Труды целителя Вэй

      Вечер накрыл Пристань Лотоса душным покрывалом. Люди беспрестанно утирали вспотевшие лица, обмахивались ладонями, веерами или сорванными листьями лотосов, пытаясь создать хоть слабый ветерок. Стрекот сверчков и цикад не успокаивал — наоборот, раздражал и без того натянутые нервы от изнуряющей подготовки к празднику. Воздух наполнился ароматами полыни, бамбуковых листьев и отварного риса.       Вэй Усянь возвращался с пустой чашкой от отвара из покоев Цзян Фэнмяня. Сегодня он сам готовил лекарство для дяди, под прищуренным взглядом ненавистного наставника Му, твёрдо зная одно: отравить больного своим снадобьем он точно не сможет. Помочь, похоже, тоже. Цзян Фэнмянь выглядел раздражённым, нервным, его руки дрожали, а чашку с подноса он схватил так, будто нашёл сосуд с водой посреди пустыни. Позавчера ему было явно лучше. Что-то в его внешнем виде и поведении подсказывало Вэй Усяню: обезболивающий чай больше не помогает так, как нужно. Но если дозировка слишком мала, выяснить это было уже невозможно — Му Юйлун ясно дал понять, что усилить отвар больше некуда. Только безумец стал бы повышать концентрацию лекарства.       — Какое бы сильное золотое ядро не было у главы Цзян, всему есть предел. Так его только сгубить можно.       Оставалось надеяться, что связаться с Лань-дайфу получится, что письмо выбралось за пределы Юньмэна. Если же нет… Вэй Усянь не хотел думать о том, что грозит дяде Цзян в таком случае.       Солнце скрылось за горизонтом, с реки потянуло прохладой — Вэй Усянь невольно направился за бризом и немного отклонился от маршрута. Сам того не заметив, он оказался перед пирсом, с которого уже завтра утром надо будет отплывать, защищая честь Юньмэн Цзян во время праздника Дуань-У. Юноша почти не удивился, увидев перед ритуальной лодкой Цзян Чэна: тот придирчиво осматривал каждую щербинку, проверял яркость красок, проверял состояние рукоятей весел и даже легонько постучал по барабану, прислушиваясь к его звукам.       — Звучит в тональности гун, — громко сказал с настила Вэй Усянь. Цзян Чэн вздрогнул — судя по всему, он действительно не заметил его приближения.       — Точно гун? — резко спросил он, хлопнув по натянутой коже сильнее. — Новые барабаны часто звучат в шан.       Вэй Усянь протянул ноту для настройки — звук барабана идеально слился с ним в унисон. Цзян Чэн никак на его правоту не отреагировал. Сопя, он двигался по лодке, проверяя все, что можно: от крепости сидений до уровня высоты между передней и задней резными фигурами дракона. Глядеть на него мучительно вытянувшего в разные стороны руки, будто пытался сам себя четвертовать, было смешно и неловко. Как будто лодка, высота между носом и кормой могла измениться за день!       — Цзян Чэн, — позвал его Вэй Усянь, — тебе явно нужно успокоиться.       — Катись к своим травкам, — отозвался Цзян Чэн.       — Да с радостью, только тебя сперва захвачу.       — Ты вообще что делаешь тут?! Разве не должен присматривать за отцом?       — Он спит уже, — пожал плечами Вэй Усянь. Ну или притворился спяшим, чтобы подопечный мог с чистой совестью уйти, а сам будет вновь до рассвета мучаться головной болью. Увы, слишком вероятный сценарий. — И тебе пора, если завтра не хочешь на одной духовной энергии грести.       Цзян Чэн сперва опустил руки, а потом скрестил их на груди, стоя к Вэй Усяню полубоком.       — С чего ты решил, что он спит? Ты разве его не видел в последнее время? Он совсем истощен, весь на нервах, — Вэй Усянь открыл рот, чтобы что-то брякнуть в ответ, но Цзян Чэн избавил его от этой необходимости: — Столько дел, все вокруг так заняты: наставники, родители, ты… А-цзе вообще скоро уедет!       Эта новость огорошила Вэй Усяня. Недоуменно похлопав глазами он спросил:       — Куда это шицзе собирается?       — Слепой, что ли? В Ланьлин, конечно. Она столько времени с Павлином провела — небось предстоящую свадьбу обсуждали.       Вэй Усянь хотел рассмеяться, успокоенный слепотой Цзян Чэна, но его пронзила другая мысль, и смех умер, не успев родиться: а в чём он, собственно, был не прав? Сколь бы Цзысюань и Яньли ни были далеки от взаимной привязанности, высокие договорённости между главами кланов оставались в силе, и свадьба неумолимо приближалась. Яркий образ Цзысюаня в алом шёлковом одеянии вызвало у Вэй Усяня странное чувство: он точно не хотел, чтобы Павлин в таком виде ушёл во внутренние покои к ожидавшей его Яньли. Он вспомнил, как сверкали её глаза, когда она встретилась с Лань Сичэнем, и как горько ей было расставаться с ним в конце их тайного свидания. На Цзысюаня она так никогда не посмотрит!       Ну неужели никак…       — Тошно представить, как он с а-цзе покрывало снимет, — проговорил Цзян Чэн. У Вэй Усяня от сказанного пробежала дрожь по спине.       — Да не будет такого! — бездумно проговорил он. Цзян Чэн взглянул на него, подняв бровь.       — С чего бы? Помолвка, знаешь ли, это не горячий батат, чтобы туда-сюда перебрасывать. Лучше бы Павлину стать ей хорошим мужем, иначе я… — Цзян Чэн замолчал. Обычно на этом моменте Вэй Усянь предлагал в профилактических целях набить Цзинь Цзысюаню морду, но сегодня, впервые за долгие годы, безрассудного предложения от него не прозвучало. — Что-то ты молчалив сегодня. Всегда бы так.       Душный вечер у реки постепенно уступал место ночи, ветер приносил долгожданную прохладу, однако Вэй Усянь не чувствовал облегчения. Прикосновения переменчивого ветра вызывали у него тревогу.       Цзян Чэн назидательно хлопнул ладонью по лодке и спрыгнул на скрипнувший под его весом деревянный настил:       — Иди и сам спать. Если мы из-за тебя оплошаем на гонке, я…       — Переломаешь мне ноги, ага, — отозвался Вэй Усянь, невесело улыбаясь в спину Цзян Чэну.       Рябь пробежалась по поверхности реки, принося с собой мрачные мысли. Темнота сгущалась, а с ней и чувство беспокойства. Прятавшиеся на ветвях деревьев цикады разом застрекотали. Их пронзительное, монотонное жужжание породило дурное предчувствие в груди Вэй Усяня.       День праздника драконьих лодок настал, и на улицах царило веселье и радость. Яркое солнце освещало красочные процессии, люди радостно гомонили, предвкушая развлечения и гонку. Музыканты, одетые в традиционные одежды, наполняли воздух мелодиями древних инструментов, звуки музыки переплетались с веселым смехом и оживленными разговорами. Многочисленные танцовщицы своей грацией и мастерством завораживали зрителей, певцы соревновались в мастерстве, сказители надрывали глотки, повествуя об истории патриота Цюй Юаня, погружая их в атмосферу праздника. Улицы были усыпаны торговцами, предлагающими разнообразные угощения: цзунцзы, сладкие фрукты и свежеприготовленные лакомства.       Внутри стен Пристани Лотоса тоже хватало хлопот. Орденская малышня возилась вокруг старших адептов, чьи пальцы уже безнадежно окрасились в рыжий цвет краской из сюнхуаня, пока они выводили защитные символы на лбах детей, ещё не успевших сформировать золотые ядра. Больше всего детей столпилось возле Вэй Усяня:       — Дашисюн! Дашисюн, мне, мне, мне тоже!       У Вэй Усяня уже все пальцы окрасились рыжим и невольно возникло подозрение, что мелкие демонята тайком умываются и подходят к нему по два-три раза. Неужели в ордене столько детей?!       