How to SAVE the World

За ним раздался звук, тихое клацанье потревоженных плиток. Санс не стал оборачиваться. — Эй, — сказал детский, по-странному знакомый голос за спиной. — Эй, мусорка. Цветок. Первая аномалия. Та, которая не имела значения. Особенно сейчас. — Эй! Я с тобой разговариваю! — сказал цветок, повышая голос. Он звучал напряжённо; испуганно, может. — Ты серьёзно собрался просто стоять тут и ждать их? Тебе их не остановить. Ты же знаешь! Санс не ответил. Это не стоило его времени. — Слушай… тебе лучше просто сдаться. — Голос цветка разносился эхом вокруг колонн. — Этот раз отличается. Что-то… не так. Санс чуть не улыбнулся. Что, теперь цветок пытался его предупредить? Ему не наплевать? Что за смех. — Посмотри на меня, мусорка! Это всё бесполезно! Ты вообще слышишь меня? Что, потеряв своего брата, ты стал ещё тупее? Санс и не вздрогнул. Он вообще ничего не чувствовал. — Они просто убьют тебя тоже, — сказал цветок, словно констатировал простой факт. — Тебе больше нечем заняться? — Нет, — наконец-то ответил Санс. — Нечем. Цветок милосердно замолчал на долгое, как показалось, время. — Ладно. — Вот опять тот звук, как движение плиток. — Только не говори, что не предупреждал тебя. И снова тишина. Санс остался один. Теперь уже недолго. Он не остался смотреть, как человек сражается с Меттатоном. Смысла не было. Альфис звонила ему, снова и снова. В какой-то момент она сказала что-то про новую форму Меттатона — высокая мощность, низкая защита, катастрофически низкая энергоэффективность. Она умоляла Санса прийти на одну из точек эвакуации. «В этом деле мы вместе, точно? Н-нам всегда полагается быть вместе. Ты н-не можешь меня так оставить, и ты туда же.» Санс уронил свой телефон где-то в Новом Доме. Интересно, звонит ли она до сих пор. Ему были слышны приближающиеся шаги. Ровные, взвешенные, твёрдые. Он проснулся в этой временной линии со всеми обычными разбросанными знаниями. Аномалии, Сбросы. Совет ждать, пока человек не уйдёт из Подземелья, что ему полагалось над чем-то работать. Устраивать беспорядок. Отвлекать. Снова искать потерянных. Кажется, на сей раз этого не понадобится. Может, это всё к лучшему. Какая-то другая его версия купилась на эту ложь, снова дала себе надеяться, вопреки всем доказательствам, и может, его нынешняя версия платила за это. Значения не было. Его никогда не было ни в чём. Он увидел, как человек выходит из-за угла в конце коридора. Тот остановился, похоже, глядя на что-то невидимое на полу, протягивая к нему свою руку. Ничего не произошло, или по крайней мере, ничего такого, что было видно Сансу. Он ждал, скрытый длинными тенями, что отбрасывали колонны. Человек закончил свои дела и продолжил свой шаг. Пустое лицо, как и всегда. Они прошагали вперёд по коридору, глядя прямо вперёд, и каждый их шаг отдавался эхом. В их руке было новое оружие. Нож, блестящий красным, роняющий пятнышки красного света при движении сквозь воздух. Они заметили его. На их лице не было и следа удивления, ни следа ничего. Санс вышел из теней. — Приветик. Он задумался, сколько раз человек уже стоял здесь раньше таким образом. Сколько раз встречал другую версию Санса. Сколько раз поступал иначе. — Были дела, а? То чувство знакомства, когда он смотрел на них. То, как они двигались в каждой битве, будто делали это уже тысячи раз. То, как они разговаривали со всеми, когда им было не лень, монотонным голосом, следуя сценарию. — В общем, у меня тут к тебе вопрос. И разве не это делал он сам? Разве он однажды не подумал об этом? Сценарий. Не сходи со сценария. — Как думаешь, может ли исправиться даже последний негодяй…? К этому моменту, всё было рассчитано. Каждое слово предназначено задержать, уколоть, побудить или воззвать. Так же распланировано, как и узоры атаки, которые он совершенствовал годами, ожидая этого дня. — Все ли могут стать лучше, если просто попытаются? Слова его брата отдавались кислым вкусом во рту. Вкусом пыли. Санс гадал, верил ли Папирус когда-нибудь в эти слова на самом деле, верил ли он когда-нибудь в человека. Должен был. Если верить слабым воспоминаниям — если все те глупости, которые ему положено делать, если выживет, были настоящими — то однажды, они были друзьями. Это был вкус предательства. Знакомый и горький. От человека не последовало реакции, кроме искры узнавания. Узнавания было недостаточно. Они шагнули вперёд. Санс тихо рассмеялся. — Ладно. Вот вопрос получше. Он дал своим глазам погаснуть. Уставился на человека с холодным гневом, которого не чувствовал. — Хочешь неприятностей? Всё рассчитано. Равнодушная, пустая математика. Параболы, синусоиды. — Потому что если ты сделаешь ещё один шаг… В итоге, это его не спасёт. Это ничего не спасёт. Спасание никогда не было его работой. — …тебе точно не понравится то, что произойдёт дальше. Никакого колебания, вообще никакой реакции. Ещё один шаг вперёд, будто они не могли иначе. Будто это было неизбежностью. — Что ж. — Он вяло пожал плечами. Устало. Он так устал. Эта часть была настоящей. — Простите, старая леди. Человек усилил хватку на своём ноже. — Вот поэтому я никогда ничего не обещаю. Они сократили дистанцию, подняв нож, не оставив на лице ничего, кроме Решимости. Санс взглянул на витражи, которые стояли вдоль западной стороны холла. Солнечный свет струился из трещины на своде, окрашивая коридор золотом. Именно поэтому монстры и звали это место золотым холлом. Снаружи, за пределами пещеры, по ту сторону трещины, за горой, приближался закат. Какого бы чёрта это ни значило. — Прекрасный сегодня денёк. Однажды, Гастер говорил про солнце, очень давно. Тогда Санс даже не мог представить его себе, даже со всеми картинками в книжках, которые он читал. Так почему же оно теперь казалось почти знакомым? — Птички поют, цветочки благоухают… Человек ждал. Скучая, судя по виду. Ожидая, когда он исчерпает свой диалог. — В такие дни такие дети, как ты… Должно быть, это и впрямь их первый раз здесь, при этих обстоятельствах. Иначе бы они подготавливались. Сансу хотелось ненавидеть их. — …должны гореть в аду. Прошло много времени с тех пор, как он кого-то убивал. Санс разорвал их мир. Они не удивились, когда он превратил их в синий — выражение их лица просто напряглось от сосредоточенности. Они прыгнули слишком поздно, чтобы избежать кости снизу, и Карма ударила их как кувалдой. Санс не оставил им времени даже подумать. Как только исчезли первые кости, он послал на них синусоиду. Кости сверху и снизу, минимальный пробел на побег. И они не сбежали. Они не были готовы на волну. Санс почувствовал каждую кость, режущую их, почувствовал удар Кармы, которая погружалась всё глубже и глубже. Они вскрикнули от удивления и боли. Ему было всё равно. Волна закончилась. Времени не было. Их ждали четыре Бластера. Они закричали снова. Санс ощутил, когда разбилась их душа. Ощутил, как УР утопает в него, словно густая грязь. Он опустил руку. Когда рассеялся свет, он увидел их тело, лежащее комком на плитках в нескольких шагах от него. Вроде бы, он думал, что временная линия закончится в момент их смерти. Он не ожидал, что они просто… будут там. Вокруг человека разливалась кровь, так и хлеща из колотых и рваных ран. Она была разбрызгана повсюду, размазана по плиткам. Одна сторона человека была сожжена дочерна, плоть снята, обнажая кости под ней. Вокруг витал запах меди и соли и жжёных волос. Ему не было положено ничего чувствовать из-за этого. Он был опустошён даже до УР. Этому чувству вины, тошному чувству, здесь не место. Он сделал шаг назад. Запах был ошеломляющим. У людей было… было столько всего внутри, и хоть этот человек легко прорезал себе путь через всё Подземелье, хоть людям и полагалось быть неудержимыми машинами мощи и уничтожения, ничто не меняло того факта, что они были такими мягкими снаружи и имели столько всего внутри. Пара острых костей, и всё просто вываливалось. — Блять. Он больше не мог справиться с запахом, так что перестал дышать. Он оглядел себя, проверяя на счёт брызг крови. Её пятна усеяли его тапочки. — Ну, блять. Мир содрогнулся.

