Разгляди

Он не мог подслушать чужие разговоры, чтобы быть незамеченным, не мог разобрать ни одного слова из-за толстой двери, где оживлённо беседовали эти двое. Вернее, беседовала с кем-то только тётка, а Гнусавый стоял мрачным стражем поодаль. Незнакомый человек в белом костюме откинулся на спинку кресла. Мадара увидел мужчину только мельком через окно кабинета, которое тут же задернула жалюзи всё ещё бледная дамочка. С ней по несчастью пришлось встретиться взглядами и Учиха был готов поклясться, что впервые видел кого-то настолько похожего на призрака, от прищуренных маленьких глаз его внутренне передёрнуло. Странная утренняя стычка, закончившаяся ничем, до сих пор вызывала только вопросы. И опасения. Мадара ходил с часовой бомбой на груди, вот-вот готовой рвануть. Время утекало сквозь пальцы, не оставляло возможности сесть и подумать. Хотя бы попытаться подумать. Время близилось к вечеру, какая-то незнакомая женщина увела Изуну в душевую, который был совсем не рад разлучаться с братом, но под неуверенный кивок Мадары дал руку и засеменил вслед за незнакомкой с бесстрастным, но добрым лицом. Старшему на ванные процедуры давали от силы минут семь, перед сном провожая к крохотным душевым кабинам и стоя под дверьми, иногда постукивая и окликая там находившегося. Эти семь минут перед сном Мадара вполне мог потратить на разработку плана действий, прикидывая всевозможные исходы для них с братом. Кипяток, поливающий его сверху, усыплял и блокировал мыслительные процессы. Он чувствовал себя варёной креветкой без костей и мышц, только в разгоряченной кожной обёртке, которая от такой температуры могла с него слезть. Он был бы не против. Тогда бы Мадара упорхал отсюда, минуя сотню дверей и коридоров. Сколько он уже не выходил на улицу? Привычный стук возвращает к реальности – в этот раз никаких слов не последовало. Ватная рука закручивает блестящий металлический вентиль и обжигающий поток высыхает, проливая только редкие последние капли. Запотевшая плитка сверкала голубым. Здесь, скорее всего, почти никого не бывало. Он вспомнил невыносимый запах чего-то вязкого от страшной восковой куклы в нелепой блузке. Вспомнил так явно, что почти почувствовал сейчас, стоя в стерильной кабине, заполненной только густым паром. Она душ точно не принимала. Мадара закрыл нос рукой, но пар, ставший клубами чужого маслянистого запаха, проникал в рот и глазницы. Только бы не под кожу. Он закрыл и глаза тоже, на ощупь выбираясь из кабины и шаря руками по влажным стенам, думая только о том, как покинуть газовую камеру и сделать хотя бы один вдох. Они с братом были здесь третий день, а он уже сходил с ума, выдыхая ту мерзость, что и вдыхал. Она прокатилась по его пищеводу, отравляя сжавшиеся внутренности. Желудок скрутило спазмом и его повело. Дрожащие руки зацепились за ободок унитаза. Мадару пару раз вырвало желчью, потом просто водой. Он поблагодарил себя за отказ от обеда и зарёкся послать к чёрту ужин. Ещё один спазм, успевшая осесть внутри дрянь постепенно выходила. В дверь постучали настойчивее, семь минут превратились в пятнадцать. — Ты там не спишь? Можно зайти? Голос совсем молодой женщины с добрым лицом, смиренно ожидающей его у дверей. — Я сейчас. – сиплый ответ, которому Мадара попытался придать максимум уверенности и громкости. У него саднило горло. Он нажимает кнопку смыва, прокашлявшись и обессиленно облокотившись о холодную стену сзади. Такую контрастно холодную, что она обжигает. Пар почти рассеялся, Мадара прижался щекой к плитке, невидящими глазами пялясь перед собой. Ручку двери тихо повернули с той стороны и худая рука оставила небольшую кучку чистых вещей на пластиковом стуле. Прачка. Для Мадары она будет Прачкой.  