Esmu slinks

Зрачки к концу урока у Гоголя стали адекватного размера, а вот поведение нет, что и привело к посещению декана. За это время его сосед по парте решил пройтись. После одного с половиной часа сидения рядом с человеком, от которого исходит такой приятный запах шоколада, самому захочется. Так что вот он, Федор, стоит на улице возле кофейного аппарата с недорогими напитками и трет купюру между ладоней. Спустя несколько попыток во время которых бумага была близка к уничтожению, деньги заехали и панель засветилась. Достоевский нажал на кнопку рядом с которой была полустертая надпись "горячий шоколад" и присел на корточки, чтобы видеть тонкую струйку жидкости, наполняющую маленький, пластиковый стаканчик. Устройство издало несколько пикающих звуков, после которых Федор поднял прозрачную перегородку и взял напиток. Легкие наполнились успокаивающим и аппетитным ароматом. Возможно пить это на голодный желудок не самая хорошая идея, но ему было все равно. Не успел он поднести руку для первого глотка, как кто-то выхватил стаканчик. -Ммм, вкусно. Но я бы сахара докинул. Над Достоевским возвышался светловолосый одногруппник, которого, к превеликому разочарованию, отпустили слишком быстро. Федор встал, но все равно пришлось смотреть недовольно вверх, так как собеседник был почти на голову выше. -Верни. Он задержал взгляд на губах Николая, когда его язык ловко слизал остатки шоколада с уголков, после Федор посмотрел на протянутый стакан с отпитым напитком. -Как ты думаешь, Федь, мои губы такие же сладкие как и то что ты взял выпить? -...Что? Достоевский смотрел холодно на яркие глаза за линзами, уставившиеся с предвкушением в ответ. -Хочешь проверить? - Бледное лицо со шрамом вдоль глаза изменилось. В уголках хитро прищуренных глаз собрались морщинки. -Нет спасибо. Федор развернулся на девяносто градусов и вытер двумя пальцами место, где пил посторонний, повернул стакан и сделал глоток. Тепло прошло по горлу и спустилось вниз к пустому желудку. Вмиг голова стала не такой тяжелой, а мысли перестали перетекать ртутью из одного угла к другому. С каждым глотком становилось все лучше, так что он поставил себе заметку пить горячий шоколад каждое утро, ведь кофе не был его любимым напитком, после которого начинало болеть сердце. Многие без этого искусственного стимулятора активности не могли обойтись и двух дней, так что Федор наотрез отказался подсаживаться, а вот то что он сейчас взял в автомате самое то. Испорченное с утра настроение стало отступать и размахивающий руками, что-то активно рассказывающий Гоголь, успевший догнать отошедшего, уже не так раздражал. -Останавливают нас копы короче, а мы тогда на мопеде ехали, и давай наезжать, мол "почему нас трое на одном мопеде?" тип опасно все это, но мы же заем что им лишь денег надо, ну в общем, я разворачиваюсь, смотрю, и отвечаю "В смысле трое!? А Юра где?" Не знаю где Юра, но с тех пор я его не видел. Гоголь закинул голову и негромко, гортанно рассмеялся, обнажив ровный ряд белоснежных зубов. -А сколько времени с вашей "прогулки" прошло? -Времени? Ммм... Около полугода. -Ты хочешь сказать что прошло пол года, а ты так и не встретил своего друга? -Федор аккуратно попивал шоколад, пока они медленно шли в сторону корпуса. -Хах, не думай что этот глист копыта откинул, он где угодно выживет. А зачем нам видится, если я знаю что он жив, здоров? Недавно вот фото выложил с парнем. Правда после того случая зарекся не пить больше... Странно. Николай