***

Зубы человека были сжаты. Костяшки на руках побелели, пока человек сжимал свой нож, ступая вперёд. Санс ухмыльнулся им. — Приветик. Выражение их лица скривилось ещё сильнее. — Выглядишь, словно ты чем-то раздражён. Значит, сработало. Сработало как минимум однажды. Он сделал это. Ему удалось их остановить. Нет, не то слово. Он убил их. А значит, они до сих пор были просто человеком и просто ребёнком. Не обязательно заботиться об этом. Санс проигнорировал слабый запах металла. Его ухмылка расползлась шире. — Похоже, я хорошо выполняю свою работу, да? Синий. Кости снизу. Кости волной. Последние из них задели человека, полоснув по голеням. Карма заставила их споткнуться от боли. Они увернулись от первого раунда Бластеров, но не второго. Они закричали, кидаясь от луча, ударившего их по боку. Им не удалось уклониться от последних двух Бластеров вовремя, и лучи мельком попали в цель. Они рухнули под конец атаки. Ещё живые. Еле-еле. Санс небрежно пожал плечами и безмятежно ухмыльнулся. — Хм. Всегда было интересно, почему никто не использует самую сильную атаку в начале. Он отошёл и позволил им подняться, пока их лицо снова разглаживалось, опустошалось. Что-то прыгнуло им в руку из инвентаря, и они запихали это себе в рот. Это сойдёт. На этот раз никакого пафосного диалога. Он просто кинул свою следующую атаку, такую же быструю и жестокую, как и первая. Кости, раздирающие их с обеих сторон, заставляя их уклоняться, уклоняться, уклоняться, никогда не достаточно. Последняя кость совершенно застала их врасплох, опрокидывая их, прожигая Кармой. Они с трудом вскарабкались обратно на ноги, с нейтральным лицом, но пылающими глазами. Затем они ринулись вперёд, роняя пятнышки красного с ножа, словно капли крови, замахиваясь на него. Санс увернулся. Глаза человека широко распахнулись. — Что? — сказал Санс, подмигивая. — Думаешь, я просто буду стоять тут и терпеть это? Его очередь. Следующая атака разрезала их на куски. Они вскрикнули в последний раз, пока не рухнули. Коридор был забрызган красным. — Не возвращайся, — прошептал Санс, глядя на потрёпанное, пустое тело. — Просто не возвращайся, малыш. Мир содрогнулся.

***

— Птички поют… Они слышали это и раньше. Нет смысла договаривать. Санс забежал вперёд, стремглав кинул их в свой первый номер. Они не были готовы к этому. Они ждали, пока он закончит свою реплику. Бластеры обуглили их дотла. Коридор пах жжёным мясом. Мир содрогнулся.

***

— Это выражение лица кого-то, кто умер трижды. Санс ухмыльнулся им с жестоким ликованием, которого не чувствовал. — Эй, а что вообще идёт после «трижды»? Хочешь помочь мне узнать? Он задумался, сказал ли человек ему ещё хоть одно слово. Кричал ли, или молил ли о Пощаде. Санс не помнил, слышал ли он от них хоть слово, пока они прорезали себе путь через его народ. — …В любом случае, как я и говорил, сегодня прекрасный денёк. Почему бы не расслабиться и не отдохнуть? Интересно, становился ли человек лучше в этом. Откуда ж ему знать? На сей раз они пережили первую атаку с остатками ОЗ. Лишь вопрос времени, когда они будут знать каждую кость каждой атаки. Они не собирались прекращать. Если только сами так не решат. Санс был последним оставшимся, кто мог заставить их решить. — Наши отчёты показали массивную аномалию в пространственно-временном континууме. — Будет ли им интересно, кого он имел в виду под «наши»? Будет ли им дела до этого? — Временные линии скачут туда-сюда, останавливаясь и продолжаясь… Много болтай. Бей сильно. Разозли их. Слова бессмысленны. Наверное, они слышали их уже кучу раз. Они ринулись вперёд, замахнулись на него. Он уклонился, атаковал костями и Бластерами и синей магией. Он уже сказал всё, что хотел. Человек атаковал снова, или пихал еду монстров себе в рот. Брызги крови усеяли пол с колоннами. Наконец, подточенная кость пробила им затылок. Казалось, на этот раз прошло дольше. Санс стоял, глядя на их мёртвое тело, чувствуя, как УР бурлит сквозь мозг его костей. Казалось, будто он стоял там часами. Мир содрогнулся.

***

— Это выражение лица кого-то, кто умер пять раз подряд. Как же трусливо так выражаться. Он убил их. Он убил их пять раз подряд. Удар. Уклонение. Разорви их на части. — Знать, что однажды, без какого-либо предупреждения… всё просто Сбросится. Глупо. Что он пытался сделать? Вызвать в них эмпатию? К роду, который они уничтожили? К какому-то придурку, который убивал их раз за разом? Их глаза были яркими и острыми от Решимости. Кости были острее. Мир содрогнулся.

***

— А потом, всё резко кончается. Они уже знали? В этом ли была их цель? Было ли забвение тем, что они хотели с самого начала? Его голова болела. Казалось, он пользовался глазом слишком долго, хотя эта битва длилась от силы минут восемь. — И возвращение на Поверхность тоже меня больше не волнует. Он не лгал. Он ни разу не лгал, всё это время. Возможно, это был единственный раз, когда он удосужился сказать им правду. Что такого могла предложить Поверхность на этом этапе? Что же такое могло стоить всего, что произошло? Все те мысли о том, чтобы что-то изменить, о том, что за концом света могло что-то существовать. Так глупо. Гастер был бы так разочарован. Кость сбила человека с платформы в море костей внизу. То, что осталось от их тела впоследствии, было неузнаваемо. Содрогание.

***

Они были обязаны уметь это лучше. Теперь они пережили первую атаку лишь с несколькими срезанными ОЗ. Даже вторая, третья, четвёртая, пятая атака не нанесла столько урона, сколько положено. — Всё, что я знаю — учитывая, что будет дальше… Их тело было запутано в разноцветных нитях, все из них изношенные на концах и обрезанные. Смерть за ними и что-то куда хуже тьмы впереди. Санс спросил себя: значил ли тот факт, что он мог видеть это — буквально видеть это сейчас — что это было неизбежно. Болела голова. Он тяжело дышал. Но человек тоже. — Я больше не могу позволить себе оставаться равнодушным. Может, эта часть была ложью. Он не знал. Смысл не был полностью в равнодушии. А в том, что просто не оставалось другого выбора. Следующая атака срезала им голову. Содрогание.

***

— Тебе не понять, каково это. По какой-то причине, это их взбесило. Ничего сильнее блеска глаз и зуб, но это было больше, чем Санс видал до сих пор. — Знать, что однажды, без какого-либо предупреждения… Сколько раз уже? Сколько раз до этого? Сколько раз они приходили в этот коридор, как нормальный человек, или как знакомый, или как…? Они были частью плана, не так ли? Плана всё исправить. И тем не менее, вот они. До всего этого, после. Разницы не было. Это доказывало, что ситуацию нельзя изменить, нельзя исправить, ничего. Он ощутил, как в него снова погружается УР. Сколько раз уже? Сколько раз? Содрогание.