Тот единственный отрезок наедине со своими мыслями он провёл у запертой двери, после того, как ему закрыли обзор на происходящее за ней, вперившись взглядом в висевшее сверху распятье. Всё ещё мокрые волосы липли к лицу. Прачка должна была проводить его до спальни, но была окликнута кем-то по дороге, попросив ждать её на месте. Мадара прошёл на половину коридора дальше, замерев у переговорной на оставшееся время, пока не был замечен. Но ему хватило. Увиденный в окне тип Мадаре не понравился. В первую очередь потому, что его появление было совсем нетипичным для этого места, будто человек зашёл по ошибке. Перепутал дверь элитного автосалона с непонятной организацией с непонятными людьми. Здесь, в голых бежевых стенах, за столько дней не появлялось ни одного похожего на него человека. Он был загорелый и с ненормально белыми зубами, как с рекламы мятной пасты, сверкнувшими через стекло. Здесь все ходили унылые и улыбались натужно. Впрочем, Мадаре тоже не хотелось радостно присвистывать и дружелюбно показывать десна, но этого человека в нахождении здесь что-то определённо точно радовало. Вот же больной. В конечном итоге его увели за плечо, оторвав от лицезрения двери, и он пошел, слушая волнительный щебет Прачки, даже не подняв головы. Принесённый в спальню ужин так и остался стоять на тумбочке. Потом, ночью, когда Изуна давно пускал слюни в подушку, он смог кое-что понять. Это были их последние сутки в месте без названия. К концу дня никто уже не суетился и не ходил за ним с братом по пятам. Они всё решили. Но что именно, Мадара знать не мог. Вокруг не ощущалось ни спокойствия ни определённости, скорее покорность перед принятым кем-то решением. Он заснул очень поздно, что-то долбилось и скреблось за соседней стеной, пока наконец не затихло и комната-каморка не погрузилась в липкую тишину. По ощущениям Мадара проспал меньше получаса, когда тело автоматически подорвалось с кровати. Он со страхом распахнул глаза, почувствовав прикосновение к плечу через тонкое одеяло. — Вставай. – прозвучало негромко и безапелляционно. Мадара не сразу узнал в ночном госте гнусавого надзирателя, непонятливо шаря взглядом в потемках. — Одевайся. – на Изуну тот даже не посмотрел, а брат и не думал просыпаться, отвернувшись к стенке. Мадара не видел чужого лица в утонувшей в синеве комнатушке, а о намерениях визита можно было только гадать, причём с бешеной скоростью. Вопрос "зачем?" застрял в горле, так и не вырвавшись наружу. Ему, скорее всего, это снилось.  Пришедший дал время нацепить кофту и ботинки, а сам вышел ждать в коридоре. Размытый силуэт проглядывался сквозь полупрозрачную часть двери и Учиха не отрывал с него глаз, пока неуклюже застегивал пуговицы, будто боясь упустить из виду. Наконец, когда с короткими сборами было покончено, Мадара ещё раз посмотрел на спящего Изуну и вышел из комнаты на негнущихся ногах. Они поравнялись и молча пошли в неизвестном ему направлении.  Мадара ощущал себя пленённым солдатом на вражеской территории, которого посреди ночи повели на расстрел. Он читал о таких случаях в книгах про войну, но никогда не думал, что сам окажется на их месте. Каждый шаг приближал его к казне и мозг не мог придумать ни единого способа спастись. Всё, на что пленный мог надеяться сейчас, что Изуна не будет следующим. — Ты ведь догадался, да? Перед ним открыли тяжелую дверь, пропуская вперёд и Мадара не сразу понял, что они оказались на улице. Синий сумрак растёкся с неба до заснеженной земли; ни одного постороннего звука, кроме капающей воды с края крыши, что напомнило душевую лейку. Он чуть вздрогнул от внезапного вопроса, прервавшего мысли приговоренного к расстрелу узника. — О чём? – Мадара искоса посмотрел в чужое лицо, искренне не понимая, что от него хотели и о чем спрашивали. Вероятно, это и были те самые разговоры за минуту до смерти. Сейчас ему ответят и спросят что-нибудь ещё, а пока Мадара будет думать, пристрелят. Даже без белой повязки на глаза. — Что Изуну хотят усыновить. Выстрел всё же последовал. В тот момент он, наверное, впервые посмотрел в лицо мужчине. Мадара даже не заметил, как тот давно перестал говорить в нос. Видимо, свежий воздух шёл тому на пользу или простреленная голова