Красота в глазах смотрящего

— Ludovico Einaudi — Experience

За тридцать лет жизнь Чу Ваньнин так и не достиг даже минимальных высот социализации, но три вещи он научился делать с определенной долей уверенности: вызывать пожарных, приглашать полицию и трясти справочную медицинской службы до полной капитуляции. Спустя час он уже знал куда подъехать и что с собой привезти, чтобы не быть бесполезным. Документы Мо Жаня он забрал у бледноватого и трясущегося Ши Мэя, зачем-то вцепившегося в папку из бардачка помятой машины, прежде чем машину забрали на экспертизу прибывшие на вызов специалисты. На всякий случай проверив все, что было вложено, Ваньнин обнаружил отсутствие паспорта и медицинской страховки. После этого у Ши Минцзина обнаружилась еще и сумка Мо Жаня, а потом и его телефон, убранный в карман бессознательно. — Возьми такси и езжай домой, — это впервые, когда в ответ на какие-то путанные протесты Ваньнин пользуется своей никогда не упоминаемой властью бывшего наставника, а заодно первого заместителя главного редактора: — Утром тебе нужно будет быть на рабочем месте и убедиться, что вы не зря торчали в офисе до середины ночи. От меня там толку не будет, я понятия не имею, что вы там исправляли. Доделай дело до конца, Ши Минцзин! Чу Ваньнин никак не упоминает о состоянии Мо Вэйюя и того, что эта чертова накладка в печати буквально последнее важное дело, которым он занимался. Если что-то случится, Юйхен не сможет перестать думать, что будь он с ними там, происшествия могло и не произойти. И знает, что мучиться совестью за «недоделку» будет и Ши Мэй, поэтому и просит довести начатое до конца. Чтобы не вспоминать, что важная — и последняя — для Мо Жаня задача осталась висеть халтурой, с которой типографы могли разобраться весьма своеобразно — и не в пользу издания. Ши Мэй кивает, как китайский болванчик, и уголки глаз у него краснеют от непролитых слез, скомкано прощается, а потом на деревянных ногах идет в сторону такси, которое Ваньнин попросил задержаться, чтобы водитель отвез его сотрудника домой. Даже заплатил за этот, без сомнения, не близкий путь. В приемном покое суеты словно и не существует. Вопреки позднему часу, персонал продолжает заниматься своими делами, если есть, если нет — скрывается в ординаторской. Оттуда слышатся голоса и пахнет пищей, слышится шелест бумаг, звуки работающего принтера и даже ненавязчивая музыка. Так же быстро, как пострадавшего внесли в базу и оформили в отделение, эти люди отпускают напряжение и расслабляются. Некоторые группами по два-три человека идут курить. К одной такой группе присоединяется и Юйхен, завязывая сдержанный, ощутимо утомленный разговор. Эта его усталость вместе с сигаретой в руках неуловимо вызывают у новых знакомых улыбки. Вскоре он уже узнает, что, как и куда, и отправляется к стойке регистратуры. Он болтает о пустом с улыбчивой постовой сестрой, пока она забивает данные Мо Жаня в системе, когда позади него раздается знакомый низкий голос: — Учитель? Ваньнин едва не упускает из рук все вещи Мо Жаня от неожиданности. Ученик, о котором он вертел в голове нервные мысли весь последний час и даже больше, стоит за его спиной. Первое, что бросается в глаза в его облике — это широкая и плотная повязка, охватывающая его голову и плотную нашлепку на виске. Длинные волосы собраны в низкий хвост, так они выглядят короткими и сильно приглаженными к голове. Второй заметной деталью становится огромное пятно засохшей крови, растекшейся по белой рубашке свидетельством несчастья. Ваньнин остается стоять с бешено бьющимся сердцем, словно пойманный на месте преступления преступник, пока, наконец, не справляется с постоянной панической волной реакции на этого человека и не поворачивается к нему полностью: — Мо Жань? Как ты… Почему ты здесь? — странный вопрос, но после истерики Ши Мэя по телефону он думал, что Мо Жань уже как минимум в коме и борется за свою жизнь. Через секунду ему стало стыдно за свою