приложил руку к подбородку и сделал несколько шагов с задумчивым выражением, но вскоре его лоб разгладился и он в очередной раз всплеснул руками. -С парнем говоришь? -А, да, он признался что би. Понятия не имею что во время той поездки с ним случилось, но на многое стал смотреть иначе. Даже каминг аут сделал. -Ясно. - Федор сморщил нос с брезгливостью, что не ускользнуло от взгляда Гоголя. -Ты чего скривился? Не любишь людей нетрадиционной ориентации? -Честно, не понимаю этого. -Пф, я уверен, ты тоже в геи заделаешься. -Да что ты?- Федор смерил собеседника холодным, как сталь, взглядом, его пальцы стиснули стакан сильнее. -Могу хоть поспорить.- Гоголь скосил на раздраженного глаза. -Тц, ну и как ты себе это представляешь? Даже не начинай со мной подобные темы, спорить я не собираюсь.- Лицо его было бесстрастным, но Николай чувствовал вибрирующее в голосе недовольство. -Как скажешь. - Гаденькая ухмылочка появилась на его лице. Так они и продолжили путь. Федор до последнего надеялся что молча, но не тут то было. Уйдя от щепетильной темы, Гоголь продолжил рассказывать все что было в его "мудрой, седоволосой" голове. -Вот скажи мне, Федь, почему днем делать ничего не хочется, а в час ночи я способен забить демона тульским пряником? -Не знаю. -Когда мой папа учился машину водить перед поездкой спросил у инструктора "С родными хоть попрощались?" а он взял и покурить вышел.- Гоголь захихикал в руку, поглядывая на непроницаемое лицо Достоевского. -Федяя, а ведь мы не знаем какие звуки динозавры издавали! Вдруг они на французском базарили? Ну например: "Bonjour mes chers amis", а ему в ответ "oh bon monsieur"!- Николай сделал два широких шага вперед, встал перед Федором и снял воображаемую шляпу, спрятал вторую руку за спину, наклонился вперед верхней частью корпуса, ярко улыбаясь и лукаво глядя на равнодушного одногруппника, который молча обошел "непонятного типа" и направился дальше, так что Николаю ничего не оставалось, кроме как поспешить следом. -Кстати, если твой друг или знакомый умрет, ваш общий чат можно использовать как вторые заметки. Достоевский сделал резкий, но изящный выпад рукой так, чтобы деревянная палочка, вынутая из стаканчика, уперлась в сонную артерию на шее Николая. -Будь это нож, у меня появились бы заметки. -Будь у нас с тобой еще и чат. Но это можно легко исправить, дружище. Они оба стояли с приторно сладкими улыбочками, не отрывая взгляда друг от друга. Деревянный предмет сухой стороной упирался в гладкую, белую шею. Гоголь наклонился ближе, аккуратно, но крепко обхватив руку Федора, от чего противоположный конец стал надавливать еще сильнее, темноволосый ощутил пульс, проходящий вдоль основания деревяшки, останавливаясь волной на кончиках его пальцев. В этот момент Достоевский отметил гладкость кожи лица своего собеседника, который употребляет сладкое тоннами. Ну что за несправедливость? -Будешь постоянно написывать, заблокирую. С этими словами Федот вывернул руку, слегка царапнув чужую плоть, но освободившись наконец из захвата. -Как ты мог подумать о подобном?! - Чужое восклицание было слишком наигранным. - Я самый ненавязчивый человек из всех кого ты знаешь вообще-то! С этими словами он начал с возмутительным видом вышагивать рядом, но со временем стушевался и стал снова рассказывать все подряд, перескакивая с темы на тему. Спустя минут пять беспрерывная болтовня прекратилась, а когда Достоевский повернул голову в сторону замолчавшего, то никого не увидел.