попросту не пропускала особенностей чужой речи. И всё же он смотрел. Сурового и отстранённого вида дядька сейчас казался менее грозным. Впрочем, Учихе всё ещё казалось, что тот легко сможет вытащить из-под пальто револьвер и пристрелить его прямо здесь на чистом снежном покрове уже по-настоящему. И конечно, Мадара догадывался. Ещё в тот момент, когда секретарша восковым лицом смотрела на его брата, и как до сих пор с того разговора не приобрела человеческие очертания. Изуна. Всё завязывалось на Изуне. Но странных моментов и совпадений не хватило для того, чтобы в голове сложились все пазлы, он всё это время ходил вокруг да около самого очевидного ответа, и только теперь, когда ему сказали об этом прямо, безрадостная картинка наконец сложилась. Вариантов в целом было немного, но в такой исход до последнего не хотелось верить. Усыновить Изуну. Усыновить только Изуну. — Где мы находимся? – Мадара остановился как вкопанный, в отчуждении осматривая крохотную территорию заснеженного дворика под тусклым светом жёлтого фонаря. Не увидев ничего, кроме высоких стен и железных ворот в отдалении, он вернул взгляд к мужчине. Морщины, но не старческие, смотревшиеся даже не к месту, короткие волосы с парой седых прядей, которые Учиха заметил как только посмотрел, и очень уставшие глаза. Мадара никогда не видел таких измученных глаз, в этот раз смотревших с каким бы то ни было участием. Мужчина тоже остановился, краешек его рта дернулся вверх, но улыбка не удалась. — Меня зовут Генри Байрон. Но здешние зовут меня мистер Генри. Мадара назовёт его мистером гандоном, если тот не выложит ему всё прямо сейчас, но всё же пришлось стиснуть зубы и постараться вытянуть из этого мистера максимум информации. Дыра в голове пульсировала. — Что-то не припомню, чтобы та сумасшедшая тётка вас так называла.  — Та сумасшедшая тётка называла меня и не таким образом. Я говорю о детях. Ты показался мне сообразительней, – всё-таки усмехнулся мистер, хлопая по карманам и выуживая смятую пачку сигарет в блестящей фиолетовой упаковке. Огонёк зажигалки подсветил мутные глаза. Прикуривая, тот продолжил, — неужели за столько времени не понял, что мы заведуем интернатом? Райское, между прочим, местечко. Мадара сжал руки в кулаки, разрешая себе исторгнуть весь поток накопившихся слов в чужой адрес. «Я мысли, по-твоему, читаю, сказать слабо было?»  — Да понял я, понял! – устало и раздраженно выпалил Учиха, сжав зубы. Как показала практика, Мадара не понимал ничего, но проще притвориться, что это не так. Очевидно, что их держали здесь не в качестве домашних зверей или комнатных растений, хотя к концу третьих суток он начал сомневаться и в этом. Неочевидным был род деятельности всех этих придурков, которые ищут то дальних родственников, то теперь заправляют приютами. — Только обычно в таких местах дают клички по обиднее, стесняетесь сказать настоящую? – ядовито интересуясь, он перевёл взгляд к длинному кирпичному фасаду напротив. Этого пространства не должно было существовать вовсе. И непонятного "райского местечка" тоже. Почему после смерти отца его с братом просто не оставили в их маленьком доме одних? Они не нуждались в помощи. Мужчина глухо хохотнул, так же кривя рот с сигаретой в зубах. Надо же, Мадара, оказывается, был мастером в выведении на этом пресном лице самых разнообразных эмоций. — Так у нас и интернат необычный. – игнорируя грубость, он затянулся, выпуская облако сизого пара. Учиха опять вспомнил отца, который курил настолько часто, что пепельницами в доме становились много непредназначенных для этого вещей. Однажды такая участь постигла игрушечное ведёрко его брата. — Вы двое находитесь в отделении органов опеки при монастырской школе-интернате святого Франциска. Я – его заведующий, а та женщина, о которой ты так нелестно отозвался, главный секретарь и делопроизводитель.  