Все псы попадают в рай

      — Хён! Ну пожалуйста! Можно я хотя бы подальше сяду? — всё канючил Феликс, развалившись на первом ряду аудитории, будто длинная столешница была его родной кроватью. Да и жизнь его не особо чему-то учит, как понял Минхо сразу по двум причинам: первое — спина после таких поспешных решений Ли-младшего просто будет разваливаться на части, моля о пощаде, о чём тот непременно брату пожалуется потом, а второе — чёртово обращение "хён". Ему оно никогда особо не нравилось, а в академии, где можно было его спокойно избежать, убедив Феликса в обязанности называть старшего учителем, слышать такое было ещё невыносимей.       — Ликс, пока не начнёшь меня слушаться, даже не проси ни о чём, — глухо послышалось из-за какой-то цветастой обложки тоненькой книжки, взятой недавно из вузовской библиотеки. Кажется, Минхо в этом скучнейшем разговоре заинтересован не был, да и не попугай он, в конце-то концов, чтобы повторять одно и тоже из раза в раз. От момента появления в помещении Джисона, к которому, кстати, Феликс и рвался, познакомиться хотелось, видите ли, прошло едва ли минут десять, а то и восемь всего, как, возможно, показывали треснувшие (что именно и мешало разглядеть на них время) старые часы профессора Кена. И стул, и часы, и бог знает что ещё от него посохраняли, будто он был не простым ворчливым дряхлым стариком, еле как ещё помнившим материал лекций, а прямо-таки гением вселенского масштаба. Нет, Минхо не спорит, может, он таковым и был, но все лет сорок назад, или когда он там стал доктором наук. Однако в последние полтора десятка лет, не меньше точно, он был обыкновенным вредным брюзгой, не видящим ничего за своим раздутым самомнением.        — Но я уже тебя слушаюсь, Хо!        — Да где же? Называешь меня в стенах универа как попало, хотя дал обещание так не делать, — Минхо показательно загнул первый палец — большой. — Набрасываешься на Джисона, хотя я тебе чётко дал понять, чтобы ты и на расстояние двух шагов к нему не приближался, — второй, указательный, был прижат к ладони, пока старший Ли даже и бровью не повёл — всё читал.        — А почему тебе ко мне здесь можно обращаться неформально, а мне — нельзя? — обиженно воскликнул Феликс, дуя в негодовании припухлые, прокусанные губы.        — У меня полномочий больше, — лениво, но крайне довольно, протянул (даже пропел, можно сказать) Минхо, всё более, судя по виду, расплываясь на стуле, пусть для такого и ужасно неудобном. Он этим Феликсу всегда напоминал кота: такой же безнадёжный упрямец. Всяко извернётся, лишь бы удобно было, даже если смотреться он будет при таком положении совсем уж глупо. Его это не остановит.       Феликс с ответом не нашёлся, только отворачиваясь от брата в сторону высившихся дальше мест. Почти что на "Камчатке" расположился (слово не подходит… сидит, весь натянут как струна, так точнее) Джисон, нервно теребящий что-то в руках. Делал он это под столом, то сосредоточенно пялясь в одну точку, явно на свои руки, то нервно озираясь по сторонам, в обязательном порядке проверяя, куда направлено внимание двух других людей в аудитории. Минхо явно меньше всего Хана интересовал в данный момент (он ведь читал, первокурсник и не догадывался, что эта самая глупая школьная романтическая комедия давно ему оскомину набила своей беспросветной предсказуемостью и обилием неумело вставленных клише, а сам Ли-старший уже довольно долгое время сконцентрирован как раз на нём, осторожно поглядывая во время отвлечения Джисона). Минхо бы давно подумал о чём-то непристойном (что, по расстроенным замечаниям Чана, имеющего скромный, но всё-таки опыт в преподавании, не такое уж и редкое явление), а при обычных обстоятельствах так вообще мгновенно бы среагировал, отправив нерадивого студента оправдываться перед всей аудиторией, да так громко, чтобы даже та же галёрка с его товарищами слышала каждую мелкую нотку панической дрожи в голосе, не то что первые ряды. Только вот наши обстоятельства не простые и под это слово вряд ли когда-нибудь попадут: на Джисона банально невозможно подумать в таком ключе. Да, он всё ещё помнит о правиле "не судить по внешнему виду и поведению", работающему, вопреки мыслям любящих покачать права студентов, отнюдь не только в одну сторону, но ему, серьёзно, нужно объяснять способен ли на такое человек, впавший в крайнюю степень тревоги от одного лишь столкновения? Да к тому же с Феликсом, самым безобидным на вид, лёгким одуванчиком, совершенно не страшным, даже в период жуткого макияжа на Хеллоуин! Минхо скорее поверит, что Хан там держит детскую игрушку или, может, ручку крутит. Хотя писал он всю прошлую пару карандашом, поэтому, если Ли угадал, то вертит он между пальцев его.        — Ну… Ну и ладно, учитель Ли! — намеренно язвительно (что, будем честны, получалось у Феликса, в отличие от всех остальных эмоций, крайне фальшиво) выделив обращение, парень явно поднял вместе со взглядом голову, уставившись точно в сторону Джисона, вновь забегавшего вокруг глазами, наверняка в поисках какого-то подвоха. Не просто же так даже Минхо свою нудную книжку опустил, пялясь так же наигранно недовольно на бездонно-чёрный лохматый затылок брата. Никогда его не заставишь причесаться в самой академии, а не только перед выходом.        Феликс тем временем, всё-таки попытавшись поначалу сдуть выбившуюся прядь волос, навязчиво лезущую в глаза, а после и смахнуть, забавно дёргая головой, всё продолжал над чем-то, споря с самим собой в мыслях, размышлять. Хоть Минхо и не увидел результата, он уверен на все сто процентов — у него не вышло. Через пару минут раздражённой попытки смириться тот точно уберёт её рукой, а пока будет ждать чуда с воздуха.        — Хей, эм… Джисон, правильно? Как дела? — загорелся внезапно Ли-младший, с чьём голосе проскочила лучезарная улыбка. Как и всегда, долго он строить из себя обиженного не смог.        Ответа, что совсем неудивительно, не последовало. Осталась лишь звенящая слегка тишина, не дающая тому же Минхо вновь вернуться к чтению комедии, которую стоило бросить ещё страниц так восемьдесят назад, однако привычка дочитывать несмотря на все недочёты (здесь эти "ошибки" даже назвать таковыми будет большущим комплементом) не давала бросить. Спустя эти десятки глав, а были они тут по каких-то два-три разворота, Ли-старший сильно усомнился в своём хоть малейшем перфеционистском желании продолжать, но для вида он потерпеть готов. Кино за поддельной пробежкой по тексту было наблюдать гораздо проще и безопасней, по крайней мере Джисона он так смущать не будет. И снова да! Он абсолютно определённо понимает, как подло поступает, обманывая такого человека, впрочем, сам Минхо ангелом никогда не был и подаваться в них пока не собирался, как и все мы.        — Джисон! — протянул отчаянно Феликс, надеясь получить-таки внимание.        — Феликс! — правда, внимание получил он не от того, от кого хотел. Дразнящая пародия распевной интонации у старшего вышла по обыкновению великолепно. Уж кого-кого, а младшего изобразить — так это всегда к нему обращаться надо. Лучшего варианта "актёра" вы во всём Сеуле не найдёте.       — Я не с тобой разговариваю, учитель! — с каких это пор "Ли-мелкий", как иногда вырывалось у Минхо, научился хамить? Не порядок, нужно исправлять!        — Что, Ли Феликс, всё-таки тебе охота сдавать сессию через одно место, а не как всем — нормально?        — Эй! Я вообще-то выполнил условия договора и в сторону Джисона не чихал!        Неисправимый ребёнок.        — Хей, Джисон! Любишь покушать? Или, может, выпить? — Минхо отчётливо слышал в этом голосе хитрейшую ухмылку, не дающую совершенно никаких хороших перспектив в его предложении.        Ли-старший бы мог, да к тому же и сам бы очень хотел, остановить младшего братца, только вот не успел, ведь с другого конца аудитории послышалось неловкое копошение и едва различимое "нет".        — Что? И то, и то нет? Ой, поверь, это ты сейчас так думаешь, а вот попробуешь стряпню Хо… Ты обалдеешь, если говорить культурней, в комнате преподаватель, по-другому и не сказать.        У Минхо сейчас глаз задёргается… Но зрелище наблюдать интересней, чем его прекращать, тем более Хану младший сейчас не угрожает, а потому останавливать Феликса пока не является обязательным, однако надавать ему за такое намеренное игнорирование старшего человека в комнате, так ещё и с таким грубым налётом, чувствующимся в воздухе противным дымком, тумаков по голове очень хочется, чего Ли-старший делать не станет, и на то у него целых два объяснения: завтрашний день рождения брата и само наличие у него такого дурашливого именинника. Дурак-дураком, правда ведь, но можно его и понять, ведь не каждый в свои семнадцать будет высокого ума человеком, в особенности кто-то столь же наивно инфантильный как тот же Феликс.        Создаётся впечатление, что младший брат настолько отчаялся, что друга пытается себе купить, крайне удивляя своим поведением старшего. Мало того что преподавателю грубит, так ещё пытается заманить к себе домой на праздник незнакомого человека, которого увидел впервые каких-то полчаса назад, при том став причиной его панической атаки. Страшное дитя капитализма, не иначе. Только вот записал он в истинно свою собственность, помимо действительных личных вещей, он и брата, и друга, и бог знает, что ещё позднее припишет мелким почерком в новоиспечённом эфемерном документе.        