***

Остаток пар прошли в тишине и спокойствии, а всё по той причине, что один индивидуум больше на парах не появлялся. Федор сидел на последнем занятии с уставшим лицом и мутной головой отсчитывал минуты до конца. Опять таки, прошлая неделя на которой он болел отрезала все пути к отступлению. Да и осталось минут двадцать из двух. перетерпел час сорок, эти несчастные минуты можно перетерпеть. Всяко лучше чем привлекать к себе внимание. Тяжелые веки медленно опустились, а потом нехотя поднялись. Всю его сущность охватила хандра. Желание расползтись по парте и уснуть было сейчас намного более ощутимым, чем две минуты ранее. Но такого позволять нельзя. Прозвенит звонок, все подорвутся и никто даже не толкнет задремавшего, так он останется, да будет лежать на холодной, твердой поверхности в неудобной позе. А учитель тоже не удосужится что-то предпринять по своим личным причинам. Так этот уснувший и останется в одиноком одиночестве в темном кабинете и порастёт мхом, конец. Достоевский поморщился. Казалось, минуты начали идти в обратном направлении. Растерев оледеневшими пальцами переносицу, у него получилось сфокусировать мутный взгляд. Все стали фотографировать домашнее задание, расписное твердой рукой на половину доски, а телефоны затрезвонили от сообщений, скинутых старостой, содержащих заданное за сегодня. Педагог также начал с нетерпением поглядывать в телефон в ожидании спасительного сигнала. И вот, наконец, чудо свершилось. Достоевский, уже полностью собранный и готовый бежать на кислород, выскользнул из-за парты и скрылся за дверью. Коридоры на глазах стали наполняться народом в разных одеждах. В глаза так и бросались яркие цвета толстовок или другой одежды. Не теряя больше времени, Федор быстро стал спускаться с лестницы. -Привет. Раздался звонкий голос сбоку, принадлежащий девушке, с которой когда-то поздоровался Федор. Как ее звали? Он никак не мог вспомнить. Вроде Марина. Мазнув по ней рассредоточенным взглядом, первокурсник продолжил путь к свободе. И вот он- свежий воздух с нотками мороза. Как же похолодало за последние несколько дней. Полы незастёгнутой ветровки развивались. С такой погодой возникает необходимость искать что-то потеплее, чем черная водолазка и такого же цвета тонкая "накидка". Где-то у него завалялось пальто, это предстоит узнать по приходу домой. Серый из-за пасмурности и в то же время яркий из-за разноцветной листвы пейзаж очень нравился Достоевскому, медленно идущему в сторону остановки. По бокам от дороги с разнообразными машинами были расставлены тут и там ларьки, магазинчики, кафешки. У всех их то были включены вывески или гирлянды, то изнутри лился тёплый оранжевый свет. Глядя на это все так и хотелось зайти куда-то чтобы погреться, выпить горячего. Но нет, к сожалению, после посиделок в таком месте ветер на улице при выходе становится намного более нетерпимым и ты быстрее замерзнешь. Все познается в сравнении, как говорят. И все же такие перепады от сонного состояния до неприятного, отрезвляющего холода вызывают дискомфорт, схожий со стрессом. А настолько уставшим возвращаться не стоит, ведь его там кое-кто поджидал. Федор, закутавшись в ветровку сильнее, наконец остановился под неаккуратной крышей остановки, развернулся спиной ко всем этим манящим уютом кафетериям и стал дожидаться транспорта. Ветер с наступлением темноты стал холоднее. Мокрый кроссовок, так и не высохший во время пар, мешал абстрагироваться от сковывающего холода. Вокруг было много людей, желающих поскорее добраться домой, где их будут ждать семьи, вкусный ужин, тепло. На мысли о тепле, Федор вспомнил что не закрыл балкон, когда забирал оттуда холодную, как смерть, футболку. Не было смысла её туда вешать, но все батареи были заняты, так что выбора не оставалось. Вот и забыл в спешке про все. Квартиру закрыл, и на том спасибо. Представив себе, насколько пол стал холодным к концу дня, Достоевский невольно вздрогнул. Долго пугать себя сим фактом не довелось, так как маршрутка желтого цвета наконец подоспела. Внутри должно быть тепло от человеческого тепла и маленького пространства. Но он не стал радоваться этому раньше времени. Вторя его настороженным