Нетронутая дьяволица 2

Одна любовь, одно сердце, одна судьба.

      Вопреки желанию Люцифера, мне не приснилось ни одного сна. Наверное, это даже хорошо, учитывая невероятную способность моего сознания придумывать такие сюжеты, что порой я просыпаюсь по несколько раз за ночь.       Я просыпаюсь от лёгких поглаживаний по волосам, спросонья не понимая, что происходит. Но, стоит нехотя разлепить глаза, как я вижу перед собой сонные глаза Люци и его расслабленную улыбку на губах, которая становится ещё шире, когда он видит, что я больше не сплю.       — Доброе утро, — хриплым голосом произносит Люцифер. — Как спалось?       — Прекрасно, пока кто-то не разбудил меня, — я слабо улыбаюсь, в моём голосе нет злости.       — Это тебе за ночной храп, — с усмешкой произносит он, а мои глаза от этого заявления удивлённо распахиваются.       — Я? Храплю? — недоумённо переспрашиваю я. Да он точно врёт!       — Ага, — озорные огоньки появляются в глазах Люцифера, позволяя мне облегчённо выдохнуть, когда я точно убеждаюсь в том, что это не правда. — Так громко, что я не мог спать полночи.       Я внезапно поднимаюсь, принимая сидячее положение и упираясь костяшками пальцев в мягкий матрас. Шутливо взяв подушку в руки, я угрожающе поднимаю её над головой и пересаживаюсь к Люциферу на бёдра, собираясь накрыть ей его лицо. Но реакция Люци оказывается неожиданно быстрой: он перехватывает мои запястья и тянет на себя, теперь наши груди соприкасаются.       — Я шучу, Непризнанная, шучу, — он смеётся и прежде, чем я успеваю сделать хоть движение, накрывает мои губы своими. Вот теперь это по-настоящему доброе утро.       Будь моя воля, я бы провела весь день так — лёжа на груди Люцифера и чувствуя его губы на своих. Он забирает все тревоги, мысли и переживания одним своим присутствием, и я не знаю, сколько нам нужно провести вместе времени, чтобы я вдоволь насытилась им.       — Пора вставать, — покрывая моё лицо прерывистыми поцелуями, Люци легко перекладывает меня спиной на кровать и нависает сверху.       — Не хочу, — недовольно хнычу я и обвиваю его шею руками. Зачем останавливать такой прекрасный момент, если впереди у нас целый день?       — Надо, Уокер, — он оставляет на моих губах последний поцелуй, после которого умело выпутывается из объятий и встаёт с кровати, становясь на ноги.       — Зануда.       Я поворачиваюсь на бок и кутаюсь в мягком одеяле, обхватив подушку под головой руками, только вот Люцифера такой расклад определённо не устраивает: он пользуется тем, что я успеваю расслабиться, и сначала стягивает с меня одеяло, а потом, обхватив пальцами мою лодыжку, тащит на себя. Наши силы слишком неравны, и мои жалкие попытки ухватиться за изголовье кровати претерпевают громкое поражение, которое мне, в конечном итоге, приходится принять.       Да уж, Люцифер явно не любитель подольше понежиться в тёплой постели. Ну, ничего, когда-то я всё равно смогу заставить его сделать это.       — А почему ты живёшь один? — спрашиваю я, через голову надевая на себя вчерашнее платье. Я была настолько взбудоражена его предложением, что решила идти в том, в чём была изначально.       — Каждый год одному из лучших представителей Демонов и одному — из Ангелов предоставляют отдельную комнату, — Люци подходит сзади и помогает мне застегнуть молнию сзади, пока я удерживаю волосы на своём плече. — На первом курсе я неплохо проявил себя, так что вот, — он горделиво обводит свои владения ладонью.       — А из Ангелов кто получил свою комнату?       — Угадай, — ухмыляется он, отходя в сторону, чтобы привести кровать в порядок.       — Дино? — задумчиво спрашиваю я.       — Бинго, — Люци щёлкает пальцами и подходит ко мне после того, как наводит порядок. Интересно, смогли бы мы ужиться когда-нибудь, учитывая, что, в отличие от него, моя комната часто захламлена? — Предлагаю сходить кое-куда, — он простым движением руки поднимает меня в воздух и целует в нос, а я крепко обнимаю его шею.       Звонок моего телефона прерывает нашу идиллию, заставив извиниться и нехотя отстраниться. Контакт, высветившийся на экране, не предвещает ничего хорошего, и я до последнего борюсь с желанием сделать вид, что не видела вызова, но, зная маму, один пропущенный её не остановит.       — Привет, мам, — здороваюсь с ней без надежды на то, что сегодняшний день пройдёт спокойно. Я слишком хорошо её знаю — мама не звонит по воскресеньям просто так.       — Виктория, нужно поговорить, — без какого-либо приветствия заявляет она. Ожидаемо. — Подойди, пожалуйста, в ВУЗ в течение часа.       — Сегодня выходной, — стараясь сохранять самообладание, напоминаю я. — Если ты работаешь каждый день, это не значит, что я не хочу отдыхать.       — Не надо мне перечить. Я жду тебя.       