Out of sight, out of mind

      Диван гостиной был совершенно не пригоден для ночёвок — давно известный для Ники факт. Он половину ночи проворочался в безуспешных попытках поймать сон, который, казалось, играл с ним в догонялки: то приближался, то вновь убегал прочь. Ники во всём винил только жёсткую диванную обивку, которая отдавила ему все бока, но никак не сбивающий весь покой ураган мыслей.       Под закрытыми веками то и дело проигрывались сюжеты последних дней, в которых на первый взгляд всё было хорошо. Если говорить откровенно, то и на второй, и на третий взгляд всё было просто прекрасно. Воспоминания раз за разом прокручивали киноплёнку памяти, снова и снова показывая счастливого Сону, который по собственной воле прилипал к Ники с объятиями; Сону, который воодушевлённо составлял список «правильных» продуктов, что необходимо было захватить в магазине по дороге домой; Сону, который хорошо ел и не вызывал рвоту. Или вызывал? Ники уже ни в чём не был уверен.       Обида противным комом встала в горле, заставив его почувствовать себя полнейшим идиотом. Для чего была вся эта показуха с правильной пищей, если Сону всё это время продолжал очищаться? Для чего Ники вкладывал всего себя в восстановление Сону, если тот даже и не думал вылечиваться? Ники выглядел в своих глазах придурком, ослепшим от ощущения взаимной любви.       А была ли на самом деле их любовь взаимной? Или это его мозг вообразил себе романтическую историю с хорошим концом, ведь Сону никогда не произносил то, что так часто срывалось с губ Нишимуры: «я люблю тебя». Ники понял это совершенно случайно, третий час кряду сверля взглядом тёмный потолок гостиной.       Действительно, Сону никогда не признавался ему в любви.       От такого простого осознания хотелось волком выть и рвать на себе волосы, но вместо этого Ники вышел на балкон, чиркая зажигалкой и подставляя кончик сигареты под язычок пламени. До восхода солнца оставалось всего ничего, поэтому мрак ночного неба неспеша перетекал в голубоватый оттенок. А сна у Ники всё ещё не было ни в одном глазу. К тому же прохладный ветер на коже лица своими ласками помогал лишь взбодриться, но никак не убаюкаться.       Глубокая затяжка ненадолго вскружила голову, а вместе с тем в мыслях Ники появилось одно простое суждение: их отношения встали в тупик. Тупик из комплексов Сону. Ким был полностью пропитан неуверенностью и страхами, что съедали его изнутри, отравляли их отношения и медленно убивали самого Ники, который совсем недавно думал, что всё начало налаживаться.       Как оказалось, они всё это время топтались на месте. И конец чёрной полосы маячил только перед глазами Ники, а не Сону. Как же глупо. Было глупо ожидать, что все проблемы тут же уйдут вместе с исчезновением Сонхуна. Всё это время Пак не присутствовал рядом с ними физически, но всегда напоминал о себе с помощью глубочайших травм, которые он нанёс Сону. Даже если Ким и не думал о Сонхуне, то тот всё ещё жил в его голове вместе с мыслями о похудении и страхами о сексуальной близости. В такой ситуации одного Ники было недостаточно, чтобы избавиться от корня всех проблем, и от этого факта Нишимуре становилось по-настоящему гадко.       Не известно, сколько времени прошло, пока Ники стоял на балконе, заканчивая одну сигарету, а потом доставая новую, но за горизонтом уже выглянуло солнце. Он перестал терзать лёгкие дымом и пошёл на кухню, чтобы заварить кофе — как некстати на него накатила сонливость. Монотонные действия выполнялись машинально: вот он поставил чайник кипятиться, достал кружку и засыпал в неё кофе с сахаром, потом залил всё кипятком и разбавил молоком. А в голове было пусто — Ники так и не придумал, что делать дальше.       Руки автоматически потянулись к телефону, а пальцы нажали на значок контакта, которому он сам звонил довольно редко — только в случае упрёков о долгом игнорировании или крайней необходимости. Ники поздно вспомнил, что для звонков в выходные ещё слишком рано, но на том конце провода уже послышался вполне бодрый женский голос.       — Сынок, что-то случилось? — прозвучало обеспокоенно.       Ники упрекнул себя в том, что набрал номер матери так необдуманно, но ему на подсознательном уровне захотелось услышать сейчас именно её голос. Он уже давно не маленький мальчик, однако известно, что в родителях нуждались все и в абсолютно любом возрасте. Нет ничего зазорного в коротком проявлении слабости внутреннего ребёнка.       — Нет, ничего не случилось, — поспешил успокоить её Ники. — Просто соскучился. Как у тебя дела? — голос был охрипшим после долгого молчания, поэтому он попытался прокашляться и принять более обыденный и спокойный тон.       — У нас всё хорошо! Вчера мы ездили с Биско в ветклинику. В последние пару дней ему было плохо, поэтому мы забеспокоились, — весело тараторила женщина, попутно чем-то гремя — видимо, с раннего утра развела активную деятельность на кухне. — Но представляешь!.. Это было простое пищевое отравление. А я говорила твоему отцу не подкидывать ему еду со стола…       Ники не заметил, как от простых бессмысленных разговоров губы растянулись в улыбке — маленькой, но тёплой. Его мама всегда умела отвлечь от навязчивых проблем. Хватало одного лишь звонкого голоса и постоянного фонового шума в трубке, к которому прибавлялся и собачий лай. На мгновение захотелось стать частью этого шума, оказаться в родительском доме, где всегда пахло уютом и родными женскими духами, которые мама не меняла уже несколько лет.       — Рики? Ты слышишь?       — А? Прости, повтори, пожалуйста, — он так сильно задумался, что на некоторое время выпал из реальности.       — Приезжай, — звон посуды затих, а голос прозвучал тише и мягче — по-матерински. — Ты давно не приходил. Мы соскучились по тебе.       В груди потеплело, а в глазах коротко защипало, но Ники отогнал от себя это чувство. Возможно, ему нужно было услышать именно эти слова; ему нужно было немного отвлечься и привести мысли в порядок в другой обстановке. Он слишком долго был спасателем для других, но кто побудет спасателем для него? Это не упрёк в сторону Сону, который вовсе не виноват в происходящем с ним, однако Ники катастрофически нуждался в посторонней поддержке. В поддержке родительской. Он так старательно строил из себя героя, а сил геройствовать уже не оставалось.       — Я приеду, — так же тихо сказал Ники.       — С Сону? Или один? — шорох в трубке возобновился. — Я могу приготовить к вашему приходу что-нибудь вкусное.       — Не думаю, что он сможет, но я спрошу у него, — соврал он и зажмурился. Ему стало стыдно за это.       — Хорошо, — прощебетала женщина без тени сомнения. — Я буду ждать.       Гудок о завершении вызова вновь вернул Ники в реальность: к горечи сигарет во рту и остывающему на столе кофе. В любой другой день Ники был бы рад беззаботно потащить Сону в гости к своим родителям, но сегодня он был немного не в том состоянии. Сейчас он находился на перепутье, не зная, на какую тропу ступить и куда идти дальше.       Из-за никотина не хотелось ни есть, ни пить, но Ники насильно влил в себя кофе и замер с кружкой в руке, когда в коридоре послышались несмелые шаги.       — Доброе утро? — Сону появился на пороге кухни в мешковатой одежде, а вид его был неважным, словно не один Ники стал сегодня жертвой бессонной ночи.       — Доброе, — негромко пробормотал Нишимура и опустил взгляд на дно пустой кружки.       Неловкость и недосказанность встала перед ними толстой стеной, но Ники сейчас был не в силах разрушить её. Ему не хватало мужества даже для зрительного контакта. Он был разочарован в себе, собственных силах, проблеме Сону, которая не хотела так просто уходить из их жизни.       — Ники, насчёт вчерашнего…       — Не надо. Я всё понимаю, — на самом деле ни черта Ники не понимал. Это прозвучало так лживо, что он даже не пытался скрыть неуверенность в своём голосе.       — Это больше не повторится. Я обещаю.       Ники горько усмехнулся, отчего-то не находя в словах Сону правды. Ким уже давал ему обещания, но какой от них толк?       — Ты понимаешь, что одних твоих слов недостаточно, чтобы избавиться от этого? И одного меня недостаточно, чтобы помочь тебе. Это серьёзное расстройство, хён. Пойми и прими это, пожалуйста.       Сону слишком долго молчал для человека, который признал бы правильность произнесённых Ники слов. Сону не верил в наличие расстройства пищевого поведения у себя, а Ники не верил, что их двоих хватит для устранения этой проблемы. Они оба не верили друг другу.       — Я просто хочу лучшего для тебя, — тихо продолжил Нишимура и встал со стула, чтобы поставить грязный стакан в раковину. — И лучше будет, если ты обратишься к психологу или психотерапевту. Вдвоём мы не справимся.       — Не говори так, — Сону звучал горестно и поражённо, будто его сильно задели слова Ники. Его голос дрогнул. — Зачем… зачем ты говоришь такое? Конечно мы справимся, просто… дай мне ещё один шанс.       Как бы сильно Ники ни желал дать ему этот шанс, он не мог найти в себе ресурса для дальнейшей веры в лучшее. Визуально Сону не прибавил ни грамма за всё время своего своеобразного «восстановления». Он был всё таким же худым, и Ники считал, что при второй попытке едва ли что-то изменится.       — Подумай над моими словами, пожалуйста, — сказал Нишимура блекло, словно не слыша Сону. Он вздохнул и устало прикрыл глаза. — Я съезжу сегодня к родителям. Не знаю, когда вернусь.       У Ники так и не хватило смелости вновь посмотреть на Сону, когда он прошёл мимо. Ему казалось, что если он сейчас пересечётся с чужим печальным взглядом, то сможет вмиг забрать все свои слова обратно. Однако это совсем не то, чего Нишимура хотел на самом деле. Нужно было срочно что-то предпринимать, потому что топтаться на одном месте как раньше уже нельзя — ценой ошибки являлось физическое и психическое здоровье Сону, которое и так оставляло желать лучшего.