мыслям, волна из большого количества людей потоком занесла внутрь. Если-бы появилось желание выйти, то единственным вариантом был закрытый люк над головой и то до него достать было трудно. Федор, стоящий практически на одной ноге, пошарил в кармане, но так и не нашел наушников. Раздражение смешалось с неким подобием отчаяния. Они не успели проехать и трех остановок, как уже хотелось выползти наружу и глотнуть воздуха. Внутри стало не то чтобы тепло, наоборот пространство казалось удушающим. Если же сначала были такие привилегии, как окно, в котором мелькали старинные, ветвлённые здания, на первых этажах которых виднелись салоны, магазины, рестораны, то теперь это окошечко надежды покрылось плотной пеленой. Запотело так, что ничего не получалось различить. Достоевский один раз протер кусочек стекла перед собой, еле дотянувшись, но вскоре мокрая мазня опять сделалась матовой, но уже с разводами. Понять где они ехали не представлялось возможным. Но выезд из центра с небольшой пробкой займет минут двадцать, двадцать пять, а вот после… а вот после идет отрезок дороги, занимающий больше времени, чем если его-же пройти пешком. Но платить дважды за проезд было не сильно логично, так что оставалось лишь ждать в духоте и тесноте. Федор выудил свой телефон и стал читать закачанную ранее книгу на случай ситуации, где другого варианта не будет и заняться будет нечем. Но не прошло и пятнадцати минут, как голова пошла кругом. Различные запахи духов, сигарет, перегара, исходящие от собравшихся здесь людей, сделали свое дело. На мгновение он подумал, что свалиться на истоптанный мокрой обувью пол маршрутки, но все же отпустило. Тошнота осталась, но не критичная. Слабой рукой затолкав телефон в карман штанов, ему захотелось узнать где проезжает. Опять неловкая попытка создать островок видимости разочаровала окончательно. По ощущениям прошла вечность, а на деле всего ничего. Вскоре обзор закрыли новообразовавшиеся ручейки воды, быстро стекающие вниз. Неужели там так холодно? Или это тут так жарко?

***

Остановка. Его остановка! Федор вывалился оттуда и стал жадно глотать воздух ртом, тело вновь окутал холод. На протяжении всей поездки первокурсник то бледнел, то щеки покрывались румянцем. Что-то осень совсем выдалась морозной, или дело в легкой одежде, которую он накинул, когда торопился. Остается только сжать зубы и быстро дойти наконец до дома. В голове играли обрывки песен и навязчивые мысли о глотке чего-нибудь покрепче. Фонари тускло освещали вечернее пространство. Небо было темнее обычного из-за туч. А из-за дождя, который омывал улицы половину дня, и ветра, вечер казался морозным, беспощадным и столько же безлюдным. Хоть в транспорте было много народа, но во дворы, по ответвлению от главной дороги Достоевский шел один. Его окружали старые, но такие родные сердцу хрущевки. Из окон пяти или девятиэтажных строений лился теплый свет. Оранжевый, лимонно-желтый, тепло-желтый и множество других оттенков. Где-то светилась гирлянда, несколько окон излучали однотонное, мерное свечение совершенно других цветов. Вот на четвертом этаже темно-синий, а на пятом в другом доме фиолетовый. «Лимоны выращивают»- Подумал Федор, хмыкнув себе под нос. Хоть кожу и покалывало, а мозг требовал окунуться в тепло, одинокая фигура передвигалась медленно, плавно, бесшумно, словно тень, окруженная полумраком и светом тысячи фонариков. Он любил, глядя на раму, шторы, силуэты за ней, гадать- что же за люди там живут, какая атмосфера присутствует в той или иной квартире. Из окна на первом этаже послышался звон посуды и радостные голоса. Где-то вдалеке свистел чайник, а после умолк. Федор вдохнул полной грудью, набрал полные легкие воздуха, а потом медленно выдохнул. Вот и его дом. Тоже потрёпанный, не выделяющийся на фоне остальных, множество балконов, непохожих друг на друга. Такая же тяжелая, облепленная брошюрами и рекламками, железная дверь. Он живет тут не так уж и долго, но привязался к этому месту достаточно сильно, чтобы на дне грудной клетки шевельнулась радость. Окно его квартиры выходило на другую сторону, но видеть его не обязательно, Федор знал, что в одном из окон горит свет.