впечатлительность, и он разозлился сам на себя за излишне бурную реакцию. Наверняка ведь нафантазировал себе черт знает что, потому все и закончилось тем, что теперь он здесь, и Мо Жань тоже здесь и смотрит на него удивленными глазами. Соблазн бросить все и сбежать к черту, драматично взмахнув полой плаща, был велик, но в этот момент сзади на стойку шлепнулись документы ученика, и Чу Ваньнин автоматически повернулся, чтобы забрать их и бережно прибрать обратно в сумку. Мо Вейюй безмолвно следил за его аккуратными движениями, после чего приблизился. — Вас вызвал Ши Мэй? Вот засранец, всех кого мог переполошил посреди ночи, — он цокнул и издал смущенный смешок. — Я просто сильно ударился и поранил висок. От удара потерял сознание, естественно было море крови, среди волос еще и размер раны не видно… В реанимации меня обследовали, но поскольку ничего серьезнее легкого сотрясения и раны у меня не оказалось, меня… меня уже отпускают, учитель, — в голосе ученика слышалась теплая улыбка. Ваньнин ощутил, что у него горят кончики ушей, и прикрыл глаза. — Я рад, что с тобой все хорошо, — сдержанно отозвался он, и, сделав глубокий вдох, как перед прыжком в воду, все-таки отвернулся от стойки и встретился с Мо Жанем лицом к лицу. Несколько мгновений они смотрели друг на друга, прежде чем Мо Вейюй потянулся и аккуратно положил за спину несколько листов. — Вот, мне на выписку, — лаконично сообщил он сестре. Ваньнин тактично отошел в сторону, чтобы не мешаться, потом, опомнившись, передал Мо Жаню все его документы. На несколько минут все погрузилось в тишину, только делала записи и распечатывала бланки постовая сестра. — Я не знал, что ты в порядке, иначе бы заехал к Сюэ Чжэнъюну и прихватил что-нибудь переодеться, — Чу Ваньнин, отягощенный тишиной, подал голос и рукой подергал свою рубашку в том месте, где у Мо Жаня остались следы крови. Тот бросил на него короткий взгляд, по губам пробежалась короткая улыбка, обозначившая на лице красивые ямочки, и он взглянул из-под ресниц, как будто Чу Ваньнин опять задает ему дополнительные вопросы на коллоквиуме, а Мо Жань ничуть не удивлен, что шицзунь спрашивает с него строже, чем со всех прочих. — Я счастлив, что учитель не знал и не поехал к дяде. Только волнений тетушки и семьи Сюэ полным составом тут не хватало, — на секунду мужчина не удерживается и закатывает глаза. Ваньнин хмыкает, отлично понимая своего ученика и босса. Этого никогда не говорили вслух напрямую, но Чу Ваньнин был в курсе, что с вероятностью в семьдесят процентов, причиной женитьбы Мо Жаня в свое время являлась госпожа Ван. Эту женщину с ума сводил тот факт, что ее сын воротит нос от большинства красавиц, подобранных заботливой матушкой для своего чадушка, поэтому ястребиный взор женщины переводился на племянника снова и снова. И в конце концов, ее настойчивость окупилась, пусть это и не продлилось долго — Сун Цютун, амбициозная красавица и меркантильная акула, каких мало, быстро разочаровала мужа, и сама разочаровалась в браке, удалившись в закат, едва не отхватив напоследок все, что было дорого Мо Жаню. Лишь щедрые отступные и хитрющие юристы помогли Вейюю сохранить остатки нервов и содержимое банковских счетов в целости. Однако ни Мо Жань, ни семья Сюэ не забыли, кто стал катализатором сначала радостного, а потом и этого события. А-Жань стал реже мелькать перед глазами тети, говорил вежливо, звонил строго по праздникам и ради дела, не слушая никаких уговоров сойтись с кем-нибудь еще — в некотором смысле, он уже был научен горьким опытом. Ваньнин, практикующий примерно ту же тактику, отлично понимал и разделял причины поведения и методы своего ученика. Это не было отчуждением или холодом — просто демонстрация беспомощности перед чужим напором. Проще было не лезть на рожон и сохранять приличную дистанцию, иметь запасной план, а так же парочку путей для отступления. Некоторые женщины были рождены для того, чтобы в своей жизни быть свахами. К несчастью