***

Санс стоял на месте, запыхавшись, глядя на человека, притворяясь, что дошёл до предела. Птица, подделывающая сломанное крыло. Только это были глупости. Какого чёрта он знал про птиц? — Слушай. У них не было настоящего выбора. Санс не использовал свой ход. Им приходилось просто стоять там и слушать его. — Я знаю, что ты не ответил мне раньше, но… где-то внутри тебя. Я чувствую. Внутри тебя есть проблеск хорошего человека. Он не лгал. Это было худшей частью. А ещё хуже было то, что они пристально смотрели на него, с выражением… задумчивости. — Воспоминания того, кто когда-то хотел поступать правильно, — побудил он, разводя руки. Открытый, просто желающий поговорить. — Того, кто в другом времени мог даже быть мне… другом? Он гадал, было ли это так же больно для них, как и для него. Глупая, эгоистичная мысль. Сколько раз он уже убивал их? Сколько раз он разрывал их на части? Он прекрасно знал, что отточенные кости могли сделать с человеческим телом. Как больно им было, когда он убивал их? Как больно будет на этот раз? Их брови были нахмурены. Они размышляли. Нож опустился на малую толику. — Давай же, дружище. — Санс нацепил на себя жалобную ухмылку. И он не шутил. Серьёзно. Он хотел, чтобы всё это закончилось. Он хотел, чтобы это просто остановилось. — Ты помнишь меня? Пожалуйста, если ты слушаешь… давай забудем обо всём этом, хорошо? Просто положи своё оружие, и… ну, моя работа станет намного легче. Он умолял их, понял Санс. Это не было просто частью представления. Это было по-настоящему. Давай просто перестанем, малыш, прошу тебя. Просто закончи это. Переделай всё. Не оставляй это так. Он Пощадил их. И ждал. Теперь человек уставился на него, широкими и слегка дикими глазами. Может, они не думали, что он всерьёз. Может, они были удивлены, что им вообще давали выбор. Санс смотрел, как они кидают взгляд на свой нож, затем снова на него. Он гадал, о чём они только могли думать. О другой временной линии, возможно, где дела сложились лучше? Или они вспоминали всех, кого убили? Было ли им хоть немного жаль? Или они просто… так же устали, как и он? Лязг металла по плиткам был внезапным. Громким до крайности. Санс взглянул вниз на нож, который скользил прочь, останавливаясь в брызгах человеческой крови. Их кулаки сжались, и они судорожно втянули в себя воздух. Они выглядели… Они выглядели нормально, на какой-то миг. Как ребёнок. Испуганный, усталый ребёнок. — Ты Щадишь меня? Он был обязан. Выбора не было. Временная линия не могла оставаться такой. Он сделает это быстро, с максимальной скоростью, и всё будет… в порядке. Может, они Сбросят, вернутся к началу, начнут всё заново, на этот раз правильно. Может быть. Они шагнули вперёд с дрожащим телом, глядя на него. — Наконец-то. Приятель. Дружище. Я знаю, с каким трудом ты… принял это решение. Он был обязан, верно? — Отвернуться от всего, над чем ты так усердно работал. Я хочу, чтобы ты знал… я не дам пропасть этому зря. Иди сюда, дружище. Он снова развёл руки в стороны. И человек пошёл прямо вперёд. Санс видел, как по их лицу начинают течь слёзы. Он слышал, как задерживается их дыхание. Они Щадили его. Это конец. Это и правда… Он был обязан. Обязан. Это не могло оставаться таким. Не могло быть таким простым, не после всего, что они сделали. Нужны последствия. Они шагнули прямо ему в руки и крепко обняли его. Он обнял их в ответ. Он дёрнул рукой и призвал клетку костей, слишком частых, чтобы даже подумать о побеге, слишком внезапных, совершенно неизбежных. Это было быстро. Мгновенно. У них даже не было времени ахнуть. Только задохнуться хрипом, когда их лёгкие и всё остальное продырявилось. Их глаза застекленели. УР ударил его в тот же миг, когда Санс заметил, что покрыт кровью. Он бесцеремонно уронил их, и их тело скомкалось, как пустой мешок. — Тебя-я-я уделали! Он был весь в крови. Она была повсюду. На ладонях, руках, груди. Он чувствовал её брызги у себя на лице. Она была горячее, чем он ожидал. Санс ухмылялся без остановки. — Если мы и вправду друзья… Было трудно дышать. Было трудно видеть. — …ты не вернёшься. Они просто лежали, пока всё опустошалось из них, и Санс ничего не чуял, кроме запаха крови. Он не был уверен, смеялся ли или плакал или всё сразу. Содрогание.

***

— Ух ты, да ты будто в ярости из-за чего-то. Их зубы были сжаты, лицо покраснело, глаза пылали. Не Решимостью, не гневом, а ненавистью. Им полагалось просто перестать. Почему они не перестали? Санс криво ухмыльнулся. — Хех… я тебя подловил? — Он пожал плечами, будто разницы не было, потому что конечно же. — Ну, если ты всё равно вернулся… похоже, это значит, что мы никогда не были настоящими друзьями, а? Всё это действительно было бессмысленным. Каждая часть этого. Человек яростно глядел на него, подняв нож, выглядя так, будто хочет разобрать его по кусочкам. Наверное, к этому моменту, он заслуживал это. Но всё же. Хорошо было знать. Хорошо знать наверняка. — Хех. Не говори это другим Сансам, ладно? Ничего страшного. В нём осталась ещё пара хороших атак, и ему больше не нужно было играть по правилам. Всё, что ему нужно — это продолжать. Продолжать. Продолжать. Он мог уклоняться вечно. Длинные бедренные кости, хлещущие их по бокам, еле давая им хоть дюйм на уклонение. Платформы из берцовых костей над рядами рёбер, острых, как неровные зубы. Бластер, Бластер, Бластер, Бластер. Они пытались достать до своего инвентаря, а их ударила фаланга, как из ниоткуда. Не было правила, которого он не мог нарушить. Не было правила, которого он не станет нарушать. Карма изглодала их, а меткая кость в грудь добила их. Содрогание.

***

— Это выражение лица кого-то, кто умер восемь раз подряд. — Это выражение лица кого-то, кто умер десять раз подряд. — Это выражение лица кого-то, кто умер одиннадцать раз подряд. — Давай просто перейдём к делу.

***

Ему больше не было ясно. Слишком много нитей, скрывающих номер. Больше тринадцати — могло быть что угодно. И у человека получалось всё лучше. Они увернулись от его первой атаки и получили только один удар. Они увернулись от его первой атаки и не получили никакого урона. Они не купились на его уловку с Пощадой. После этого, они научились не тянуться себе в инвентарь. Выражение их лица сменилось с ярости и досады на холодное вычисление. На чистую Решимость. Они пробирались ближе. Один раз нож чуть не задел его толстовку. Затем второй раз. Санс начал уставать. По его черепу струился пот. — Ты из того типа людей, которые никогда не будут довольны. Ему казалось, что они больше даже не слушают. Если вообще когда-то слушали. Они просто уставились на него, ожидая, когда он закончит разговор. — В один день… Это не подействует. Это не подействует. Это никогда не подействует. — Тебе надо понять, когда прекратить. Они были слишком Решительными. Это было обречено на провал с самого начала. А теперь, им становился виден конец. Им становился виден путь через Санса. Он кинул на них беспорядочное множество Бластеров, без какого-либо настоящего узора, надеясь подловить их. Это было медленно, но действовало. Один луч задел их и опрокинул с криком. Они не смогли отойти с дороги вовремя. Это не казалось торжеством. Это не казалось ничем, кроме оттягиванием неизбежного. Санс жил на занятом времени всю свою жизнь. Раньше, до всех этих дел с аномалиями, он думал, что у него осталось ещё несколько лет. Он никогда не дожил бы до пятидесяти. Но до сорока? Это… это вполне было суждено. Достаточно долго, чтобы увидеть, как Папирус находит счастливейшую для себя жизнь. Может, заводит семью. Может, нет. Папирус… Содрогание.

***

К этому моменту, человек знал. Несомненно. Они видели конец, путь мимо Санса. Они увернулись от его первой атаки без всякого выражения. Пихали еду себе в рот без выражения. Принимали его фальшивую Пощаду без выражения. Продолжали атаковать без выражения, слишком быстро, чтобы он мог попасть по ним, пока они стояли на месте. Он устал. Он охренеть как устал. Казалось, будто он сражается несколько дней. Месяцев. Сколько раз уже? Сколько? Он не мог вспомнить, но его душа могла. Она дрожала из-за напряжения. В его черепе так сильно колотило, что казалось, тот был готов треснуть. — И если ты продолжишь изнурять меня… то мне придётся использовать свою специальную атаку. Глупо. Просто заставило его подумать о Папирусе. Те дни и ночи, когда Папирус сидел дома, писал, планировал, тренировался, совершенствовал свою специальную атаку. Он никогда не давал Сансу увидеть её. Это был секрет. Папирус… У монстров не существовало загробной жизни. У людей была куча всякой всячины. Привидения, духи. Небеса, Ад. Реинкарнация. Метафизика была полезна только для того, чтобы применять магию к науке. Не было нужды задаваться вопросами о вещах вроде сущности души, сущности своего я, загробной жизни — не так, как у людей. Все ответы были как на ладони. Тело превращалось в пыль. Душа исчезала, присоединяясь к естественной, рассеянной магии мира; может, когда-нибудь ей воспользуются снова. Никакого сознания, никакого рая. Просто забвение. И это было нормально. У монстров не было бзиков на подобные вещи. Это просто реальность, как и земля, в которой они были заперты. Санс больше никогда не увидит Папируса. Мир уже кончился. А теперь, он просто кончится по-настоящему. Содрогание.

