Легенда о красной нити судьбы

Сначала тишина казалась спасением, позволяя излить слёзы, обжигающие щеки, и отпустить тяжесть на душе. Но когда слёзы иссякли, а боль осталась, Ханагаки ощутил всю тяжесть своей сущности. Кошмары, навязчивые мысли, бесконечные сожаления и горькие воспоминания вновь захлестнули его с головой, как бушующий океан, не оставляя шанса на спасение. Однажды наступит день, когда последний тлевший огонёк его жизни угаснет, оставив за собой лишь холод и тьму. Это осознание было страшнее любых кошмаров — оно парализовало его разум, лишая способности бороться. Он отчаянно боялся. Боялся одиночества, боялся своей слабости, боялся, что никто не протянет руку в тот момент, когда он, балансируя на грани, окончательно сорвётся в бездну. Хотя слёзы уже утихли, внутри всё равно оставалась непередаваемая пустота. Боль, казалось, ослабла, но продолжала таиться где-то в глубине, на грани его сознания. И несмотря на некоторое облегчение, в голове звучал лишь один вопрос — что делать теперь? Перед ним разверзалась пугающая неизвестность, глухая тишина, которую не мог заглушить. Стены, казалось, сужались, а потолок нависал всё ниже, заставляя искать выход, которого он не видел. Что теперь? Как продолжать жить, когда эмоции сливаются в один нескончаемый клубок, и нет пути назад? Он уже не знал, чего ожидать и как действовать, чтобы не утонуть в этом болоте. Чифую, сидящий напротив, сразу почувствовал, как изменилась обстановка. Он немного помолчал, а потом его голос нарушил тишину. — Я всё не могу понять, — не скрывая своего удивления. — Он действительно после командировки приехал, а потом уехал? Такемичи поднял взгляд, встречаясь с глазами друга. — Он странно себя вел, а после и вовсе отдалился от меня… — указал на засос в районе шеи, с явной болью в голосе. — Видимо, я ему перестал быть интересным, — взгляд снова опустился вниз. Такемичи вновь погрузился в воспоминания о светловолосом парне, который однажды вошёл в его жизнь. Это был жаркий день, когда солнце нещадно палило землю. Их встреча произошла неожиданно, нелепо, но именно в этот момент мир омеги перевернулся. Волшебные чёрные глаза незнакомца, глубокие и манящие, как бездна ночного неба, буквально пронзили его, оставив в сердце неизгладимый след. Эти глаза стали для омеги одновременно спасением и проклятием, даром и испытанием. Омега влюбился. Эта робкая, несмелая, наивная любовь внутри него нашёптывала: «Ты должен стать лучше, вырасти, стать достойным для него». Любовь грела, но и обжигала, пламенем, оставляя на ней ожоги. И тот, светловолосый парень, казалось, чувствовал то же самое. Он был готов весь мир положить к ногам Такемичи. Но самое важное — этот человек видел в нём то, чего не замечали другие. Не слабого, беспомощного, и не обузу, как привыкли думать окружающие. Он видел в омеге равного себе… Чифую, сидящий рядом, с тревогой в глазах, нахмурился и ответил: — Это ненормально! У вас до этого было такое? Мичи мотнул головой. — Нет, он всегда трепетно относился ко мне во время секса... — голос предательски дрожал. Его взгляд был направлен куда-то в сторону, а рука нервно сжимала край футболки. Он цыкнул, пытаясь выразить хотя бы малую часть того, что рвалось наружу, но слова словно застряли в горле, увязнув в горькой смеси боли и обиды. Чифую потер лоб, его взгляд стал серьезным: — Я не знаю, каким был