***

      Первое, на что Ники обратил внимание, открыв дверь в квартиру — несущийся к нему навстречу Биско. Тот слишком смешно лаял и вилял хвостом, поэтому парень не мог удержаться от широкой улыбки, подхватывая пса на руки.       — Биско сильно по тебе скучал, — мама Ники вышла в коридор, видимо, отреагировав на шум в коридоре. — И я тоже.       — Привет, мам, — сказал Ники, подставляя щеку под короткий поцелуй. Он уже давно не ребёнок, но мама так и не оставила привычку встречать его подобным образом. — Я тоже по вам скучал.       — Да ладно тебе, — без злобы буркнула женщина, а потом добавила шутливо: — Небось пришёл просить дополнительные карманные расходы.       — А вот и нет, — ответил парень, и неважно, что раньше он действительно часто прибегал к таким приёмам.       Биско лизнул его подбородок и завозился на руках, кажется, восполнив свою скуку по утерянному члену семьи. Ники знал, что он не любил долго находиться в объятиях, поэтому спокойно опустил пса на пол, что тут же умчался куда-то в гостиную. Вместе с этим парень наконец осмотрел совершенно не изменившуюся квартиру, в которой он не был уже более трёх месяцев, и сделал глубокий вдох. В доме привычно пахло маминым травяным чаем и сладкими духами — запах, от которого автоматически усмирялись все душевные тревоги. Однако даже так Ники всё ещё было неспокойно, ведь разговор с Сону оставил тяжелейший осадок в груди.       — А где папа? — спросил он и принялся разуваться.       — У него появились срочные дела в студии, но, думаю, он вернётся до твоего ухода. Кстати, ты надолго?       — Не знаю, — выдавил из себя Ники, в самом деле не имея никакого понятия. Возвращаться обратно в их с Сону неопределённую обстановку пока что совсем не хотелось, но и вечность отсиживаться в родительской квартире нельзя.       — Останься до завтра. Выходные же. Тем более что семестр уже закончен.       Ники промолчал. В словах матери был смысл, но подобные прятки от Сону в родительском доме скорее походили на избегание проблемы, а не на её решение.       — Ладно, посиди до вечера, а там посмотрим, — сказала она, словно прочитав его сомнения. — Пойдём, я только недавно заварила чай.       В компании матери время начало утекать незаметно. Женщина развлекала сына рассказами о буднях, Биско крутился в ногах и лаял, а сам Ники всё не мог отделаться от приглушённой тревоги, что нет-нет да и выскакивала в его голове в виде мыслей о Сону. Он всё пытался отвлечься, улыбался матери и сам рассказывал что-то в ответ, но когда та встала за плиту, чтобы приготовить тайяки, Ники не выдержал.       — Мам, — начал он необдуманно, совершенно не имея представления о том, что сказать и каким образом.       — М-м? — мелодично протянула женщина, не отворачиваясь от плиты.       — Человек, который мне нравится, морит себя голодом, — парень хотел было прикусить язык, но он уже обратил на себя всё родительское внимание. — Я не знаю, что мне делать… Вся моя поддержка и забота ушла коту под хвост, потому что он не слышит меня. Не хочет исправляться. И… я не выдержал, отвернувшись от него и сказав ему обратиться к психотерапевту.       Ники затих и потух, почувствовав себя отвратно из-за озвучивания проблем третьему лицу. Он не знал, что хотел услышать в ответ на собственные откровения, но отчаянно надеялся поделиться рассуждениями хоть с кем-то. Ему достаточно было получить взамен даже самые обычные дежурные фразы по типу: «всё будет хорошо» или «вы со всем справитесь». Хоть что-то.       Мама молчала долго. Она снова отвернулась к плите, помешивая заварной крем, и будто бы забыла о сыне и его болезненных признаниях. И когда Ники стушевался, перестав ждать ответа, женщина отложила все дела и присела рядом с ним, мягко накрыв его кулак своей ладонью.       — Рики, послушай. Я уверена, что этот человек не хочет тебя предавать и делать тебе больно. Я не обесцениваю твоё положение в этой ситуации, но мне кажется, что ему тоже сейчас совсем не легко. И отворачиваясь от него с брошенными наставлениями о походе к врачу, ты делаешь только хуже, — она сочувствующе изломала брови и поймала затравленный взгляд Ники. — Это долгий и тернистый путь, но тебе ни в коем случае нельзя бросать его одного. Тебе так не кажется?       — Не знаю. Я запутался, — он опустил голову, в самом деле не догадываясь, как правильнее поступить в такой ситуации.       — Просто всегда будь рядом с этим человеком, хорошо? Вам нужно пройти эти проблемы вместе.       Ники коротко кивнул, испытав самые разные эмоции: от невыносимой грусти до скромной благодарности. Он был признателен своей матери не только за ценные советы, но и за то, что она не стала выпытывать у него пол этого самого человека и его имя. Обычно она не могла похвастаться отсутствием любопытства, но сейчас, кажется, ей стало понятно, что эмоциональное состояние Ники было крайне шатким.       