***

Всё болело. Было больно держать глазницы открытыми. Было больно пользоваться магией. Было больно стоять прямо. — Переживи это, и я покажу тебе мою специальную атаку. Они не пережили. Содрогание.

***

Санс использовал всё, что мог. Всё, что у него оставалось. Короткие пути, кости, сломанные налево и направо правила. Он бросил человека вперёд по всему коридору, а они выжили. Он поймал их в клетку из костей, а они выжили. Они не слышали, как он стонет от боли, когда он призвал десяток, сотню Бластеров, окружая их, отчаянно желая, чтобы они наконец-то сдохли нахер. Этого не произошло. У Санса ничего не осталось, кроме безумного отчаяния, так что именно оно овладело им. Он превратил их в синий и швырнул их об стену, о потолок, заставляя их отскакивать между колоннами, вытирая ими пол. Они больше не кричали. Просто ждали, когда он закончит. Это было медленно. Так мучительно медленно. Его магия подводила его, мало-помалу. Он еле мог поднять свои руки, чтобы подбросить их с пола. ОЗ человека остановились на единице. Квиты. Ха-ха. Смешно. Сила воли была единственным, что держало Санса стоя. Всё остальное исчезло. Синий свет в человеке погас против воли. Почти конец. Санс дышал так громко и неровно, что звук отдавался эхом от стен. — Ладно, — прохрипел он. — Вот оно. Он еле видел человека. Пот заливал ему глазницы. — Время для моей специальной атаки. Ты готов? Вот и ничего. Последняя попытка. Единственное, что он до сих пор мог. То самое, что он делал лучше всех. Человек стоял на месте, сдержанно, готовый уклониться. Вскоре, они показали первый намёк на эмоцию за… как долго? Неважно. Они нахмурились. Лишь слегка. Санс не мог удержать скрипучий смех. — Ага. Верно. В буквальном смысле ничего. И ничего не произойдёт и дальше. — Он слегка захрипел, так и смеясь, несмотря на то, как у него болели рёбра. — До тебя дошло? Я… знаю, что не могу победить тебя. В один из твоих ходов… ты просто убьёшь меня. Так что. Э-э-э. Я… решил. Что твой ход не настанет. Никогда. Я просто… буду продолжать свой ход. Пока… ты не сдашься. Даже… даже если это означает, что нам… придётся стоять здесь до скончания времен. Хех. Ясно? Они смотрели на него, прищурив глаза. Будто не могли поверить в это. Будто не могли поверить, что всё кончится таким образом. Было больно дышать. Санс провёл рукавом по лицу, пытаясь вытереть часть пота. Его зрение до сих пор расплывалось, становясь то чётким, то нет. Человек попытался податься вперёд. Левый глаз Санса замерцал, как раз столько, чтобы оттолкнуть их назад. — Тебе станет тут скучно. Не стало. — Если, конечно, ты уже не заскучал. Неправда. — И тогда ты, наконец, прекратишь. Невозможно. Оттягивая неизбежное. Играя на время. Как и всегда. Будто он всю свою жизнь так делал. Одна последняя уловка. — Я знаю таких, как ты. Он подумал о Гастере. — Ты, э-э. Очень Решителен, не так ли? Он подумал о цветке. — Ты никогда не сдашься, даже… если от настойчивости не будет абсолютно никакой выгоды. Если… можно ясно выразиться. Что бы ни случилось… ты просто продолжишь. Сансу казалось, что он бредит. Его язык начал заплетаться. — Не из-за какого-то стремления к добру или злу. А просто потому, что… ты думаешь, что можешь. Ничто здесь не было важным. Он был лишь очередным препятствием для них. Очередным испытанием. — А… раз ты «можешь»… то ты… «должен». Они тупо уставились на него. Снова попытались протолкнуться. Санс отодвинул их назад. — Но сейчас… ты достиг конца. Теперь… тебе ничего не остаётся. И, э-э. По моему личному мнению… самое Решительное, что ты можешь сделать здесь? Он попытался подавить зевок и потерпел неудачу. — Это окончательно сдаться, и… и заняться буквально чем угодно другим. Они уставились на него. Он еле их видел. Еле держал глазницы открытыми. Он мог… он мог уклоняться во сне. У него были лучшие рефлексы во всём Подземелье. Но у него ничего не осталось. Ничего, кроме как стоять здесь, заперев себя вместе с человеком на… что? На вечность? Пока не выйдет Азгор, поглядеть на своё вымершее королевство? Пока не…? О чём… о чём он только думал? Он так устал. Ему хотелось обратно в кровать. Ему хотелось обратно домой. Ему хотелось слушать, как Папирус топает по дому. Хотелось слушать, как он чем-то гремит на кухне. Смеётся над шоу Меттатона. Улыбается. Рассказывает Сансу, как… Как… Не засыпай. Не засыпай. Не засыпай. Не за… не… не… Всё потемнело. На краях своего сознания, он ощутил движение. Ощутил приближение. Ощутил… Его тело отреагировало, и он резко проснулся. Нож просвистел мимо него. Человек перехватил себе ход. Но на этом всё. Подействовало. Теперь Санс мог оттолкнуть их. Снова использовать свой ход, ничего не делать, держать их в этом цикле, сколько понадобится. Он ухмыльнулся, безумно, измученно. — Хех. Человек больше не мог двигаться. Больше не мог нарушать правила, как он сам. — Ты правда подумал… Человек сдвинулся. Нарушил правила. В их глазах вспыхнула Решимость и торжество, когда они полоснули ножом вниз, разрезая его от ключицы до основы грудной клетки. На какой-то миг, боли не было. Только чувство ножа, режущего сквозь него, будто он был… ничем. Чувство того, как его рёбра ломаются ровно посередине. Инерция понесла его назад, и он повалился, тяжело приземляясь. Тогда и нахлынула боль. Он… никогда раньше не чувствовал ничего подобного. Или, нет. Наверное, чувствовал. Много раз, скорее всего. Кричал ли он? Плакал ли? Он не издал ни звука. Приложил руку к груди, и она окрасилась в красный. Запах помидоров пересилил запах крови. Один последний розыгрыш. Санс мог бы посмеяться над выражением их лица. Он тихо захрипел. Теперь дышать было больнее. Было холодно, будто он вернулся в Снежнеград. Он почувствовал, как кусок рёбер отвалился и стал пылью. Провал. Провал во всём, что он когда-либо пытался сделать. Чувств не было никаких. — Что ж… — хрипло прошептал он. — Похоже, это конец, а? Они глядели на него широкими глазами, словно не верили этому. Было бы лучше, если б они улыбались? Смеялись? Если бы они ликовали над ним, насмехались над тем, что он наконец-то попытался, но взял и так провалился? Они не издали и звука. Санс встретился с ними взглядом. — Только… не… говори, что не предупреждал тебя. Наступал конец. Для всех и вся. Но по крайней мере, на этот раз он не обязан оставаться и чувствовать это. Каким-то чудом, он поднялся на ноги. Ещё одно ребро отвалилось и пропало. Санс натянул свою лучшую ухмылку. — Ну что ж. Я иду в «Гриллбиз». Он потащился прочь, так и держась за свою грудь, пытаясь удержать рёбра вместе. За ним тянулась дорожка пыли и красного. Человек не пытался напасть снова. Они просто отпустили его, наблюдая. Его зрение исчезало. — Папирус… Загробной жизни нет. Папирус не ждал его. Но следы его магии были где-то там, следы его пыли. Может, до наступления конца, какая-то часть Санса сможет найти какую-то часть Папируса в один последний раз. Это было бы мило. — Тебе… Он пошатнулся, когда его ноги стали рассыпаться. Конец. Больше не было больно. — …что-нибудь нужно? А затем, Санс исчез.

