Song of the Dragon Queen / Песнь драконьей королевы

Два месяца спустя.

***

В столице утро вступило в свои права, и первые лучи солнца настойчиво проникли сквозь узкие окна, пробиваясь в одни из покоев Твердыни Мейгора. Золотистый свет, проникая в полумрак, ласково касался каждого предмета, словно пробуждая их от ночного сна. Лучи солнца скользили по массивным стенам, украшенным гобеленами с изображениями драконов и баталий, что гармонировали с непристойными изображениями похоти и отражались в начищенных до блеска предметах, стоящих в кабинетах. Свет играл на полированной поверхности деревянной мебели, подчеркивая ее изящные линии и искусную резьбу. Особое внимание солнечные лучи уделили белокаменному макету Старой Валирии, занимавшему почетное место у окна. Башни и дворцы древнего города, филигранно вырезанные из камня, будто оживали под лучами утреннего солнца, приобретая определённое настроение. Свет пересекался на их вершинах, создавая причудливые узоры теней, словно напоминая о потерянном величии и трагедии одной из великих цивилизаций. Но самые яркие лучи солнца направились к кровати, стоявшей в центре комнаты. Балдахин из тяжелого алого шелка был откинут, открывая взору простыни, скомканные от страстных объятий. И именно отсюда, из-под вороха одеял, доносились стоны и звонкие шлепки, нарушавшие тишину покоев; свет, играя на складках шелковых простыней, вырисовывал на них замысловатые узоры, как бы стремясь прикрыть наготу тел, сплетенных в страстном объятии. С каждым движением, с каждым стоном, с каждым шлепком, свет и тень переплетались в причудливом танце, создавая картину истинного наслаждения. В воздухе витал аромат легких благовоний, смешанный с запахом пота и возбуждения, который кружил голову и будоражил кровь. Свет скользил по оголенной спине девушки, её кожа сияла нежным перламутром в лучах восходящего солнца. Каждый изгиб, каждая линия, каждая ямочка были созданы для того, чтобы вызвать восхищение и желание. Свет касался и её серебряных волос, разметавшихся по спине, превращая их в сверкающую реку, струящуюся по белоснежной коже. Пока пальцы, впившиеся в плечи мужчины, лежащего на перинах, были словно маленькие якоря, удерживающие её на месте, а ногти оставляли на его коже легкие отметины, свидетельствующие о том, что происходит сейчас. Её тело изгибалось в такт его движениям, каждый толчок отдавался гулким эхом в груди. Стон сорвался с её губ, смешиваясь с его тяжёлым дыханием. Она откинула голову назад, позволяя серебряным волосам рассыпаться по спине, а глаза её были полузакрыты от нахлынувшей волны наслаждения. Влажные губы приоткрылись в безмолвном крике, когда пик удовольствия начал надвигаться. Его взгляд был прикован к ней, к её лицу, искажённому страстью. Он видел, как она отдаётся этому моменту целиком и полностью. Его руки крепче сжали её бёдра, направляя её движения, усиливая наслаждение. Он чувствовал её жар и трепет, и это возбуждало его ещё сильнее. Он издал глухой рык, когда они вместе достигли вершины, и их тела содрогнулись в унисон. Его руки переместились на её талию, притягивая еще ближе. Он чувствовал, как её грудь касается его груди, как её живот вжимается в его. Это было безумное, всепоглощающее чувство, которое заставляло его забыть обо всем на свете. После жаркого натиска тела обмякли на шелковых простынях. Дыхание постепенно выровнялось, и в покоях вновь воцарилась тишина, нарушаемая лишь тихим шёпотом ветра за окном. Лучи солнца, словно заговорщики, продолжали свой танец на их обнажённых телах, подчёркивая красоту и чувственность момента. Шелк простыней ласкал кожу, контрастируя с легкой дрожью, пробегавшей по телу девушки, а он, перевернув их, склонялся все ниже, его дыхание обжигало щеку, прежде чем его уста накрыли её розовые губы в нежном, но требовательном поцелуе. Она ответила, инстинктивно приподнимаясь навстречу, пальцы зарылись в его серебристые волосы. Тело отозвалось на прикосновения, против воли подчиняясь порыву отца. Его руки скользили по спине, вызывая мурашки, и она не могла, да и не хотела, этому сопротивляться. Чувство вины и стыда боролось с нахлынувшей волной похоти, но последняя одерживала верх, затуманивая разум, лишая возможности мыслить здраво. Влага семени между ног, оставленная мужем, ощущалась теперь уже не как что-то чужеродное, а как продолжение их слияния, печать греховной близости. Каждый его поцелуй, каждое прикосновение стирали грань между отцом и мужчиной, оставляя лишь ощущение всепоглощающей страсти. Сребровласая задыхалась от возбуждения, желая, чтобы это никогда не заканчивалось. Её пальцы, нежные, но уверенные, обвили его лицо, словно стремясь запомнить каждую линию, каждую едва заметную морщинку. Кончики пальцев коснулись его губ, задерживаясь на мгновение, будто пробуя их на вкус. Это касание было легким, почти невесомым, но в то же время полным обещания, невысказанных слов и скрытых желаний. Она смотрела в его глаза, ища там ответ, подтверждение тому, что чувствует сама. Но момент был безжалостно разрушен. Утробный рев, прорезавший тишину умиротворенного утра, заставил отвлечься; не убирая своих рук от его лица, инстинктивно, она метнула взгляд к открытому окну, откуда доносился отголосок драконьего крика; над Королевской гаванью, словно сошедший со страниц старинных легенд, пронесся ярко-жёлтый силуэт. То была Сиракс, что во всем своем великолепии парила в утреннем небе. Её чешуя сверкала на солнце, словно расплавленное золото. Зрелище было одновременно завораживающим и пугающим, напоминая о силе, что дремала под тонкой коркой мира, готовая пробудиться в любой момент. Взгляд королевы, прикованный к дракону, был полон тревоги и предчувствия. Сиракс, словно гордая повелительница небес, парила над Королевской Гаванью, её жёлтые крылья рассекали воздух, создавая тихий, но слышимый свист. Ярко-желтый силуэт драконицы, словно выкованный из расплавленного золота, взмывал над городом, отбрасывая тень на его извилистые улочки и высокие башни. С высоты, Королевская Гавань предстала во всем её великолепии и убогости — такой противоречивой она была. Красный Замок, словно громадный каменный зверь, поднялся на холме Эйгона, его башни и стены устремлялись ввысь, стремясь подняться выше облаков, в то время как в подножии замка раскинулся лабиринт улиц и переулков, заполненных домами, лавками, тавернами, борделями и прочими злачными местами. Сверху они казались разноцветными пятнами, беспорядочно разбросанными по земле, например, россыпью драгоценных камней, вперемешку с грязью и мусором. Богатые кварталы с их массивными, огромными домами, украшенными гербами знатных родов, контрастировали с бедными районами, где хижины и лачуги теснились друг к другу, словно боясь упасть. Великолепная септа, а также Драконье логово возвышались над городом, напоминая о власти Богов, в то время как в темных переулках процветали преступность и пороки. Корабли из разных уголков мира привозили товары и новости, но в то же время гавань была пристанищем пиратов и контрабандистов. Аромат благовоний сочетался с запахом гнили и нечистот, создавая неповторимую атмосферу города, где богатство соседствовало с нищетой, святость — с грехом. Столица сверкала под лучами солнца, отражая богатство и мощь короны, но таила в тени её недостатки. Сиракс грациозно парила в небе, а её крылья плавно рассекали воздух, позволяя ей легко и непринужденно скользить над городом. Она чувствовала себя в своей стихии, наслаждаясь свободой полета и ощущая мощь своего тела, пока на спине, в драконьем седле, восседала Рейнира Таргариен. Ее серебристые волосы, заплетённые в тугую косу, развевались на ветру, а руки крепко держала поводья, умело управляя своей драконицей. Она чувствовала каждое движение Сиракс, каждую её мысль, будто они были одним целым. Рейнира любила полеты с Сиракс, это давало ей чувство свободы и власти, которыми, как считала, она не обладала там, на земле. В небе она могла забыть о дворцовых интригах и собственной ненужности, и просто наслаждаться существованием мира. Её взгляд был устремлен вдаль, она осматривала город, стараясь увидеть все, что происходит внизу. На всем протяжении улиц и площадей, домов и низших заведений, стараясь уловить малейшие изменения, хоть что-то новое. Но всё было, как и всегда. Даже здесь, в небесной выси, её не покидало чувство одиночества, которое грызло ее изнутри, словно голодный зверь. Увы, но младшая сестра, Валейна, держала на неё стойкую обиду, виня ту во всех своих несчастьях, тогда как отец, который наконец получил долгожданных сыновей, наследников, совсем перестал обращать на нее внимание, как будто она перестала существовать для него. Ей казалось, что она стала лишь тенью, блуждающей по коридорам замка, никому не нужной и никем не любимой. Порой она задавалась одним вопросом: «Для чего же она пришла в эту жизнь?». «Точно не для того, чтобы жить счастливой», — так считала девушка. Принцесса Рейнира, восседая на спине Сиракс, окинула взглядом Королевскую Гавань, и в фиолетовых глазах читалась смесь уходящей силы и глубокой тоски. Город раскинулся под ней, как огромная мозаика, собранная из кусков роскоши и несправедливости, величия и порока. Она видела высокие башни Красного Замка, устремленные в небо, видела лабиринт улиц, где кипела жизнь простых людей, видела сверкающую гладь залива Черноводной, по которой скользили корабли, прибывающие из разных уголков мира. Но даже на такой высоте Рейнира не находила покоя. Напротив, чем шире открывалась панорама города, тем сильнее сжималось её сердце. Ей были представлены улицы, где люди нищенствовали и голодали, где процветала преступность и несправедливость. Она видела дома, где плелись интриги и заговоры, где жажда власти и богатства отравляла душу. Все это было частью ее памяти, частью того мира, который, возможно, однажды она подвергнет изменениям. Как и свою собственную жизнь. Но вместо гордости и воодушевления она ощущала легкую тяжесть тревоги и глубокое разочарование. Губы Рейниры невольно поджались в тонкую линию. В последнее время это происходило все чаще и чаще. Эта слегка заметная гримаса выразила ее смятение, её нежелание принимать правила жестокого мира, связанные с ней; почему она должна им следовать, если хочет совершенно иного? Она крепче сжала поводья, как бы удерживая не только Сиракс, но и саму себя – от порыва вырваться из этой золотой клетки, от желания сбросить с плеч бремя ожиданий и чувств. Пальцы побелели от напряжения, а костяшки остро прижались изнутри к бледной коже. В этот момент, когда принцесса погрузилась в свои мрачные мысли, словно очнувшись от глубокого сна, раздался громогласный рев Сиракс. Он пронзил воздух, заставив юную наследницу вздрогнуть и вернуться в реальность. Драконица, казалось, чувствовала её настроение, её внутренние метания. Рейнира моргнула, отгоняя наваждение. Она окинула взглядом свою драконицу – молодую, крепкую и преданную. Сиракс была единственным существом, которому она могла доверять всецело, единственным, кто понимал её без слов. Собравшись с духом, Рейнира слегка дернула поводьями, направляя Сиракс в сторону Драконьего Логова. — Пора домой, — прошептала она, больше себе, чем драконице, — Домой, Сиракс. Исполняя приказ своей наездницы, Сиракс плавно развернулась в воздухе и направилась к Драконьему Логову, древней крепости, расположенной на холме Рейнис.