Ни фресок, ни скамей. В мозг врезалось только чёрное распятье, перечеркивающее все, что было ему дорого. В своём потоке сознания Мадара попал в самую точку, от чего внутри похолодело. Он вдруг вспомнил о кругах Ада из страшной передачи по рябящему экрану телевизора, которую отец смотрел в редкие выходные или утром перед работой. Так в передаче описывали вечные мучения, но было понятно, что место, где они были сейчас, Адом ещё не является. А потом вспомнил, что для тех, кто был не безукоризненно чист при жизни, придумали некий промежуточный этап – Чистилище. После него уже следовал Рай, о котором и говорил надзиратель. Мадара не чувствовал в преддверии ничего райского. — Что? При монастыре? А почему мы... Не важно, скажите про Изуну. Кто хочет усыновить его? Что с ним будет? — Не хочешь спросить, что будет с тобой? На последних словах мужчина сделал акцент и Учиха понял, что тому доставляла удовольствие эта игра в сыщика в лице Мадары. Он посмотрел на надзирателя с непробиваемым выражением лица, хмуря брови и дожидаясь нормального ответа, что всё-таки соизволили ему дать. — Как ты и говорил, нам не удалось найти никого из ваших родственников. – на этом моменте Мадара зло усмехнулся, пусть это было совсем не в их с братом пользу. Он почти извергнул победное «Ха!», но во время прикусил язык. Только зря старались. — Его хочет усыновить господин Сенджу. – сдался тот под чужим сверлящим взглядом, роняя пару искр с сигареты.  И ещё до того, как Мадара успел спросить о том, кто, чёрт возьми, такой этот Сенджу, он догадался сам. Кафельные зубы, такой же костюм и загар как у коренных жителей Америки. Не дождавшись следующего вопроса, мистер Генри сказал сам. — К сожалению, господин Сенджу не рассматривает парное усыновление. В нашей стране такие учреждения, как это, постепенно вымирают, и в интересах нас, как представителей, сделать максимум для того, чтобы так действительно и стало. Если есть шанс определить ребёнка в семью он должен быть использован. Это счастье, что Изуна ему понравился. — Да он его даже не видел! Разве так можно?! Они проводили вместе всё время нахождения здесь. С Изуной не вели отдельных расспросов и брат не говорил ни о чём подобном. Младшему бы явно запомнился этот подозрительно дружелюбный тип, которому он с какого то перепугу понравился. — Ему понравилось его личное дело. – благодушно перефразировал мужчина. — Изуна слабый, плаксивый и несамостоятельный. – зачем-то перечислил Мадара, не видя перед собой ничего, кроме непонимающего лица брата, когда ему огласят приговор. Всё-таки у мистера было оружие.  — А ещё очень маленький. Мне нужно объяснять тебе, почему для потенциальных приёмных родителей это большой плюс? Мадара знал, как это работает, и не мог противопоставить ничего вразумительного, но не возразить было нельзя. — Он постоянно ломал себе что-то. Помню, за два месяца только несколько раз ходил в школу, валялся с переломами в гипсе. Зачем он такой ему нужен? Фраза получилась какой-то вымученной, будто Мадара находился на грани вменяемого состояния. Мужчина сделал особенно глубокую затяжку, бросая сигарету рядом, и смотря на кружащиеся снежинки в свечении фонаря. Мадара хотел одернуть того за рукав пальто, чтобы тот не игнорировал его слов, но мистер наконец задумчиво подал голос, не сводя глаз с хлопьев. — Вот именно, Мадара. Представь, сколько ещё костей сломает твой брат, если никто не будет за ним приглядывать. В интернате, даже в очень хорошем, много других детей и не всегда воспитатели способны уделить каждому должное внимание. В семье Изуне будет лучше. Там о нём позаботятся как следует. — Но ведь он его совсем... — Скажи мне, ты веришь в Бога? – Не озвученную мысль перебили резким вопросом. Теперь смотрели непосредственно на него. — Нет. – отрезал Мадара, недовольно поджимая губы. — А в деньги? Он думал, что следом мистер будет затирать ему про божественные ценности, но тот об этом и не думал. На второй вопрос однозначного ответа не находилось. От чужого внимания заминка не ускользнула. — Вот и подумай, кто с большей вероятностью