госпожи Ван, сколько бы попыток они ни совершила, в тяжелое время современности, когда приложения для знакомств процветали, услуги свах не пользовались такой уж популярностью у молодых людей и даже у ее ровесников. Кроме того, на самом деле у женщины не было всамделишнего таланта в этой сфере, просто из вежливости никто не смел ей на этой указывать. Явно уловив мысли друг друга, Мо Жань и Чу Ваньнин не сдержали смешливого фырканья, и в конце концов, улыбнулись друг другу. Глядя на то, как широко и ярко улыбается его ученик, Ваньнин тоже не смог сдержаться, и улыбнулся так, что глаза почти превратились в хитрые месяцы. — Прошу, ваши выписные документы, — подала голос девушка из-за стойки, и на поверхность шлепнулась потолстевшая папочка. — Оплата… Ваньнин оставил ученика завершать процесс вызволения — попасть в больницу было не в пример проще, чем из нее выписаться, похоже, — а сам качнулся вновь курить возле ближайшего разрешающего знака, спрятавшись от промозглой мороси под козырьком крыши. Забавно, но по пути в больницу он был так взволнован, что совсем забыл про зонт, а вылетев из такси, даже не заметил дождя. Сейчас ему впервые стало холодно из-за промокших вещей, а заодно он обнаружил, что в его правом ботинке хлюпает. Это позабавило его, а не расстроило. Одного того, что с Мо Жанем все было хорошо, было достаточно для того, чтобы Ваньнин с легкостью отмахнулся от всех унылых размышлений, которых за эту ночь успел передумать с месячную норму. Промокшие вещи и ботинки были не так уж и важны, на самом деле. Привалившись спиной к стене здания, Ваньнин с какой-то беспомощной нежностью растерянно подумал, что Мо Вейюй когда-нибудь сведет его с ума. В какой-то момент он поймал себя на мысли, что теперь готов вернуться домой — и наконец-то лечь спать. Бессонница, потрепанная переживаниями и долгой активностью носителя, беспомощно убрала свои щупальца от разума Чу Ваньнина, оставив плавать в полностью удовлетворенной сонной дымке. Следовало попрощаться с Мо Вейюем и отправляться домой, решил Юйхен, и уже решительно затушил окурок, когда Мо Жань неожиданно вынырнул у него из-за плеча, моргнул на тупо давящего бычок о край урны учителя, и растерянно пробормотал: — Никогда не видел, чтобы вы курили, учитель… Чу Ваньнин хмыкнул и чуточку горделиво приосанился, хрустнув позвонками. Мо Жань дернул уголком губ на этот жест, но вскоре встрепенулся, явно уловив какую-то мысль, посетившую его немногим ранее, и бездумно предложил: — Пойдемте в бар, учитель? Ваньнин выразительно постучал себя по голове, по тому месту, на котором у Мо Жаня была нашлепка под повязкой, а потом нахмурился и осторожно протянув пальцы обвел самыми кончиками очертания будущего синяка вокруг глаза со стороны полученной раны. — Красавец, — сжалился Ваньнин, отстранился и намекающе постучал себя по пустому запястью. — Ты хоть представляешь, который уже час? Мо Жань не представлял. Он лишь обвел посеревшие рассветом улицы потерянным взглядом, оценил затянутое низкими влажными тучами небо, припомнил, что в городе накануне объявили повышенный уровень опасности из-за урагана. Потом посмотрел на мокрого и с синяками под глазами Чу Ваньнина, и в глазах его что-то мелькнуло. Юйхен мог бы поклясться, что то была беспомощная нежность и сожаления, но он даже думать запретил, чем мог вызвать такие эмоции. В конце концов, он терпеть не мог жалости к себе. — Тогда… До встречи? — неловко предложил Мо Жань, и опять напомнил Ваньнину себя на несколько лет моложе. — До встречи, — Чу Ваньнин не стал медлить и первым вытащил телефон, вызывая две машины, чтобы отвезти людей на два разных адреса — Мо Жань услугами такого рода никогда не пользовался, будучи все время водителем. Он проследил, как Мо Вейюй быстро пересек пустое пространство перед больницей и нырнул в салон, после чего машина уехала, и на ее месте остановилась другая, уже для него самого. Сделав глубокий вдох, Чу Ваньнин решительно шагнул под дождь.