***

Королевский сад благоухал ароматами роз, мирта, клематиса и жасмина. Настоящий оазис спокойствия в шумной и суетливой местности Гавани. Среди насыщенной свежей зелени и пестрых клумб, словно незабываемый цветок, прогуливалась Алисента Хайтауэр. На ней было надето легкое красное платье, мягко облегающее её фигуру, что словно и не знала родовых мучений, сохранившую свою красоту в полную силу, и подчеркивающее ее аристократическую бледность, среди которой выделялись лишь слегка порозовевшие щеки. Ткань, а именно опущенные и свободные рукава, плавно колыхались при каждом движении, создавая впечатление, будто она плывет по саду, а не идет. Движения Алисенты были плавными и грациозными, но в них чувствовалась некая сдержанность, как будто она старалась контролировать каждый свой шаг. Её руки лежали на животе, что придавало ей вид задумчивый и умиротворенный. Могло показаться, что она просто наслаждается тишиной и покоем сада, вдали от дворцовых интриг и обязанностей королевы. Но на самом деле, в глубине души рыжеволосой бушевали сложные и противоречивые чувства. Её взгляд был направлен в небо, где парила прекрасная Сиракс: драконица, как золотое божество, кружила над городом, вызывая восхищение у простых людей, тогда как сама Хайтауэр смотрела на неё не с восторгом, а с тихой грустью. Когда она увидела Сиракс, в её сердце кольнуло. В памяти всплыли времена, когда она и Рейнира были неразлучны. Они вместе читали книги в библиотеке, делились секретами в саду и вместе ездили в Драконье логово к драконице, только девушка из-за страха не подходила к ней слишком близко, но и то казалось ей свободой. Но теперь всё изменилось. Она была женой короля, матерью его сына, и её жизнь была подчинена бесконечным дворцовым правилам и обязанностям. И своему долгу. Она больше не могла позволить себе быть свободной и беззаботной, как раньше. Она больше не могла просто так прийти к принцессе и поделиться своими мыслями и чувствами. Между ними выросла стена непонимания и обиды, которая казалась непроходимой. Её взгляд оставался прикованным к Сиракс, но в её глазах читалась не только грусть, но и принятие. Она приняла свою судьбу, какой бы горькой она ни была. Она знала, что должна быть независимой и мудрой, чтобы исполнить свой долг, как полагается. И она сделает всё, что в её силах, чтобы его выполнить, даже если это будет стоить ей счастья. Рыжеволосая продолжала наблюдать за медленным танцем Сиракса в небесной выси, но теперь взгляд стал рассеянным. Присутствие отца ощущалось давящей тяжестью, как будто невидимая стена, воздвигнутая между ними. Его проницательный взор, казалось, проник в самые потаенные уголки её души, вытаскивая на свет давно похороненные страхи и опасения. Отец, как всегда, был превосходен. Его темный камзол, с вышитым на воротнике гербом Хайтауэрова, сидел идеально, вытягивая его статную фигуру. Легкая седина в висках придала ему вид мудрый и влиятельный, но в то же время – неприступный и отстраненный. Он был воплощением власти, десницей короля, правой рукой правителя, человеком, привыкшим добиваться своего любыми средствами. — Ты слишком задумчива в последнее время, — повторил Отто, нарушая тишину сада своим ровным тоном. Алисента вздрогнула, как будто её застали за чем-то запретным. Она резко отвела взгляд от неба и перевела его на отца. Её губы тронула слабая, натянутая улыбку, стремясь скрыть истинное состояние души. — Нет, отец, всё хорошо, — ответила она, стараясь, чтобы ее голос звучал непринужденно, — Просто наслаждаюсь утренней прохладой и чудесным садом. Она слегка улыбнулась, надеясь, что эта игра поможет ей избежать нежелательного разговора. Но Отто был слишком проницателен, чтобы не увидеть ложь. Мужчина поджал губы, выражая свое недоверие и неодобрение. Его взгляд стал еще более пристальным и изучающим, как будто он пытался разгадать тайну, которую представляла собой его дочь. В этом взгляде читались одновременно и забота, и скрытое раздражение, и непоколебимая решимость докопаться до истины. Хайтауэр, не сводя пристального взгляда с лица дочери, продолжал: — Ты слишком часто витаешь в облаках, Алисента. Погружена в свои мысли, не замечая, что происходит вокруг. Он сделал короткую паузу, дав своим словам время проникнуть в сознание Алисенты. Голос его был ровным и спокойным, но в каждом слове чувствовалась скрытая угроза, намек на опасность, подстерегающую их семью. Алисента удивленно вскинула брови, не понимая, к чему клонит отец. Она действительно в последнее время чувствовала себя отстраненной от происходящего во дворце, погруженной в собственные мысли и чувства. Но она не подозревала, что ее невнимательность может иметь серьезные последствия. Она молча смотрела на отца, ожидая продолжения, готовая выслушать все, что он хотел ей сказать. В зелёных глазах читалось искреннее недоумение и легкая тревога. Отто, убедившись, что привлек внимание дочери, вновь заговорил: — Пока ты предаешься своим раздумьям, прямо у тебя под носом разворачиваются события, которые могут быть направлены против нас. События, которые могут иметь далеко идущие последствия. Он снова сделал паузу, позволяя понять, что говорит о чем-то очень важно. — Принцесса Валейна, — проговорил Отто, как бы выплевывая это имя, — Нашла способ добиться перестройки флота. Она получила одобрение государя, уговорила Бисбери, а он тот ещё сварливый старик. В голосе Отто прозвучало презрение и гнев. Он явно был раздражен тем, что Валейне удалось обойти его и добиться своего. — И это ещё не все, — добавил Отто, понизив голос до шепота, — Она теперь каждую ночь греет постель своего отца. Последние слова он произнес с отвращением, как что-то мерзкое и недопустимое. Хотя так оно и было: как иначе говорить про связь отца и дочери? В его глаза вспыхнул гнев и отвращение. Алисента замолчала, пытаясь осмыслить услышанное. Её мысли метались, как будто редкие птицы в клетке: Валейна всегда была для неё непонятной личностью, загадкой, фигурой противоречивой и непредсказуемой, а её непокорный нрав, дерзкие выходки и отношение к власти одновременно восхищали и пугали Алисенту. Впрочем, в её действиях была и логика, и польза. Укрепление флота — необходимое и полезное дело для короны, ведь мощный флот — это защита от врагов, контроль над торговыми путями. Что в этом плохого? Но тут же в память вплыли свои обязанности, тяжелое бремя королевы. Она обязана подчиняться воле мужа, рожать наследников и поддерживать его в государственных делах. Таков её долг. И она не имеет права роптать, не имеет права желать чего-то большего. Алисента невольно коснулась живота, ощупывая под тонкой тканью платья — от бремени она освободилась два месяца назад, но не от привычки. — Но она же королева, — тихо произнесла Алисента, скорее вслух размышляя, чем обращаясь к отцу, — Королева Валейна. В ее голосе звучала растерянность и надежда. Может быть, она ошибается? Может быть, Валейна просто пытается исполнить свой долг, как умеет? Может быть, её действия продиктованы не жадной властью, как говорит отец, а заботой о благе королевства? Отто резко остановился, прервав свои размышления. Он развернулся к дочери, и его взгляд стал холодным и пронзительным, как ледяной клинок. — Как думаешь, — медленно и отчетливо произнес Отто, — Одобрили ли такое звание Семеро для дочери государя? Он знал ответ заранее. Боги не одобряют подобную связь, сравнимую с нарушением природы. Валейна пошла против воли Семерых, и за это ей придётся заплатить. Алисента поджала губы, словно ребенок, которого отругали за неверное предположение. В её глазах промелькнуло мимолетное разочарование, но тут же сменилось на задумчивость. Она не винила Валейну, ведь та делала лишь то, что ей приказали. Она была пешкой в ​​чужой игре, марионеткой в ​​руках мужчины. Как и сама Алисента. Разве у них есть выбор? Разве они могут противостоять воле тех, кто сильнее? Лишь презрительно покачав головой, выражая свое разочарование в наивности дочери, лорд-десница молча отвернулся и продолжил свой путь по саду. Алисента чувствовала себя опустошенной и растерянной. Её голова была заполнена противоречивыми потоками, сердце сжималось от тоски и тревоги. Она чувствовала себя одинокой и беззащитной в этом огромном и жёстком мире. Внезапно её внимание привлек громкий, недовольный детский плач, раздавшийся за её спиной. Алисента резко повернулась головой в сторону звука и её взгляд упал на одну из нянек, прогуливавшихся по аллее. На руках няньки был её маленький сын – Эйгон, шумный и капризный мальчик, которому едва исполнилось два месяца. Его личико было красным от крика, маленькие ручки судорожно сжимались в кулачках, а из широко открытого рта вырвался оглушительный плач, нарушивший тишину сада. Нянька, казалось, была в отчаянии. Она покачала ребенка боком в сторону, что-то тихонько напевая, но ничего не произошло. Эйгон продолжал кричать, требуя внимания и утешения. Алисента тихо наблюдала за мучениями няньки и безутешным плачем сына. Она не понимала, почему Эйгон такой шумный и капризный. Другие дети, которых она видела во дворце, и даже его старший брат — Джейхейрис, казались более спокойными и послушными, а её сын постоянно требовал внимания, кричал, капризничал и не давал ей покоя. Она чувствовала себя измученной и растерянной. Ей было тяжело, ведь она даже не понимала, правильно ли она себя ведет с ним. Должна ли она быть строгой и требовательной, или же включать больше нежности и заботы? Она не знала, как лучше поступить. Алисента сделала несколько шагов навстречу няньке, старалась скрыть свою расстроенность и усталость. Она вытянула руки, призывая: — Отдайте его мне. Нянька с облегчением передала плачущего Эйгона королеве-консорту. В её глазах читалась благодарность и надежда на то, что королева сможет успокоить ребенка. Алисента взяла сына на руки, стараясь держать его как можно нежнее и бережнее. Она чувствовала тепло его маленького тельца и запах детской кожи. Это немного успокоило ее, отогнав тревожные мысли; всё же в нём было что-то родное, что-то необъяснимое. Мальчик же, оказавшись на руках матери, на мгновение затих, словно почувствовав родное тепло, но тут же снова разразился громким плачем, запрокидывая голову и выгибая спину. Его маленький личико покраснело от напряжения, а из глаз текли слезы. Рыжеволосая начала медленно укачивать Эйгона, нежно прижимая его к себе и тихо напевную колыбельную. Она плавно двигалась, направляясь назад к отцу, стараясь не делать резких движений, чтобы не потревожить ребенка. Она надеялась, что ласковые прикосновения и тихий голос помогут успокоить сына. Она нежно целовала Эйгона в серебряную макушку, чувствуя мягкость его волос и тепло кожи; она вложила в этот поцелуй всю свою любовь и заботу, надеясь, что он чувствует ее поддержку. После нескольких попыток ей это удалось. Плач Эйгона постепенного стих, сменившись тихим посапыванием. Он спокойно лежал в своих пеленках, с фиолетовыми глазами, смотрящими на мать. В его взгляде читалось довольство и умиротворение. Алисента облегченно вздохнула, прижимая Эйгона к себе ещё крепче. Она чувствовала, как расслабляется тело, как спадает напряжение и тревога. Отто внимательно наблюдал за тем, как Алисента успокаивает сына. Он приблизился к своей дочери, а затем перевел взгляд на внука, мирно глядя на нее, глядя на ее руки. В его глазах мелькнула едва заметная улыбка. — Стоит задуматься о ещё одном сыне, — произнес Отто, нарушая тишину, — Всё же скоро мейстер разрешит вам вернуться к обязанностям жены. В его голосе звучала отцовская нежность, скорее ложная, но в то же время и намек на её долг перед короной: она должна рожать королю наследников, чтобы обеспечить стабильность и процветание династии. — Да, отец, — тихо ответила она, стараясь скрыть свои истинные чувства. Но в глубине души она не хотела этого. Её утомило первое бремя с постоянной тошнотой и слабостью, затем роды, болезненные и изнурительные, а потом – бессонные ночи с капризным Эйгоном, требующим постоянного внимания. Она пока не хотела нового ребенка. Ей нужно было время! Ей хотелось немного покоя и свободы, но она понимала, что это — её долг перед короной. Алисента старалась не думать о будущем. Она жила настоящим моментом, наслаждаясь тишиной и покоем, который дарил ей, спящий на руках сын. Отто остался доволен ответом дочери. Он был уверен, что Алисента понимает свою роль и готова исполнить свой долг. Он знал, что она сильная и мудрая девушка. Мужчина считал, что раз его дочка быстро понесла первенца, то и со вторым ребёнком проблем не будет. Он улыбнулся про себя, предвкушая будущее. Он был уверен, что скоро его внуки займут достойное место в истории Вестероса. И он сделал все возможное, чтобы это произошло. Они прошли дальше по умиротворяющему саду, оставив позади пестрые клумбы благоухающих роз, изящные статуи, словно застывшие в танце, и журчащие фонтаны, чьи прохладные брызги освежали. Сад оставался всё больше и больше позади, словно сон, воспоминание о недолгой передышке в череде дворцовых интриг. Алисента по-прежнему нежно прижимала к себе маленького Эйгона, ощущая тепло его маленького тельца и успокаивая его тихим дыханием. В эти моменты она могла забыть о своих тревогах и заботах, полностью погружаясь в свою неуверенную материнскую любовь. Их неспешную прогулку прервала фигура, внезапно появившаяся на мощёной дорожке. Это был старик в сером балахоне – мейстер Меллос. Но сейчас его обычно спокойное и рассудительное лицо выражало крайнюю степень беспокойства. Лоб испещряли глубокие морщины, а в глазах плескалась тревога. В руках он судорожно сжимал свернутый кусок пергамента, как бы боясь его выпустить. Отто нахмурился, заметив мейстера. Что могло случиться у такого невозмутимого человека? Какие новости могли быть настолько волнительными, чтобы так привлечь к себе внимание? — Меллос, — властно произнес Отто, останавливаясь и обращаясь к запыхавшуюся мейстеру, — Что стряслось в такое прекрасное утро? Мейстер Меллос, словно загнанный зверь, тяжело дышал, хватая ртом воздух. Капли пота стекали по его морщинистому лбу, смазывая редкие пряди седых волос. Встревоженный взгляд посмотрел в сторону, как будто он боялся, что его подслушают. Вид его был настолько взволнованным, что Алисента невольно прижала к себе Эйгона крепче, опасаясь чего-то неясного и тревожного. — Ворон… Прибыл… Со Ступеней, — наконец выдохнул мейстер, прерывисто и невнятно. Лицо Отто, обычно невозмутимое и непроницаемое, мгновенно омрачилось, как будто на него набросили темную вуаль. Предчувствие беды пронзило его, словно ледяной клинок. Ступени… Это звучало, как зловещее предзнаменование, как напоминание о постоянной угрозе, нависшей над королевством. — От принца Деймона? — резко и отрывисто спросил Отто, его голос прозвучал жестко и требовательно. Он подозревал, что своенравный брат короля мог бы снова ввязаться в какую-то авантюру, которая обернется новыми проблемами для короны. Мейстер отрицательно покачал головой. — Нет… Не от принца Деймона, — пробормотал он, как бы произнося приговор. Отто нахмурился, не понимая, кто еще мог послать новость из этого злополучного места. Ступени находятся далеко от Королевской Гавани. Кто осмелился потревожить утренний покой и принести дурные вести? — Так кто же? — с нажимом спросил Отто, его голос прозвучал властно и нетерпеливо. Он не любил загадки и недосказанности, особенно когда дело касалось важных государственных дел. Ему нужна была информация, и он хотел получить её. Меллос, как бы боясь поднять глаза, пробормотал: — Из Безлордного острова… Прибыл ворон… Он протянул Отто свернутое послание, его руки дрожали, словно осенние листья на ветру. Пергамент был пожелтевшим и помятым, как будто пережил долгое путешествие. Печать, скрепляющая и сломанная для прочтения, была едва ли незнакомой. Отто, не теряя ни секунды, принял послание из рук мейстера. Его взгляд быстро скользнул по строчкам, жадно впитывая каждое слово: сначала на его лице отражалось лишь сосредоточенное внимание, но по мере чтения выражения его лицо менялось, как будто на него надвигалась темная туча. Брови нахмурились, губы сжались в тонкую линию, а в глазах вспыхнул холодный гнев. Закончив чтение, Отто резко протянул послание обратно Меллосу. — Созвать Малый совет, — приказал он, — Немедленно! Королю я сообщу сам. И не произнеся больше ни слова, Отто развернулся и быстрыми шагами направился к саду, устремляясь вперед. Его спина была прямой и напряженной, походка – твердой и уверенной. Он был полон решимости немедленно разобраться в произошедшем и принять необходимые меры. Алисента продолжала стоять в саду, держа на руках своего сына. Она растерянно смотрела в след отцу, не понимая, что произошло. Что такого было в этом послании, что так сильно потрясло его? Что заставило его созвать Малый Совет в такой спешке?