***

Звон ключей, сигнал открывающейся двери и вот он в подъезде. Тут не так холодно благодаря отсутствию ветра. Пространство освещала тусклая лампа напротив следующего пролета. Полностью проигнорировав лифт, Федор стал неспешно подниматься по лестнице. Первый, второй, третий и так до шестого этажа. Вокруг тихо, лишь его шаги отражались от помотанных жизнью стен. Стоя у железной двери, он посмотрел на время. 17.56. Первокурсник ногой отодвинул валяющиеся на пыльном полу, уже как неделю, яркие брошюры и принялся плавно открывать дверь в общий для двух стоящих напротив квартир коридор. Зайдя внутрь, начал так же закрывать, но уже изнутри. За соседской дверью играла настолько громкая музыка, что пол под ногами слегка вибрировал. Достоевский опять проверил время. 17.59. Мгновение, и цифры округлились до шести часов вечера. В тот же миг басы у соседей стали затихать, пока совсем не сошли на нет. Федор кивнул сам себе и направился к двери в свою квартиру. Проделав махинации с замком куда быстрее, он наконец оказался внутри. Из кухни лился теплый свет и пахло чем-то съедобным. Скинув холодную обувь, Федор бесшумно скользнул в том направлении и выглянул из-за угла. За небольшим столом сидел, или вернее лежал, беловолосый человек. Одна рука под щекой, вторая же покоилась на довольно толстой книге. Достоевский не думал, что его старый товарищ заснет под такой шум от соседей. Было проще представить его у тех самых соседей, переключающим музыку по своему вкусу, а другой рукой держащего банку алкогольного напитка. Но нет, все оказалось наоборот. Подумав о непредсказуемости старого товарища, Достоевский невольно прыснул, чем заставил уснувшего вздрогнуть. Посчитав забавным тот факт, что такой тихий звук разбудил, а все остальное нет, Федор приблизился к столу. Гоголь отупело смотрел в глаза вошедшего, медленно моргнул несколько раз, но все-таки понял где он и сразу выпрямился, начав улыбаться и хриплым голосом говорить о всем что приходило в голову. Из потока бессвязного бормотания Федору удалось выловить намек на приветствие и что-то про книгу, подталкиваемую в его сторону через стол. -Так, так. Я мало что понимаю из того что ты говоришь, так что сначала проснись. Тихий голос Достоевского прервал чужую речь. Проигнорировав странное, невероятно довольное и сонное выражение лица Николая, он развернулся и тщательно вымыл руки, а после принялся заваривать чай, так как не успел сделать этого утром. Несколько горсточек листьев мяты, ложку меда, пару долек лимона и бадьян. Поместив все это в заварник, ему осталось только залить “композицию” кипятком и подождать. -А откуда у тебя эта коричневая штука? – Такой же хриплый, но более четкий голос разбавил воцарившуюся тишину на кухне. -Ты про бадьян? На базаре продается. Или в магазине пряностей найти можно. -М… а какой вкус у него? -Сладковато-пряный. -Это как? -Горький, но при этом сладкий. – Видя какие тяжелые мыслительные процессы отобразились на лице собеседника, Федор лишь вздохнул. – Сейчас поймешь. -Угу. Неизвестно где пропадал Николай, сбежавший на второй паре в самый ливень, но это явно сильно утомило, раз на какое-то время не хватало сил буйствовать. Но Федора все устраивало и даже очень. Отсутствие лишнего шума позволяло отойти морально от поездки в той духоте. Налив заварку в две чашки на треть, а после оставшееся пространство заполнив кипятком, он поставил напитки на стол, выудил из глубин шкафа примитивное печенье и щелкнул выключателем. Кухня погрузилась во мрак, но постепенно глаза привыкли и все стало различимо благодаря тусклому присутствию фонаря, свет которого освещал улицу. Сев напротив