Майки со своими пассиями до тебя. Возможно, Казутора или Баджи знают, но навряд ли расскажут, — осторожно произнёс, стараясь не задеть лишний раз чувства друга. На что тот слабо пожал плечами, будто эти слова ничего для него не значили. Он нехотя проговорил: — Плевать, — прозвучало слишком сухо, что стало очевидно – далеко не плевать. Мацуно вздохнул, понимая, что разговаривать о Майки сейчас — не лучшая идея, но он не мог оставить его одного. Он мягко, но решительно сказал: — Стоит сменить обстановку. Поехали ко мне, поживешь у меня. Мои два идиота пока уехали в другой город по делам. Никто из них не увидит тебя. Омега посмотрел на него с опустошенным и отрешенным взглядом, кивнул. — Да… Ты прав, — ответил он тихо, безразлично. Чифую наклонился чуть ближе, пристально вглядываясь в лицо друга, пытаясь уловить в его глазах хоть тень прежнего Такемичи — искреннего, светлого… хоть какого-нибудь, но не живой труп. — Подумаем вместе, что делать с Майки, — произнёс тихо. Омега лишь чуть поморщился. Его взгляд оставался пустым, устремлённым куда-то вдаль, он был не здесь, а за тысячи миль от реальности. — Я не хочу с ним пока что общаться, — произнёс он ровным голосом, в котором не осталось ни гнева, ни обиды. Эти слова звучали так, словно друг окончательно опустил руки, разуверившись не только в Майки, но и в себе. Понимая, что продолжать разговор о Майки сейчас — всё равно что давить на открытую рану, решил сменить тему и осторожно спросил: — Ты в состоянии собраться? — А куда поедем? — выдавил он, чуть нахмурившись. Его друг казался растерянным ребёнком, не понимающий, чего от него хотят. Такой вид друга болезненно резанул Чифую по сердцу. Он не мог допустить, чтобы партнёр оставался в таком состоянии. Не теряя времени, он мягко, но уверенно повторил: — Где у тебя лежат вещи? Такемичи медленно поднял руку и указал на шкаф. Чифую шагнул к шкафу, открыл дверцу и, не задумываясь, достал первое, что попалось под руку. Он посмотрел на одежду и немного удивился — это была совершенно новая рубашка глубокого синего цвета с аккуратными вышитыми белыми нитками узорами, напоминавшие звёздное небо, и чёрные брюки. Рубашка явно куплена недавно и ни разу не надета. — Эти подойдут, — коротко сказал Мацуно, передавая одежду другу. — Собирайся, поедем ко мне. Я тебя не оставлю в таком состоянии, — добавил мужчина, торопя друга. Новая одежда идеально сидела на его худощавой фигуре, подчёркивая всю его хрупкость. Тонкие запястья выглядывали из рукавов, напоминая ветви, лишённые листьев. Бледная кожа резко контрастировала с синим цветом рубашки, а его уставший вид говорил громче любых слов. Глаза оставались тусклыми, как затянутое облаками небо, без следа былой искры. Когда он, наконец, справился с переодеванием, что заняло больше времени, чем следовало. Неожиданно в его взгляде вдруг промелькнуло какое-то странное оживление. — Точно, кое-что забыл, теперь оно мне нужно будет, — произнес омега. Чифую озадаченно взглянул на него: — О чем ты? Такемичи встал и направился в ванную, чтобы забрать заветный блистер с подавителями. Послышались громкие звуки падающих предметов. Чудовищный грохот разнесся по всей квартире, и мгновение спустя раздались ругательства омеги. Через пару минут Такемичи вернулся, крепко сжимая в руке подавители. Всё было ясно без слов. Они оба покинули огромную удушающую квартиру.