***

В покоях государя к этому моменту вовсю царила утренняя суета, но она, казалось, почти не касалась самого Визериса. Солнечный свет, проникая сквозь высокие стрельчатые окна, освещал комнату, наполненную роскошью и богатством. Стены были украшены гобеленами, изображающими сцены из истории Таргариенов, а пол был устлан мягкими коврами, сотканными из ценного шелка. Запах благовоний, смешанный с легким ароматом свежести и доносившийся из открытого окна, наполнил комнату, создав атмосферу покоя и умиротворения. Сам король, облаченный лишь в тонкую льняную рубаху, стоял неподвижно, как статуя. Его серебристые волосы были растрепаны по плечам и спине, а на лице застыло выражение задумчивости. Его кожа казалась бледной, а губы плотно поджаты, брови слегка нахмурены. Молодой паж, юноша пятнадцати лет, с бледным лицом и робким взглядом, старательно помогал королю одеться. Его руки ловко орудовали застежками и шнуровками, не беспокоя лишним движением государя. Он тщательно подбирал каждый предмет одежды, как будто от этого зависела судьба королевства. Сначала он аккуратно застегнул на рубахе все пуговицы, затем осторожно накинул на плечи расшитый нитями чёрный камзолом. Юноша был одет в ливрею в цветах Таргариенов, его движения были полны почтения и осторожности. Он был словно тень, незаметен. Визерис, напротив, казался отстраненным и равнодушным ко всему происходящему. Он стоял, как статуя, позволяя пажу облачить его в королевскую одежду, не произнося ни слова и не обращая внимания на окружающее. Его взгляд был устремлен в окно, за которым виднелись башни Красного замка и раскинувшаяся внизу, как на ладони, Королевская Гавань. В его глазах читалась какая-то глубокая задумчивость. Утренняя тишина, нарушаемая лишь тихим шуршанием одежды и приглушенными звуками города за окном, была внезапно разорвана четкими и уверенными шагами. Они приближались, становясь все громче и отчетливее, пока у самого порога не обнаружилась фигура в сияющих доспехах. Это был сэр Гаррольд Вестерлинг, лорд-командующий королевской гвардией. Его осанка была прямой и гордой, а выражение лица – строгим и бесстрастным. Доспехи Вестерлинга, отполированные до блеска, отражали солнечные лучи, как будто он был соткан из самого света. На его груди красовался герб Таргариенов, а руку, по старой доброй привычке, он держал на рукояти меча. — Ваше Величество, — проговорил Вестерлинг. Его голос звучал ровно и громко, заполняя собой все пространство комнаты. Он говорил четко и отчетливо, каждое слово было произнесено с уважением и достоинством, — Прибыл лорд-десница. Визерис, очнувшись от глубокой задумчивости, слегка вздрогнул и повернул голову в сторону двери. Его взгляд был рассеянным и удивленным, как будто он только что проснулся. — Впустите его, — спокойно ответил король. Вестерлинг, получив приказ, тут же отступил в сторону, освобождая проход. Он сделал это плавно и бесшумно, словно призрак, готовый в любой момент вернуться на свое место. И в покои вошел Отто Хайтауэр, лорд-десница короля. Его фигура, в отличие от Белого плаща, была облачена в темные одежды. Когда он неторопливо вошел в комнату, его движения были плавными и уверенными. Он слегка поклонился королю в знак уважения, наклонив голову и сложив руки в замок, а в его взгляде читалась сдержанность и осознание важности момента. Визерис, отбросив на миг пелену утренней усталости, слегка улыбнулся, приветствуя своего верного советника и друга. Улыбка была бледной, как зимнее солнце, и едва коснулась его губ, но она смягчила хмурость его лица и принесла в атмосферу комнаты нотки тепла и уверенности. — Отто, мой друг, — поприветствовал того Визерис, — Что привело тебя в такую рань? Лорд-десница, сохраняя свою обычную серьезность и собранность, посмотрел на мужчину. Его взгляд был проницательным и внимательным, как будто он пытался уловить малейшие изменения в настроении и состоянии Визериса. — Ваше Величество, — начал Отто, — Пришли вести со Ступеней. Заметив мимолетное удивление, промелькнувшее на лице Визериса, который, очевидно, думал, что речь идет о послании от его неугомонного брата Деймона, Отто поспешил добавить, чтобы избежать недоразумений: — С Безлордного острова. Визерис слегка поджал губы, на его лице отразились задумчивость и озадаченность. Безлордный остров… Это название звучало ужасно и неприятно, как будто предвещало беду. В его память всплыли смутные воспоминания о войнах, пиратах с ​​тех земель. Он нахмурил брови, словно пытаясь вспомнить что-то важное, ускользающее от его внимания. Лорд-десница, видя замешательство короля и, понимая, что время не ждёт, подошел поближе и протянул ему свернутое послание. Его действия были плавными и осторожными, как будто он боялся нарушить хрупкое равновесие в душе Визериса и вызвать бурю, которую потом будет сложно усмирить. Он держал послание на вытянутой руке. Визерис с легкой дрожью в руках принял протянутое Отто послание. Пергамент был пожелтевшим от времени, с неровными краями, как оказалось, его долгое время хранили в сырости. Он медленно и осторожно развернул послание, как бы боясь прикоснуться к чему-то опасному и ядовитому. Его взгляд скользил по строчкам, написанным торопливым, неровным почерком. С каждой прочитанной фразой лицо Визериса было мрачно, словно на него набросили темную вуаль. Морщины на его лбу стали углубляться, брови переместились к переносице, а губы сжались в тонкую, презрительную линию. Когда он закончил чтение, на его лице появилась гримаса ярости и отчаяния. Он бросил послание на стол, словно оно обожгло ему руки, и отвернулся от окна, словно не желая больше видеть солнечный свет. — Пекло, — прошептал Визерис. Это слово вырвалось из его уст, как проклятие, как будто он пытался изгнать зло, содержащееся в этих строках. Он поднял взгляд на своего десницу, и Отто увидел в глазах мужчины смятение и тревогу. Визерис, казалось, искал у него совета и поддержки, надеясь найти выход из сложившейся ситуации. — Созывай совет, Отто, — приказ Визерис. Голос звучал резко и требовательно, совершенно без прежней мягкости. Отто, предвидевший этот приказ, спокойно ответил: — Всё уже сделано, Ваше Величество. Визерис встрепенулся, как будто очнувшись от наваждения. Его взгляд стал более осмысленным и решительным. Король быстро кивнул, резко развернулся и быстрым шагом направился к выходу из покоев, словно стремясь, как можно скорее покинуть это место, дабы решить появившиеся проблемы. Тишина, повисшая в комнате после стремительного ухода мужчины, как будто сгустилась, стала почти осязаемой. Отто стоял неподвижно, замерев, его взгляд был устремлен в сторону двери, за которой скрылся государь, а в голове проносились мысли о предстоящем совете, о возможных решениях и о последствиях, которые могут возникнуть из-за них. Внезапный шорох привлек его внимание. Отто резко повернул голову в сторону резной ширмы, украшенной замысловатой полупрозрачной тканью, сквозь которую едва пробивался слабый свет. Из-за ширмы, словно из ниоткуда, появилась фигура — юная девушка, облаченная в легкое шелковое алое платье с позолоченным корсетом, подчеркивающее её хрупкую фигуру. Её длинные серебристые волосы, унаследованные от предков, ниспадали волнами на плечи, обрамляя ее лицо, словно лунный свет. Их взгляды встретились, и в этот миг между ними как будто вспыхнула искра. В глазах Отто плескалось сложное сочетание эмоций: предвидение, настороженность, недоверие и даже легкая тревога. Он видел в Валейне не только юную девушку, но и соперника, подлого и коварного, способного разрушить его планы и подорвать его влияние во дворе. Тогда как в глазах Валейны, напротив, отразилось открытое неприятие и вызов. Она смотрела на Отто с презрением и насмешкой, словно видела его насквозь, знала все его тайные мысли и намерения. С легкой, грациозной походкой Валейна сделала несколько шагов вперед, подходя к лорду Хайтауэру, пока её розовые губы тронула легкая, едва заметная улыбка, в которой не было ни капли тепла или искренности. — Доброе утро, лорд-десница, — произнесла Валейна, мягко и мелодично, не без открытой иронии и презрения. Отто, собрав всю свою выдержку, слегка наклонил голову в формальном поклоне, стараясь скрыть свою неприязнь и раздражение. — Доброе утро, Ваше Величество, — ответил он, его голос звучал ровно и сдержанно, лишенный каких-либо эмоций. Он старался сохранять спокойствие и не выдавать своих истинных чувств.