Гоголя, ему ничего больше не хотелось, кроме как пить горячий чай и смотреть в окно, за которым сияло множество таких же, но в то же время совершенно других окон. -Я приготовил что-то похожее на пиццу, только вместо теста яйцо. После нескольких глотков, голос гостя стал звонким, привлекающим к себе внимание. Глаза его, обращенные в сторону собеседника, ярко блестели. -Это как? Вернув чужой вопрос, без энтузиазма отозвался Федор, поднося кружку к искусанным губам. -Просто взбил несколько яиц, залил их в сковородку, а сверху покидал колбаски, помидора, соусов налил…а, и сыр. Попробуешь? -Где ты все это нашел? Такого добра у меня точно не было. -Долгая история. -Надеюсь ты просто долго ходил по магазинам. -Надейся. Они несколько минут помолчали. Единственным “громким “ звуком было поедание печенья. -Попробуешь? -После чая. Гоголь молча кивнул.

***

Остаток вечера был максимально спокойным. Видимо Николай сильно устал. Будь пред ним кто угодно кроме Федора, веселье не прекращалось бы ни на секунду. Но здесь, в этом месте, он мог позволить себе расслабиться. После ужина они уселись в комнате с роялем и стали спорить о том, насколько похожи главные герои из книг, которые, как оказалось, они оба читали. “Американская трагедия” и детектив” Волчицы” стали основной темой на остаток посиделок. А если быть точнее- поступки персонажей и в чем они схожи между собой. Насколько их характер отличается, насколько схож. Гоголь доказывал, что главные герои практически одинаковы, Федор же наоборот это отрицал, приводя встречные аргументы. Но вот, стрелка часов доползла до девяти, и Николай принялся слезно умолять не прогонять его. Федор отреагировал достаточно холодно на эту сцену душевных метаний и рассказов о смертельной боязни темных улиц и подворотен. Внимательно выслушал лекцию о том, что гостей выгонять ужасно бестактно, да еще и на такой холод, а после швырнул чистое полотенце Гоголю в лицо и прогнал мыться. Через минут пятнадцать, когда Федор начал расстилать постель, на пороге появился Николай с растрепанными волосами. Влажный кончик косы блестел, отражая свет ночника. Гость повесил полотенце на свободный участок батареи с намеком на то, что предмет стирать не стоит, ведь им еще будут пользоваться. Глядя на его разные глаза, один из которых был словно звонкий хрусталь, живой и задорный, а второй темный, как небо без звезд, Достоевский заметил что скучал. Скучал по тем годам, на протяжении которых они постоянно были вместе. Подобные чувства были чужды для такого человека как он, но Николай являлся единственным существом, к которому не хотелось относиться подозрительно, читать между строк и предугадать последствия каких-либо действий. Федор устал от людей. Ему надоело видеть всю эту грязь, которую никто не пытается спрятать от других или исправить. Надоело смотреть на все это каждый день. Этот мир прогнил, хотелось спрятаться, уйти и не возвращаться. Возможно поэтому он и пропадает в книгах. Они стали его спасением. А что Гоголь? Он был первым человеком, который стал интересен. Есть еще один, но от него лучше держаться на расстоянии. -Прогонишь меня на диван? -Ну да. Наигранно тяжело вздохнув, Николай легкой походкой направился в смежную комнату, где стоял старый и не совсем удобный диван, там уже лежала белая простынь, подушка и теплое одеяло. Продолжив готовить уже себе кровать, Федор невольно окунулся в прошлое. Оно было не самым сладким и приятным, но хорошие моменты тоже были. Они появлялись до того момента, как он уехал. После этого жизнь стала подобна хаосу, непостоянна и хаотична. В ней не было уюта или чего-то похожего на него. Те несколько