Небольшой и ёмкий разговор лишь больше погрузил парня в пучину раздумий и самобичевания. Он метался между желанием тут же броситься к Сону с извинениями, но в то же время ему хотелось немного подождать, чтобы и сам Ким принял какие-то меры по улучшению ситуации. Неважно, какие. Достаточно даже одного нормального приёма пищи без последующего вызова рвоты — уже хорошо. Сону тоже должен прийти к осознанности и как-то сдвинуться с места самостоятельно.       Всё же им нужно немного побыть по отдельности. Да, нельзя отворачиваться друг от друга, но вместе с тем не стоило и слипаться воедино, ведь они стали слишком созависимыми.       Весь оставшийся день Ники провёл уже менее тревожно, стараясь как следует насладиться выходными в родительском доме, пусть и у него выходило это из рук вон плохо — мысли то и дело возвращались к Сону. Он пообедал с матерью и вернувшимся отцом, помог убраться в квартире и прогулялся с Биско в парке. К вечеру его телефон разрывался от сообщений и звонков Чонвона, который хотел уговорить Ники пойти на вечеринку четверокурсников в честь окончания сессии. Ян не понимал скупого «нет» в сообщении, поэтому вознамерился поговорить с другом словесно.       — Да что? — слегка раздражённо бросил в трубку Ники, всё-таки отвечая на звонок. Он сидел на кровати в своей старой комнате, которая теперь с натяжкой служила гостевой спальней.       — Ну пошли, Ники. Хватит тухнуть дома, — проныл Чонвон, шурша чем-то на заднем плане.       — Не хочу. Не пойду.       — Это дома у Джейка-хёна. Помнишь? Ты ещё… подрался там с Сонхуном, — не совсем весело и жизнерадостно закончил Ян.       Как можно забыть одну из самых худших вечеринок в своей жизни, где его ежесекундно сжирала тоска и хандра? Тогда отношения Сонхуна и Сону только набирали обороты, поэтому безответно влюблённому Ники пришлось несладко. Не в обиду Джейку, но у Нишимуры с тем домом были связаны только самые ужасные воспоминания. Даже думать обо всём этом тошно — он словно вновь становился той мрачной версией себя, озлобившейся на весь белый свет. С тех пор прошло не так уж и много времени, но Ники видел значительные изменения в себе.       — Помню. Я дома, у родителей. Не могу уехать сейчас, — он придумал весомую отмазку, надеясь, что Чонвон от него отстанет.       — Сону тоже к своим уехал?       — Нет. Он остался один.       — Вы случайно не поссорились? — голос Чонвона стал настороженнее, подрастеряв былой оптимизм.       — Нам надо побыть по отдельности друг от друга, — увернулся от чёткого ответа и затих. Он не знал, почему не хотел говорить Яну всю правду.       — А сам Сону знает об этом твоём решении? — строгий тон не предвещал ничего хорошего. Чонвон на правах их с Сону лучшего друга мог злиться, если от него утаивали нечто серьёзное. — Что случилось?       Нехорошо обсуждать состояние Кима за его спиной, но также нельзя держать Чонвона в неведении, поэтому Нишимура быстро сдался. Иначе же упрямый Ян не оставит никого из них в покое.       — Ему снова стало хуже. Вчера я случайно застал его за вызовом рвоты, вернувшись домой пораньше. Он не может восстановиться, хён. Шаг вперёд возвращает нас на два шага назад.       На заднем фоне в трубке вновь послышался шорох и отдалённый голос Джея, спрашивающий Яна о том, заезжать ли за Ники по дороге на вечеринку. Неожиданно тихий и задумчивый Чонвон кинул тому беглое «сейчас, погоди немного» и снова заговорил с Нишимурой.       — Мы с Джей-хёном заедем к вам домой, я поговорю с ним. Долго ты, кстати, собрался отсиживаться у родителей? Думаю, оставлять его одного в такое время — плохая идея.       — Я вернусь завтра утром, — устало выдохнул Ники, во второй раз за день сталкиваясь с едва заметным осуждением по поводу временного ухода от Сону: сначала его пожурила мать, а теперь — лучший друг.       — Ладно.       — Только не тащи его на вечеринку, окей? — заволновался он и приподнялся на кровати. — В таком эмоциональном состоянии ему лучше будет остаться дома.       — Он не маленький мальчик, Ники. Я не могу ему запрещать. Просто предложу, но настаивать не стану.       — А, может, ты вообще не будешь предлагать? — с сомнением уточнил Нишимура. Ему не нравилась сама мысль о том, что Сону может быть на вечеринке четвёртого курса, где с большой вероятностью мог находиться и Сонхун. Только этих проблем им не хватало.       — Предложу, — наверное, если бы Чонвон сейчас стоял прямо перед Ники, то тот увидел бы его недовольное покачивание головой. — Тебе не кажется, что ему стоит развеяться? И не переживай: если там будет Сонхун, то мы с Джеем не отойдём от Сону ни на шаг.       Очень и очень сомнительная авантюра, но Нишимура понадеялся на рациональность Сону и немаленькую вероятность отказа с его стороны. Ведь для Кима дом Джейка тоже не оставил хороших воспоминаний и едва ли ассоциировался с лучшими временами. После того, как им стала известна истинная натура Сонхуна, весь период отношений Сону с Паком автоматически приобретал негативный окрас.       