***

Коридоры Красного замка, обычно гудящие голосами и наполненные шуршанием одежды, в этот день казались неестественно тихими и пустынными, воздух был пропитан запахом пыли и старого камня, словно замок затаил дыхание, предчувствуя грядущие события, и именно в этой зловещей тишине внезапно раздались быстрые шаги, нарушающие покой вокруг. Звук каблуков, отбивающий четкий ритм об каменный пол, раздавался каждую секунду, становясь все громче и отчетливее. Словно хищник, преследуя свой путь, кто-то спешил по коридорам, не обращая внимания на условности и правила приличия. И вот, из-за поворота, как вихрь, появилась фигура в темном одеянии. Никто иная, как принцесса Рейнира ступала по коридорам. На ней был надет темный кожаный костюм для полетов на драконе, облегавший её фигуру, словно был второй кожей, на котором была и сажа, и легкий пепел, а волосы — слегка растрепанные, но в меру. Очевидно, приказ явиться на Малый совет застал девушку, едва сошедшую с кареты, врасплох, когда она только вернулась из Драконьей ямы: у неё не было времени переодеться и привести себя в порядок. Она неслась по коридорам, словно подхваченная ветром, её лицо выражало тревогу, ведь совет планировалось провести после завтрака, но он был созван в спешке. «Что же стряслось?» — думала про себя принцесса. Повернув за очередной угол, Рейнира оказалась перед массивными дверями, ведущими в зал Малого совета. Не останавливаясь ни на секунду, она скользнула меж приоткрытых дверей, словно тень, и, взбежав вверх по нескольким ступенькам, оказалась внутри просторного помещения. Первым делом принцесса кинула свой фиолетовый взор на массивный дубовый стол, за которым уже собрались все члены Малого Совета. При свете дня их лица казались ясными, но напряжёнными. Её взгляд скользнул по всем собравшимся, пытаясь угадать причину столь внезапного и необычного собрания. Лорд Лионель Стронг хмурил брови, его губы были плотно сжаты. Мейстер Меллос, придворный врач и ученый, казался особенно встревоженным, его обычно спокойные глаза бегали по сторонам в поисках ответов. Даже обычно невозмутимый мастер над монетой, Лорд Тиланд Ланнистер, казался обеспокоенным, держа в руках свою золотую цепь. Сердце Рейниры тревожно забилось в груди. Что же стряслось? Что могло стать причиной сбора Малого совета в такой спешке, нарушив привычный ход событий? Она бросила взгляд на своего отца, короля Визериса, восседавшего во главе стола на резном кресле, украшенном гербом Таргариенов. Лицо его было мрачным и озабоченным, взгляд – отсутствующим, как будто он находился далеко от этого места. Это зрелище ещё больше усилило тревогу Рейниры. Рядом с королем, по правую руку, восседала её сестра-мачеха, королева Валейна. Лицо ее, как всегда, казалось невозмутимым и непроницаемым, словно высеченным из камня. Однако Рейнира, привыкшая читать между строками, заметила в ее глазах едва уловимую усмешку, которая заставила ее насторожиться. «Неужели ей известно что-то?» — промелькнуло в голове принцессы. «Что же здесь происходит?» Что могло заставить её отца выглядеть настолько встревоженным, а Валейну — такой довольной, словно кошка, напившаяся молока? Отбросив тревожные мысли, Рейнира, стараясь сохранять спокойствие, быстрым шагом направилась к столу, уставленному серебряными кувшинами с вином и водой, а также кубками. Она собиралась приступить к своим обязанностям виночерпия, как и это было не один год подряд: сребровласая всегда тщательно следила за тем, чтобы у мужчин были полны кубки, и сейчас не собиралась отступать от своих обязанностей, несмотря на внезапность созыва совета и собственные тревожные предчувствия. Она была уверена, что, заняв свое место, она сможет лучше понять, что происходит, и, возможно, даже внести свой вклад в решение проблемы. В зале Малого совета повисла напряженная тишина, которую нарушало лишь тихое потрескивание дров в камине и приглушенный шум города, доносившийся сквозь открытые окна. Все взгляды были прикованы к лорду Лионелю Стронгу, деснице короля, который пытался объяснить сложившуюся ситуацию. — …Безлордный остров, — его голос звучал рассудительно и спокойно, — Со стороны закона — это территория без управления. Независимая от Вестероса и Эссоса. Его слова повисли на воздухе. Всем было понятно, что за этим фактом сухой констатации скрывается нечто большее, некая угроза, которая нависла над королевством. Лорд-десница, Отто Хайтауэр, сидящий по правую руку от Стронга, заметил, сжимая руками подлокотник: — И без претензий на него. Он говорит эти слова не просто так, а с определённой целью — показать, что никому нет дела до этого забытого Богами клочками земли. Лионель Стронг, сохраняя спокойствие, возразил: — Примерно так пишется в законодательных актах, — ответил Стронг, — Но с началом войны за Ступени подобное ставится под вопрос. Он посмотрел на Отто с вызовом, который так и твердил: «Вы не можете отрицать очевидное». Все понимали, что Стронг имел в виду, что с началом войны за Ступени Безлордный приобрел стратегическое значение, и теперь остров может стать раздором между двумя краями света — Вестеросом и Эссосом. До этого момента молча наблюдавшая за происходящим с легкой скукой на лице, Валейна внезапно усмехнулась и покачала головой. В её глазах сверкнул огонек насмешки и презрения к самонадеянности советников. — Значит, и его «независимость» под вопросом, — проговорила Валейна. Её голос звучал мягко и мелодично, но в нём чувствовалась скрытая ирония. Отто Хайтауэр, как змея, краем глаза заметил довольную усмешку на лице дочери короля. Он чувствовал, как по спине пробегает холодок, а внутри снова просыпается раздражение. Он прекрасно понимал, что эта юная особа, которую он в душе проклинал за то, что та находит способы выйти из любой ситуации, переменить обстоятельства, выставляя его дураком, представляет собой довольного злорадствующего от всего происходящего человека; она определенно довольна собой! Ведь именно Валейна несколько месяцев назад, вопреки мнению большинства членов совета, твердила о возможной опасности, настаивая на усилении обороны и оказании помощи в борьбе против Триархии. И вот, её опасения оправдались, и ситуация развернулась против них, подтвердив её правоту. «Гребаная заносчивая девчонка», — мысленно выругался Отто, — «Она, должно быть, ликует. Перехитрила старых волков». Он чувствовал, как гнев поднимается у него в груди, но подавил его. Он не мог позволить себе потерять контроль над собой в такой ответственный момент. Необходимо было сохранять спокойствие и действовать хладнокровно. Собравшись с духом, Отто медленно поднял зелёный взгляд на Валейну. Его глаза, обычно холодные и непроницаемые, теперь горели скрытым пламенем раздражения. Он пытался скрыть свои истинные чувства под маской учтивости, но принцесса Рейнира, разливавшая вино в серебряные кубки и внимательно наблюдавшая за происходящим, заметила едва заметное напряжение в его челюстях и легкую дрожь в руках, выдававшую его состояние. — Ваше Величество, — обратился Отто к Валейне. Его голос звучал ровно и сдержанно, но в нем чувствовались стальные нотки, — Создаётся впечатление, что вы довольны сложившимся положением. Валейна, невозмутимо выслушав слова Отто, слегка наклонила голову вбок, и в её глазах проскользнула насмешливая искра. — Я просто удивлена, лорд-десница, — ответила Валейна, пожимая плечами. Каждое слово было похоже на лезвие, направленное в самое сердце Отто, — На мой взгляд, было глупо не задумываться об очевидных последствиях. Она сделала короткую паузу, как бы позволяя своим словам проникнуть в сознание каждого из присутствующих, чтобы они осознали всю ее правоту и свою недальновидность. — Подобное могло бы произойти и через день, и через месяц, и через год после моих слов, — продолжала сребровласая, качнув головой, — Но определенно произошло бы. Рано или поздно. Всего лишь вопрос времени. Отто выпрямился в своем кресле. Ему казалось, что он поймал Валейну в ловушку, что она «выдала себя», показав свое истинное лицо. Он внимательно смотрел на неё, пытаясь прочитать ее мысли по выражению лица, жестам и малейшим изменениям в её поведении. — То есть вы хотите сказать, — медленно произнес мужчина, — Что не одобряете действия Малого совета? Или, может быть, считаете всех присутствующих — дураками? Он сделал паузу, дав возможность своим словам вонзиться в Валейну. Такие ядовитые стрелы. Валейна слегка приподняла брови, как бы удивившись столь прямолинейному и грубому вопросу, но женское лицо осталось невозмутимым и непроницаемым, как будто высеченным из камня. — Я лишь хотела донести сведения о возможной опасности, лорд-десница, — спокойно ответила Валейна, — И я служу королевству, как и все здесь. И моя единственная цель в данный момент — защитить корону от проблем, которые в случае бездействия могут только возрасти и усугубить ситуацию, и я искренне надеюсь, что мои слова помогут вам принять правильные решения, милорды. В зале Малого совета воцарилась осязаемое напряжение, которое, казалось, ещё чуть-чуть и обрушится на головы всех присутствующих. Слова, произносимые ими обоими, пронзали тишину, подобно огненным стрелам, выпущенным из лука умелыми арбалетчиками, отравляя и без того непростую обстановку. Каждый жест, каждое движение, каждый взгляд были пронизаны раздражением, несогласием и скрытой угрозой. Они словно кружили вокруг друг друга, как хищники, готовясь к смертельному захвату. Между королевой и лордом-десницей разгорелся яростный спор, который перерастал в открытый конфликт. Они не просто обсуждали ситуацию, а словно выплескивали друг на друга все накопившиеся обиды, старые претензии и личную неприязнь. Каждый старался перекричать другого, заглушить его голос и указать на свою правоту любой ценой. Лорд Лионель Стронг, мастер над законами, полагал, что хрупкое равновесие в зале нарушается, и ситуация выходит из-под контроля. Он понимает, если не будет принято какого-то немедленного решения, спор может выйти за рамки приличия. Мужчина решил вмешаться, пытаясь умиротворить их и найти компромиссное решение: — Господа, прошу вас, успокойтесь, — произнес Стронг своим громким и твёрдым голосом, — Сейчас не время для личных нападок. Нам нужно отказаться от всех разногласий и сосредоточить внимание на проблемах, которые угрожают королевству. Он повернулся к Валейне и попытался смягчить её, точнее сгладить на время возникшие шероховатости, так как он предполагал, что девушка, в силу своего своевольного характера, долго смолчать не сможет. — Ваше Величество, я понимаю вашу обеспокоенность и ценю вашу прозорливость, — начал мужчина, — Но я знаю, что лорд-десница и остальные члены совета действовали в интересах короны. Мы не могли предвидеть все возможные последствия и допустить ошибку, но сейчас важно не искать виновных, а исправлять ситуацию. Затем он обратился к рыжеволосому, старался успокоить его гнев и призвать к благоразумию. — Лорд-десница, я уверен, что вы согласны со мной, что королева имеет право высказывать свое мнение и делиться своими опасениями. Мы должны выслушать ее и принять во внимание ее точку зрения, даже если она отличается от нашей. Мы должны помнить, что все мы служим одной цели — процветанию и безопасности нашего королевства. Однако усилия Стронга оказались тщетными. Валейна и Отто, опьяненные взаимной неприязнью, что наконец нашла предлог вырваться хоть как-то на волю, продолжали обмениваться колкостями и саркастическими замечаниями, не обращая внимания на его слова. Они, похоже, не слышали его. Их спор становился все более ожесточенным, грозя перерасти в нечто гораздо большее, чем просто словесная перепалка. За яростным спором наблюдали все присутствующие: кто-то мыслил о том, как же успокоить их, а кто-то отмечал про себя, что подобное давно должно было произойти. К последнему мнению склонялась и принцесса Рейнира, плавно и бесшумно, словно тень, двигавшаяся по залу, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания. С серебряным кувшином в руках, наследница Железного трона подошла к лорду Лиману Бисбери, наливая вино в его кубок. Аромат легкого спирта наполнил воздух, ненадолго отвлекая от нарастающего напряжения. Она следила за тем, чтобы вино лилось ровной струей, не проливая ни капли на стол. Занимаясь этим, казалось бы, незначительным делом, Рейнира внимательно наблюдала за спором между сестрой и Хайтауэром. Она видела, как их лица искажаются от гнева, как их голоса становятся все громче и надменнее. Она чувствовала, как атмосфера в зале сгущается, становясь все более угнетающей. В душе Рейнира, конечно, склонялась к мнению Валейны. Она чувствовала, что в её словах есть доля правда, и что Малый совет недооценил опасность, которую несет вопрос о Ступенях, поставленный на самотёк. Однако сребровласая понимала, что открытая поддержка Валейны в данный момент может лишь усугубить ситуацию и привести к непредсказуемым последствиям. Принцесса молчала, понимая, что сейчас не время для выражения личных симпатий и антипатий. Она думала не о том, кто прав, а о том, что лучше для королевства. Девушка понимала, что её долг, как наследницы престола — обеспечение стабильности и процветания Семи Королевств, а не подливание масла в огонь распрей. Она понимала, что сейчас самое главное — это единство и сплоченность перед лицом надвигающейся угрозы. И если для этого ей нужно будет проглотить свою гордость и промолчать, она сделает это без колебаний. В конце концов, благополучие королевства всегда должно