Чёрная луна

Арсений не смог бы объяснить, почему его это так взбудоражило. Казалось, бы, Проповедник, если отбросить ореол таинственности, религиозную подоплёку и флёр демонстративного равнодушия, — просто мошенник, который, пользуясь доверчивостью людей и отсутствием настоящей церкви в селе, просто обманывает прихожан и присваивает себе их деньги. Как Елена Блиновская, Аяз Шабутдинов или Анатолий Кашпировский. Но что-то в его образе цепляло. Красивый, слишком красивый, беловласый и в кипенно-белой одежде, он демонстративно плевал на всех, а люди в ответ его обожали и поклонялись ему. Арсений видел эту паству прямо перед собой. Если бы вдруг Проповедник сказал им «Фас!» и указал бы на Попова, они бы разорвали его в клочья без малейших колебаний. Он собрал вокруг себя огромную по меркам Чернолуново группу людей и подчинил их себе. Подчинил без приказов, без применения силы и без обещания награды. — Возьмитесь за руки, братья и сестры, и закройте глаза, — командовал беловласый. И подышите маткой, — мысленно добавил Попов, но глаза все-таки закрыл. И все остальные их тоже закрыли. Арсений точно знает это, потому что он закрыл их последним. Это выглядело, как какой-то гипноз: он вводил послушников в состояние транса, и те становились податливыми. В помещении, где проходила проповедь, царил морок и атмосфера сопричастности. Даже скептик Арсений мычал вместе со всеми и повторял безумную хореографию беловласого гуру, хоть и держа в кармане фигу. — А теперь поднимите руки вверх, — продолжил куражиться Проповедник. И все подняли — Арсений приоткрыл глаза, чтобы убедиться в этом. Лидерские черты проявлялись у Антона и в школе: за те две недели, что Арсений его знает, тот никогда не был ведомым, но всегда ведущим. Он успевал повсюду, был везде. Арсений даже сказал бы, Антона слишком много. Он был идеологом и вдохновителем всех шалостей, а также тем, кто всегда выходит сухим из воды, потому что наказывать в школе розгами давно запретили, а любые попытки повлиять на него через родителей обламывались на том, что мама в отъезде у сестры. Школьная жизнь Антона — сплошной праздник непослушания. Но при этом, как ни парадоксально, он же умудрялся быть и самым сообразительным во всей школе. Многое сходило ему с рук как раз из-за этого: он схватывал на лету, думал быстро, а задачи решал по большей части в уме. Математические дисциплины хромали на обе ноги во всей школе, но именно Антон быстрее и проще всех влился в обучение, лучше остальных написал входную контрольную да и в целом, наверное, был на ступень выше своих одноклассников, в том числе, в учёбе. И если бы он свои качества использовал в мирных целях, то стал бы отличным лидером: директором школы, вместо так ненавидящего свое место Шеминова, главой администрации Чернолуново, которого селу так не хватает, да хоть президентом. Но вместо этого он выбрал обманывать доверчивых старушек. Молодец, ничего не скажешь. — Мысленно попросите все, о чем хотите попросить. Не просите материального, не желайте ничего плохого для ближнего своего. Только то, что действительно важно. Арсений мысленно пожелал всем мозгов. Он не уверен, что желание осуществится, но момент показался подходящим. Кого они просят? Деда Мороза? Арсений боялся даже предположить, кого или что породил мозг Антона, способный на любую фантазию, и в кого или во что теперь верят эти люди. Он поежился. В голову полезли странные, жуткие мысли. Он постарался отогнать их от себя, задавая самому себе рациональные вопросы. Как так вышло, что Антона до сих пор не разоблачили? Он коренной житель Чернолуново, он рос у всех на глазах и дорос до совершеннолетия. Мало того, что его все знают, он еще и постоянно у всех на виду, вечно шкодит — в каждой заднице заноза, в каждой бочке затычка. Да, у Проповедника яркие белые волосы, и в совокупности со своими красивыми, правильными чертами лица и в полностью белом одеянии он предстаёт перед людьми едва ли не ангелом. Холодным, безэмоциональным ангелом. В его подчеркнутом равнодушии будто чувствуется «каждому воздастся по делам его». Им восхищаются, его боятся, ему служат. Но это все еще человек. Это, блин, клоун и шалопай Антон Шастун, как можно его не узнать? Арсений мысленно прикусил язык. Он ведь и сам его не сразу узнал. Антон здесь и Антон там — два разных Антона. А ведь он его учитель алгебры, геометрии, физики и физкультуры, а также классный руководитель. Он видит Антона чаще, чем все остальные чернолуновцы. И он сам, к своему стыду, долгое время не узнавал его за маской клоуна. А люди… А что люди? Если они идут за ним, значит, он дает им то, что им нужно: веру, чувство сопричастности, возможность собраться в, так сказать, клубе по интересам. Настоящая церковь разрушена. Но людям нужно где-то молиться и исповедоваться, им нужно кого-то слушать и кому-то верить. Им нужен тот, кто скажет, как им жить. Эти потребности дают благодатную почву для разного рода прохиндеев. И Антон просто не преминул воспользоваться окном возможностей. Ах, обмануть меня не трудно!.. Я сам обманываться рад! — цитата гения нашего Пушкина непроизвольно всплыла из глубин памяти мужчины.

