Safety zone

Иногда Хосок пропускал свою остановку. Просто ехал плевать куда. Он не хотел возвращаться и продолжал свою путь в надежде найти свое место. Что-то внутри его находило покой, как только из виду исчезала нужная остановка. Он ехал и смотрел в окно. На людей на остановках. На аккуратные частные домики посреди мегаполисовских муравейников. Смотрел на тех, кто садился рядом, и на тех, кто выходил из автобуса. Его голова наконец пустела и могла думать о своём. О том, чего он хочет. О том, какое красивое небо, или о чьём-то интересном стиле в одежде. Потом Хосок выходил и шёл пешком обратно. Шёл и искал глазами. Что-то. Место, лавочку, человека. Что-то, чтобы заставило его остаться. О таких, как Хосок, говорят мечтатели. Все из себя такие яркие и солнечные. Но только он и, наверное, Юнги знали, что это далеко не так. Соседи не догадывались, где он пропадал часами. Просто Хосок не рассказывал, а они не расспрашивали. Такой своеобразный пакт непричастности. Ноги шли вперёд. Парк сменялся жилым районом. Светофор. Переход. Ноги идут. А в голове пустота. Хосок вспоминал старые сеансы в больнице. "Сосредоточься на дыхании. Дыши как будто через центр груди. Слушай сердце. Вдох на четыре счета. Задержка четыре счета. Выдох четыре счета." Он не знал, почему, но всегда глаза слезились, когда он это вспоминал. Возможно, это действительно помогало успокоить тревожность. Раньше Хосок просто дышал, как говорил врач. Иногда использовал те психологические приёмы. "Когда вдыхаешь думаешь о хорошем, а когда выдыхаешь о плохом. Так ты научишься отпускать". Звучит как развод. Не исключено, но то, как он справлялся сейчас, было еще большим самообманом. Сейчас Хосок вейпил. Смысл тот же. Только задержка дыхания отдавалась лёгкой слабостью в ступни и небольшой анемией мыслительного процесса. Отпускать с такими сайдэффектами было значительно легче. Вдох затяжка. Задержка онемение. Выдох лёгкость. И так по кругу. Рядом прошел кто-то курящий. Запах сигаретного дыма ударил прямо в лицо. Хосок вдохнул поглубже. Он принципиально бросил сигареты. Он хотел умереть пораньше, но не со налетом токсичной смолы во рту. В этот раз принцип продолжался уже целый месяц. Он повернул голову на идущую впереди уже немолодую женщину. Она шла одна таким же прогулочным шагом, курила сигарету и несла в руке упаковку фисташкового мороженого. Хосок усмехнулся сам себе. Если он доживет до её лет, то, наверное, именно так он будет выглядеть. Всё так же одиноко. Всё так же куряще и все так же по-своему красиво. Порыв одиночества предложил заговорить с ней, но адекватность просто предложила перейти на другую сторону дороги. Хосок свернул в странную часть своего района. Старые двухэтажные здания. Непонятные заброшенные сараи. Он поднял голову, рассматривая небольшие балконы. На одном сидел пожилой мужчина и курил. Весь балкон был усыпан цветами, как в тех самых французских романтических фильмах. Хосок улыбнулся. Чья-то жизнь казалась в разы лучше его собственной. Впервые он не повернул направо в сторону общаги, а решил сделать крюк, чтобы посмотреть на жизнь ещё не застроенной муравейниками части района. Мимо него прошла пара стариков. Они о чем-то медленно беседовали. Хосок снова улыбнулся. Было что-то успокаивающее в жизни этих людей. Нет нужды бежать куда-то. Никаких проблем или ссор. Так это выглядело со стороны. Они как будто дышали этой умиротворенной жизнью. Что нельзя было сказать о самом Хосоке. Входящий вызов: Мама. — Да, привет. — снова улыбка. Снова через силу. — Да, все нормально. Гуляю. Твои как дела? Долгое молчание, где следовал рассказ о том, как мама уставала на работе, о том, как у неё болели суставы и о том, как себя вели ее внуки, то есть племянники Хосока. — Нет, не нужно. У меня есть деньги, — ложь. Денег было катастрофически мало. Приходилось не завтракать и кушать овсянку по вечерам. Хосок ненавидел овсянку, но это было единственное что-то более дешевое чем макароны. Иногда его кормил Намджун. Иногда Юнги. Но ничего не оставалось как врать. — Мам, не волнуйся. Я справляюсь. Если мне будут нужны деньги, я скажу. — снова ложь. Хосок был тем типом людей, которые никогда не обременяют близких. Это, наверное, и было его основной проблемой. Он просто не мог попросить у них помощи. Ведь они и так все делают. Даже слишком много делают. — Да, ладно тебе. Не нужна мне новая одежда. Всё в порядке. Придёт зарплата, я сам куплю. — не купит. Только если там не будет акции или скидок. — Мам. Я люблю тебя, — коронный приём. Это не было что-то в роде "отстань", но работало примерно так же. Просто давало старой женщине понять, что её сын не согласится на помощь. Даже если не останется денег на проезд. — Да, все нормально. Да. Завтра сдаю. Я пойду, мне ещё дописывать эту лабу. Люблю тебя. Хосок закурил сигарету, выкидывая пачку в ближайшую урну. Последняя.