стоять выше личных амбиций и разногласий. Внезапно спор прервал оглушительный звук: король Визерис, до этого молча наблюдавший за происходящим с мрачным выражением лица, с силой хлопнул своей здоровой рукой по столу. Звук был настолько громким, что все присутствующие вздрогнули от неожиданности, и взгляды сразу же обратились к королю. Мужчина сидел во главе стола, его лицо было хмурым от гнева, а в глазах читалось легкое раздражение, пока его дыхание было прерывистым, а правая рука, сжимавшая край стола, дрожала от напряжения. — Молчать! — воскликнул государь. В ту же секунду спор прекратился. Отто и Валейна, как по команде, замолчали и склонили головы, будто признавая власть короля, и в зале повисла полная тишина. Все замерли. Визерис, тяжело дыша, окинул взглядом присутствующих, словно оценивая их. — Не время для споров и распрей, — проговорил Визерис, его голос звучал более спокойно, но в нем чувствовалась сталь, — Перед нами стоит важный вопрос, который требует немедленного решения. И мы должны решить его вместе, как единое целое, — и дав мгновение всем успокоиться, продолжил уже спокойным тоном, — Итак, я хочу услышать ваши мнения. Есть ли у кого-нибудь идеи, как нам поступить с этим Безлордным островом? В зале повисла долгая пауза. Все присутствующие задумались, пытаясь найти выход из сложившейся ситуации. К слову, Рейнира, по-прежнему молчаливо стоявшая у стола, где она обычно исполняла роль виночерпия, тоже глубоко задумалась, пытаясь разобраться. Отто Хайтауэр, лорд-десница, некоторое время молчал, обдумывая ситуацию. Он понимал, что сейчас нужно предложить что-то конкретное, чтобы сохранить лицо перед государем. Он ненавидел признавать свою неправоту, но был вынужден признать, что предчувствия Валейны оправдались. — Ваше Величество, — проговорил Отто, подняв взгляд на королей, — Прежде чем предлагать что-либо, я думаю, нам необходимо узнать больше об этом… Об этой личности, возглавившей Безлордный остров. Он сделал небольшую паузу, подчеркнув важность своих слов. — Что вообще известно про этого «лорда Горго зе Рааза»? Кто он такой? Откуда он взялся? На эти слова ответил мейстер Меллос, перед этим несколько раз тихо замычав, смущенно переглянувшись с лордом Лиманом Бисбери: перед заседанием совета Меллосу пришлось спешно рыться в своем архиве инфраструктуры, пытаясь найти хоть какую-нибудь информацию о загадочном «лорде Горго зе Рааза». Меллос быстро взглянул на свитки перед собой и развернул один из них, на котором были изображены эссоские гербы. — Насколько известно из гербовника Вольных городов, — начал Меллос, его голос звучал несколько неуверенно, — Рааза — благородный род из Тироша. Но, по последним донесениям, поступившим совсем недавно… Сейчас там, в Тироше, семьёй управляет Ахом зе Рааза. Он закончил свою фразу, не поднимая глаз от свитков, боясь наткнуться взглядом на правителя и увидеть его реакцию. — Самозванец? — прозвучал тихий, но отчетливый голос Лорда Лимана Бисбери, мастера над монетой. Его седые брови нахмурились. Он окинул взглядом присутствующих, словно ища их поддержки. Валейна, до этого момента внимательно слушавшая мейстера Меллоса, слегка поджала губы, её взгляд стал задумчивым и сосредоточенным. Она словно прокручивала в голове все возможные варианты, пытаясь найти наиболее вероятное объяснение появления этого загадочного «лорда Горго зе Рааза». — Или какой-нибудь родственник, — наконец произнесла Валейна. Она взглянула на Отто, как бы пытаясь понять, что он думает по этому поводу. Лорд Тиланд Ланнистер, мастер над кораблями, пожал плечами, будто говоря, что все возможно и ничему нельзя удивляться. Его взгляд скользнул по сребровласой, отмечая её подуспокоившееся настроение. — Раз ему удалось добраться до Безлордного острова на собственном корабле, — начал мужчина, — То, вероятно, он довольно близкий и, что немаловажно, высокообеспеченный родственник. А если у него еще и есть люди в подчинении, то тем более. Просто так добраться до Безлордного острова и обосноваться там не получится. Значит, у него есть деньги и влияние. В это время Рейнира, словно желая дистанцироваться от происходящего, медленно отошла от совещающихся и направилась к стене, возле которой на дубовом столе стояли серебряные кувшины с вином и водой. Она повернулась спиной, как будто стараясь отгородиться от тревожной атмосферы в зале и от нарастающего чувства тревоги. Ей было нужно время, чтобы все обдумать и принять решение. И выждать момента. Несмотря на то, что Рейнира стояла спиной к участникам Малого совета, она продолжала внимательно прислушиваться к их разговору, стараясь не упустить ни одной детали. Она понимала, что их решения могут обеспечить будущее королевства, и не позволила себе остаться безучастной. Она стояла неподвижно, как статуя, но в её голове роились мысли, и она чувствовала, как растет ее решимость действовать: «Это мой шанс!». В зале повисла напряженная тишина, которую нарушало лишь тихое потрескивание дров в камине. Все взгляды были устремлены на короля, ожидая его решения. Однако Визерис молчал, взвешивая все «за» и «против». Не выдержав затянувшейся паузы, старик Бисбери нарушил молчание: — И что вы предлагаете делать? — спросил лорд Медовой рощи, обращаясь ко всем. Его голос звучал тихо и неуверенно, но в нем чувствовалась тревога. Лорд-десница, как будто ждал этого вопроса. Он выпрямился в своем кресле и, откашлявшись, произнес: — Отправим посланника с просьбой покинуть остров, — предложил лорд-десница, — Мы предложим ему щедрый откуп за оставление Безлордного острова, и пообещаем защиту и покровительство, если на то возникнут причины. Так мы можем показать себя более открыто к связям с Эссосом. В конце концов, не все дома Триархии воюют на Ступенях. Возможно, этот «лорд Горго зе Рааза» просто ищет «своё» и не хочет вступать в конфликт. Тиланд Ланнистер, мастер над финансами, скептически покачал головой, как бы говоря, что всё это наивная глупость. — А если он откажется и пришлет нам голову «посланника»? — возразил Тиланд. Его голос звучал насмешливо и пренебрежительно, — Что тогда? Выскочки из малых домов мало кого и когда интересовали, — он немного помолчал, предоставляя возможность своим словам проникнуть в сознание советников, — Тогда это будет открытое заявление о войне с нами. Отто нахмурился, недовольный тем, что его предложение было отвергнуто. — Но и послать отряд на остров нельзя, — отрицательно покачал головой Отто, — Это тоже будет расценено, как объявление войны. Мы не можем просто так напасть на человека, который до сих пор не совершает никаких враждебных действий против нас. Мучительная тишина вновь накрыла зал Малого совета, как будто невидимые оковы, давя на каждого. В этой тишине отчетливо слышалось лишь тихое потрескивание поленьев в камине и приглушенные звуки городской суеты, доносившиеся сквозь массивные стены замка. Все взгляды были устремлены на короля Визериса, но он, казалось, погрузился в глубокие размышления, по-видимому, пытаясь найти единственный верный путь среди всех дорог. Однако эта внешняя тишина скрывала бурю мыслей и эмоций, бушевавших в головах, покрытых серебряными волосами. Обе они думали, ощущали, что возникла та самая ситуация — их шанс, возможность испытать, показать себя, свою ценность и укрепить свое положение при дворе. Каждая из них обдумывала детали, взвешивая все «за» и «против», просчитывая каждый шаг. Рейнира, стоя у стола с кувшинами, казалось, была заинтересована в изучении замысловатого узора на стене, но на самом деле её мысли были сосредоточены на Безлордном острове и загадочном «лорде Горго зе Рааза». Она чувствовала, что у неё есть шанс решить эту проблему быстро и эффективно, показать отцу, что она достойна его внимания, доказать это всем! Валейна, напротив, сидела неподвижно, словно каменная статуя, лицо ее было непроницаемым и бесстрастным. Но за этой маской спокойствия скрылась расчетливая и амбициозная натура, готовая использовать любую возможность для достижения своих целей. Она тоже видела в сложившейся ситуации свой шанс, и она была готова рискнуть всем, чтобы не упустить его. И вдруг, нарушив тягостное молчание, Рейнира резко обернулась и уверенным шагом направилась к столу, где сидел ее отец. Она остановилась напротив него и, привлекая его внимание, произнесла громким и отчетливым голосом: — Отец, — произнесла Рейнира. Её голос звучал твердо и внушительно, как сталь. Она смотрела прямо в глаза отцу, не отводя взгляда, — Пошли нас. Визерис, как бы очнувшись от своих раздумий, непонимающе посмотрел на старшую дочь, пытаясь понять, что она имеет в виду. Он нахмурил брови, в его глазах читалось замешательство и удивление. Рейнира, не ожидая его вопроса, пояснила. — Отправь драконьих всадников. Один из нас сможет точно «уговорить» Лорда зе Рааза покинуть Безлордный остров. В её голосе звучала твердая уверенность в своих возможностях и готовности взять на себя ответственность за королевство. Она знала, что только сила дракона поможет заставить этого амбициозного авантюриста покинуть Безлордный остров и не создать проблем для Семи Королевств. Лорд Хайтауэр, сохраняя спокойствие, быстро просчитал возможные варианты развития событий. Как только Рейнира произнесла свое предложение, он тут же перевел взгляд на принцессу, и в его голове созрел хитроумный план, руку к концу которого, по сути, ему прикладывать и не пришлось бы. Почти. Отправить принцессу Драконьего камня на Безлордный остров – это не так уж и плохая идея. Особенно если учесть, что существует довольно хороший шанс, что она не вернется живой. Этот загадочный «лорд зе Рааза» наверняка не станет церемониться с какой-то девчонкой, даже если она и является драконьей всадницей. А в случае смерти дочери короля, нареченной наследницей, законным преемником Железного Трона станет двухмесячный принц Джейхейрис, сын Валейны, но младенцы, как известно, часто умирают в колыбелях, особенно если им «помочь», проложить путь в иной мир. А это значит, что для Эйгона, сына Алисенты, открывается прямая дорога к трону: он станет следующим королем Семи Королевств, а власть дома Хайтауэров достигнет небывалых высот. Отто уже был готов поддержать Рейниру, когда вдруг в зале раздался властный и уверенный голос: — Нет! Все взгляды обратились к Валейне, которая внезапно поднялась со своего места. Она посмотрела на Рейниру с легким вызовом и с призывом обратилась к королю: — Пошли меня. Мгновенно, переключив внимание с одной девушки на другую, Отто перевел свой зеленый взор на Валейну. Её слова, прозвучавшие так неожиданно и властно, заставили его пересмотреть свои планы в мгновение ока, после чего в его голове промелькнула лишь одна мысль: «Что ж, самое толковое, что прозвучало из твоих уст, девочка». Он понимал, что Валейна, с её неукротимым нравом, амбициями и хитростью, может быть гораздо более опасным противником, чем Рейнира, казавшаяся многим наивной девочкой по сравнению с младшей сестрой. Да и, если Валейна отправится на Безлордный остров и не вернется, это для него будет даже лучший вариант, ведь тогда Джейхейрис останется без защиты и не появятся новые соперники из её чрева, и для Эйгона путь к трону станет еще более коротким. Король Визерис, словно пораженный громом, замер, смотря на своих дочерей со смешанными чувствами. В его глазах читались и гнев, и тревога, и неверие, но была и гордость; гордость за то, что они способны на подобное для своего королевства. Но они обсуждают не простой визит, а угрожающий жизни каждой из них. И ком застрял у него в горле, не давая произнести ни слова. Его руки непроизвольно сжались в кулаки, а фиолетовый взор, прожигая, проходился по Рейнире и Валейне. Он чувствовал, как разрывается между долгом короля и отцовской любовью. Ему нужно было принять решение, но он не знал, как. В то же время мейстер Меллос нарушил тишину своим рассудительным голосом. — Если позволите, Ваше Величество, — проговорил Меллос, обращаясь к государю и стараясь говорить, как можно более собранно, — Я полагаю, что кандидатура королевы-консорта Валейны кажется наиболее подходящей. Он откашлялся, поправляя свои цепи, от чего те слегка звякнули, ударившись звеньями друг об друга, и продолжал: — Так мы покажем силу, но через дипломатические переговоры. Валейна, услышав слова Меллоса, одобряюще кивнула, как бы подтверждая его правоту. Она скрестила руки на своем животе. — К тому же, — добавила Валейна, — Среброкрылая доберется до Безлордного острова гораздо быстрее, чем Сиракс. Время сейчас имеет решающее значение. Она хотела, возможно, сохранить свое превосходство перед Рейнирой, но её прервал король Визерис, который, собравшись с силами, поднялся со своего места. Мужчина окинул взглядом присутствующих, как будто пытался прочитать их мысли и угадать их намерения. В его глазах читалась усталость, боль и решимость. Он понимал, что ему необходимо принять решение, которое определит будущее его семьи, а возможно и всего государства. — Я приму решение ближе к вечеру, — ответил Таргариен. Его голос звучал твердо и властно, не терпя возражений. — Вы можете вернуться к своим делам. Со вздохом государь поднялся из-за стола и, подойдя к Рейнире, положил руки ей на плечи. Он слегка сжал их, как бы подбадривая и поддерживая её, а затем он повернулся к Валейне и, бросив на нее короткий, но многозначительный взгляд, серьёзно произнес: — Валейна, я хочу с тобой поговорить. Наедине. И, не ожидаясь ответа, Визерис жестом пригласил дочь-жену последовать за ним.

