Ряд незначительных эпизодов, о которых, насколько я могу помнить, даже ты не в курсе

Кофе — несмотря на добавки — был горьким, нож — хлипеньким и канцелярским, а Кавех — пьяным, но не настолько, чтобы не понимать, что творит хуйню. Впрочем, достаточно, чтобы не понимать, зачем. Ведь не произошло ничего нового; ну… во всяком случае, такого, чего не происходило бы раньше. Очередной сеанс грызни; очередные слова о некомпетентном обаяшке, который сам по себе как учёный ни на что не способен; о творимом хаосе, бесконечных ошибках, бесконечно утомившем алкоголизме… Действительно, абсолютно ничего нового; но тоненькое лезвие беспомощно дрожало в пальцах, когда Кавех протирал его политой одеколоном салфеткой. И сам не мог отделаться от липкого, тошнотного ощущения, что даже сейчас актёрствует. В голове бултыхались слова какого-то чувака то ли с меда, то ли с психфака: — Ну, основная причина чаще всего… в эмоциональной боли. Чел пытается переключиться на физическую, иногда получается… только ненадолго, — и характерный, исподлобья брошенный на Кавеха взгляд. — Физическая боль проходит, становится ещё хуже. И шрамы остаются. Плюс есть такой эффект: организм вырабатывает определённые вещества… …Кавех никогда ранее, при всём своём драмаквинстве, даже не думал намеренно такого делать. И тот разговор — дело было на озере, там, в прошлой жизни, — вызвал чувство недоумевающее и странное: искренне не получалось представить, как, от самой идеи возникало щекотно-леденящее отторжение. А теперь Кавех дезинфицировал нож — что совсем уж отдавало эпизодом спектакля погорелого театра. Но наносить себе ощутимый вред в планы действительно не входило; просто… просто ну чёрт возьми, вдруг поможет хотя бы это, раз уж больше не помогает даже бренди?.. — …И привыкание появляется, кстати. Чел дамажится чаще, а отдачи получает всё меньше, так что… Кавех закатал штанину почти до колена: спалить следы подобного досуга — в планы не входило тоже. Благо уже октябрь; впрочем, если что, в Академии даже летом не жалуют легкомысленную одежду вроде шорт… …Крови оказалось много. Уже из первого пореза ливануло так, что в память это впечаталось поглубже обжигающей боли; но Кавех зачем-то — всё равно — со злым упрямством добавил второй, накрест, точно ставя на себе метку. И по итогу, кажется, эффективнее всего от боли эмоциональной отвлекли попытки сначала эту чёртову кровь остановить, потом — оттереть, отмыть, отстирать отовсюду пятна; как будто, конечно, ещё было кому их замечать; не важно. Словом, способ Кавеха не устроил, а полотенце пришлось залить перекисью водорода. Мысленно зафиксировав, что результат эксперимента не удовлетворителен; что это не подходит, что с его организмом, видимо, что-то не так; что с ним самим, впрочем… Прихрамывал потом пару дней, но никто так ничего и не спросил. А шрам действительно остался.