***

Майки снял номер в отеле, вдали от привычной суеты и чужих глаз. Два долгих месяца разлуки с любимым казались вечностью. Отсутствие Такемичи с каждым днём становилось невыносимым, оставляя внутри зияющую пустоту, которую невозможно было ничем заполнить. Первые пять дней после отъезда альфа практически не покидал номер. Он прятался от мира, изолировав себя от света и лишних звуков. Волнение и тоска наложились на побочные эффекты от подавителей, которые сковывали тело и сознание. Сон казался единственным способом отключиться от боли и вины, но даже это приносило лишь мимолетное облегчение. Гонщик ничего не писал своему возлюбленному, уверяя себя, что сначала нужно привыкнуть к новым ощущениям и собрать все мысли воедино. Воспоминания о последних событиях, связанных с Такемичи, терзали его. Постепенно организм начал адаптироваться к подавителям — те оказались сильнее и эффективнее прежних. Сон уже не накатывал внезапными волнами, а мысли становились чётче, хотя их тяжесть никуда не исчезла. Манджиро взглянул на экран телефона, наивно надеясь увидеть сообщение от любимого, но экран оставался пустым. Дни шли, а омега так и не выходил на связь… Альфа решил позвонить первым. Гудки тянулись бесконечно долго, но в конце концов прекратились, и экран телефона осветился сообщением о завершении вызова. Никакого ответа. — Так, по-детски себя ведёт, — пробормотал он с раздражением, пытаясь скрыть боль за маской недовольства. Прошло ещё два дня, наполненных гнетущим ожиданием. Снова и снова набирая номер и каждый раз его попытки оставались безуспешными. С каждым пропущенным вызовом терпение истончалось, а в сердце нарастала тревога, перерастающая в обиду. — Он меня явно в чёрный список добавил, — с горечью выдохнул, глядя на телефон, будто тот мог подтвердить его догадки. Майки больше не мог сидеть в четырёх стенах. Душное одиночество давило на него, поэтому стал выходить из номера и бродить по окрестностям. Улицы города, заполненные чужими лицами, казались ему бесконечным лабиринтом, где он пытался спрятаться от собственных мыслей. Адаптация к подавителям проходила успешно. Рёв зверя в его голове, становился всё тише, почти неразличимым. Казалось, он вернулся в те дни, когда его жизнь ещё не пересеклась с Такемичи, когда он был свободен от любви, но и лишён того тепла, что она приносила. Однако цена этой иллюзорной тишины оказалась слишком высокой. Она была пропитана разлукой, пустотой, которую он сам создал своим уходом. И теперь эта пустота сжимала его изнутри, не позволяя сделать ни шагу назад, ни вперёд. Стены, которые он сам выстроил, становились выше и крепче. Совесть постепенно начинала давить на Майки всё сильнее. Он понимал, что поступил с Такемичи крайне некрасиво: ничего не объяснил, просто уехал, оставив его одного с болью и травмами — физическими и душевными. Мысли о том, что омега, возможно, чувствует себя брошенным, раз за разом всплывали в голове, не давая покоя. Набравшись решимости, он снова потянулся к телефону. Пальцы дрожали, пока он искал его имя в списке контактов. Ещё один звонок. Но на этот раз всё пошло иначе. Вместо длинных гудков, телефон резко замолчал. Звонок сброшен. Альфа застыл, сжимая аппарат в руке, пытаясь осмыслить, что только что произошло. Сердце сжалось от неприятного чувства. Но, прежде чем, успел что-либо предпринять, экран телефона загорелся, извещая о новом сообщении. Он мгновенно открыл его, не заботясь о том, кто написал. Но стоило ему увидеть имя отправителя, как дыхание перехватило. Это был его Такемучи… Сообщение было коротким, от него отдавало холодом: «Я не хочу пока что общаться. Позвоню, когда буду готов». — Чёрт, — выдохнул он, чувствуя, как в груди начинает ныть от глухой, тяжёлой боли. Майки задумчиво смотрел на экран телефона. Он давно хотел сказать это, ещё в первый день после ухода, но тогда не хватило смелости. Теперь же, собравшись с мыслями, он быстро набрал текст: «Я не обижаюсь на тебя, Такемичи, за тот секс». Палец завис над кнопкой отправки. Однако, альфа прекрасно понимал, что это нужно сделать, даже если ответ не придёт… «Пожалуй, стоит навестить тех, кого я давно не видел», — подумал он. И уже спустя пару часов он оказался в гостях у Рюгуджи. Семейная пара встретила его с удивлением и лёгким упрёком. — Ты бы ещё через полгода пришёл повидать Кентаро! — возмутилась Эма, складывая руки на груди. Её голос звучал строго, но в глазах была тёплая забота. Майки, как всегда, сохранил спокойствие, только слегка пожал плечами: — Ну, у меня дела были, Эма, — ответил он, бережно держа на руках