***

Утреннее солнце робко пробивалось сквозь щели между плотно задернутыми бархатными портьерами, окрашивая покои пятого короля Семи Королевств в приглушенные тона. Комната казалась просторной и обжитой, но в то же время ощущалась некая пустота, словно отражение боли и заботы, обремененных предками. Повсюду были разбросаны свитки, книги и карты, свидетельствовавшие о его неустанных трудах. Особое место в этих беседах занимал большой и искусно выполненный макет Старой Валирии из белого камня: каждая улица, каждый дом, каждый храм были вырезаны с невероятной тщательностью, являя собой словно живой город, застывший во времени. Визерис любил проводить здесь часы, вспоминая о величии своего рода и мечтая о возвращении былой славы. И едва они с дочерью переступили порог покоев, и массивная дубовая дверь с глухим стуком захлопнулась за их спиной, как Визерис, сбросив с себя маску спокойствия, резко обернулся к ней. В его глазах читалась легкая злость, смешанная с глубокой тревогой и непониманием. — Что ты устроила, Валейна? — он сделал несколько быстрых шагов вперед, сокращая расстояние между ними, и, с дрожью в голосе, перейдя на восклик, спросил. Валейна слегка изогнула дугой серебряную бровь, выразила легкое недоумение и, возможно, намек на раздражение — она была не согласна с его упреком, который прекрасно поняла. Затем сребровласая медленно произнесла, тщательно взвешивая каждое слово, как бы раскладывая их по полочкам: — Если ты имеешь в виду наш… Громкий разговор с Лордом-десницей, то уверяю тебя, я лишь хотела донести до Малого Совета свою точку зрения, — девушка сделала небольшую паузу, искоса взглянув на государя, — А он… — она снова замолчала, подбирая наиболее подходящее слово, — А он вел себя так, будто мои слова не имеют никакого значения... Визерис, не позволив ей закончить фразу, раздраженно покачал головой, прерывая её оправдание. Этот жест был исполнен усталости и досады, и Валейна мгновенно замолчала, послушно склонив голову, демонстрируя должное уважение к монарху. Однако в её глазах, сверкающих фиолетовым огнем, можно было увидеть скрытую тень протеста. Мужчина, тяжело вздохнув, словно сбрасывая с себя что-то тяжелое, сделал несколько шагов вперёд, сокращая расстояние между ними. Он казался утомленным, его плечи слегка поникли, а в морщинах у глаз застыла печаль. Он подошел к Валейне и, остановившись почти вплотную, окинул её взглядом полным разочарования и, возможно, ещё одного легкого упрека. — Дело не в этом, Валейна, — произнес он. Теперь голос звучал гораздо мягче, чем раньше, но в нем была отчетливо слышна тревога, смешанная со скрытой гордостью, — Ты повела себя не как мудрая и рассудительная королева, а как дерзкая и импульсивная девчонка, готовая броситься в самый опасный бой, не задумываясь о последствиях. Ты слишком легкомысленно отнеслась к своей безопасности. Валейна резко подняла на него свой фиолетовый взор, в котором отразилось удивление, смешанное с возмущением и даже оскорбленным достоинством. Она казалась задетой за живое, как будто усомнились в её уме и здравомыслии. — Ты — королева, Валейна, — продолжает Визерис, игнорируя ее протестующий взгляд и стараясь не поддаваться ее молчаливому протесту. Голос его звучал твердо и убедительно, но в нем чувствовалась тревога, — Ты обязана думать о последствиях своих действий, о благе Семи Королевств, о своей жизни. А ты… Иногда ты ведешь себя совершенно непредсказуемо, Валейна, и это меня пугает. Твоя импульсивность может привести к катастрофе. Сребровласая в ответ покачала головой, выразив свое несогласие и непонимание. Она не совсем понимает, чем больше он недоволен: её словесной перепалкой с лордом-десницей или её неожиданным решением отправится на Безлордный остров и встретиться лицом к лицу с неизвестной угрозой. — Таков мой нрав, муж, — ответила ровным и спокойным голосом с ноткой непокорности девушка, — Нравится тебе это или нет, но я не собираюсь меняться. Я всегда буду говорить то, что думаю, и поступать так, как считаю нужным. Визерис в ответ мягко покачал головой, выразил свое несогласие с её словами. Он поднял руку и нежно прикоснулся к девичьей щеке, поглаживая ее большим пальцем. В его глазах читались любовь, забота и легкая грусть. — Я не говорю, что мне не нравится твой нрав, Валейна, — сказал государь, — Я люблю тебя такой, какая ты есть, со всеми твоими достоинствами и недостатками. Но ты должна научится управлять своим нравом, обуздать свою вольность. Ты понимаешь, что необходимо быть не только отчаянно храброй и бесстрашной, но и когда потребуется — рассудительной властительницей или милосердной женщиной. Он положил вторую руку на другую щеку, нежно касаясь кончиками пальцев нежной кожи. Валейна, поддавшись нежному прикосновению руки Визериса к лицу, на мгновение смягчилась, прикрыв глаза в ответ на его ласку. Но, несмотря на это, она не отступила от своей позиции. Подняв глаза на отца, сребровласая произнесла с твердостью, подчеркивая искренность своих намерений: — Я действовала исключительно во благо Семи Королевств, Визерис. Мои мысли были заняты не личной выгодой, а нашим народом, — в фиалковых глазах горел огонь убежденности, когда она продолжала говорить, стремясь убедить мужа, — Если именно я отправлюсь на Безлордный остров, — с уверенностью заявила Валейна, — Я думаю, что смогу убедить Лорда зе Рааза отступить от своих планов и покинуть остров в кратчайшие сроки. Визерис в ответ лишь печально покачал головой, его лицо омрачила тень. Он крепче сжал её лицо своими ладонями, как бы опасаясь, что она вот-вот ускользнет от него, и проговорил, едва сдерживая волнение, следующие слова: — Даже не проси меня об этом, Валейна, — его голос звучал тихо, почти умоляюще, — Я не могу позволить тебе рисковать собой. Королева нахмурилась, выражая недовольство категорическим отказом от отца. Она понимала его опасения и любовь, но не могла понять, почему он оберегает её, как хрупкую статую, лишенную права на собственное мнение и выбор. — В любом случае нас ждет риск, отец, — возразила Валейна. Её тон стал более настойчивым, но в нем прозвучала мольба о понимании, — Будь то я, Рейнира или кто-то другой, кого ты отправляешь на этот остров. Но если именно мне удастся предотвратить войну, избежать кровопролития и спасти тысячи невинных жизней, то я готова пойти на этот риск. Разве это не стоит того? — Нет, не стоит, — твердо ответил Визерис. В его глазах застыла решимость, и Валейна поняла, что дальнейшие разговоры бесполезны. — Эти решения могут защитить судьбу всего королевства, отец! — попыталась возразить Валейна, стараясь достучаться до его рассудка и переубедить его. Она чувствовала, что в её руках есть шанс предотвратить большую беду, и не хотела его упустить. — А ещё… Твоя жизнь, — перебил её мужчина, его голос звучал мягче, но в нём по-прежнему чувствовалась непреклонная воля. Он крепче сжал ее лицо своими ладонями, словно желая держать её рядом с собой, — Я всё решил, Валейна. Я не отпущу ни тебя, ни Рейниру. Я найду другой способ решить эту проблему. Валейна попыталась продолжить спор, привести новые доводы, но мужчина, не позволив ей и слова сказать, громко перебил ее, демонстрируя свою непреклонность и отчаяние. — Довольно! — крикнул Визерис, его голос эхом разнесся по-новому, — Я не хочу больше ничего слышать! Моё решение окончательно! После этих слов Визерис тяжело вздохнул, и опустил руки, отвернувшись от дочери, не в силах больше смотреть ей в глаза. — Отправляйся к себе, Валейна, — его голос звучал устало и отстраненно, — Иди к нашему сыну. Ему сейчас нужна твоя любовь и забота. Валейна, услышав его слова, сжала губы в тонкую, почти незаметную линию, вызванную скрытой обидой и разочарованием. В глубине её фиалковых глаз мелькнула тень досады от того, что муж не верит в неё, недооценивает способности и не желает прислушиваться к её доводам. Ей было горько осознавать, что её мнение ничего не значит для него в столь важном вопросе. Приняв вынужденное оскорбление и попытавшись скрыть свои истинные чувства за маской королевского достоинства, она склонилась в легком, формальном поклоне и произнесла сдержанным, чуть холодноватым тоном: «С вашего позволения, муж мой». Сребровласая отвернулась от Визериса, не произнеся больше ни слова, и с поднятой головой направилась к дверям, чувствуя устремленный на её фигуру взгляд. Выйдя из королевских покоев, Валейна, как будто ощущающая на себе чей-то пристальный, оценивающий взгляд, слегка повернула голову и заметила, как в её сторону направляется лорд Отто Хайтауэр. «Подлый змей, что пришёл впиваться в сознание моего отца ради достижения своих целей?» — подумала про себя сребровласая, остановившись возле двери покоев государя, скрестив руки на груди. Собравшись с духом, Валейна сделала несколько уверенных шагов к лорду-деснице. Она остановилась в нескольких футах от него, вскинув подбородок с гордым видом. Встретившись с его довольным, как у хищника, предвкушающим легкую добычу, взглядом, сребровласая криво усмехнулась: в её улыбке не было ни капли тепла и искренности. — Проходите, лорд Отто, — произнесла Валейна с насмешкой, — Мой отец с удовольствием примет ваши речи. Особенно сейчас, когда он так нуждается в мудром совете и поддержке верного слуги. Не так ли? Отто Хайтауэр остановился, его взгляд, как будто змея, скользнул по девушке, оценивая её с головы до ног: «Недовольна. Видимо, король отверг её предложение». И его губы тронула холодная улыбка, выдавая надменность и уверенность в своем превосходстве. — Как всегда проницательны, моя королева, — в его голосе звучала колкость и снисходительность, — Жаль лишь, что она, почему-то, не распространяется на понимание истинных интересов Семи Королевств и династии Таргариенов. Услышав эти слова, девушка вскинула бровь, а на лице появилась презрительная усмешка. Её глаза, полные ярости, прожигали десницу насквозь. — О, я прекрасно понимаю интересы Семи Королевств, лорд-десница, — ответила девушка, — И особенно хорошо вижу, как искусно ими манипулируют в собственных целях. Она вскинула голову и, не ожидаясь ответа, прошла мимо лорда Хайтауэра, как будто не замечая его. Она оставила его, стоящего в коридоре, усмехнувшегося от её новой дерзости, а потом вошедшего в комнаты государя. Покинув мужчину, Валейна направилась по длинным, сумрачным коридорам Твердыни Мейгора. Огромные каменные стены, украшенные гобеленами с изображениями драконов и древних битв, давили своей массивностью. Слабый свет факелов, закрепленных на стенах, едва рассеивает густой полумрак, отбрасывая причудливые тени. Лишь изредка мимо Валейны проскальзывали слуги, занятые своими повседневными делами. Они почти сразу же кланялись, завидев её, опустив голову, и торопливо отходили в сторону, позволяя ей пройти мимо. Валейна же, погруженная в свои мысли, не обращала на них внимания. Её шаги звучали тихо и приглушенно на фоне тишины коридоров. Её серебристые волосы, словно водопад, струились по спине, едва касаясь алого шёлкового платья. В каждом движении чувствовалась определенная легкость и гордость, но в то же время, сквозило чувство разочарования. Достигнув площадки между этажами, Валейна невольно замедлила шаг и, повинуясь внезапному порыву, направилась к искусно выкованным перилам внутреннего балкона. Её пальцы, украшенные несколькими перстнями с гербами, коснулись холодного камня. С легким вздохом она опиралась на перила, устремив свой задумчивый взгляд вниз, в бурлящую жизнь на нижнем этаже Красного Замка. Перед её взором открылась широкая панорама: просторная зала была заполнена благородными лордами и леди, одеждами из яркого шелка и бархата. Они двигались плавно и грациозно, как пестрые бабочки, порхающие с цветка на цветок. В воздухе витали обрывки организованных бесед, громкий смех и тихий шорох тканей, словно здесь нет места трудностям и тревогам, словно жизнь течет легко и беззаботно. Валейна с грустью и легкой завистью наблюдала за этой картиной. Она чувствовала себя чужой, словно наблюдатель со стороны, не относящийся к этому миру. В её сердце поселилось разочарование от осознания того, что её искреннее стремление принести пользу королевству оказалось тщетным, а душа была исполнена горечи от осознания того, что за блеском и роскошью скрывается паутина интриг, коварства и лицемерия. Она не двигалась, и дыхание на мгновение остановилось. Её взгляд, полный задумчивости и глубины, был устремлен вдаль, за пределы залитых светом залов, туда, где сгущались темные тучи надвигающейся угрозы. Поглощенная мыслями, Валейна не заметила, как к ней бесшумно подобралась её старшая сестра, оказавшаяся по близости, и, лишь когда тишина нарушилась тихим шелестом платья за её спиной, она вздрогнула, как от внезапного толчка, и резко повернула голову. Встретившись взглядом с Рейнирой, сребровласая на мгновение замерла, словно не верила своим глазам, а затем, собравшись, обернулась к ней полностью, стараясь скрыть смятение. Рейнира, не теряя времени, сразу же перешла к делу, в ее голосе звучало легкое раздражение. — Зачем ты это сделала, Валейна? — выпалила она, глядя прямо в глаза младшей сестре. Валейна слегка нахмурилась, на красивом лице появилось выражение недоумения, смешанного с легким высокомерием. Она вскинула бровь и, скрестив руки на груди, надменно спросила: — Я не понимаю тебя, ты говоришь загадками. Принцесса Драконьего камня закатила глаза, выразила свое нетерпение и сжала кулаки, стараясь сдержать гнев. — Не притворяйся, будто не понимаешь, о чем я говорю, Валейна, — ответила Рейнира, так, словно обвиняла в чем-то постыдном, — Почему ты вызвалась лететь на Безлордный остров? Ты совсем не задумываешься о последствиях? Больше не было нужды ходить вокруг да около. Услышав слова Рейниры, девушка криво усмехнулась — холодно и иронично. Она с вызовом посмотрела на старшую сестру. — А ты не осознавала, когда сама так рьяно предлагала свою кандидатуру? — язвительно спросила Валейна, глядя прямо в глаза принцессе, не отводя взгляда, и презрительно покачала головой, выражая свое глубокое разочарование в наивности и лицемерии сестры, — Так или иначе, Рейнира, опасность будет всегда. И ты, как наследница Железного Трона, должна это понимать. Рейнира, как будто не расслышав язвительный тон сестры, сжала губы, игнорируя колкость в ее голосе. Она была искренне обеспокоена безопасностью девушки, несмотря на все прошлые разногласия, обиды и соперничество, разделявшие их. — Ты можешь пострадать, если полетишь, Валейна, — ответила Рейнира. В её голосе звучала искренняя, неподдельная тревога, — Ты обязана думать о своем сыне. Кто позаботится о нём, если с тобой что-то случится? Валейна усмехнулась еще шире, и в её фиалковых глазах сверкнул холодный огонь презрения. — Ты тоже можешь пострадать, Рейнира, — парировала Валейна, — Ты тоже можешь потерять все. И не только физически. Помни об этом, когда в следующий раз будешь строить свои амбициозные планы. У тебя же они только такие, правда? Рейнира замолчала на мгновение, словно пораженная колкими словами сестры. Она внимательно смотрела в её глаза, полные напряжения и обиды, пытаясь разгадать, что же на самом деле скрывается за ее маской безразличия. В её душе бушевали противоречивые чувства: гнев на безрассудство Валейны, искреннее волнение за неё и горечь от осознания того, что они так и не смогли найти общий язык, простить старых обид, примириться и стать настоящими, любящими сестрами. Рейнира чувствовала, как между ними выросла стена непонимания и напряжения, которую, казалось, уже невозможно было разрушить. — Ты ругаешь меня, как будто я всё ещё маленькая девочка, Рейнира, — бросила Валейна. Она не хотела, чтобы ее воспринимали как ребенка, нуждающегося в опеке и защите. Рейнира лишь пожала плечами, выразила свое безграничное волнение о сестре и одновременно признала свою беспомощность перед её упрямством. — Я всегда буду видеть в тебе ту маленькую девочку, которая в глубокой ночи тайком просилась поспать со мной, потому что ей было страшно, — мягко и с теплом ответила принцесса. Она улыбнулась воспоминаниям далеких времен, когда они были близки и беззаботны. Улыбнулась и Валейна, но лишь на мгновение, прежде чем быстро оторвалась от этих ностальгических воспоминаний. В её глазах вновь вспыхнула прежняя холодность и отстраненность. В её памяти мгновенно всплыли картины предательства и обиды. Воспоминания о счастливом детстве, казалось, усиливали боль и печаль от утраченной реальности. Валейна, услышав слова сестры, лишь презрительно покачала головой, поджав губы в тонкую линию. — Эти времена давно прошли, Рейнира, — холодно ответила Валейна. Она собиралась покинуть Рейниру и покончить с этим бессмысленным разговором; она чувствовала, что эти воспоминания лишь бередят старые раны и не приносят ничего, кроме боли. Однако Рейнира, предчувствуя её уход, быстро схватила её за руку и остановилась, и королева замерла, ощутив прикосновение сестры, и медленно повернула голову. В фиолетовом взгляде читалось раздражение. В тишине повисло напряжение. Девушки молча смотрели друг на друга, их глаза были полны невысказанных слов и неразрешенных вопросов. В глазах Рейниры читалась надежда, смешанная с отчаянием и мольбой. Она думала найти в глазах Валейны хоть искру тепла, хоть намек на прощение. Наконец, Рейнира, собравшись с духом, тихо спросила, словно боясь нарушить хрупкое равновесие: — Сможешь ли ты когда-нибудь меня простить, Валейна? Валейна замерла. Её лицо остается непроницаемым, как маска, скрывающая бурю эмоций, бушевавших в душе. Внутри нее боролись противоречивые чувства: обида, гнев, горечь, но также и тихая тоска по сестре. После долгой паузы Валейна медленно покачала головой, в фиолетовых глазах отразились боль и отчаяние. — Я не знаю, Рейнира, — прошептала Валейна, — Я не знаю, смогу ли я когда-нибудь тебя простить. Пока… Пока я не готова. С этими слова Валейна резко вырвала свою руку из хватки Рейниры, словно освобождаясь от невидимых цепей, связывающих их. Не сказав больше ни слова, она быстро продолжила свой путь, оставляя сестру одну.