Ники скомканно и нехотя согласился с Чонвоном, и они быстро попрощались, потому что Джей начал активно поторапливать Яна. Из-за абсолютно бессонной ночи он хотел заснуть прямо сейчас, в девять вечера, но тревожные мысли и волнение о Сону напрочь отбили у него тягу ко сну. Ники скучал по нему. Лёжа в одиночку на кровати, он ощущал это как никогда чётко, ведь сейчас никто не займёт вторую половину постели и не уткнётся вечно холодным носом в горячую ключицу. Его с виду безобидная зависимость крепчала с каждым днём, поэтому находиться вдали друг от друга стало сложнее. Почти физически больно.       Он пролежал примерно полчаса, бесцельно пялясь на неприлично пустую половину кровати, пока его телефон не завибрировал на соседней подушке. jungwon: с сону всё хорошо. он согласился поехать к джейку и я даже не уговаривал его мы уже в машине

riki:

окей. проследи, чтобы он не пил много и не уходи от него далеко

пожалуйста, хён

jungwon: ты такой вежливый и гиперзаботливый, меня аж затошнило но хорошо, папочка

riki:

боже 🤦 🤦 🙄

джея так называй а не меня

***

      После того, как Ники не без усилий выведал у Чонвона, что Сонхун на вечеринке отсутствовал, ему стало в разы спокойнее. Главный и единственный враг находился далеко — это весомый повод, чтобы перестать терзать губу, но не чтобы тут же провалиться в сон без задних ног. Если Сонхуна не было сейчас, то это не значило, что он не мог появиться через минуту или час. К тому же у Ники появлялось подозрение, что Сону способен был наплевать на свою чрезмерную восприимчивость к алкоголю и напиться до отключки. Нет, обычно тот относился осторожно к количеству выпитого, но что-то подсказывало Нишимуре, что сегодня эта осторожность даст сбои.       И его предчувствие не ошиблось — через час игнора со стороны Чонвона Ники позвонил тот самый контакт, чьи звонки всегда принимались незамедлительно.       — Хён… — тихо прошептал он, чувствуя, как сжалось сердце от волнения. Парню было неведомо, что ему скажут в ответ и с каким настроем начнут разговор. Сону в праве наехать на него за трусливый побег из собственной же квартиры.       В трубке было тихо: музыка играла приглушённо, словно оставаясь за толщей стен и закрытых дверей, а Ким неровно и как-то неуверенно дышал, будто бы собираясь с мыслями.       — Мне плохо без тебя, — на выдохе прошептал он. Слова шли друг за другом с паузами, а гласные на их концах едва заметно удлинялись — признаки нетрезвого состояния Сону. — Хочу, чтобы ты вернулся.       Ники часто раздражало, когда в фильмах пьяные партнёры звонили друг другу посреди ночи, признаваясь в чувствах или в прочей ерунде, но испытав такое на собственной шкуре, он увидел в этом некоторое очарование. Сону не часто откровенничал с ним, постоянно отшучивался и переваривал всё в одиночку. В пьяном же виде у него внезапно рушились все эти барьеры и фильтры.       — Прости меня… за то, что ушёл и был холоден с тобой.       — Нет, ты был прав, — Ким подозрительно шмыгнул носом. А потом ещё раз и ещё. Он плакал, но стойко пытался не дрожать голосом. — Мне нужна помощь психотерапевта, иначе же мы так и будем топтаться на месте. Моё нестабильное психическое состояние только губит нас, — он усмехнулся, но в этой усмешке не имелось ни грамма веселья — лишь смертельная тоска.       — Где ты сейчас? — Ники подскочил с кровати, всем нутром желая оказаться рядом с Сону. Он обязан быть с ним прямо сейчас.       — На вечеринке у Джейка, — ответил заторможенно и не сразу. — Я перепил, и Чонвон отвёл меня в комнату на втором этаже, чтобы я отлежался. Прости, если заставляю тебя волноваться. Снова.       — Глупости, — Ники уже начал метаться по комнате в поисках своей уличной одежды. — Я сейчас приеду. Никуда не выходи, хорошо?       Ему ответили тихим «хорошо» и повторным «прости», но Ники не видел смысла в извинениях, ведь ему не на что злиться. Мама и Чонвон были правы, когда сказали о том, что Сону сейчас нуждался в поддержке, а не в избегании и в раздражении со стороны Ники. Какой из Нишимуры мог выйти партнёр, если он терял терпение и силы при столкновении с проблемами своего парня? Сону глубоко травмирован прошлыми отношениями, поэтому перед Ники стоял долг в постоянной помощи, которая абсолютно точно сможет зализать нанесённые Сонхуном раны. Вопрос только в том, насколько много им понадобится для этого времени.       Но Ники подождёт. Не мог не подождать для блага Сону.       Он наспех оделся и тихо вышел из родительской квартиры, не забыв запереть за собой дверь. Отец с матерью уже спали и скорее всего видели десятый сон, поэтому не хотелось их тревожить и тем более тратить время на беглые объяснения своего ухода. Как-нибудь позже Ники напишет маме сообщение, чтобы та не волновалась, а сейчас он в впопыхах заказывал такси и мысленно был где-то у Джейка дома.

