когда твой близкий человек болен. Гарсиа практически сразу вразумил, что будет иметь дело с кем-то, кто выше по статусу на голов так три. Его фигура, облеченная в роскошный коричневый камзол из мягчайшего бархата, подчеркивала мужественные линии его тела, поднимая взгляд к его величественному лицу, обрамленному темными волнообразными волосами, аккуратно уложенными на манер, свойственный высшему обществу. Лицо его отличалось аристократическими чертами: высокие скулы, крепкий подбородок и глубоко посаженные, пронзительные глаза цвета темного янтаря. На его груди красовался широкий золотой пояс с изысканно выполненной пряжкой, от которой свисали цепочки, переливающиеся как солнечные лучи. Убедительные жесты его рук, облеченных в перчатки из звериной кожи, говорили о власти, которой он обладал. Сапоги, украшенные вышивкой. Но несмотря на его внушительное присутствие, вокруг него витала аура загадочности. Остальные врачи и коллеги перешептывались, гадая о его прошлом. Кто он? Аристократ, потерявший все в бурных годах гражданской войны? Или, может быть, скрытый агент, выполняющий тайные поручения для высших кругов власти? Решив не медлить с размышлениями и ребусами, он подошел к аристократу, быстротечно склонив голову. Тот же отреагировал ни сразу, осмотрелся, чтобы убедиться, что поклон был для него. По его нервозному виду было ясно, что он явно не был особо предрасположен к диалогу. Однако, заговорил первым… —Доктор, раз выпала такая честь увидеть хоть кого-то из рабочих, когда я смогу увидеться с моей малышкой? Почему это остальные врачи говорят, что я не могу войти пока она дремлет? Тут что, закон писан кем-то? —Шквал вопросов завалил Адама с ходу, чего он, разумеется, не предвкушал. Тем не менее, с ответом медлить не стал, —Мистер, к сожалению, это всеобщее правило для всех пациентов. Мы не имеем права впускать кого попало в палату к пострадавшему. Однако мой сослуживец сообщила мне, что Вы явитесь дядей для юной дамы, что покоится там. Поэтому, я пришел сюда как раз таки с целью, чтобы обсудить её здоровье. Я могу обеспечить лучшие условия для Вашей племянницы, поверьте, опыт работы у меня отнюдь, не маленький. Перед этим, позвольте представиться… Меня зовут Адам Гарсиа, работаю здесь, конечно, не пятнадцать лет, однако могу похвалиться многочисленными повышениями и умениями работать с людьми, имеющие даже самые неприятные показания. —Встрепенувшись, аристократ начал нервно тереть лоб, попутно отвечая, —Да, да… Всеобщее правило… А насчёт Ваших услуг, сэр, я не спрашивал. У нас уже есть свой собственный лекарь, Вам ясное дело, лишь бы грошей сорвать. Такую речь льстящую, можете толковать пред Карлом I, правда вот казнён он уже… Как и предполагалось, подобраться к богачу было задачей не из простых. Тем не менее, в его словах присутствовала железная логика и неоспоримость. Итальянец замялся, пытаясь выкрутить образовавшуюся ситуацию в нужное русло… —Сэр, Вы вовсе неправильно меня поняли. Я не говорю, что выкраду у Вашего лекаря девицу, я просто хочу стать полезным для такого статного человека, хочу помочь, как и любой другой компетентный врач. А за благодарность я сочту только её выздоровление. —Британец, многозначно хмыкнул, а после ответил, —Кажется, Вы пытаетесь сбить меня с толку. Единственное, чего я желаю сейчас - это увидеть её. А насчёт Ваших непрошеных* услуг, мы сумеем поговорить позже. Не считаете, что эта информация, в некотором случае, конфиденциальна? —Язвительно спросив итак запаниковавшего врача, также не посчитал лишним напрячь взглядом, ожидая ответа, который поступил через пару мгновений, —Многократно извиняюсь, впредь буду внимательнее с тем, о чем толкую. Давайте вернёмся к Вашей просьбе. Я пущу Вас к ней когда она проснётся, можете присесть и подождать. Уверяю, к ней точно попадёте. Я сейчас как раз таки проведаю палату и взгляну на её состояние, не могли бы Вы… Представиться самому и сказать мне, как имя Вашей племянницы? Кратко представившись, Гарсиа лишь кивнув, быстро ступил за порог палаты… На больничной койке, в окружении обработанного помещения и медицинских приборов, лежала молодая девушка, словно ангел, спустившийся с небес. Её светлые волосы, похожие на мягкий шёлк, рассыпались по подушке, создавая золотистый ореол вокруг её головы. Её кожа была такой нежной и белой, что казалось почти прозрачной в свете госпитального освещения. Легкие, едва заметные морщины на лбу и щеках придавали её лицу ещё больше мягкости и уязвимости. Руки, тонкие и изящные, лежали вдоль тела, подобно в ожидании чуда, которое могло бы пробудить её ото сна. В её спокойствии и беззащитности было что-то невероятно трогательное и красивое. Казалось, что в этот момент она полностью отдавалась миру, доверяя ему свою судьбу. Её прелесть была не исключительно внешней, она исходила изнутри, отражая доброту девицы. Гарсиа, онемев на секунду, сглотнул ком в горле и подошёл к спящей, приложив ладонь к её лбу. Лоб был прилично горячим, что свидетельствовало о подъёме температуры. Скулы молодой красавицы слегка дернулись от прикосновения, из-за которого итальянец вмиг убрал свою ладонь, дабы не разбудить столь миловидную душу…