***

Санс проснулся в Пустоте с запахом помидоров, витающим у него в носовом отверстии. Кто-то неподалёку издал испуганный крик. Послышался звук поспешного движения и панического дыхания. Он лежал на месте, пытаясь не думать и не существовать, пытаясь не вспоминать, почему ныли его грудь и его душа, или почему во рту был вкус кетчупа и пыли. Момент не продержался. Он почувствовал, как к нему подплывает чьё-то присутствие. — САНС. — Приветик, Док, — сказал Санс. Его голос звучал… неправильно. Неровно и сипло, будто он только что спасался бегством. Он дышал нормально. Только… это тоже казалось неправильным. Всё в нём казалось неправильным. Словно его разобрали и собрали снова, забыв пару частей. — НАМ ПОРА ИДТИ. СЕЙЧАС ЖЕ. ОНО ЗДЕСЬ. — Кто… — СУЩЕСТВО. НАМ ПОРА ИДТИ. Я ДОТРОНУСЬ ДО ТВОЕГО ПЛЕЧА. Что-то заговорило неподалёку, знакомым голосом, но искажёнными словами. Санс почувствовал, как на его плечо легла рука, крепко, но не сжимая. — Он в порядке? — ФРИСК, БЕГИ. ВСТРЕТИМСЯ НА СЛЕДУЮЩЕМ СЛОЕ. Санс не мог разобрать, что происходило. Он уставился во тьму, ничего не видя. Казалось, что Гастер передвигал его куда-то ещё, сгибая Пустоту вокруг них. Обстановка чуть-чуть утихла. Санс зажмурил глазницы, протирая обеими руками лицо. — Гастер. — МЫ ДОЛЖНЫ БЫТЬ В БЕЗОПАСНОСТИ. НА ДАННЫЙ МОМЕНТ. ТЫ ВЫБРАЛ СЛЕГКА НЕУДОБНОЕ ВРЕМЯ. ЧТОБЫ ЯВИТЬСЯ. — О-о. — Санс уронил руки, позволяя им повиснуть по бокам. Он приоткрыл глазницы, снова глядя в темноту. Красная трещина в Пустоте мерцала неподалёку, беспорядочно пульсируя. Огни глаз Санса казались тусклыми и нечёткими. — Прости. — ВСЁ В ПОРЯДКЕ. ЭТО БЫЛА. ПОПЫТКА ПОШУТИТЬ. ИЗВИНИ. — Хех. Воспоминания текли обратно, медленно и вязко. Видимо, его разум не хотел работать как следует. Он знал, что чувствовал это раньше, но никогда так сильно. Он заставил себя усесться. Всё тело болело, будто он лежал здесь слишком долго. Голова раскалывалась. Левую глазницу кололо. — Что… что происходит? — СУЩЕСТВО ОБЫСКИВАЕТ ПУСТОТУ. ОНО УЖЕ КАКОЕ-ТО ВРЕМЯ ПРИБЛИЖАЕТСЯ. — Я не могу… разум ещё не работает… — У НАС ЕСТЬ ВРЕМЯ. НЕ ТОРОПИСЬ, САНС. Раздался звук быстрых, приближающихся шагов. Санс поднял взгляд, глядя мимо источника голоса Гастера и мимо трещины. К нему спешил человек с покрасневшим от нагрузки лицом. — Санс! О, ты в порядке, я т-так… Не хватало времени подняться. Санс просто отреагировал. Его внимание сосредоточилось. Он протянул руку и превратил их в синий, пока они не смогли подобраться ближе, пока не смогли замахнуться на него. Он не помнил, чья была очередь, но разницы не было. Правила не были важны. Человек испуганно вскрикнул, когда он поднял их с пола Пустоты. — САНС, ЧТО ТЫ ДЕЛАЕШЬ? Нет времени. Нет времени. Они сейчас… они уже… Он призвал три Бластера, все направленные на человека. Тот замер в воздухе, выпучив глаза. — С-санс? — Это выражение лица… — сказал он, безнадёжно ища сценарий. — Это… Сколько? Сколько раз? Какой это был? Нет, это… они были в Пустоте. Ему было положено что-то вспомнить, что-то важное. Но у того не могло быть так уж много значения, не тогда, когда он вот так забывал сценарий, не тогда, когда у человека был нож в своей… Они не держали нож. Они ничего не держали. В броню они тоже не были одеты. Только в свой обычный сине-сиреневый свитер. — С-санс, п-п-прости меня, прости, прости. Бластеры были заряжены. Почему он не стрелял? Он мог бы убить их прямо сейчас. Заставить их прекратить, хоть на миг. Он мог заставить их прекратить. — САНС. Санс не слышал такого страха в голосе Гастера уже долго. — ПРОШУ ТЕБЯ. ОПУСТИ ИХ. — Они… Временная линия закончилась. Всё закончилось. Это была Пустота. Это было между временными линиями, между Сбросами. Он… Он провалился. Абсолютно провалился. Должно быть, после этого, человек продолжил свой путь. Через Азгора. До конца. До настоящего забвения. И… и тем не менее, вот он. Вот они. Снова в промежутке. Что значило новый Сброс, новую временную линию, что-то после конца всего света. Им этого не хватило. Не хватило, чтобы уничтожить весь поток времени. — САНС. СТОЙ. — Они всех убили. — Рука Санса дрожала. Он дрожал весь целиком. — УЖЕ ВСЁ КОНЧЕНО. БИТВА ДАВНО ЗАВЕРШЕНА. ОТПУСТИ ИХ. — Ты знал. Ториэль. Теперь он помнил её имя. Папирус. Андайн. Меттатон. И все между ними. — Вы оба знали. — Прости, прости, Санс, п-пожалуйста, пожалуйста, мы так близко, мы т-так близко, пожалуйста… — ТЫ ТОЖЕ ЗНАЛ, САНС. У ТЕБЯ СОВОКУПНЫЕ ЗНАНИЯ О ВСЕХ ВРЕМЕННЫХ ЛИНИЯХ, ПОКА ТЫ ЗДЕСЬ. ТЫ ПРОСТО… — Не хотел в это верить. — Он не мог свести с человека огней своих глаз. Человек. Аномалия. Фриск. Воспоминания всё ползли обратно, как черви. Разговоры с… как их там звали? С Чудилом. Подтекст. Недосказанные вещи. Санс всегда так хорошо умел читать между строк. Но он отказался видеть это. Парень, которому было всё равно, у которого не осталось надежды, парень, который точно знал, как мало у всего этого было смысла, и тем не менее… Фриск больше не умолял. Просто вяло висел в воздухе. — САНС, ТЕБЕ НАДО ОПУСТИТЬ ИХ. Он подружился с ними тысячу раз. Он убил их тысячу раз. Он не помнил, чем этот раз отличался от других. Существовал план, ага. Миллион сложных маленьких планов, дела, которые творились за кулисами, на которых Санс еле надеялся. Обработка ошибок. Силы мира сего. Он проверил дверь в Руины, увидел, что она приоткрыта, увидел размазанную по каменному полу пыль. Он смотрел, как плавится Андайн, пока она не растворилась в ничто. Он стоял над шарфом Папируса, наполовину погребённым под пылью и снегом. Чем отличался этот раз? — Всё в порядке,— прошептал Фриск. Они плакали. — Ты можешь, если хочешь. Я заслуживаю этого. Может быть, если. Ты сделаешь это здесь. То это будет навсегда. И все вы м-можете. Быть, быть свободными. Может быть. Может быть, это правильный ответ. Может быть, ты п-просто. Можешь убить меня. Всё в порядке. Всё в порядке. Давай. — САНС. Санс почувствовал, как погасли огни его глаз. Бластеры исчезли. Медленно, он снизил Фриска обратно на пол. Затем отпустил их. Они рухнули в комок. Гастер еле слышно вздохнул от облегчения. Санс уставился на них чёрными глазницами. — Почему, малыш? Они так и остались, съёжившись на полу. — Я хотел, чтобы всё закончилось. Совершенно всё. Мы подумали. Что если мы всех заберём. То этого хватит. — Этой причины недостаточно. — Я знаю. Он не знал, как ответить. Не мог придумать хоть слово, которое стоило сказать. — УЛАДЬТЕ ЭТО, — сказал Гастер. Он звучал напряжённо, отчаянно. — МНЕ НУЖНО ОБЕЗОПАСИТЬ ПЕРИМЕТР. Санс не обращал на него внимания. Теперь он помнил прошлый раз, помнил, как разговаривал с Гастером, чуть ли не изливая ему душу. Теперь значения не было. Как и никогда раньше. — Ты охотился за всеми, — сказал Санс. Он никак не мог отвести глаз от Фриска. Будто он видел их в первый