лет наполнились самыми сложными условиями для душевного равновесия. Так что, преодолев этот этап, ему захотелось вновь ощутить хоть что-то хорошее. То, что не будет зависеть от погребения своего сознания под текстами книг. Упрекнув себя за слабость, Федор принес во временную берлогу Николая ту самую толстую книгу, на которой блондин заснул. -Что это? -А, ты наконец ею заинтересовался? Это Стивен Кинг. Прочитай. Я не нашел у тебя ничего действительно интересного и решил исправить эту ситуацию. -Про “ничего интересного” ты преувеличил. - Ты сам-то в это веришь? -А ты как думаешь? На это Николай лишь тихо хмыкнул. -Ты почему начал носить линзы? М? Федор не стал идти окольными путями и спросил в лоб. Все равно итог один будет, так что тратить силы не было смысла. Присев рядом, он молча уставился на собеседника. Их окружали множество книг, единственные свидетели их диалога. -Сыграй мне. -Коль. -Сыграй, или скажи, что это за люди на фотографии, которую ты предусмотрительно спрятал. -Эти люди- моя семья, попавшие в аварию и скончавшиеся много лет назад. Я уже и не помню многое о них. По этой причине вы не виделись. -Я начал носить линзы, так как хотел измениться. Они оба сказали лишь пол правды. Да, в сознании Достоевского все эти люди уже давно лежат пол толщей земли, но сей факт не отвечал действительности. Из всех по-настоящему больше не в этом мире только одна персона. Гоголь, вероятно, действительно хотел измениться, но что способствовало этому желанию, или кто? Подробности также были упущены. Фактически они оба соврали, ведь пол правды тоже ложь, хоть многие старательно отрицают и намеки на такую простую истину. -Я никогда не слышал музыки на этом инструменте в твоем исполнении. -Завтра, сегодня у меня уже нет сил на игру. У меня не было возможности уйти с уроков. Николай грустно улыбнулся и начал укладываться спать. Больше не продолжая разговор, Достоевский тоже решил ложиться, так что вышел, бросив напоследок “спокойной ночи” через плечо, получив бормотание в ответ.

***

Неизвестно сколько часов прошло, прежде чем Федор начал засыпать. Бессонница – худший компаньон, которого только можно придумать. Сколько он уже не может полностью погрузиться в сон? Когда последний раз видел что-то помимо поверхностной чепухи, придуманной уставшим двадцать четыре на семь мозгом? В окно падал лунный свет, прокладывая бледную полоску через всю комнату. Некоторое время Достоевский наблюдал ее плавное перемещение, видимо задремал, ведь стоило чему-то прошмыгнуть под одеяло, он проснулся. И действительно, след луны слегка сдвинулся с места. Что-то, а если быть точнее, то кто-то, забрался под одеяло к хозяину квартиры и прижался, обнимая всеми конечностями. Сначала выглянула беловолосая макушка, а после и половина лица. Жмурящийся, как довольный кот, Николай зарылся носом в чужой бок и сразу провалился в мир снов. Не зная, как на это необходимо реагировать, Федор неподвижно полежал некоторое время, но, согретый теплом, стал по-настоящему хотеть спать. Он аккуратно перевернулся на бок, закинул руку на Гоголя и, в свою очередь, зарылся в непослушные, но невероятно мягкие волосы. Запах шоколада с цитрусами был приглушенным и успокаивающим. Наверное только сейчас ему удалось почувствовать себя в безопасности. Было ощущение перемещения в пространстве. Когда-то Федор часто приходил на ночь к своему единственному другу- Гоголю. Они спали также, может поэтому оба не нашли в подобном ничего странного. Но Достоевскому было все равно. Первая ночь, когда он не проснулся от холода, шороха, заложенного носа, стоила многого. Слишком многого, чтобы отказаться от нее.