спасёт твоего братишку. Мадара открыл было рот, но так и не смог найти в себе сил сказать что-то ещё. Внутри всё неприятно сжалось и защипало в носу. От мороза и сигаретного дыма не мудрено. Мужчина уже двинулся с места, оставляя чёрные следы на тонком слое снега. — В таком случае... Разве гулять должны не с Изуной? – он сказал это громче, чем планировал, непрозрачно намекая на отсутствие потенциального папаши для брата. Мистер Генри обернулся из-за плеча, негромко вздыхая. — Господин Сенджу очень занятой человек. Твоего брата ждёт трудный день, мы поговорим с ним завтра. Знаю, это очень поспешно, но нам нельзя больше держать вас здесь. — Почему вы вообще позвали меня?  Тот пожал плечами, видимо действительно не зная, зачем решил вывалить случайному беспризорнику все предстоящие события в его жизни. — Завтра времени на тебя может не быть. Мы весь день занимались оформлением документов, я вот ещё не ложился. И просто хотелось переговорить с тобой так, – он неопределённо махнул рукой в воздухе. – никто другой не станет разжёвывать тебе очевидные вещи. — А разве это не делается как-то более... официально? – Мадара проглотил рвущиеся изнутри ругательства и не мог подобрать правильных слов.  — Делается. Мы могли позвать комиссию на шесть утра, прокурора, социального работника и заверителя по делам несовершеннолетних, и там вам, то есть тебе, сказали бы то же самое. От одного перечисления видов инстанций у Мадары пошла голова кругом.  — Понятно. Он с трудом двинулся с места, ступая вслед на чёрными следами и роняя красные невидимые капли. В надежде, что из него всё вытечет окончательно и завтра никогда не наступит. Через него проходил ветер, противно щекотал замёрзший мозг. Почему он не мог этому сопротивляться? Шли молча вокруг территории, где-то у линии горизонта прорезывалась рыжая полоса восхода. Уже ничего не исправить, последняя ночь закончилась. — Так что, хотите сделать из меня монаха затворника? Сидеть в келье и читать молитвы? – Мадара кисло усмехнулся, мелко подрагивая и пряча руки. — Ну почему же, у нас и порнуху можно читать при желании. – ответили ему с энтузиазмом и Учиха с недоверием посмотрел на мужчину, нагнав его в этом бесконечном и бессмысленном обходе. Шутки у него специфические. — Решил поинтересоваться монастырским бытом? Скоро сам всё узнаешь. Ну и вообще, почему затворника? Мы же гуляем. — Гуляем, ага. – Мадара с досадой пнул снег ботинком, а потом на мгновение вернулось вечернее чувство тошноты. Ну конечно. Запах тетки, производственный запах, был ничем иным, как ладаном и смешением всех церковных субстанций. Свечной воск, тяжёлый осадок от лампадного масла, розы в тонких вазах. Мадара был в церкви однажды, когда хоронили его мать на второй день после рождения брата. Он не помнил её, но помнил день её похорон и запах церкви. Как жаль, что несвоевременно. — Это не самое плохое место для жизни. Да, здесь никогда не будет того, что может дать приёмная семья, но куча нянек и персонала справляются слажено. У многих есть родители или другие родственники, пожелавшие обучать детей именно здесь. А ты что думал, раз школа не государственная, то её не будет? Здесь бездарей не держат, знаешь ли. После окончания программы можно поступить в духовную семинарию, а потом получить священный сан... Утро. Он вернулся в комнату, когда было светло, пусть и так гадко по-серому. Грузно свалился на кровать, не разувшись и сжал кусок одеяла в пальцах. Брат рядом начал возиться и сопеть, разбуженный приходом Мадары или сильным ветром, слышимым даже сквозь плотно закрытое окно. Деревья бились о стекло, царапая когтями. — Ты плачешь? Почему ты плачешь? – его тихий голосок совсем рядом, попытки заглянуть в опущенное лицо. — Спи давай. Раз место обитания Бога было Раем, то в Рай попадёт только Изуна. Они проспали ещё несколько часов, пока не заглянула Прачка и не стала собирать все немногочисленные вещи Изуны в его слишком большую сумку. К утру пропало электричество и ребус коридоров сливался меж собой в потёмках, когда они выходили на улицу.  — Изуна, дорогой, у тебя будет любящая семья, правда это замечательно? Брат хлопал глазами, непонятливо взглянув на старшего в отдалении, когда они втроём стояли на улице у входа. Небо было белым, без единого облачка. С Изуной говорили час назад, но Мадара сомневался, что тот понял слишком много. Он ведь сказал ему не слушать.  Вместе со знакомой молодой женщиной приходили и уходили другие молодые женщины в одинаковых тёмных платьях, принесли собранные вещи, оставив у их ног. Гнусавый и чудище не пришли на прощание, бегающие туда-сюда всё утро, звонящие и отвечающие на звонки. Первый хлопнул его по плечу, а вторая даже не взглянула. Не пришёл и будущий папаша и Мадара хотел было облегчённо выдохнуть, когда сосредоточенная Прачка следила за наручными часами, держа над их головами намеревавшийся улететь от метели зонтик, и качала головой, ободрительно улыбаясь время от времени. Мадара дёрнул губой, смотря на это. Какой некультурный гость. — Вы обязательно будете видеться! Уверена, господин Сенджу только обрадуется дать возможность Изуне навещать старшего брата. Он самый частый гость в нашем интернате, уж вы мне поверьте. Папаша не приехал, зато приехал его тонированный чёрный автомобиль с одним лишь пожилым водителем, которого не спутаешь с тем, кого трое собравшихся ждали. Мадара ждал дольше всех и не дождался, пытаясь унять колотящееся сердце. Переднее стекло медленно опустилось и полностью седой водитель почтенно кивнул Прачке. — Извиняюсь за задержку, не могли до Вас дозвониться. Главную дорогу перекрыли из-за метели, проехать обратно будет сложно. С вашей стороны есть объезд, насколько мне известно. Прачка понимающе закивала, окидывая взглядом длинную заснеженную дорогу вдоль леса.  — Есть объезд с севера для служебных машин, но там контроль и он только по пропускам для персонала. Я... сейчас. Пожалуйста, дайте мне пару минут, я сообщу о ситуации. Прачка быстро зашагала к корпусам, с беспокойством обернувшись через плечо на братьев, почти переходя на бег. Мадара тут же присел на корточки перед Изуной, беря его за предплечья. — Ничего не бойся. Я приду за тобой, я обязательно приду за тобой как только смогу, слышишь? Никто тебя не тронет, я обещаю, что вытащу тебя.  — Что происходит, Мадара? Я не хочу без тебя... — Тише. Всё в порядке. На. Никому не показывай, понял? Никому. Спрячь под матрас или щель в полу. – Мадара суёт оторопевшему брату сложенную записку, написанную корявым почерком. — Скажешь, что во всём виноват я. Давай, приятель, ну. – он чувствовал, что ещё секунда такого диалога и один взгляд на брата убьёт его. Мадара порывисто обнимает Изуну, сжимая как в последний раз. — Не реви только, я прошу тебя. Мадара хотел добавить, что знает, что делает, но этой лживой фразой не получилось бы провести даже доверчивого Изуну, с тревогой вцепившегося в него руками и взглядом. Мадара на пределе. Он смотрит вдаль дороги, ведущей к корпусам и никого не видит. — Я не хочу в новую семью. — Тебе и не придётся. – на ходу говорит старший, хватая одну из трёх собранных сумок и открывает дверь чужого автомобиля, садясь на заднее сиденье как можно более непринуждённо. В прохладном салоне пахло бензином. — Сэр, может быть, поедем? Нам откроют, когда будем у пропускного пункта. Он не узнал собственный голос, говоря это на одном дыхании. Водитель сосредоточенно посмотрел на него через зеркало заднего вида, несколько секунд молча изучая в бледное лицо Мадары. У подростка неприятно кольнуло в груди и губы сами собой тихо произнесли: — Пожалуйста. Водитель перевёл взгляд на свои серебристые часы, достав их из нагрудного кармана, а затем на всё ещё пустующий горизонт. Изуна завороженно наблюдал за братом снаружи, открыв рот. У Мадары был севший голос и жалкий вид. Водитель включил печку, от чего лицо младшего скрылось из виду в запотевшем стекле. — Пристегнитесь, молодой человек.