раз. — Ты не просто убивал от злости или, или боли. Ты выследил всех, кого только смог. Ты опустошил Подземелье. — Я знаю. — Папирус даже не… он даже не сражался с тобой, он просто. Он просто стоял там. Он Пощадил тебя. — Я знаю. Он. Он заставил меня остановиться несколько раз. Я не мог сделать это. О-он даже не. Он п-просто стоял. Я не мог… о-он верил в меня. Я н-не заслуживал этого. Я ненавидел… ненавидел, что он… Я п-пробовал всё что угодно. Я просто хотел. Чтобы оно кончилось. И я. Я подумал, так и есть. На какое-то время. Оно закончилось. Но потом. Силы мира сего. Они заставили нас вернуться. Мы не хотели. Я дал Чаре. Свою душу. О-они доставили всех на Поверхность. Это был второй раз. — Ты не хотел, — повторил Санс. — Ты хотел всё так и оставить. Просто… забвение. — Да. Это. Я всегда так хотел. — Это… ни хрена себе. — Санс придавил обе руки к лицу. — Твою ж мать, Фриск. Я понимаю… я понимаю, каково это — хотеть, чтобы всё закончилось, но тащить всех остальных за собой? Целый народ? — Мы пробовали всё остальное. Мы не можем умереть, Санс. Я. И Чара. Мы… пытались. Мы столько раз пытались. — Ты… что? Но ты… — Воспоминания ударили его, как пинок в рёбра. Кровь на плитках, сам он весь в крови. — Я убил тебя… боже, Фриск, я убил тебя… столько раз. — Это не… работает. Не навсегда. Решимость. Н-нам. Нам надо продолжать. Или мы Сбрасываем. Чара… Чара так долго был мёртв. Но даже так… они всё равно проснулись. Флауи… тоже проснулся. Это было так долго, и. И всё. Б-болело. Так сильно. Но когда мы, мы захотели остановиться. То мы просто. Поднимались обратно. Решимость. Н-не давала нам. — Но я… я набирал УР. Каждый раз, убивая тебя, я… И УР не оставался. Одна Перезагрузка, и человек возвращался, УР снова исчезал. Как и в первый раз, когда Санс убил человека. Стёрто из-за формальности. — Ничего не сохранялось, — беспомощно сказал Фриск. Они наконец стали подниматься, передвигаясь в сгорбленную сидячую позу, спрятав лицо за волосами. — Ничего никогда не сохранялось. И. Когда мы узнали об УР. Как от него перестаёшь чувствовать. Флауи всегда г-говорит. Как он. Ничего не может чувствовать. И. Я хотел это. Если м-мне надо было продолжать. То я хотел не чувствовать. Но это тоже не подействовало. Д-даже когда я… С-санс, мне. Мне так жаль. Я всех убил… а п-потом я убил тебя. Прости меня. Я был неправ. Мы оба были неправы. Это н-ничего не исправило. И д-даже если бы. То всё равно. Это было бы неправильно. Я просто… Они царапали своё лицо, и Сансу было видно, что они вонзают туда свои ногти. — Я просто хотел, чтобы всё закончилось. Санс смотрел, как они трясутся от еле сдерживаемых всхлипов. Раньше было легко. Или, по крайней мере, так он говорил себе. Подожди в коридоре, дай им прийти к тебе, убей их столько раз, сколько надо. Он не мог заставить себя ненавидеть их, но это неважно. Это не меняло того, что нужно было сделать. Стой там. Убей их. И заново, и заново. Он мог поверить, что они просто аномалия, просто злобный маленький человечек. Ему не надо было знать их имя, кем они были, какие у них проблемы, как сильно они заботился о них. Мысль о их дружбе была просто дымкой воспоминания, фантазией. Ему не надо было гадать, почему они залезли на гору. Он закрылся насколько мог без помощи УР. — Значит, я… — Санс судорожно вздохнул. — Посреди битвы, когда я… обманул тебя… у тебя не было выбора. — Нет. Иногда, мы могли выбрать. В тот раз… т-тот раз… Чара. Так злился. Они думали… может… был другой способ. Они думали… выбор. Выбор остановиться. Они думали, что выбор имел значение. Но… ты… в-всё равно меня убил. Мне кажется… мне кажется, т-ты. Хотел, чтобы мы Сбросили. Но Чара так злился. Мы… мы оба злились. В тот момент. По-моему. М-мы оба тебя ненавидели. За. Притворство. Т-теперь я знаю, что я заслужил это, но… Их голос был слабым и еле слышимым. — Я доверял тебе. Я думал, это по-настоящему. А казалось… как будто это просто… ещё одна шутка для тебя. Как будто убивать меня было… смешно. Но, но я знаю, что я заслужил это, я знаю. — Это не было смешно, — выдавил Санс. — Боже, малыш, ничто из того не было смешно. Я просто… хотел, чтобы ты прекратил. Я не мог позволить временной линии остаться такой. Если я заставил это звучать, как шутка… я не помню, что сказал. — Ты сказал, что меня уделали, — сказал Фриск, уже без дрожи в голосе. — А потом сказал, что если мы вправду друзья, то я не вернусь. Воспоминание было туманным. Он, весь покрытый кровью спереди, слёзы, которые лились у человека из глаз. Но это было частью плана с самого начала. Предложи им Пощаду, а потом выдерни ковёр из-под ног. Без разницы, насколько искренними они были. — Я… Оглядываясь назад, зная всё, что он сейчас знает, всё, о чём говорили они с Чарой — это казалось ужасным. Абсолютно неправильным. Таким же неправильным, как ударять ребёнка в спину только по приказу своего босса. — Я просто… хотел, чтобы ты перестал. Я хотел так тебя взбесить, чтобы ты Сбросил. — Ты мог бы просто попросить. — Они резко вздрогнули. — Н-нет, это… прости, это… это неправильно. Я заслужил это. Я знаю. — Нет. — Санс снова прижал руку к лицу. — Нет, малыш, не заслужил. Даже в самые свои худшие моменты, ты не заслуживал столько… злобы. Я… я не верил, что ты просто Сбросишь, если я попрошу. Или, может, я просто не догадался. Больше не знаю. Но мне жаль. — Т-тебе не стоит извиняться. Я вёл себя… зло. Меня нужно было о-остановить. — Возможно. Но не таким способом. Мне стоило… просто убить тебя, а не… Это было жестоко с моей стороны. — Это было… жестоко с моей. Выслеживать всех вот так. — Да, — согласился Санс без настоящего пыла в голосе. Простые факты. — Да, было. — П-прости меня. — Фриск, ты уже тысячу раз извинился, — сказал Санс, чувствуя новый прилив усталости. — И я верю тебе. Я верю, что тебе жаль. Я верю во всё, что ты сказал о том, что тебе хочется стать лучше. Но просто… одно дело — несчастные случаи, или… самозащита, или даже… я могу понять ненависть к нам всем. Но это… это было другое. Ты охотился за всеми вокруг. Ты… это было рассчитано. Ты… ты выследил всех, кого мог, пока остальные не эвакуировались. Это массовое убийство. Ты прикончил наш мир, потому что вы с Чудилом хотели прикончить себя. Я… я верю, что тебе жаль, но это не… меняет ничего. И я знаю, что ты пытаешься всё исправить, но… Он замолчал. Фриск не ответил, снова хороня лицо в ладонях, неровно дыша. Санс уставился в пол Пустоты. Ему больше не хотелось об этом думать, не хотелось больше ничего вспоминать, но образы играли у него в разуме. Всё, что он сказал им в коридоре, считая каждую попытку, уклоняясь от их атак и постепенно уставая всё сильнее. Слишком поздно добираясь до реки, но как раз вовремя, чтобы услышать, как Папирус говорит им: все могут стать лучше, если только попытаются. Наблюдая из