Едва он собрался возмутиться, как разукрашенная малышня загомонила и побежала в сторону показавшейся Яньли, за которой служанки несли несколько корзин с шелковыми талисманами тигрят и вышитыми мешочками-сянбао, плотно набитыми ароматной полынью. Девушки ловко принялись украшать детишек, строго-настрого запретив срывать амулеты: «Они защитят вас от злых духов и болезней!». Те, кто уже успел обзавестись обновками, ринулись назад к Вэй Усяню, едва успевшему вытереть руки:       — Дашисюн, а ведь ещё луки и стрелы должны быть!       — С чего вы это взяли? — удивился Вэй Усянь.       — Нам старшие рассказали, — недовольно загудели дети. — Что сделаем лук и стрелы, будем стрелять в злых духов!       — Ничегошеньки не знаю, — отозвался юноша, но дети сразу разгадали его обман по хитрому выражению лица. Вопль «Дашисюн!!!» взлетел к самым крышам зданий. Другие шисюны посмеялись над возмущением детей:       — А мы знаем что он задумал! Кто защекочет дашисюна, тому он сам лук сделает.       Спустя мгновение Вэй Усянь был погребен под вертлявой массой взбудораженных детей, только хвост мелькнуть успел.       Цзинь Цзысюань, как единственный ребенок в семье, смотрел на происходящее с благоговейным ужасом. Сжав в руках пучки рогоза и полыни, которые надо было привязать к дверям, он неуверенно обратился к подошедшему со спины и очень раздраженному Цзян Чэну:       — Так и должно быть?       — Нет, не должно, — едва приоткрыв рот сказал тот, резво подошел к горе из хохочущих детишек и за ворот вытащил невыносимо растрепанного, раскрасневшегося и помятого Вэй Усяня.       — А кто победил?.. — загундосил один из ребятишек, но тут же осекся, получив пронзительный взгляд наследника Цзян. Веселье лопнуло как мыльный пузырь. Детишек поманили за собой другие адепты, чтобы они не попали под горячую руку наследника ордена.       — Приведи себя в порядок! — встряхнул Цзян Чэн Вэй Усяня. — Гонка вот-вот начнется.

***

      Для Цзян Фэнмяня уже долго ночи проходили так, будто он падал в обморок, а приходил в себя ближе к утру, но последние две ночи были похожи на какой-то морок, насланный хитроумным демоном. Цзян Фэнмянь лежал обессиленный под тонким покрывалом, скорчившись, словно ребенок в утробе матери, потел, дрожал, болело все тело, но, в особенности — голова! Мужчина ощущал её перезрелым арбузом, который вот-вот лопнет, окропив все вокруг красным соком. Золотое ядро никак не помогало, а звать главного целителя… Не хотелось. До зубного скрежета не хотелось ему говорить о своем состоянии. Хотя умом он знал, как долго и упорно учился целитель, вера в мастерство Хэ-сюна упала куда-то на дно самой Ляньхуа. Что он за главный целитель, что ему все никак лучше не становится?! Обезболивающий чай, который когда-то приносил ему облегчение, теперь стал источником новых страданий. Вместо того чтобы уснуть, он видел под закрытыми веками сумрачные фигуры и слышал шепот нечисти, зловещих и готовых напасть на него. Галлюцинации стали его постоянными спутниками. Он видел тени, скользящие по стенам его дома, слышал шепот яо, то угрозами, то лестью пытавшихся заставить его пустить их на территорию Пристани Лотоса. Он пытался сопротивляться этим видениям, но они становились только более реальными и устрашающими.       Цзян Фэнмянь был на грани отчаяния.       «Ничего, ничего, А-Ин учится, он умный мальчик, он что-нибудь придумает, надо подождать, а до того…» Фэнмянь глубоко вдыхал, пытаясь отрегулировать течение ци в теле, но стоило ему добраться до головы, как все срывалось, он терял контроль, проваливался куда-то в темноту своего сознания и приходил в себя, тяжело дыша и не понимая, что происходит. Ночным отдыхом и не пахло, рассвет уже второй день вызывал резь в глазах Цзян Фэнмяня. Он назло своему недугу выходил из комнаты, запрокидывал голову к бескрайнему небу, и прерывисто дышал, заставляя себя вслушиваться в звуки утра.       