***

Люди должны знать, что отдают свои деньги не святому, а обычному школьнику. А Антон должен понести справедливое наказание за свои выходки. Одно дело — прогулять уроки, совсем другое — основать подпольную псевдорелигиозную организацию с сомнительной целью, сомнительными методами и столь же сомнительным результатом. Антон достаточно взрослый, чтобы понимать, что его действия противозаконны и влекут за собой последствия. Так думал Арсений, когда строил планы по разоблачению секты. Прямо сегодня. Прямо сейчас. Нет, Арсений не святой, не моралист и не филантроп. Он просто до скрежета зубов ненавидит телефонных мошенников и прочих катал-кидал-шулеров, которым доверчивые граждане отдают все свои накопления. И от того, что одним из таких мразей оказался его собственный ученик, было противно до тошноты. Он вполуха слушал проповедь. Антон говорил какие-то до жути банальные вещи, по типу «делайте хорошо, а плохо не делайте». Источником могло служить как какое-нибудь Священное Писание, так и уголовный и гражданский кодексы. Однако люди внимали его речам без капли критики, задумчиво кивали и соглашались с каждым словом. На самом деле, критиковать в словах Проповедника было как будто бы и нечего. Он не говорил ничего сомнительного или дискуссионного — только прописные истины, прочно выжженные на подкорке каждого воспитанного человека. У Арсения были скорее вопросы к тому, что люди реально приходили послушать что-то настолько очевидное, да еще и платили за это деньги, как за диковинку. Впрочем, за отсутствием в селе других развлечений, наверное, даже «не убий», «возлюби ближнего своего, как самого себя» и прочие набившие оскомину вещи могли звучать как что-то, ради чего можно встать в 4 утра, прийти сюда всей гурьбой и расстаться с кровно заработанными баблишками. Наверное, проповедь возымела эффект: если поначалу Арсений осуждал, то в конце концов пришел к пониманию этих людей. Людей, не Антона. Он аккуратно достал смартфон из кармана брюк, направил камеру на сцену и включил запись видео. Сколько длился этот шабаш, Попов не знал, ведь не засек его начало. Но он смиренно ждал окончания мероприятия, чтобы осуществить задуманное. План-капкан состоял в том, чтобы поймать Проповедника за руку, когда он будет уходить с наполненной деньгами коробкой. — Помолимся же, братья и сестры, — сложил ладони перед своей грудью в тихом хлопке Проповедник и опустил голову. Арсению было уже все равно, что исполнять. Чтобы не выделяться из толпы и не привлекать внимание Шастуна к себе раньше времени, Попов делал абсолютно все то же, что и окружающие. Спустя бесконечное количество минут, люди, не сговариваясь, засобирались, зазвенели монетами и стали продвигаться к белой коробке, чтобы оставить там свои деньги. Арсений не понял, что произошло — то ли Антон дал своей пастве какой-то сигнал, понятный только истинным фанатикам, то ли совместная безмолвная «молитва» всегда знаменовала собой завершение проповеди, то ли присутствующие действительно обрели связь с космосом и словили команду оттуда. Да это и неважно. Важно лишь, что коробка стала медленно наполняться деньгами, а значит, пришло время караулить. Арсений, сливаясь с толпой, медленно придвинулся к коробке и аккуратно встал сбоку, ближе к сцене. По его расчетам, он стоял прямо на пути Антона. Стараясь быть максимально незаметным, он включил запись видео на смартфоне и направил на коробку. В какой-то момент поток жаждущих выложить Шастуну свои баблишки показался Попову бесконечным. Здание было не резиновое, он точно знал это. Более того, оно было сравнительно небольшим и вполне себе измеримым. Однако люди шли и шли к коробке, и конца-края этому движению не было видно. Попов предположил, что одни и те же люди подходили к коробке по несколько раз, и силился запомнить хоть кого-то, но все лица сливались воедино, превращаясь в некий собирательный образ. Ни одного знакомого Арсений здесь так и не увидел. Зато заподозрил у себя манифестацию охлофобии. Долго ли коротко ли толпа наконец поредела. Арсений облегченно выдохнул и только в этот момент осознал, в каком напряжении он находился последние несколько минут. Вены буквально жгло адреналином. Когда стало очевидно, что все желающие уже выложили свои накопления, большая часть толпы уже вышла из помещения, а оставшиеся люди тянулись к выходу, Арсений напрягся, ожидая, когда Проповедник придёт за коробкой. Но тот все не приходил и не приходил. Помещение опустело. Арсений все ещё ждал. Минута. Пять минут. Семь минут. От скуки он оглядывал весь зал, но тот был абсолютно пуст. Куда делся Проповедник, Арсений не видел. По ощущениям мужчины, он был здесь один. Мог ли Проповедник просто оставить коробку с деньгами