теней и так чертовски сильно пытаясь ничего не чувствовать, когда Андайн стала плавиться. Альфис, звонящая ему снова и снова и снова, каждый раз плача, оставляя всё более отчаянные голосовые и текстовые сообщения. Флауи, говорящий ему, что всё бесполезно, и Санс, молчаливо соглашающийся. Знание, что он был последним между человеком и концом света. Знание, что он полностью провалился, как и всегда. Знание, что разницы даже не было — мир всё равно вернули. Он так усердно сражался, убивал их так много раз, предал их доверие жесточайшим образом, а ни в чём в итоге даже не было разницы. Чувство того, как он распыляется. Он не хотел спрашивать, не хотел знать, но слова всё равно вышли. — Сколько… раз ты это так делал, Фриск? — Только один, — сказали они. Их голос звучал пусто. — Что ж. — Санс попытался улыбнуться и не смог. — Хоть на этом спасибо. — Я. Пытался искупить вину с тех пор. Даже… когда я убивал снова. П-после этого. Я. Я не мог сделать так снова. Зная, что кто-то ещё Сбрасывает. Я з-забил на. На всё. Я т-только и мог, что. П-пытаться иногда быть хорошим. А теперь, когда мы… когда это может подействовать… мы б-ближе, чем когда-либо раньше. Я х-хочу загладить вину. Поэтому, поэтому я всем рассказал. В моей собственной временной линии. Я рассказал всем, что я сделал. Ч-чтобы они могли… могли решить, что думают про меня п-после этого. — Ты решаешь поступать правильно ради всех. Не знаю, как кто-то может загладить вину за… всё то. Но… ты пытаешься. Как я говорил раньше, за что-то это должно считаться. — Я… я не знаю, сможет ли… — ПРОСТИТЕ, ЧТО ПРЕРЫВАЮ. Санс вздрогнул, но не так сильно, как обычно, когда Гастер пугал его. Точно. Точно, существовал весь остальной мир, вся остальная Пустота, и они все до сих пор были в ужасной опасности. Как он мог забыть? — Гастер… — НАМ СНОВА ПОРА. ОНО СТАНОВИТСЯ. БОЛЕЕ АГРЕССИВНЫМ. САНС, Я ВОЗЬМУ ТЕБЯ ЗА РУКУ. ФРИСК, СЛЕДУЙ ЗА МНОЙ. Санс протянул руку во тьму, прежде чем Гастер смог взяться за неё. Он почувствовал его хватку. Фриск остался на месте. — Может… может, если я просто дам ему… — ЕСЛИ ОНО ПОЙМАЕТ ТЕБЯ, ФРИСК, ТО ВСЁ, ЧЕГО МЫ ДОСТИГЛИ. БУДЕТ ВПУСТУЮ. ВСЁ, ЧЕРЕЗ ЧТО ВЫ ОБА ПРОШЛИ. ВСЁ, ЧТО ПРОИЗОШЛО В ТВОЕЙ ВРЕМЕННОЙ ЛИНИИ. — Я просто так устал… — ВРЕМЕНИ НЕТ. ФРИСК. ВЫБИРАЙ. Они резко, прерывисто вздохнули и стали подниматься на ноги. Рядом раздался раскатистый гул, щелчки странных ног о что-то твёрдое. Санс пытался найти источник, но звук как будто бы доносился повсюду вокруг. {где? } Звук его собственного голоса прокатился эхом по Пустоте, как удар прямо в душу. Фриск испуганно заскулил. {ГДЕ? где? Где?} На этот раз Санс почувствовал, как его дёргают, когда Гастер затащил его на другой слой. Голос исчез. Фриск тоже — но в следующий миг, они появились снова, тяжело дыша, будто бежали. Они пошатнулись ближе к Сансу, хватаясь одной рукой за другую, кидая на него взгляд, полный слёз, прежде чем поспешно отвернулись. — Какого чёрта нам полагается делать с этим? — сказал Санс, чувствуя, как Гастер снова его отпускает. — Оно находит нас за считанные минуты. — МЫ ПРОДОЛЖАЕМ ДВИГАТЬСЯ. А В ТО ЖЕ ВРЕМЯ. ВАМ ОБОИМ НАДО ПОМИРИТЬСЯ. ПОСЛЕ ЭТОЙ САМОЙ ПОСЛЕДНЕЙ ВРЕМЕННОЙ ЛИНИИ. ВАМ ОБОИМ НУЖНО ПРИНЯТЬ РЕШЕНИЕ. — Что? Какое решение? — ТЕБЕ, САНС. НАДО РЕШИТЬ. МОЖЕШЬ ЛИ ТЫ ЖИТЬ В БУДУЩЕМ С ФРИСКОМ. ЧЕЛОВЕКОМ, КОТОРЫЙ УБИЛ ТЕБЯ. И ВЕСЬ ТВОЙ РОД. — Я… — Санс нахмурился Фриску. Тот отпрянул, сжимаясь. — Я уже принял это решение. — НЕТ. ТЫ РЕШИЛ ПОСЛУШАТЬ ИХ С ЧАРОЙ. ТЫ РЕШИЛ УСЛЫШАТЬ ИХ ВЕРСИЮ СОБЫТИЙ. УЗНАТЬ О НИХ. ПОНЯТЬ ИХ. НО. ТЫ РЕШИЛ ВЕРИТЬ. ЧТО ДАЖЕ ЕСЛИ ДЛЯ ВСЕХ ОСТАЛЬНЫХ СУЩЕСТВУЕТ БУДУЩЕЕ. ТО ДЛЯ ТЕБЯ БУДУЩЕГО НЕТ. Теперь хмурился Фриск, наклоняя голову к Сансу. — О ч-чём он? — Это не… это не то, что я… — САНС. ТЫ ДОЛЖЕН ПРИНЯТЬ ТОТ ФАКТ. ЧТО ЕСТЬ ПОТЕНЦИАЛ, ЧТО ТЫ БУДЕШЬ СУЩЕСТВОВАТЬ В БУДУЩЕМ. ВМЕСТЕ С КЕМ-ТО ТАКИМ, КАК ФРИСК. ТЕБЕ НУЖНО ВЫБРАТЬ. С ПОЛНЫМИ ЗНАНИЯМИ, КОТОРЫМИ ТЕПЕРЬ ВЛАДЕЕШЬ. ПОЩАДИШЬ ЛИ ТЫ ИХ. — Ч-чего? — А ФРИСК. ТЫ ДОЛЖЕН РЕШИТЬ. БУДЕШЬ ЛИ ПРОДОЛЖАТЬ ПЫТАТЬСЯ. ПОЩАДИШЬ ЛИ ТЫ НАРОД МОНСТРОВ. И СМОЖЕШЬ ЛИ ТЫ. ПОЩАДИТЬ СЕБЯ. Фриск не ответил. Санс уставился на них. Его медленно озаряло. — У ВАС ЕЩЁ НЕМНОГО ВРЕМЕНИ. Я ПОСТАРАЮСЬ ПЕРЕНАПРАВИТЬ ЕГО. БУДЬТЕ ГОТОВЫ СНОВА ДВИГАТЬСЯ. А затем, Гастер исчез. Санс уже слышал звуки вдали, шипение помех и движение конечностей. Он попытался игнорировать их, игнорировать растущий адреналин у него в душе. Он так и пялился на Фриска. — Кажется, нас слегка торопят. — Ага… у н-нас нет выбора. — По-моему, он пытается дать нам выбор. Или хотя бы что-то максимально похожее, — размышлял Санс. — Пощада, а? — Я не заслуживаю Пощады. — Вроде, не в заслуженности дело, — пробормотал Санс. — Тогда… он говорит, что нам надо просто… смириться с этим? Просто… простить друг друга? — Нет. Не думаю, что это оно. Пощада — не то же самое, что прощение. А щадить самого себя — это… Санс ещё не мог простить себя ни за что, не больше, чем мог простить Гастера. Но он пытался всё это время. Он пытался поступать лучше. Он пытался снова надеяться. Как и Фриск, как и Чудило. Это было что-то вроде Пощады, верно? Кто угодно мог быть хорошим, если пытался. Кто угодно мог стать лучше, если пытался. А обычно, никто не пытался. Но они все пытались. Несмотря ни на что, они все пытались. — Я не. Знаю, как. П-пощадить себя. — Я тоже, — сказал Санс, на миг закрывая глазницы. — Но… как насчёт этого. Всех надо Сохранить. И если это всё получится, то… мы будем вместе жить в одном будущем. Может, тогда у нас будет время по-настоящему обсудить это… привыкнуть к этому, простить друг друга, уж не знаю. Все те сопливые вещи. А пока… Он снова взглянул на Фриска. Затем протянул руку, ладонью вверх. — То, что ты сделал, было неправильно, — сказал он, глубоко вдыхая. — А то, что я сделал тебе, было жестоко. Так что… зная всё, что я знаю теперь… я… я хочу попробовать снова. Поэтому… я Щажу тебя, Фриск. В этом есть смысл? Ты… понимаешь, о чём я? Это была палка о двух концах. Это значило по-настоящему понизить свою оборону. Это значило, что Фриск может передумать, ранить его. И на этот раз ему не увернуться. Больше никаких уловок. Он уже заключил перемирие с Чудилом — теперь была очередь Фриска. Они уставились на его руку, словно поверить не могли, что видят. — Это значит… ты доверяешь мне, — выдохнули они. — Несмотря на всё, ч-что я сделал тебе и… всем твоим близким. И… это значит… мне надо решить… доверять тебе тоже. — Ага. В точку. Пощада… значит понизить свою бдительность. Хех. Может… может, поэтому мы трое так отстойно это умеем. — Больше никаких драк. И… и если это подействует, если у нас есть будущее, то… — Тогда мы продолжаем доверять друг другу. Мы остаёмся смотреть, что будет. Мы не даём всему развалиться снова впоследствии. — Если у нас есть