Даже плеск реки бил ему по мозгам, но ничего-ничего… Цзян Фэнмянь продолжал свой бой. Он будет держаться с таким же достоинством, как команда гребцов, в искуссно вышитых парадных костюмах отправившихся подготовить лодку к старту.       Ближе к полудню на берегу Ляньхуа-У стояла толпа собравшихся, чтобы наблюдать за долгожданной гонкой на драконьих лодках. Взбудораженно трепетали флажки, растянутые между деревьями по берегам реки.       Цзян Фэнмянь с супругой, старейшинами и гостями заняли почетные места неподалеку от старта, который потом станет финишем: после прохождения промежуточной точки, лодки должны будут развернуться и вернуться в начальную позицию. На противоположном берегу реки разместились глава города со своими приближенными. Горожане приветственно поклонились представителям клана Юньмэн Цзян и пришлось отвечать им соответствующе, но усвоенный с детства ритуал вежливости дался Цзян Фэнмяню не просто. Гуань главы ещё никогда не казался таким невыносимо тяжелым.       — Что с тобой? — спросила его госпожа Юй встревоженно огладывая его бледное, покрытое испариной лицо и дрожавшие руки. Не дожидаясь его ответа, она поискала кого-то взглядом, разъяренно прищурила глаза и выразительно взглянула на немедленно скрывшихся в толпе Иньчжу и Цзиньчжу.       — Просто немного устал, ничего серьезного, — ответил Цзян Фэнмянь, пытаясь скрыть свое состояние. Безуспешная затея, ведь даже ничего не смысливший в медицине Цзинь Цзысюань поглядывал на него с очевидным ужасом. Как хорошо, что делегация горожан находится достаточно далеко, чтобы глава города не смог разглядеть его плохое состояние. После награждения победителей придется что-то срочно с этим сделать…       Личный помощник что-то спросил у Цзян Фэнмяня, тот наугад ответил «да» и тут же об этом пожалел. Помощник махнул сигнальным платком, с другой стороны реки махнули таким же. Пятьдесят лакированных барабанов дагу установленных на мосту громыхнули над ними, знаменуя старт. Толпа зрителей с обеих сторон завыла, заверещала, заулюлюкала, подбадривая свою команду. Обе лодки гребли скоро, рассекая воды Ляньхуа-У со всем изяществом, но команда Юньмэн Цзян на несколько мяо отстала от соперников, когда проплывали мимо почетных мест. Цзян Фэнмянь увидел, как юноши бросили взгляд на трибуны. Цзян Чэн потерял дар речи, а Вэй Усянь сбился с ритма, ошарашенно глядя на опекуна. К счастью, Лань Сичэнь сумел что-то крикнуть им обоим, и лодка снова пришла в движение, но упущенные мяо сыграли свою роль: команда города смогла вырваться вперед и флажок с промежуточной цели оказался в руках капитана раньше, чем Цзян Чэн потянулся за ним. Соперники вырвались вперед! Лодка опасно качнулась, обдав водой всю команду Юньмэн Цзян. С моста стартовой точки спустили утяжеленный маячок, сверху которого колыхался второй флажок — он принесет два балла и победу той команде, что доберется до него первой.       Наверное, Цзян Фэнмянь должен был гордиться тем, с какой ожесточенной уверенностью командовал его наследник, как вся команда слилась в едином порыве, а лодка неслась лазоревой стрелой, подобно настоящему дракону. Однако тошнота и неукротимая головная боль словно выставили стену между ним и окружающим миром, и тот миг, когда насквозь мокрый Цзян Чэн чуть не свалился с носа лодки, но успел схватить финишный флажок, он совсем не заметил. Гром барабанов с моста и восторженный рев окружающих окончательно его доконали. Кто-то потрепал его за рукав. «Ах, верно, победители… надо поздравить» — Цзян Фэнмянь встал, пытаясь понять, кто вообще победил. Глаза видели все хуже, будто на него надели странные круглые шоры, но в самый последний миг он успел заметить яркий финишный флаг среди пурпурных одежд команды Юньмэн Цзян. Гордость в его душе царила ровно мгновение — сразу после к горлу подкатил его скромный завтрак и наступила темнота.