и уйти? Едва ли. Но как заставить его выйти из укрытия? Попову не пришло в голову ничего лучше, чем спровоцировать гуру. Он решительно, будто так и надо, подхватил коробку, потряс её, чтобы звон монет был отчетливо слышен в каждой точке зала и, тихо насвистывая незатейливую мелодию, бодро пошёл к выходу вместе с коробкой. Антон вроде не глупый парень, но на провокацию поддался. Стоило учителю пройти несколько метров, как на его пути возник Проповедник. А точнее, клоун и паяц Антон Шастун в белом нелепом парике и белой льняной оверсайз одежде, местами сырой от пота. Арсению впервые выпал шанс рассмотреть Проповедника вблизи. Лицо Шастуна выглядело виновато-смущенным, щёки — порозовевшими, а кончики ушей — красными. — Вы все знаете, — буркнул он и стыдливо шмыгнул носом. Это был не вопрос. Это была очередная констатация очевидных вещей. Не первая за это утро — вся проповедь состояла из примерно таких же утверждений. — Я все знаю, — просто подтвердил Арсений, не вкладывая в эту фразу ни капли эмоций. Антон молча засопел. Он смотрел куда-то в пол, не поднимая глаз на собеседника. Арсений тоже молчал. Говорить что-либо означало облегчать положение Шастуна. Нет уж, пусть сам говорит, задает вопросы и придумывает, как выпутаться из той ситуации, в которой он оказался. — И что вы будете делать? — наконец нарушил затянувшуюся тишину Антон. — Ну как что? — поднял брови Арсений. — Для начала пойду в налоговую и уточню, зарегистрирован ли Шастун Антон Андреевич в качестве предпринимателя и платит ли налоги с этого, — он вновь потряс коробкой, которая предательски зазвенела монетами. — И если нет, то подам на тебя заявление в полицию. Твои действия подпадают минимум под две статьи уголовного кодекса — мошенничество и незаконное предпринимательство. Учитывая масштабы, лет пять тебе сидеть, Шастун. — Вы ничего не докажете! — отчаянно выкрикнул подросток и замотал головой, словно стараясь отогнать от себя то, что сказал учитель. — Ой ли, — Арсений достал смартфон, включил только что отснятое видео происходившего здесь и продемонстрировал ученику. На одном видео было четко видно, как Антон кривляется на сцене и зачитывает свою проповедь, а на другом — как люди клали свои деньги в коробку. Шастун молча сопел и смотрел на учителя ненавидящим взглядом исподлобья. — Не надо, — вдруг жалобно попросил он. Сердце учителя сжалось. Он еще никогда не видел своего ученика таким жалким, затравленным и загнанным в угол. Будто раненный зверь, тот смотрел на своего угнетателя влажными большими зелеными глазами. На мгновение показалось, что он вот-вот зарыдает. М-да, совсем не таким он был каких-то двадцать минут назад, когда водил за нос своих односельчан. Рука Арсения дрогнула. Да, Проповедник — мошенник и обманщик. Но это все еще его ученик — бестолковый, самоуверенный и совсем еще незрелый. Каким он будет учителем, если просто сдаст его властям? Арсений убрал смартфон в карман, после чего расстегнул ремень и с громким свистом резким движением вытащил его из шлевок. Антон непонимающе смотрел, как учитель деловито складывает ремень пополам и ударяет самого себя о раскрытую ладонь. Выглядело больно. — Хорошо, Антон, — предложил Арсений. — Я пока не буду писать на тебя заявление. Но ты должен прекратить то, чем занимаешься, а также понести наказание за свои действия. Кроме того, ты должен вернуть людям все деньги, которые получил незаконным путем. Согласен? Антон сопел и смотрел в пол. Было видно, что ему очень не хочется расставаться с полученными деньгами. Вероятно, он даже копил на что-то ценное. Но все мошенники считают, что им деньги нужнее, чем тем, кого они обманывают. И все эти мерзавцы заслуживают быть пойманными и лишиться награбленного. Наконец Антон коротко кивнул. После внутренней борьбы он принял правильное решение — покаяться и вернуть деньги, но остаться на свободе. Арсений протянул ремень Антону. Тот непонимающе уставился на учителя, но ремень все-таки взял. — Я живу в доме бабы Мани, — пояснил Арсений. — Когда будешь готов получить свое наказание, придешь туда с этим ремнем. Учти, что я жду до вечера воскресенья, и если ты до этого времени не явишься, уже в понедельник я обращусь в налоговую и полицию, как и обещал. Лицо Антона за короткое время перекосило смесью разных эмоций — от недоверия и непонимания до осознания и страха, вплоть до паники. Он стоял с расширенными от ужаса глазами и смотрел на тяжелый кожаный ремень с металлической бляшкой в своих дрожащих руках. Но Арсений этого уже не видел: едва Антон забрал ремень из его рук, он отвернулся и пошел к выходу, последние реплики бросая уже себе за спину, после чего покинул помещение с видом крутого парня, не оборачивающегося на взрыв.