***

Визерис, погруженный в свои мысли, восседал в обитом бархатом кресле, как будто тень самого себя. Его обычно светлое лицо казалось бледным и хмурым, а в глазах читалась усталость и тревога: из головы всё никак не выходили его дочери с их фамильной храбростью. По правую сторону от него, как безмолвный наблюдатель, возвышался детально проработанный макет Старой Валирии — город-легенда, воплощение былого величия Таргариенов. Именно за ним, как одержимый, государь мог сидеть несколько часов подряд, создавая, вкладывая в него не только свои знания, но и частичку своей души. Каждая высота, каждая арка, каждая башня были вырезаны с аккуратностью и тщательностью, как будто он пытался вернуть к жизни утерянный рай. И в данный момент в его руках была зажата небольшая каменная фигурка — купол башни, высеченный из того же белого камня, что и весь макет. С помощью тонких, искусно изготовленных инструментов, король аккуратно придал ей нужную форму, сосредотачиваясь на каждой детали. Он шлифовал камень, сбивал углы, добиваясь идеальной гладкости и симметрии. Его движения были замедленными и выверенными, как будто он боялся одним неловким движением разрушить хрупкий мир своих грез. В другом же кресле, напротив Таргариена, находился его десница. Он сидел неподвижно, а его лицо, обычно бесстрастное и непроницаемое, теперь казалось ещё более суровым и отстраненным. Ни одна мышца не дрогнула на его лице, ни один жест не выдал его истинных мыслей и намерений. Однако за этим спокойствием таилось тщательно скрытое нетерпение и скука. Он внимательно, почти немигающе, следил за своим государем, измеряя каждое его движение, каждое изменение в последующем взгляде, вздохе. В его холодных зелёных глазах мелькало утомленное ожидание, но он молчаливо терпел, прекрасно понимая, что ему остается лишь ждать, пока Визерис соизволит прервать затянутое молчание и заговорит первым. Он был готов выслушать его, поддержать, дать совет, направить его мысли в нужное русло, чтобы в конечном итоге достичь своих естественных, далеко идущих целей. Нарушив гнетущую тишину, Визерис, наконец, заговорил, выныривая из глубины своих дум. Его голос, обычно мягкий, сейчас звучал уставшим и немного хриплым, выдающим его душевное смятение. Он бережно отложил инструменты и недоделанную каменную фигурку на ближайший столик, сделанный из дерева и украшенный серебряной инкрустацией. Затем, откинувшись на спинку кресла, обитую мягкой бархатом, он устремил свой взор в высокий, сводчатый потолок, словно ища там ответы на мучившие его вопросы. — Мои дочери… — начал Визерис, размышляя вслух и обращаясь скорее к себе, чем к Отто, — Они непредсказуемы, Отто. Очень непредсказуемы. И, как бы вспомнив что-то забавное и одновременно вызывающее тревогу, он слабо усмехнулся, но в этой усмешке прозвучала не только толика гордости за своих своенравных и смелых дочерей, но и печаль от осознания их непокорности и стремления к свободе. Он любил их всем сердцем, несмотря на их склонность к рискованным поступкам и нежелание подчиняться общепринятым правилам. Отто Хайтауэр, внимательно следивший за каждым жестом и словом государя, услышав его слова, испытал мимолетное желание усмехнуться в ответ, но вовремя сдержался, подавив этот непроизвольный, почти рефлекторный порыв. В его голове промелькнули мысли о том, что девчонки, конечно, не обделены умом и сообразительностью, но их непокорный нрав, упрямство и гордыня иногда переходят все границы дозволенного, ставя под угрозу стабильность и благополучие Семи Королевств. Он прекрасно помнил, сколько хлопот они доставляли ему в прошлом, — а сколько же доставляют сейчас и сколько ещё доставят? — и предвидел, что в будущем их своевольные характеры могут привести к ещё более сложным и непредсказуемым последствиям. Однако, сохраняя на лице невозмутимое выражение и серьезный вид, Отто лишь слегка кивнул в знак согласия и скрепил руки в замок, положив их на колени, облаченные в шелковые чулки. На его лице появилась едва заметная, но весьма учтивая улыбка. Она не достигла его глаз, оставаясь лишь на губах. — Да, Ваше Величество, — ответил рыжеволосый, стараясь придать своему голосу, как можно больше искренности и верноподданности, — Это нисколько не мешает им быть весьма находчивыми, талантливыми и, безусловно, очень преданными своей семье и дому Таргариенов. А мысленно добавил, с ноткой скрытой иронии и едкой насмешки: «Не в меру находчивыми. Не в меру талантливыми. И, к сожалению, не в меру упрямыми». Визерис, слегка кивнув, как бы соглашаясь с тем, что услышал, опустил голову и устремил взгляд на руки, сложенные на коленях. Его лицо выражало смесь нежности и неуверенности. Для него было важно мнение десницы, как близкого друга и советника, и он искренне надеялся, что его строптивая младшая дочь не обидела десницу. — Отто, мой друг, — проговорил Визерис, в его голосе слышалась искренняя теплота и даже какая-то мольба, — Скажи честно, не сердишься ли ты на Валейну за её резкие слова на утреннем совете? Я знаю, она порой бывает слишком прямолинейной и упрямой, но я надеюсь, что ты не держишь на ней зла и понимаешь, что её намерения всегда чисты. Мужчина на мгновение замер, словно взвешивая каждое слово. Его зелёные глаза сузились, лицо приняло выражение задумчивости. В его голове мгновенно пронеслись различные варианты ответа, но в конечном итоге он выбрал тот, который, по его мнению, лучше всего поможет достижению его планов. Сначала он хотел отделаться формулировкой о том, что не обращает внимания на юношеские выходки, однако, поразмыслив, он решил использовать эту ситуацию в своих целях, чтобы укрепить свое влияние на короля и продвинуть ему свою позицию. — Нисколько, Ваше Величество, — его голос звучал ровно и спокойно, как если бы он говорил чистую правду, — Я понимаю юный порыв и уважаю её искренность и честность. Королева Валейна, безусловно, умна, образованна и прозорлива, и её слова всегда заслуживают самого пристального внимания, даже если они время от времени бывают резкими и неуместными. Затем, словно желая еще больше укрепить свое положение в этом разговоре, завоевать его доверие и подготовить почву для будущих действий, Отто добавил, понизив голос и придав ему налет откровенности: — И, признаться честно, Ваше Величество, хоть я и не стал признавать это во всеуслышание на утреннем совете, но, поразмыслив над её словами в тишине и спокойствии, я пришел к выводу, что она, возможно, была права в своих суждениях. Её доводы, как ни странно, оказались весьма впечатляющими, и заставили меня пересмотреть свою точку зрения на некоторые вопросы. Визерис слегка усмехнулся, услышав слова Отто, и на его лице появилось выражение гордости за свою дочь. — Да, Отто, — протянул Визерис, — Валейна… Она всегда отличалась своим умом, проницательностью и ясной речью. Она унаследовала эти качества от своей матери. Визерис замолчал, на его лице разразилась сложная смесь чувств. Он глубоко задумался, потирая пальцами переносицу. Нарушив эту напряженную тишину, Хайтауэр выждал лишь мгновение, прежде чем продолжить. На его губах играла легкая, едва заметная улыбка, намекающая на уверенность в себе и своих словах. — И, обдумывая предложение доброй воли ваших дочерей о том, что они готовы отправиться на Безлордный остров, я всерьез задумался об этой идее. После долгих размышлений я пришел к выводу, что отправка драконьего всадника в качестве посланника— это достойная идея, которая заслуживает самого пристального внимания и детального изучения. Визерис поднял голову и посмотрел на Отто, нахмурив свои густые, серебряные брови. Его взгляд был полон сомнений, недоверия и даже некоторой доли раздражения. Он как будто прочитал мысли своего советника, понял, что именно тот имеет в виду, и какие цели преследует. — Что ты имеешь в виду, Отто? — спросил Визерис, его голос был спокойным, но в нем сквозила легкая нотка подозрительности, — Ты хочешь сказать, что это хорошая идея? Разве ты не считаешь это слишком рискованным? И почему именно драконий всадник? Отто ответил, сохраняя полную невозмутимость, его голос звучал спокойно и убедительно. Он слегка наклонил голову, выражая уважение к королю, и, мягко улыбнувшись, объяснил свои доводы: — Кораблями, войсками и угрозами выходца из Вольных городов не напугать, Ваше Величество. Они привыкли к войне и разбоям, и для них это лишь очередной шанс поживиться. Но дракон… Дракон — это совсем другое дело. Его появление может изменить их мнение и заставить их серьезно задуматься о последствиях своих действий. Дракон — это символ могущества вашего дома, это сила, с которой нельзя не считаться. Его присутствие на Безлордном острове станет убедительным аргументом для мира и послужит мощным сдерживающим фактором. Лицо Визериса исказилось в гримасе недовольства. Он явно не был в восторге от этой идеи, но другого выхода может и не быть. Риск был великим, но и ставки в этой «игре» были чрезвычайно высокими. Он окинул взглядом макет Старой Валирии. — И кого же ты предлагаешь, Отто? — переспросил Визерис, — Кого ты видишь в роли посланника, готового рисковать своей жизнью ради общего дела? Затем он покачал головой и добавил, как бы ставя точку в этом споре: — Увы, Отто, в данный момент мы можем позволить себе отправить на Ступени лишь четырех драконьих всадников. И все они женщины. Отто Хайтауэра выразил свое понимание, и выдержал небольшую паузу, как будто давая королю время обдумать ситуацию. Он знал, что нужно действовать осторожно и не давить на Визериса, чтобы тот не принял поспешное решение. — Да, Ваше Величество, — ответил он, — Я тщательно обдумал все возможные варианты, и, признаться, прежде всего на ум пришла принцесса Рейнис. Она опытный драконий всадник, имеет большое уважение, как в Семи королевствах, так и за их пределами и прекрасно умеет находить общий язык с разными людьми. Но, к сожалению, как известно, она всё ещё таит обиду на вас после того, как вы отвергли предложение о союзе с её дочерью, Лейной Веларион. А это значит, вероятность того, что она согласится на эту опасную миссию, крайне мала. Кроме того, я сомневаюсь, что она решилась бы отпустить свою дочь, Лейну, которая также является драконьим всадником, в столь рискованное задание. Таким образом, как я понимаю, у нас осталось лишь две кандидатуры. — И кому же ты отдаёшь своё предпочтение? Визерис внимательно посмотрел на своего советника, крепко сжимая подлокотники своего кресла, прекрасно понимая, что ответ ему не понравится, но похоже это единственный вариант.

***

Алисента Хайтауэр, потупив взгляд, медленно продвигалась по лабиринтам коридоров Твердыни Мейгора. Её движения были вялыми и апатичными, как будто ее тело было наполнено свинцом. Каменные стены, покрытые пылью веков и тусклыми гобеленами, казались ей давящими и угнетающими, и, поднимаясь по винтовым лестницам, она почувствовала, как старая ступенька отзывается болью в ступнях, едва они касаются её. Ей казалось, что она не идет вперед, а плетется по бесконечному кругу, из которого нет выхода. В голове, повторяясь из минуты в минуту, звучат настойчивые слова отца, что был непреклонен в своём требовании: она должна зачать еще одного ребенка, наследника мужского пола, который обеспечит дому Хайтауэров прочное положение при дворе и укрепит их влияние на корону. Алисента придерживалась идей отца, его приказов, но её сердце противилось этому. После того, как прошли первые роды, её тело было истощено, а душевные силы на исходе. Она мечтала лишь о покое и возможности насладиться материнством, привыкнуть, но отец, безжалостный кукловод, дергал ее за ниточки, чтобы заставить плясать под свою дудку. «Есть ли у меня выбор?» — этот вопрос, как навязчивая идея, преследовал её повсюду. Алисента, почти неслышно, словно тень, скользила вперед по холодным коридорам, нежно и осторожно прижимая к себе маленького сына Эйгона. Время от времени она оглядывалась на нянек, которые шли следом, стараясь не отставать и не привлекать к себе лишнего внимания. Алисента доверяла этим женщинам, понимая, что они — единственные люди в этом огромном и враждебном замке, которые могут помочь ей продолжать заботиться о её сыне. И вдруг, в конце длинного и пустого коридора, Алисента резко замерла, как будто её внезапно сковали невидимые цепи. Её взгляд невольно зацепился за знакомую фигуру, одиноко сидящую на старой, каменной скамье, прислонившись к холодной стене — Рейнира, подруга, с которой они когда-то делили все радости и горести юности, с которой она когда-то была так близка, с которой у нее было столько общих секретов и мечтаний. Сердце Алисенты бешено заколотилось в груди, а в душе поднялась огромная волна тоски, вины и отчаяния. Она стояла в нерешительности, разрываясь между значительными желаниями шагнуть и поговорить с Рейнирой и парализующим страхом быть отвергнутой, униженной и осмеянной. Стоит ли нарушать эту тягостную тишину и рискнуть еще больше усугубить ситуацию? Или лучше пройти мимо, сделав вид, что она ее не заметила, и навсегда похоронить надежду на возвращение дружбы? Но тоска по утерянной близости оказалась сильнее, и рыжеволосая, собравшись с духом, подавив дрожь в голосе и сжав кулаки, тихо, почти шепотом, произнесла: — Рейнира… Рейнира, услышав знакомый голос, резко вскинула голову и увидела Алисенту, стоящую в нескольких шагах от нее, нежно прижимающую к себе младенца. На ее лице мгновенно разлились презрение, отвращение и открытая злоба. Не говоря ни слова, не издавая ни звука, она быстро поднялась со скамьи, отряхнула подол своих платьев, и направилась в сторону своих покоев, словно стремясь, как можно скорее скрыться от королевы, как будто та была прокаженной, прикосновение к которой несло лишь страдания и смерть. Алисента, поджав губы, сжав кулаки до побелевших костяшек и еле держа слезы, не стала её останавливать. Она лишь молча, с тяжелым сердцем, передала своего сына подошедшей няньке, тихо, почти беззвучно, приказав ей: — Уложи его в постель и оставайся рядом. И, развернувшись, Алисента приняла решение и твердо двинулась следом за Рейнирой, поклявшись себе, что она поговорит с ней, во что бы то ни стало, что она не позволит ей уйти просто так, не выслушав её, не дав ей шанс объясниться, и все исправит. Она больше не позволит этому конфликту разрушить их жизнь. Алисента, ощущая, как ее надежда тает с каждой секундой, тут же окликнула Рейниру, в этот раз повысив голос, надеясь пробить стену напряжения и обиды, воздвигнутую между ними. — Рейнира! Прошу, постой! — выкрикнула Алисента, в её голосе прозвучала отчаянная мольба. Слова эхом разнеслись по пустынному коридору. Рейнира резко остановилась, не оборачиваясь к Алисенте. Её плечи дрожали от ярости, спина выражала крайнюю степень неприязни. Она, казалось, сдерживала себя из последних сил, чтобы не сорваться и не выплеснуть весь свой гнев на Алисенту. — Оставь меня в покое! — прошипела Рейнира, не поворачиваясь. Её голос, обычно мягкий и мелодичный, сейчас был полон яда и презрения, — Я не хочу сейчас ни с кем говорить. Алисента, собрав всё мужество, что только было в ней, сделала ещё несколько шагов вперед, стараясь быть ближе к Рейнире, но в то же время опасаясь её состояния. — Я знаю, что ты злишься на меня, — тихо произнесла Алисента, стараясь подобрать нужные слова, — И у тебя есть на это причина. Но я просто хочу поговорить. Мне нужно поговорить с тобой. Рейнира медленно развернулась к лицу Алисенте. В её глазах бушевала настоящая буря. В них не было и следа былой дружбы, нежности и понимания. Только лед, огонь и глубокая, смертельная обида. — Время для разговоров давно прошло, Алисента, — холодно, как зимний ветер, ответила Рейнира. Ее голос был ледяным и неприступным, как будто она говорила с незнакомкой, а не с той, кого когда-то считала своей близкой подругой. — Все кончено. Ты сделал свой выбор, и теперь тебе придется жить с его последствиями. Оставь меня. Алисента, не в силах больше выносить ледяной взгляд Рейниры, и, понимая, что слова не являются основной целью, отчаянно замотала головой. Она чувствовала, как рушится все, что было ей дорого, как уходит надежда на возвращение прежней дружбы. Вина и отчаяние захлестнули её с головой, лишая воли и разума. Забыв о своих королевских достоинствах и положении, Алисента бросилась к Рейнире, стремясь достучаться до её сердца хоть каким-то образом. Она схватила ее за руку, крепко сжав пальцы в своей ладони, словно пытаясь удержать ее от злости. — Нет, Рейнира, пожалуйста, выслушай меня! — срывающимся голосом воскликнула Алисента, ее слова перемежались всхлипами. — Ты не понимаешь… Я должна была сказать тебе всё в самом начале, открыть тебе свое сердце. Я должна была признаться тебе во всем… Но я была такой трусливой! Слезы, как будто горячие капли дождя, градом покатились по щекам Алисенты, оставляя влажные следы на её бледном лице. — Я боялась, Рейнира, я ужасно боялась! — рыдала Алисента, крепко сжимая руку Рейниры и глядя ей в глаза с полным отчаянием. — Я боялась, что ты отвергнешь меня, что наша дружба разрушится, что ты возненавидишь меня за мои чувства. Я была уверена, что ты никогда не простишь меня, хотя я так люблю тебя… Я думала, что твой отец всё-таки откажется от меня! Я молилась об этом! И я предпочла молчать, вместо того, чтобы рискнуть потерять тебя навсегда. Голос Алисенты сорвался, переходя в безудержные испытания. Она чувствовала, как её душа разрывается на части от боли и раскаяния. — Прости меня, Рейнира, прошу, умоляю тебя, прости! — захлебываясь слезами, прошептала Алисента, — Я была такой глупой, такой наивной... Но я никогда не хотела причинить тебе боль, Рейнира, поверь мне! Я никогда не желала тебе зла! Я всегда любила тебя… Как сестру… Как самую близкую подругу… Прошу, прости меня за всех! Дай мне шанс исправить свою ошибку! Взгляд Рейниры, до этого момента ледяной и неприступный, смягчился, когда она услышала искренние слова Алисенты и увидела её слезы раскаяния. Она смотрела на плачущую королеву, как будто видела ее, и в ее сердце впервые зарождалось что-то похожее на жалость и сочувствие. Затем, как будто поддавшись внезапному порыву, Рейнира резко обняла ту, прижимая её к себе с такой силой, как будто боялась, что та исчезнет. Её руки крепко обхватили Алисенту, по-видимому, защищая её от всего мира.