будущее. — Если, — кивнул он. — Ага. — Я… я больше не хочу причинять боль тебе или кому-либо другому. Больше никогда. — И я тоже больше не хочу причинять тебе боль. Очень медленно, колеблясь без остановки, они стали протягивать руку. Это было прерывисто, и они беспрерывно смотрели на него, явно боясь. Явно помня ощущение его костей. Явно веря, что он ненавидел их, что они заслуживали всё, что он собрался делать. Их рука дотронулась до него. Затем они взялись за него, сжимая пальцы вокруг его руки. Он сделал то же самое. — Я Щажу тебя. Ничего не произошло. Никаких внезапных изменений или превращений. Ни ножа, ни костей. Никакого настоящего смысла. Только обещание. Договор. Невзирая на всё. И тем не менее, Санс обнаружил, как улыбается. Фриск тихо всхлипнул и двинулся вперёд. Санс раскрыл руки и прижал Фриска к себе. Они обнимали его так крепко, что он чувствовал, как сильно они дрожат. Какая-то его часть так и ждала ножа в рёбрах, так и понуждала его атаковать первым, но ничего не происходило. Это казалось завершением чему-то, наконец-то. — С-спасибо, Санс. — Ага. Тебе тоже, Фриск. — Он обнял их чуть крепче. — Впрочем, есть ещё кое-что. Мне надо спросить у тебя кое-что другое. — П-погоди. — Они стали отстраняться, так что Санс отпустил их, хоть и продолжал держаться за их руку. — Мне тоже надо кое-что сказать тебе. Я не знаю, сколько у н-нас времени. В опасной близости прозвучало что-то похожее на рёв. — Держись за мою руку, ладно? — В моей временной линии,— сказал Фриск, говоря скороговоркой, — у нас наконец-то есть план. Что-то, над чём мы все согласились. Санс почувствовал, как Гастер снова возник неподалёку. — НАМ СНОВА НАДО ИДТИ. Фриск схватился обеими руками за руку Санса. — Это будет опасно, потому что им н-надо использовать мою… наши… мои с Чарой души. — Фриск, давай, двигаемся, потом можешь договорить, идёт? Раздался треск, громче чем что-либо, что Санс слышал за свою жизнь. Казалось, что Пустота раскалывается надвое, когда красная трещина расползлась ещё шире. На этот раз, Санс увидел его: одна длинная рука, как у паука, другая рука скелетная и с пушистой белой лапой на конце. Существо, которому они принадлежали, начинало прорываться сквозь трещину. Он вздрогнул, оттягивая Фриска прочь, и почувствовал, как Гастер хватает его плечо. — ДАВАЙ. — Санс! Последовал ещё один рывок, когда они все сдвинулись глубже, но на этот раз, существо последовало за ними. Оно прорвало себе путь через материю Пустоты, и тьма рассыпáлась в красные искры, пока оно пробиралось на другую сторону. Его тело мелькало именно так, как Санс и помнил, меняясь между разными двухмерными изображениями. Но его лицо оставалось тем же, неподвижным и скелетным и ухмыляющимся. {вот [ты] ГДЕ.} Санс поспешил прочь, пытаясь потянуть Фриска за собой, пытаясь встать между ними и существом. Фриск закричал от ужаса. Множество снарядов наполнило воздух, солнца и слёзы и почтовые ящики — снаряды Гастера. Они построили стену между ними троими и обработкой ошибок. Существо протянуло мелькающую, когтистую-металлическую-меховую-пластиковую руку и коснулось стены. Несколько снарядов тут же стёрлись в порошок, создавая настолько большую дыру, что оно могло продеть руку внутрь. Оно тянулось к Фриску, по-змеиному сгибая руку. — Чёрт! Не было времени размышлять. Санс вызвал свой собственный арсенал, как раз под рукой обработки ошибок. На сей раз, она не отреагировала вовремя на смену снарядов. Кости прорвались сквозь неё, словно она была сделана из ничего, оставляя за собой помехи и испорченные образы. Существо засмеялось голосом Санса и отдёрнуло руку. Санс потянул себя вместе с Фриском прочь. — БЕГИТЕ! Пол-дюжины Гастер-Бластеров явились из ниоткуда — мелькающие, наполовину расплавленные, так, что слипались их зубы и проваливались глазницы. Санс усилил хватку на руке Фриска, развернулся и побежал. Он услышал, как все Бластеры выстрелили одновременно за ним, ревя в Пустоте, освещая всё белым. — Что нам делать? — Боже, не знаю, просто беги. — ФРИСК. — Каким-то образом, хоть за ними и разыгралась битва, Гастер был тут как тут, снова рядом с ними. — ПРИШЛО ВРЕМЯ ДЛЯ ПЛАНА Б. САНС, ОТПУСТИ ИХ. — Что… — Но я… нет, нет, ладно. Я п-попытаюсь. В-вы можете выиграть для меня время, да? — МЫ ПОСТАРАЕМСЯ. — Что за План Б? — Я п-попытаюсь достать до Главного Меню, — сказал Фриск, указывая на красную трещину. — Оно не сможет достать меня там. Никто не сможет. — Я… ладно, чёрт. Что нам надо делать? — САНС, СО МНОЙ. ФРИСК, БУДЬ ГОТОВ. Фриск вытянул руку из его хватки, прежде чем Санс смог как следует отреагировать. Он снова подался за ними, затем остановился. Рядом раздавались мелкие шажки, быстро приближаясь. Санс почувствовал, как Гастер снова взял его за руку. — КОГДА УВИДИШЬ ЕГО. ПРИЗОВИ ЛУЧШУЮ СВОЮ АТАКУ. — Твою мать, ладно, готов. Фриск… береги себя, ладно? Мы ещё не закончили. — Скоро увидимся. — ВПЕРЁД! Санс почувствовал, как двигается, когда Гастер потащил его через Пустоту. А затем обработка ошибок снова была прямо перед ними. Санс не размышлял, реагируя так, будто снова встречал аномалию — и ей же эта чертовщина и являлась, точно? Не было души, которую превратить в синий, поэтому он просто вызвал своё лучшее множество костей и Бластеров — кости снизу, пока она не успела отреагировать, затем беспощадную синусоиду сбоку, затем Бластеры — четыре, четыре, два. Совсем как его сильнейшая атака. Гастер был прямо рядом с ним, строя свои собственные снаряды уровнями поверх снарядов Санса, заполняя оставленные пробелы. Не было смысла в честности, не здесь и не с чем-то, что не осмыслило бы само понятие. Новые Бластеры вдогонку, капающие и плавящиеся в ничто, стреляющие все сразу. Обработка ошибок вскинула щупальца и когти, смахивая атаки, превращая всё, до чего могла достать, в безобидные частицы снега и капли воды. Снаряды, до которых она не достала, прорвались сквозь неё, отламывая целые куски от её тела. Краем глазницы, Санс заметил, как Фриск несётся изо всех ног через трещину. {ох} Существо побежало, поняв, что что-то было не так. Санс закричал, его левая глазница мучительно вспыхнула, когда он призвал шесть Бластеров сразу и выстрелил в спину создания. На один миг, которого было достаточно, обработка ошибок выродилась до полосы мелькающих, ломаных пикселей. Затем она собралась воедино и замахнулась лозой на Фриска, как раз, когда они врезались в трещину. Трещина вспыхнула, и Фриск исчез. Обработка ошибок остановилась. Она закончила перестраиваться, затем повернулась к Сансу. Она до сих пор ухмылялась, но теперь, огни её глазниц погасли. Санс не был уверен, способна ли она чувствовать ярость, но взглянув в свои собственные пустые глазницы, он понял, что это неважно. {грязный хакер. грязный хакер. ГРЯЗНЫЙ ХАКЕР.} — САНС, БЕГИ. Санс побежал.