***

      Через ворота Ники прошёл без затруднений, оказавшись на придомовом участке. Помнилось, в начале весны он хотел побывать тут ещё раз, но в тёплое время года, чтобы вдоволь оценить цветастую красоту сада. И стоило сказать, что участок в самом деле стал в разы краше, хвастаясь ровными рядами деревьев и разных цветов. Однако всё это великолепие он оценил без особого желания, мельком пробегаясь по округе взглядом. Глаза «споткнулись» о беседку, воспоминания о которой оставляли в груди неприятный осадок — именно в ней состоялась самая первая, а оттого и самая неудачная попытка поговорить с Сону по душам. Тогда им обоим было неловко в компании друг друга. Сону старался выпытать у Ники откровения о гложущих его проблемах, а сам Ники раздражённо прятал свои чувства за семью замками, словно проблемный подросток.       Казалось, что теперь всё было с точностью наоборот, и именно Нишимура стал тем, кто всячески пытался раскопать чужое внутреннее состояние.       Внутри дома Ники не старался искать знакомые лица и с кем-то поздороваться, потому что его интересовал только второй этаж и Сону. Пьяные студенты очень активно отмечали окончание семестра, устроив ночь домашнего караоке и совсем не заметив нового гостя. Ну, это к лучшему.       Интуиция повела его к той самой комнате, где он укладывал спать пьяного Кима и там же подрался с Сонхуном. И Ники не ошибся. На постели под слабым освещением настольной лампы сидел Сону. Едва услышав посторонний шум, тот резко повернулся к нему и сразу же облегчённо вздохнул, будто бы всё это время задерживал дыхание.       Под рёбрами Ники закололо от почти инстинктивного желания прижать Сону к себе, чтобы тот больше не смотрел на него так печально и не думал волнительно заламывать брови, словно Нишимура смог бы тут же развернуться и уйти. Нет. Такого больше не повторится. Ники без слов запер дверь комнаты, чтобы никто не подумал им помешать, сел на кровати рядом и без промедления утолил собственную жажду объятий. Сону же, в свою очередь, так же крепко и отчаянно вцепился в парня, утыкаясь носом в своё любимое место — ключицу Ники. От него пахло алкоголем и слабым запахом их общего ванильного шампуня — видимо, он принял душ дома, незадолго до приезда сюда.       — Я позвонил на телефон доверия по вопросам расстройств питания сегодня днём, — неожиданно прервал тишину Сону, проговорив предложение без пьяных запинок и пауз — немного протрезвел. Лишь футболка Ники заглушала его слова. Нишимура испуганно замер, став весь внимание. — Не знал, куда ещё можно было обратиться, поэтому позвонил по первому номеру, который вышел в гугле. Мне дали контакты сеульских психиатров, занимающихся такими, как я, — последние два слова были сказаны с отвращением и ненавистью. — Ты был прав… Я чёртов анорексик и булимик, у которого не всё в порядке с головой. Даже сегодня я не смог нормально напиться, потому что боялся всех потреблённых калорий. Смешно, да?       Из-за алкоголя Сону не мог сдерживать копившуюся внутри злость на самого себя, а присутствие Ники, кажется, распаляло его на откровения ещё больше. Нишимуре было страшно от того, насколько сильно его хён не принимал себя. До невозможного больно знать, что человек, которого ты любил всем сердцем, ненавидел и съедал самого себя изнутри. Так нельзя.       — Ни капли не смешно, хён, — на языке осела горечь, а вместе с тем Ники ласково перебирал пряди на чужом затылке. — Прости меня за то, что был груб с тобой вчера вечером и сегодня утром. Я очень сильно сожалею об этом.       — Ты всего лишь сказал мне правду, — Нишимура почувствовал на своём плече слёзы и услышал тихое шмыганье. — Нас двоих недостаточно, чтобы справиться с этим, поэтому я обязательно обращусь к врачу. Обещаю.       Слова, которые Ники сам же произнёс сегодня утром, неприятно били по слуху и разрывали сердце на куски. Но вместе с тем он понимал, что эту болезненную правду надо принять и двигаться с ней дальше. Всё к лучшему. Теперь у них всё должно наладиться. Иначе и быть не могло. Они слишком много страдали для того, чтобы обрести муки повторно.       Ники повалил их вдвоём на кровать, не расслабляя объятий. Хотелось утопить Сону в заботе и комфорте, чтобы тот не думал о плохом. На это неожиданное действие Ким только мило ойкнул, но послушно улёгся на боку напротив парня, не отлепляясь от него.       — Я тебе верю, хён. Но, пожалуйста, давай ты больше не будешь ничего скрывать от меня? Сразу говори, если тебя что-то волнует. Я выслушаю и мы вместе найдём решение.       Сону сглотнул и замешкался на несколько секунд, тревожно скручивая футболку на спине Ники в своих пальцах. Казалось, что он уже давно сформулировал волнующую его проблему, но боялся высказать её вслух.       — Я думал, что могу разонравиться тебе из-за своего страха заниматься сексом. Думал, что не достоин тебя, и ревновал к Ынче. Вокруг ведь много непроблемных людей, с которыми тебе будет намного проще.       Шок и неверие разворошили мозг, потому что Нишимура не ожидал такого ответа от слова совсем. Разонравиться? Об этом Сону следовало волноваться в самую последнюю очередь, ведь такое невозможно. Сила любви Ники была проверена временем и множеством проблем, с которыми им пришлось столкнуться.       — Посмотри на меня, — он немного отстранился, укладывая ладони на щёки Кима. Между их носами было расстояние примерно с ладонь, чтобы ничто не мешало им смотреть друг другу в глаза. — Твои страхи безосновательны. Меня никто не интересует, кроме тебя, хён. Я всегда думаю о тебе, даже если нахожусь в компании других людей. Не думай про секс и не заставляй себя делать что-то неприятное.       — Поцелуй меня, — на выдохе прошептал Сону.       — Ты опять себя заставляешь?       — Нет. Я хочу этого. Честно.       Пальцы Ники аккуратно поправили чёлку Кима, прошлись по бледной щеке и улеглись на шее. Он хотел не торопиться во всём, что касалось Сону, чтобы доказать свою любовь если не словами, то действиями. Пухлые губы Нишимуры сомкнулись с чужими — солоноватыми и едва имеющими привкус алкоголя. Ким протрезвел практически полностью, управляясь с речью и действиями, но непривычная для него открытость свидетельствовала о наличии остаточного опьянения.       Ники неспешно и будто по новой изучал чужие губы, на этот раз не поддаваясь страстному порыву Сону, который снова ломал себя и пытался храбриться. Но как Ники уже понял, всё это напускное. Ким дрожал и жмурился от волнения и страха, поэтому ответная страсть отпугнула бы его и вновь заставила бы почувствовать себя дефектным. Это им не нужно. Поцелуй совсем не набирал обороты, оставшись всё на том же нежном и чувственном уровне. Сону, который тревожно сжимал футболку на животе Нишимуры, наконец-то немного расслабился и доверился.       Им нужна не похоть, а ласка; занятие не сексом, а любовью.       Ники успокаивающе гладил скрытый под толстовкой бок Сону, оставив между их телами дистанцию. Он помнил, что при последних попытках близости Ким отлетел от него, точно ошпаренный, стоило только им крепко прижаться друг к другу. Но теперь Сону, казалось, разомлел и сам придвигался ближе. На этот раз без дрожи и окаменелых в страхе конечностей. На этот раз действительно по собственному желанию, без попыток доказать что-то себе или Ники.       Они прервали поцелуй с шумными вздохами, получив возможность глядеть на заметно покрасневшее лицо напротив.       — Я люблю тебя. Очень сильно, — шёпотом признался Ким, словно его сможет услышать кто-то посторонний. Однако все сейчас веселились и напивались на первом этаже дома, дёргаясь под популярную музыку. — Прости, что не говорил тебе этого раньше.       — Я тоже тебя люблю, — сердце Ники беспорядочно прыгало в груди не то из-за поцелуя, не то из-за долгожданных слов. Происходящее напоминало ему сказку или сон, из которого ему не хотелось выныривать в реальность. — Очень-очень сильно, хён, — кончик его носа притёрся к чужому на кошачий манер.       — Не отстраняйся от меня сегодня.       Сону снова сжал в кулак футболку Нишимуры, из-за чего та задралась и позволила его костяшкам коснуться живота Ники. Немного осмелев, он полностью просунул руку под одежду, опустив её на рёбра парня. Это должно было стать красноречивым призывом к действию, но Ники совсем не сдвинулся с места и мягко смотрел в чарующие глаза напротив, вместе с тем умирая от робких прикосновений Кима.       — Чего ты хочешь? Мне нужно услышать это от тебя.       — Я не знаю… — Сону смутился до крайности, кусал губу и отводил взгляд. — Просто давай попробуем зайти чуть дальше.       — Ты точно в этом уверен? — Ники больше заволновался, чем обрадовался.       — Точно. Я доверяю тебе, Ники.       Второй заход поцелуев остался таким же: неспешным, ласковым и отчасти целомудренным. Сону перестал торопиться, послушно переняв настрой Нишимуры. И лишь его рука изучающе очерчивала изгибы парня под футболкой, перебегая от поясницы и к лопаткам. От всего этого Ники по-настоящему сходил с ума и ощущал весьма однозначное томление внизу живота, но не предпринимал попыток по сближению. Пока сам Сону не подполз к нему вплотную.       И наконец-то Ники почувствовал ответную тягу к близости; ответное осязаемое влечение, которое красноречиво отгоняло все сомнения Нишимуры.       — Можно?.. — он слегка приподнял толстовку Сону, коснувшись кожи только двумя подушечками пальцев, чтобы в случае чего тут же отдёрнуть руку.       — Можно, — дрожащий вздох и севший голос.       — Останови меня, если тебе будет неприятно. Не терпи. Договорились?       — Хорошо.       Ники мягко уложил Сону на спину и сам возвысился над ним, но не давил своим телом. Он знал, что Ким должен чувствовать свободу и иметь мгновенную возможность всё прекратить. Они оба испытывали сильное возбуждение, но оба держали небольшую дистанцию. Впрочем, Ники не был против. Ко всему надо приходить постепенно, поэтому он не ждал незамедлительной открытости. Да и сам Нишимура был зажат из-за неопытности и страха навредить. У них ещё всё впереди.       Одновременно с мягкими поцелуями в губы и в щёки Ники проходился ладонью по подрагивающему животу, слишком явно выступающим рёбрам и груди. Сону молчал, кажется, анализируя реакцию собственного тела и возникающие в груди чувства. Не отталкивал и не зажимался, а наоборот — слегка выгибался в спине. От одного этого факта Ники сносило крышу, ведь он понимал, что его хёну приятно.       Позволив себе немного больше, Нишимура задрал толстовку повыше, до уровня груди, и пересёкся в зрительном контакте с Сону. Тот сразу зажался и зажмурился, отвернув голову в сторону.       — Прости, — Ники испуганно отстранился, тут же прекращая трогать парня. — Тебе это не нравится, да?       — Нет, не в этом дело. Просто я боюсь показаться тебе толстым и некрасивым.       