Это, конечно, Минхо слегка расстраивало — не таким он его воспитывал, — но сделать он с этим уже ничего не мог. Авторитетом для Феликса просто-напросто не являлся.       — Ну же! Джисона, мы тебе заскучать не дадим! — то есть, Феликс считает, что Хану жить скучно? Да у него, Минхо уверен целиком и полностью, не жизнь, а вечный абонемент на американские горки, если не на экстремальный спуск с заснеженной горы где-нибудь в Муджу.        — Ты бы хоть представился для начала, — не выдержал и вмешался-таки старший, тяжело выдыхая. И как только младший собирался жить отдельно, заявив об этом чуть ли не с перрона в лицо заспанному Минхо, специально приехавшему встретить братца в пятом часу утра? Тот, кстати, был тогда бодрей любого, кого когда-либо доводилось ему встретить. Ну разумеется, выспался ведь, в отличие от старшего, в поезде без соседей рядом, везунчик чёртов.        — Точно! — младший подскочил на месте, чем ни на шутку напугал снова отвлёкшегося Хана, приподнимаясь, и, теперь уже сидя, от радости затараторил вновь. — Я Ли Феликс! А это мой старший брат, ну, ты его и так знаешь. Жутко ворчливый дедуля, но бывает настолько добрым, что я даже ушам своим не верю!        Дедуля? Подождите, дедуля?        — Это кого ты там дедулей назвал, мелочь? — недовольно прошипел Минхо, по-хищному щурясь.        — Видишь? Похож ведь! — даже не удосужившись обернуться, звонко усмехнулся Феликс, затем слегка поворачиваясь в сторону Ли-старшего, только не до конца, так, глядя в потолок с намёком, что и смотреть на брата он не собирается. Нет, все сомнения у Минхо отпали — младший просто хочет его подразнить, прямо как в детстве. Стоит ли хмуриться? Нет. Что делает Минхо? Хмурится. — Ты сам мне активно настаивал на своём большом, в сравнении с нами, первокурсниками, возрасте. Пожинай плоды, лектор!        Вот хитрюга. Вот заноза. И смеётся ведь ещё. Скоро перестанет. Минхо ему дома устроит, и не вспомнит никто о его дне рождения.        — Ты хоть в курсе, что Джисон тебя старше, умник? — ухмыльнулся не менее озорно старший Ли, найдя зацепку, которой можно будет знатно подёргать за хвост брата.        — В каком смысле? — Феликс вновь вернул взгляд в сторону Хана. — Тебе восемнадцать? Вау! У меня есть старший приятель! — резкий поворот обратно. — Эй, Хо, я должен называть его хёном?        Вопрос был отнюдь не удивительным: в отличие от старшего, появившегося на свет ещё до эмиграции семьи в Австралию, успевшего усвоить минимальные основы жёсткой системы уважения Южной Кореи (естественно, в рамках своих тогдашних пяти лет от роду, не больше), младший совершенно не понимал в этой степи — родители же думали, что он так и останется на их континенте, вот и не видели смысла объяснять что-то такое сыну. На самом деле и сам Минхо практически абсолютно ничего не знал о данной корейской традиционной системе, а спросить не у кого было: Чан схож в этой ситуации с Феликсом, друзей в родной стране у Ли не было, а родители давным-давно уже и позабыли о всех тонкостях, наслаждаясь жизнью без ограничений в виде статуса своего и людей вокруг.        — Да. Только с возрастом ты прогадал, — старший, заранее предугадывая вопрос брата о настоящем, нынешнем его возрасте, полез рукой в ящик сбоку стола, где уже успел обустроить себе минимальный порядок, выискивая глазами папку с досье студентов потока, доставшегося ему на плечи.        — А сколько? — что и требовалось доказать.        Листы зашелестели, перебивая трескот пластиковой папки с документами. Не прошло и десяти секунд, как Минхо стал бегать глазами по характеристике Джисона, потому как помнил, что при первом просмотре наткнулся на неё одной из последних.        — Девятнадцать, — разрушило тишину, наставшую сразу после. У Ли-старшего в груди что-то защемило, определённо чувствовался подвох, ошибка. Он даже поднял глаза в поисках причины и мгновенно её обнаружил, а заодно и подтверждение своего промаха: Хан, непроизвольно явно, нахмурился, услышав цифру. И Ли вспомнил. — Извиняюсь, в Корее же нужно прибавлять год, забыл. Двадцать.        Минхо вновь устремил взгляд на Джисона, проверяя свой ответ, и вновь же осознал его неправильность, потому как недопонимание с полузакрытого маской лица так и не спало. А в чём ошибка-то? — спросите вы. Да он и сам не знает.        