***

      Хаос, поднявшийся после драматичной потери сознания главы ордена, не поддавался описанию. Но среди всех криков и громогласных распоряжений громче всех прозвучал отчаянный вопль Цзян Чэна: «Вэй Усянь, что ты дал ему?!». Госпоже Юй достаточно было посмотреть в сторону до смерти побелевшего Вэй Усяня, как его уже схватили в тиски суровые люди из «Лянь Е». Один удар сердца — духовную энергию юноши запечатали, второй — его, как есть, прямо в мокрой одежде потащили к ногам искрившейся яростью госпожи Юй. Целители поспешно уносили Цзян Фэнмяня на полотняных носилках в лазарет.       — Что за отвар ты готовил для главы ордена? — гневно спросила она. Рука Вэй Усяня неумолимо зазудела, горло сжало спазмом. Его молчание женщина приняла за нежелание отвечать, тут же хлестнув его по спине Цзыдянем. Кроме болезненного вскрика, она ничего не добилась, так что сквозь зубы бросила:       — В Чуаньюй его.       Вэй Усяня тут же увели.

***

      Лань Сичэнь до сих пор одетый в непривычный влажный пурпур, вбежал в выделенную им с братом комнату. Время играло против них: если раньше он считал, что несколько дней письма в пути туда и обратно вполне приемлемы, то теперь надо было придумать что-то другое. Если вложить достаточно духовных сил, то можно послать и бабочку, но та летит не сильно быстрее обычного гонца-заклинателя…       Паника крала здравомыслие наследника Лань. Его взгляд остановился на письменном столике, где лежало почти готовое письмо брата. Что-то отвлекло Ванцзи прямо в процессе написания, оставив предложение нехарактерно незаконченным. Что ж, вряд ли брат будет возражать, если он добавит несколько строк от себя и тут же вручит послание самому быстрому посыльному на мече.       Он почти рухнул у стола, схватившись за кисть, и совершенно не заметил, как младший брат дёрнулся в его сторону. «А может, лететь самому? Да зачем тогда писать письмо? Надо бы сразу, пока суматоха…»       Но тут Лань Сичэнь неосознанно вчитался в строки, выведенные рукой брата. Затем он перечитал их осознанно, чувствуя как его сердце холодеет. Он поднял недоверчивый взгляд на младшего брата:       — Ты следил за мной?       Лань Ванцзи ничего не ответил — ответ и не требовался, все доказательства у Сичэня перед глазами. Тот в ужасе отшатнулся от младшего брата, несколько раз нарушив правило о чистоте речи, не в силах понять, с чего ему стоит начать вопрос, но в итоге взмахнул письмом и напряженно спросил:       — Чем я заслужил такое отношение ко мне?       — Мы — сыновья нашего отца.       — И?! Я сделал что-то непозволительное? — возмутился Сичэнь.       Ответ брата ударил молотом по наковальне:       — Мог.       Лань Сичэнь беззвучно открыл и закрыл рот, словно рыба, выброшенная на берег, потеряв способность спокойно дышать.       — Мог… Вот как ты обо мне думаешь?       — Дело не в моих мыслях… — Сичэнь оборвал брата движением руки. Одна строка в послании привлекла его особенное внимание.       — Я… и Вэй Усянь? — он посмотрел на брата широко распахнув глаза. — Ванцзи. Серьезно?       — Предосудительная близость, — коротко ответил тот, но в глубине его взгляда мелькнула неуверенность. Лань Сичэнь хотел схватиться за голову и закричать, чтобы разбудить себя от кошмара, наверняка вызванного душным воздухом Пристани Лотоса. Его блистательный брат, первый ученик, образец для подражания всего ордена Гусу Лань… Как он может быть таким идиотом?..       — А-Чжань, правило пятнадцать.       — «Будь верным другом», — без запинки ответил младший Нефрит.       — Правило пятнадцать, — жестко повторил Лань Сичэнь. Лань Ванцзи моргнул — знак озадаченности — но повторил сказанное. Сичэнь в третий раз потребовал того же и когда услышал ожидаемое, резко взмахнул письмом. — «Предосудительная близость»?! Какого рода мне интересно!       — Громкие разговоры, совместное пребывание, постоянные прикосновения Вэй-гунцзы к сюнчжану… — Лань Ванцзи на мгновение стушевался под прямым взглядом брата. Для постороннего это было бы незаметно, но на то они и Два Нефрита. Как-то собравшись, он всё же продолжил: — Я потому и попросил дядю прислать наньсяо, чтобы отвлечь тебя от... мужеложства.       — Я ехал сюда к другу! И… чтобы увидеться с Цзян-гунян!.. — раздосадованным шепотом проговорил Сичэнь. — И если ты сейчас подумаешь: «Ах, но она же обручена», то ты правда считаешь, что моё сердце не сжимается каждый раз, когда я вспоминаю об этом?!       Он приподнялся на коленях, взмахнув письмом брата:       — Будто я не думаю: «Не смотри на неё столько, слухи пойдут», но взгляда всегда недостаточно. Будто я не считаю шаги, чтобы не оказаться от неё слишком близко — но даже чжана расстояния достаточно, чтобы я задыхался от восторга. Я помню каждую её черту. Я хотел бы нарисовать её: тушью, углем, охрой, кистью, пальцами… Но разве мне самому не ясно, чем опасны её портреты в моей комнате? Так чем же я по твоему провинился, скажи мне, а-Чжань?       — Сюнчжан мог…             — Мог что? — устало проговорил Сичэнь.       — Как отец.       Сичэнь прикрыл глаза. Выдержав мгновение тишины, он глубоко вдохнул и посмотрел на брата. Выражение его лица заставило Лань Ванцзи почувствовать себя маленьким, словно он снова, после долгого перерыва, намочил постель.       Сичэнь хотел спросить: «Зная, как мы с отцом ладим, ты действительно решил, что я могу пойти по его стопам? Вы вместе с дядей решили, что я — потенциальный насильник, которому глубоко плевать на все, если тело велит взять желаемое? Так вы обо мне думаете?!». Но за первой вспышкой молчаливого гнева последовало просветление — Сичэнь с шумом втянул воздух и произнес:       — Одно ты сказал верно. Дело не в твоих мыслях. Дядя. Это с ним я буду говорить, когда мы вернемся.       Он резко поднялся, не глядя на брата.       — А сейчас мне нужно спасти человека, а то и двух.       Сичэнь прошёл к своему письменному столику и, не оборачиваясь, сказал:       — Пейзаж реки воистину прекрасен. Думаю, тебе стоит насладиться им.       Лань Ванцзи молча оценил изящество, с которым его только что прогнали.       Клан Гусу Лань славится своей строгой иерархией, которая неизбежно порождала ситуации, когда одно было недоступно одним, но позволено другим.       Лань Сичэнь со всем тщанием снял налобную ленту и разложил её перед собой на письменном столике, резко отодвинув накрытое тканью блюдо, от которого пахло цзунцзы. Разровняв пальцами мельчайшие складки, он сосредоточился на том, чем эта полоса ткани должна была сейчас стать: внутриклановым средством связи. Контакт могли инициировать только два человека — глава клана и наследник. Все остальные могли лишь отозваться, когда их призовут.       Единственный раз в жизни отец говорил с Сичэнем дольше, чем цзы, — когда обучал его технике связи. Но когда Сичэнь позже пытался использовать её, отец редко отвечал более чем одним словом, быстро обрывая контакт.       Неважно. Сейчас ему был нужен совсем другой человек.       Лань Сичэнь прикрыл глаза, решительно отгоняя прочь волнения и тревоги. Сосредоточив духовную энергию на кончике указательного пальца, он уверенно простучал по полосе ткани последовательность звуков, складывающуюся в имя: «Лань Чжанцзинь».       Лань-дайфу ответила почти сразу: кончики ленты вздрогнули, передавая вопрос: «В чём дело, наследник?» Лань Сичэнь глубоко вдохнул и начал стучать, аккуратно передавая сообщение о случившемся в ордене Юньмэн Цзян. Он тщательно контролировал расход духовной энергии, но к концу передачи чувствовал себя измождённым и боялся, что связь оборвётся в любой момент.       К счастью, ответ пришёл вовремя: «Я догадываюсь, в чём может быть причина. Мне нужно увидеть больного и как можно скорее».