Глаза Нишимуры раскрылись до неприличия широко, как бы молчаливо намекая на абсурдность услышанного. Сону толстый? Некрасивый? Эти прилагательные и близко не могут стоять рядом с его именем.       — Эй, не жмурься, — попросил Ники, повернув его голову вперёд. Ким приоткрыл глаза, казалось, еле удерживая себя от того, чтобы спустить толстовку вниз. — Ты не толстый. И никогда им не был. Ни сегодня, ни вчера, ни несколько месяцев назад. Ты самый красивый в любом весе. И никогда не станешь некрасивым в моих глазах, понимаешь? Тебе достаточно быть самим собой, и уже это делает тебя прекрасным.       — Спасибо, Ники…       Сону спрятал лицо в сгибе локтя, расчувствовавшись и заметно расслабившись — тело перестало быть напряжённым, слегка обмякнув на постели. Видимо, ему нужно было услышать именно это. Самоуничижительные слова съедали его душу изнутри, поэтому Сону должен всегда слышать опровергающие их комплименты. И ведь эти комплименты не из пальца высосаны и сказаны не для «галочки» — Сону действительно был и будет самым красивым для Ники.       Для подкрепления своих слов Нишимура склонился ниже и оставил лёгкий поцелуй на солнечном сплетении; пересчитал пальцами рёбра и проделал то же самое губами, ощутив вовсе не пугливую дрожь под собой; опустил обе ладони на донельзя впалый живот и ошпарил кожу поцелуями там. Сону прикусывал губу и тихо стонал, цепляясь руками за плед. Ники хотелось показать ему, что близость могла быть безболезненной и неспешной; хотелось доказать, что необязательно травмировать себя для чьего-то удовольствия. Сону насытился этими травмами на годы вперёд, поэтому теперь он должен был получать, а не отдавать.       Ладони сползли ещё ниже, равно как и Ники, поддевший пальцами пуговицу на ширинке джинсов. Быстро очухавшийся Сону испуганно приподнялся на локтях и попытался сжать ноги вместе.       — Что ты делаешь?       — Хочу сделать тебе приятно, — Нишимура не стал объяснять, как именно он собрался это осуществить, потому что его лицо на уровне паха Сону говорило само за себя.       — Не надо. Это же унизительно…       — Ты сам так считаешь или кто-то сказал тебе это? — риторический вопрос. Они оба прекрасно знали, что такие установки в голове могли быть навязаны только одним человеком, которого, к счастью, в этом доме сегодня не было. Ники помнил, что Сонхун когда-то сообщил ему о минете от Сону, как об абсолютно унизительном явлении, будто бы после этого его хён автоматически становился ничтожеством. Но ничтожеством был тут только Сонхун. — Не думай о постороннем, пожалуйста. Расслабься, хён.       Сону заторможенно послушался, всё ещё заметно стесняясь и краснея. Видимо, слова Сонхуна не прошли мимо него бесследно, но разве можно считать унизительным желание доставить своему партнёру удовольствие? Глупый вопрос, отвечать на который совершенно не требовалось.       Ширинка расстегнулась быстро и без затруднений, а Ники пытался спрятать собственное смущение за уверенными действиями. Для него всё это в новинку, поэтому он боялся сделать что-то не так. Однако естественно, что возбуждение и желание сделать Сону приятно значительно перекрывали этот страх.       Он на пробу прошёлся языком по всей длине члена и не заметил за собой неприятных ощущений. Ничего. Зато едва заглушаемый ладонью стон где-то над его головой стал прекрасным стимулом для дальнейших действий. Сону царапнул плед и вцепился в него до побеления костяшек, когда Ники вобрал в себя член наполовину. Пухлые губы плотно сжимались на головке и желали опуститься ниже, до самого основания, но увы.       — Всё в порядке, помоги себе рукой, — сипло подсказал Сону, любяще поправляя чёлку Нишимуры пальцами. — Так будет легче.       Возможная ревность о причинах опытных наставлений Кима отошла на десятый план, потому что это вовсе не важно сейчас. Слишком красивые стоны, вылетающие из распухших губ, дрожь напряжённых бёдер и мягко лежащая на затылке Ники рука — вот что по-настоящему важно. Хотелось как следует показать, что Сону можно и нужно заботиться о своём удовольствии, ведь в прошлых отношениях Кима, Ники был уверен, и речи об этом не шло.       Через несколько минут неумелых, но старательных действий Сону кончил со звонким всхлипом, предварительно предупредив об этом Нишимуру, но тот ни в какую не желал отстраняться до самого конца. Взволнованный Ким тут же предложил сходить в ванную комнату, но Ники покачал головой, глупо улыбаясь — осознание того, что все страхи Сону насчёт близости были беспочвенными, возносили его на седьмое небо от счастья. Сону не бракованный, не толстый и не страшный. И для прорабатывания всех этих ложных установок в голове Кима им ещё потребуется немало времени, но это ерунда. Главное, что они нашли взаимопонимание и путь, по которому им стоило двигаться дальше.       С этих пор всё обязательно начнёт налаживаться.       — Ну что ты улыбаешься, дурачок? — смущённо буркнул Сону, будучи донельзя красным. Он бегло застегнул собственные штаны и потянулся к ширинке Ники. — Позволь мне тоже…       — Не надо, — он шустро перехватил тонкое бледное запястье и обнял его обладателя крепче некуда. Они снова легли в таком положении на бок, влюблённо ловя блики от лампы в глазах напротив. — Потом как-нибудь. Сегодня я забочусь только о твоём удовольствии. Хочешь ещё чего-нибудь?       Сону отзеркалил тёплую и самую нежную улыбку Ники, заставив того ощутить разгорающееся в груди тепло. Пожар, если быть точнее. Ради такого изгиба губ не жалко и горы свернуть.       — Да. Давай вернёмся домой.