Он, снова щурясь, только теперь для сбора всего собственного внимания, стал раз за разом просматривать досье, на каждой строчке подолгу останавливался. Не нашёл. В некотором смятении, он, глупо уперев глаза в столешницу учительской парты, стал нервно хлопать ресницами, перебирая в голове все возможные и невозможные варианты. Даже если он ответ найдёт с большой задержкой, и Феликсу наскучит его ждать — а ему наскучит, поверьте на слово, — то перед собой он обязанность такую поставил, желая докопаться до своего косяка. Тоже давняя привычка.        Он обратил свой взгляд на маленький календарик с ярко-алым бегунком. Число было четырнадцатое, вторник.        Четырнадцатое. Где-то он это число сегодня уже видел.        — У тебя сегодня день рождения?.. — прозвучал смущённый голос, нарушивший ту чрезвычайно давящую тишину. Хотя, он её не нарушил, он её дополнил своей дрожью и крайним стыдом преподавателя. Это ж надо быть настолько невнимательным…        — Да…        — С праздником…        — С-спасибо…        Вот и поговорили. Минхо, никогда до того подобного не ощущавший, кажется, покраснел, при том так, что горят, помимо щёк ещё и уши, да настолько ярко и невыносимо, что сейчас будто осыпятся прахом на новенькую белоснежную рубашку, а само пламя перекинется то ли на волосы, то ли на шею с плечами.        — Хён, я договорю за тебя! Не благодари! Тебе, Джисон, двадцать один год, я понял!        А Феликсу хоть бы хны: сидит себе спокойненько, ножками болтает да на Джисона поглядывает, склонив по-птичьи голову.        Вновь это скажем. Неисправимый ребёнок.        — Точно, придумал! Приходи завтра всё-таки. Вместе справим! Будет весело!        Всем бы такой оптимизм и детскую легкомысленность, жить бы попроще было в разы.        — Феликс, оставь уже… — Минхо несмело перебили:        — Я не п-приду, извините.        Ли-старший застрял в своих мыслях, сотней способов себя морально добивая за такое оскорбление в сторону Хана. Он же даже тогда, проверяя характеристики, удивился его возрасту, ну как он мог забыть, что за балда эдакий? А главная подлость его головы в том, что тот факт, что Хан старше девятнадцати лет он запомнил, а то, что он сегодня как раз именинник, решил у себя в выдуманном блокноте не отмечать.        Он ведь даже смутно вспоминает сейчас, как удивился совпадению в днях рождений его и своего брата, как мог пропустить такое мимо долгосрочного внимания? Дурак-дураком не Феликс. Ли Минхо — самый что ни на есть идиот.        Кажется, Феликс, радуясь маленькой победе, даже о чём-то легонько и ненавязчиво (что было необычайно для Минхо с его стороны поразительным) с Джисоном переговаривался. Правда, о чём конкретно, Минхо не уловил несмотря на свой острейшего вида слух. Ему всё это время было не до таких "мелочей". Ладно, мелочью скромные и тихие, но таки ответы Хана не назовёшь даже в пьяном бреду, обыкновенно излишне драматично ("дораматично", Ли-старший бы скорее отметил) эмоциональный младший в праздновании победы здесь абсолютно прав, как бы Минхо не хотелось этого не признавать. Нет, что вы, он донельзя любит брата, просто… такой человек редко остаётся долго на стороне здравого смысла в силу своего возраста. В конце концов по реальному счёту, а не по корейскому, ему всего шестнадцать, а это совсем не года мудрых мыслей и решений.        Так и закончили: буквально через едва ли пару минут от силы с конца пары в аудиторию влетел встревоженный Хёнджин, которого Феликс, отчего-то излишне довольно и кокетливо улыбающийся, моментально успокоил, заверив о полной безопасности Хана на протяжении всех полутора часов нахождения в их охране (Минхо даже не уверен от кого он лично охранял Джисона: от студентов или от брата, тогда активно заявлявшего о своих подвигах в утешении людей). Ли-старший по итогу дня понял только то, что в младшем нет ни одного намёка даже на задатки для выработки чувства уважения к системе статусности Кореи, он просто не ощущал крайних рубежей. Ладно бы к брату, но к остальным, включая Хана, так-то имевшего с ним разницу в целых четыре года, чего для системы вполне достаточно, он таким же образом не замечал должных границ. Был бы на месте Джисона кто угодно местный (Минхо не зря пробежался по всем строчкам досье, Хан приехал из жаркой Малайзии), то Феликс уже давно не носил бы головы на плечах.        А пока этого не случилось, нужно будет провести ему лекцию не по собственной особой специальности Минхо — по жизненным устоям страны, в которую тот бесцеремонно сунулся без знания традиций.