***

Вечер медленно укутывал замок сумраком, проникая в каждый уголок, смягчая резкие линии и погружая всё в умиротворение. Лишь отблески огня, плясавшие в камине, разгоняли темноту, играя тенями на стенах и создавая ощущение тепла и уюта, как и взгляд матери, стоящей у колыбели своего сына. В фиолетовых глазах отражалась вся любовь и нежность, на которые только способно материнское сердце. На губах играла ласковая улыбка, как будто она боялась нарушить тишину даже легким вздохом. Она наблюдала за своим сыном, за его безмятежным сном, полным детских грёз. Он лежал, свернувшись калачиком, и крепко сжимал крохотные ручки в кулачки, словно оберегая что-то очень важное. Валейна нежно и аккуратно погладила его серебряные кудрявые волосы, которые мягко переливались в огненном свете. Её движения были легкими и осторожным: она боялась разбудить сына. Потом её взгляд случайно упал на темно-синее яйцо, которое покоилось в колыбели рядом с Джейхерисом. Яйцо был большим и гладким, подобным ночному нему. Его поверхность переливалась в глубокие тени синего – от темного, почти черного, до яркого, напоминающего цвет тёмной лагуны. Рука девушки непроизвольно потянулась к нему. Её пальцы осторожно коснулись гладкой поверхности, и в тот же миг она почувствовала жар. Яйцо было горячим, словно в нем клокотала лава, словно в нём дремала сила, готовая вырваться наружу в любой момент. Этот жар обжег Валейну, заставив ее вздрогнуть от неожиданности. Вечерний полумрак, казалось, еще сильнее подчеркивал тепло и уют женских комнат. В мерцающем свете камина стены, увешанные вышитыми гобеленами с изображениями драконов и гербов Таргариенов, казались живыми, как будто бы, древние сказки. Тишину покоев, такую ​​глубокую и спокойную, внезапно прорезал скрип открывающейся двери, разрушая хрупкую грань между реальностью и сном. Валейна, до этого завлеченная безграничной нежностью и завораживающей тайной драконьего яйца, резко обернулась, словно потревоженная хищница. В дверном проеме стоял он – её муж, король Визерис. Фигура, казалось, вырезанная из самой тьмы, на мгновение заполнила собой весь проход. В его облике чувствовалась тень прошедшего дня, отпечатавшаяся на лице. Его взгляд, обычно мягкий и добрый, теперь казался неприятным и виноватым. Воспоминания об их недавней ссоре, о резких словах и взаимном непонимании, мгновенно всплыли в памяти Валейны. Её губы невольно сжались в тонкую, почти незаметную линию, позволяя вспыхнуть буре эмоций, клокочущих внутри – обида, разочарование, гордость и упрямство. Последние слова Визериса, полные упрека и недовольства её самовольной идеей вылазки на Безлордный остров, всё ещё звучали в голове, как злой укор. В знак протеста, словно возводя между ними неприступную стену, Валейна скрестила руки на груди, принимая позу отстраненности и холодной неприступности. Сделав шаг вперед, она холодно произнесла, тщательно подбирая слова: — Вы решили навестить меня, Ваше Величество? В её голосе, несмотря на все усилия, проскользнула обида, тонкая, но ощутимая, как будто лезвие бритвы. Визерис, как будто не замечая её колкости, прошел вперёд и медленно приблизился к ней, стараясь сократить расстояние. В его глазах, обычно излучавших доброту и мир, теперь читалось искреннее сожаление и оправдание, как будто он пытался заглянуть в самую душу своей дочери-жены. — Не стоит обижаться на меня, Валейна, — мягко сказал он, стараясь смягчить свой голос, окутать ее словами, как будто теплым одеялом, — Я думал лишь о твоей безопасности. Но слова его, казалось, повисли в воздухе и не нашли отклика в сердце Валейны. — Я думала о благе государства, — отрезала Валейна, не отступая от своей позиции. Голос её звучал холодно и отстраненно, как будто она говорила о чем-то совершенно не важном и незначительном. Визерис, похоже, чувствуя лед, сковавший девичье сердце, сделал ещё один шаг навстречу. Мягко, словно боясь спугнуть дикую птицу, он положил руки на её талию, ощущая хрупкость фигуры сквозь тонкую ткань платья. Его взгляд, полный искреннего раскаяния, устремился на её лицо, пытаясь заглянуть в фиолетовые глаза, увидеть там отражение её души, понять, о чём она думала на самом деле. — Возможно, я ответил слишком твердо и резко, — признался Визерис, — Но ты должна меня понять, Валейна. Ты — моя дочь и мать моего ребенка. В его словах прозвучала мольба о прощении, о понимании. Он хотел, чтобы она знала, как сильно он любит её и их, как сильно беспокоится о ее безопасности. Валейна тихо вздохнула, словно сбрасывая с плеча тяжелый груз. В её глазах мелькнула тень усталости и разочарования, но она быстро взяла себя в руки. Медленно кивнув головой в знак согласия, она сделала шаг вперед, сокращая расстояние между ними до минимума. Её тело почти касалось его, ощущая тепло его присутствия. — Я знаю, — тихо прошептала она, прикрывая глаза. Визерис тяжело вздохнул, прикрывая глаза. — Я долго думал о нашем разговоре, Валейна, о твоих словах… И о своих, – прошептал он, пока его дыхание опаляло её щеку. Визерис, как бы по велению сердца, наклонился ближе, ища утешения и примирения. Его губы коснулись её — мягко, неуверенно, как будто боясь спугнуть хрупкую птицу. Это был лишь лёгкий поцелуй, как прикосновение крыла бабочки, едва ощутимое прикосновение, цель которого проверить её расположение, пока Валейна замерла на мгновение: её разум боролся с противоречивыми чувствами. Обида ещё тлела где-то глубоко внутри, но тепло его тела, его близость пробуждали и другие, более нежные воспоминания, чтобы сердце билось быстрее. После короткой паузы она ответила на поцелуй. Это был медленный, чувственный танец губ, в котором ощущалась надежда на примирение, на возвращение утренней гармонии, как будто они искали друг друга в темноте, пытаясь найти дорогу домой. Но внезапно, очнувшись от наваждения, Валейна слегка отстранилась. В ее фиалковых глазах, обычно ярких и полных жизни, читалось предупреждение, толика обиды, как будто тень промелькнула на чистоте небесного склона, заслоняя собой солнце. Она направила взгляд через его плечо, избегая его глаз, словно пытаясь скрыть свои истинные мысли, задерживаясь на чем-то незаметном для него. Мужчина, почувствовав лёгкую неуверенность, не отпустил ее, но вместо этого осыпал нежными поцелуями ее шею, вдыхая аромат ее волос – запах лаванды и летнего ветра. Он ласкал её кожу. Именно в этот момент, когда его губы нежно коснулись девичей шеи, оставляя мокрые следы на нежной коже, когда чувства были смешаны и запутаны, как клубы тумана, Валейна произнесла, чуть слышно, как будто боясь нарушить хрупкое мгновение: — Ваше Величество, вы раздумывали о том, чтобы запереть меня под замком, дабы не сбежала? — голос звучал тихо и немного дрожал, выдавая напряжение, как будто она говорила о чем-то запретном. Усмехнувшись, Визерис внезапно подхватил Валейну на руки, заставив тихонько вскрикнуть от неожиданности. Этот порыв был продиктован внезапным желанием. Движение было настолько неожиданным и стремительным, что шелковые ткани ее платья зашуршали, и она инстинктивно обхватила его за плечи, ища опору. Девичьи пальцы слегка сжали плотную ткань его камзола, чувствуя, как под ней напряглись мышцы. Тонкая материя платья скользила между их телами, заставляя её ощутить силу его рук, ощутить тепло его тела, несмотря на разделяющую ткань. Она чувствовала, как бьется его сердце, словно отсчитывая ритм их общего будущего, в котором переплелись любовь, долг и опасность. Валейна посмотрела на него. Ее лицо выражало смесь удивления и любопытства, как будто она думала разгадать сложную загадку, найти ключ к его мыслям. Изящно изогнув бровь – этот жест, столь свойственный ей – девушка вопросительно смотрела на него, ожидая разъяснений. В полумраке комнаты фиалковые глаза казались особенно яркими, словно два драгоценных камня, сверкающих в темноте. Мужчина ответил на её взгляд, и в его очах мелькнул озорной огонек, как будто искра, готовая воспламенить пламя. Легкая улыбка тронула его губы, сделав его лицо моложе и привлекательнее, как будто он сбросил с себя груз лет и забот. Он как бы наслаждался замешательством дочери, предвкушая ее реакцию на его слова. — Мне кажется, Валейна, что это решение придётся тебе по вкусу, — произнес он голосом полным намеков и скрытого смысла, как будто делился с ней тайной. Каждое слово было произнесено с такой расстановкой, с такой интонацией, чтобы заинтриговать. Визерис, крепко держа Валейну на руках, медленно обошел колыбель. Его взгляд на мгновение задержался на личике спящего Джейхериса, в котором он увидел отражение и себя, и Валейны – символ его надежд на светлое будущее. Затем он направился к кровати, двигаясь плавно и осторожно, словно боясь нарушить тишину покоев. Достигнув кровати, государь аккуратно опустил сребровласую на мягкие подушки, стараясь не потревожить. Она легла, рассыпав вокруг себя серебристые локоны, как будто морская пена, тогда как он, не отрываясь от неё, навис сверху, опираясь на руки. Тень упала на лицо, но в его глазах не было злого умысла, лишь нежность и желание быть ближе. Он бережно убрал с её лица серебряные пряди волос, которые коснулись щеки, открывая чистый лоб и фиалковые глаза. Королева, лёжа на подушках, смотрела на него, изучая. Она смотрела в каждую морщинку на его лице, в каждое движение его глаз, пытаясь понять, что именно хочет он ей сказать, что скрывается за его загадочными словами. В её взгляде читалось и любопытство, и недоверие, и ожидание чего-то нового. Валейна подняла руки и, нежно сжав его плечи, притянула его немного ближе к себе. В её движениях чувствовалась и игривость, и уверенность в себе. Глаза сияли озорным блеском, как будто она играла с ним в опасную игру. Визерис замер над ней, словно статуя, высеченная из мрамора, его лицо стало задумчивым и немного усталым. В его глазах отразилась смесь эмоций, как будто буря бушевала внутри него, разрывая часть его души. Мужчина думал, стоит ли вообще говорить то, что он собирался сказать. Что-то внутри него отчаянно шептало о том, что он не согласен со своим решением, что эта ошибка, которая может дорого ему стоить. В этот момент он казался слабым и уязвимым, словно ребенок, потерявшийся в темном лесу. Он чувствовал тяжесть короны на своей голове, бремя ответственности за благополучие королевства. Он знал, что его долг – защищать страну, оберегать её от опасностей. Но в то же время он понимал, что не может лишить Валейну её свободы, не может запирать ее в золотой камере, потому что это разрушает ее дух, но нельзя и бросать её одну, сталкивая лицом к лицу с опасностями. Наконец, тяжело вздохнув, словно освобождаясь от тяжёлого груза, Таргариен произнес: — Ты можешь направиться на Безлордный остров. Его слова прозвучали тихо и неуверенно, словно он сам не верил в то, что говорил. В его голосе слышались грусть и усталость, как будто он признавал свое поражение. Он знал, что это решение опасно и непредсказуемо, но он не мог поступить иначе. Услышав его слова, Валейна замерла. Фиолетовые глаза расширились от удивления, в них отразилось изумление и недоверие. На мгновение она застыла, не дышала, словно боясь спугнуть хрупкое мгновение. В её голове проносились мысли, перебивая друг друга, словно стайка диких птиц, вырвавшихся на свободу. А потом… Потом лицо её расплылось в искренней улыбке. Она начала смеяться, сначала тихо и сдержанно, а потом всё громче и заразительнее. Смех был подобен звону серебряных колокольчиков, наполняющих комнату радостью и облегчением. Она почувствовала себя так, словно сбросила с плеч тяжелый груз, словно вдруг обрела крылья. Не в силах сдержать охвативший её восторг, сребровласая крепко обняла отца, прижавшись к нему всем телом. Она обнимала его так сильно, как будто боялась, что он исчезнет. В этот момент она была подобна ребенку, получившему долгожданный подарок, испытывающую благодарность и любовь. — Спасибо, отец, — прошептала она, зарываясь лицом в его плечо, — Спасибо. Я не подведу тебя. Я обещаю. Затем она отстранилась, взяла его лицо в ладони, нежно поглаживая его щеки большими пальцами. Её глаза сияли от счастья, как два ярких солнца. И, не говоря ни слова, она притянула его к себе и нежно поцеловала. В этом поцелуе было всё: и благодарность, и любовь, и обещание верности. Это был поцелуй, который должен был навсегда запечатлеть этот момент в их памяти.