маленького Кентаро. Младенец с любопытством смотрел на дядю, его крошечные пальцы тянулись к тёмным волосам. Доракен, тяжело вздохнул, но вмешиваться в разговор не стал. Он знал, что Майки никогда не делает что-либо просто так, и его приход сейчас наверняка имел подоплёку. Кен еще раз глубоко вздохнул, прислоняясь к стенке, пока Эма, стоя у детской кроватки, задумчиво улыбалась. — Вот бы вернуться в прошлое, — тихо произнесла она, глядя на Кентаро. — Помнишь, как вы с Шиничиро и Изаной сидели вместе и нянчились с ним? Альфа, качая племянника на руках, слегка улыбнулся. — А когда приезжают Шиничиро и Изана? — поинтересовался он, стараясь сохранить непринуждённый тон. Эма, продолжая улыбаться, ответила: — Изана должен вернуться первым, у него сейчас какие-то дела. А Шиничиро, наверное, недели через четыре, не раньше. Мужчина кивнул, взглянув на смеющегося малыша у себя на руках. — Ну что ж, тогда скоро все втроём будем нянчить нашего маленького племяшку, — с лёгким вздохом проговорил он, осторожно обнимая Кентаро. Ребёнок радостно засмеялся, играясь с волосами пропащего дяди. Эма чуть грустно добавила: — Мы с Доракеном и Кентаро примерно через месяц собираемся в поездку, так что, наверное, не пересечёмся. Майки приподнял бровь. — После поездки тогда! А куда намылились? — Хотим устроить себе мини-тур по Японии, — ответил Доракен, глядя на жену. Сано не удержался от шутки: — По горячим источникам, да? Эма смутилась и вся покраснела, бросив на него строгий взгляд, но это только подзадорило братца. — Эй, потише! — Кен оказался рядом с другом и легонько отвесил ему оплеуху. На что гонщик рассмеялся, откинувшись на спинку дивана. Весь вечер прошёл в непринуждённой обстановке: разговоры обо всём и ни о чём, смех, воспоминания о прошлом. Всё это дарило временное ощущение уюта и спокойствия, которого так не хватало в одиночестве альфе. На следующий день он снова пришёл к ним. И послезавтра тоже. Это стало его ежедневным ритуалом — часы, проведённые в кругу семьи, будто заполняли пустоту внутри. Так пролетели две недели... Однажды вечером, когда они вдвоём с Доракеном разбирали байки в гараже, тот внезапно решил затронуть волновавший его вопрос. — Майки, — осторожно начал он, — ты весь день со мной проводишь. Я, конечно, не против. Твоя помощь, да и советы по починке в S-S Motors бесценны, но... Сано, не отрываясь от инструмента, ответил с лёгкой улыбкой: — А что не так? Рюгуджи, нахмурившись, внимательно посмотрел на друга. — Мы будто вернулись в то время, когда у тебя никого не было. На что альфа резко замер, затем небрежно пожал плечами. — Всё в порядке, а должно быть иначе? Доракен хотел было продолжить разговор, но, видя, как Майки замкнулся в себе, лишь вздохнул. — Ладно, как знаешь, — тихо проговорил, откладывая ключ. Эта беседа оставила неприятный осадок. Что-то произошло между Майки и Такемичи, но не знал, что именно. Да и смысла расспрашивать не видел — они никогда официально не рассказывали никому о своих отношениях. Огорчённый, но понимающий Доракен решил оставить друга в покое. Майки, как всегда, справлялся по-своему. На следующий день Манджиро решил после того разговора к ним не наведываться. Еда у Эмы была восхитительна, но постоянно у них есть и проводить время не мог. Хотя до отношений с Такемичи они его у себя принимали, но тогда он увлекался связями на пару ночей. Вместо того чтобы снова пойти к Эме, альфа направился в ближайшую кофейню. Там, среди непритязательных стен, в тени мягких кресел, ему было проще забыть об одиночестве. Он занял столик у окна, через которое лучи осеннего солнца играли на улице, и заказал свой любимый завтрак: тайяки с красной бобовой пастой и чашку крепкого кофе. Эма бы его точно убила за такой выбор. Она всегда настаивала на более здоровом питании, но сегодня Майки не заботился об этом. Он был уставшим — от мыслей, от всех событий, которые не давали ему покоя. Время тянулось медленно, и он уже начал думать, что ему никто не помешает, как вдруг кто-то подсел за его столик. На что тот удивился, ведь в кофейне было много свободных мест. Сано поднял взгляд и увидел омегу с длинными розовыми волосами, собранными в аккуратный хвост, и яркими изумрудными глазами. Молодой человек снял свою маску, и безупречное лицо предстало перед альфой. Это было лицо, которое он помнил со времён своей юности — лицо, так часто мелькавшее в его воспоминаниях. — Не смог пройти мимо, — заговорил омега, его голос всё такой же мягкий и тёплый. — Я скучал по тебе, Майки, — он посмотрел на альфу с явным обожанием в глазах. — А ты по мне?