Короткие гудки становятся безмолвным окончанием разговора, отчего я издаю слишком громкий протяжный стон, чтобы Люцифер не заметил этого.       — Завтрак отменяется, — цокаю языком с явно испорченным настроением. — Я зачем-то слишком срочно понадобилась маме. Как ты слышал, отказы она не принимает.       Конечно, я могла бы назло ей не пойти никуда, предпочтя провести время с Люцифером, но за девятнадцать лет я успела понять, что, если маме что-то надо, она достанет это из-под земли. Так что мне легче сходить к ней сразу и поговорить о том, чего она хочет, чем потом выслушивать бесконечные лекции о том, какой неблагодарной дочерью я выросла.       — Сходим вместе, — Люцифер не спрашивает — утверждает. — Я подожду в коридоре, — он приподнимает моё лицо, взяв за подбородок двумя пальцами, и своей поддержкой вызывает на губах слабую полуулыбку. — Поговоришь с мамой — и пойдём, куда планировали.       Я благодарно обнимаю Люцифера — знаю его принципы и то, что он бы на моём месте и бровью не повёл, если бы кто-то сказал прийти ему туда, куда не хочет. Так что я ценю, что Люци уважает мои решения и не советует делать того, что сделал бы сам.       Перед тем, как отправиться к маме, мы с Люцифером заходим в нашу с Мими комнату, чтобы я переоделась и оставила остальную одежду там. К слову, внутри не оказывается ни подруги, ни Ади, но они предупредили, что отправятся каждый по своим делам, так что я не переживаю.       Мне нисколько не страшно, что кто-то увидит, как мы движемся в сторону учебного корпуса, держась за руки. Даже напротив, мне нравится мысль о том, что нас кто-то увидит. Пусть все знают, что Люци теперь мой, а я — его.       Интересно, мама хоть иногда покидает ВУЗ? Удивительно вообще, что университет открыт даже в воскресенье, и у меня возникает ощущение, что она — единственная, кто здесь находится, потому что по пути мы не встречаем никого, кроме охранника.       Люци остаётся ждать меня в коридоре, а я, посмотрев на дверь в нужный кабинет, делаю глубокий вдох и открываю её, заходя без стука. Мама сидит за деревянным столом, быстро перебирая пальцами по клавиатуре ноутбука, — вероятно, заполняет какие-то документы — и при виде меня опускает очки для зрения на нос.       — О чём ты хотела поговорить? — спрашиваю я и сажусь напротив неё, сложив ногу на ногу.       — О твоей учёбе.       Что я люблю в маме — она всегда говорит коротко и по делу. Чего я не люблю — она вечно лезет в мою жизнь.       — Ты же знаешь, Вики, что по окончании первого семестра каждый из студентов распределяется к Ангелам и Демонам или остаётся среди Непризнанных? — мама складывает руки в замок и кладёт их себе под подбородок, выжидая моего утвердительного кивка. — Каждый преподаватель, включая меня, вносит свою лепту в отчётную ведомость, в которой студенты так или иначе получают баллы, количество которых в будущем решает вашу принадлежность к одной из групп.       До этого расслабленная, я начинаю нервно елозить на стуле, а ладошки потеют от волнения. Неужели мне недостаточно баллов для попадания в какую-либо группу? Вылететь из ВУЗа или остаться среди Непризнанных — ужасная перспектива.       Я не боюсь разочаровать маму.       Я боюсь разочароваться сама в себе и быть ничем не выдающейся.       — Когда ты поступила сюда, я была уверена, что ты окажешься среди Ангелов, — она смотрит на меня таким презирающим взглядом, что в эту секунду я сама начинаю ненавидеть себя, сжимая кулаки до следов полумесяцев от ногтей на ладонях.       Как я могла не оправдать собственных ожиданий и остаться среди серой массы?       — Я знаю, что у тебя умер друг, и дала время на восстановление, — хоть мама и говорит это безэмоционально, в своём стиле, она достаточно показала, что искренне соболезнует. Стоит отдать должное: когда всё только произошло, мама в числе первых пошла к Кроули и попросила дать нам с Мими и Ади возможность оправиться, пропуская занятия. Она также звонила по разу в день — не чтобы сказать, что ей что-то нужно, а чтобы узнать о моём состоянии, пусть и делала это не сильно эмпатично. — Но я не могла подумать, что результатом этого станет то, что вероятность твоего попадания к Демонам составит семьдесят процентов. Семьдесят, Виктория!       Несмотря на мамины возмущения и её явное разочарование, я чувствую себя так, словно с плеч сняли многотонный груз. Семьдесят процентов — вероятность моего попадания к Демонам! Что может быть лучше?       — Не понимаю, что не так, — пожимаю плечами, скрывая внутреннюю радость и гордость за саму себя. — Меня не отчислят. Всё нормально ведь?       — Ты знаешь, чем люди должны заниматься в университете? Учиться, Вики. У-чить-ся, — она произносит это слово по слогам, так, словно мне вновь пять лет и я не понимаю очевидных вещей. Для полноты картины осталось поставить в угол и запретить отцу жалеть меня. — К Демонам определяют тех, кто выделяется не в учёбе, а в общественной деятельности. Волонтёрство, организация бала и остальное не помогут найти тебе работу.       Я шумно выдыхаю сквозь приоткрытые губы и показательно закатываю глаза. Утро было таким прекрасным, мама решила напрочь испортить его?       — Просто напомню, что ты сама вызвала меня в воскресенье для организации бала.       — Потому что ты изначально вызвалась делать это, — всё не унимается мама. Для неё есть только один человек, который прав всегда. И, конечно, этот человек — она сама. — Ты должна понять, что среди Демонов тебе не место.       Её слова заставляют раздражённо сжать челюсти. Есть ли смысл спорить с кем-то, кто считает правым только себя самого?       — Несмотря на то, что у меня больше заслуг в общественных активностях, я могу сказать, что преподаватели хвалят и выделяют меня среди других, — стараюсь продолжать держаться спокойно, но это слишком тяжело, учитывая давление на меня. Она всегда так делает, когда хочет добиться чего-то определённого. Сейчас я настроена наглядно показать, что больше не собираюсь плясать под чью-то дудку. — Мои сценарии и выполненные задания ставят в пример. Какая разница, в какую группу меня определят?       Мама сощуривает глаза и окидывает меня таким взглядом, словно я не её дочь, а разрушительница всего живого, пока я продолжаю стойко держаться и умело выдерживаю все её нападки.       — Разница огромная, — она складывает руки на груди и вновь надевает очки на глаза. — Ты должна быть среди Ангелов, потому что только пребывание среди них гарантирует тебе хорошее будущее. Демоны — легкомысленные студенты, жертвующие учёбой ради бесполезных мероприятий.       Бессилие вдруг накатывает на меня и убивает собой всё напускное спокойствие, заставляя громко вздохнуть с опущенным взглядом. Я уже давно поняла, что никогда не оправдаю её ожиданий, но осознание того, что я также никогда не буду услышана, становится в горле непроходимым комом.       Я не хочу, чтобы она сказала, что согласна со мной. Я лишь хочу, чтобы она хотя бы попыталась прислушаться ко мне, а не просто гнула свою линию, закрыв уши и наплевав на моё мнение.       — Я поняла, — вру я, постучав ногтями по столу. Больше не хочу здесь задерживаться, так что поднимаю свою сумку с колен и, слушая вслед попытки остановить меня, выхожу из кабинета.       Устало прижавшись к стене, я прикрываю глаза и кладу руку на лоб, словно это поможет унять пылающее от гнева и несправедливости сердце. Люцифер сразу замечает это, он без лишних слов заключает меня в свои объятия и начинает поглаживать по голове.       Это не то, из-за чего я должна переживать, но то, что даже спустя много лет, как бы сильно я ни отрицала, всё ещё тревожит моё сердце.       Дверь кабинета открывается так внезапно, что мы с Люцифером, совсем не ожидающие этого, не успеваем отстраниться друг от друга. Мама стоит в проходе, забыв о привычной безэмоциональности — её глаза, в которых отдалённо узнаются мои, расширяются так удивлённо, что я только и могу, прикусив губу, нехотя отодвинуться от Люци. Это происходит, скорее, инстинктивно, чем осознанно — я не боюсь её реакции на наши отношения, но в моей голове было другое представление о том, как мама узнает о нас.       Она подзывает меня к себе и отводит в сторону, чтобы Люцифер ничего не слышал. Я думала, что ещё больше испортить мне настроение у мамы сегодня уже не получится. И как же я ошиблась.       — Люцифер, значит? — мама указывает головой в сторону ожидающего меня Люци, и я киваю. — И почему он?       — Ты решила влезть и сюда? — кривлю губы. Учёба — ладно, я уже давно знакома с её пристрастием следить за моей успеваемостью. Но личная жизнь? Ну уж нет.       — Я желаю тебе только лучшего, пойми, — она впервые за сегодняшний день опускает взгляд вниз и пытается коснуться моей руки, но я не позволяю сделать этого. — Ты знаешь, кто его отец?       — Знаю. К счастью, я в отношениях с Люцифером, а не с его отцом.       Пусть мама и отвела меня чуть дальше от Люци, но эхо всё равно разносится по пустующему коридору. Скорее всего, она хотела, чтобы он слышал наш разговор, только вот незадача: мне нечего скрывать.       — Виктория, — сквозь зубы произносит она. Как же быстро у мамы меняется настроение, когда она не получает того, чего хочет. — Яблочко от яблоньки недалеко падает. Я лучше знаю.       «Ничего ты не знаешь!» — хочется закричать мне, но вместо этого я лишь с силой сжимаю челюсти и сама поражаюсь своей стойкости.       — Надеюсь, ты меня услышала, — мама ожидает, что я согласно кивну, но не получает этого. Мои глаза с вызовом смотрят на неё, пока внутри разгорается буря, и я шумно сглатываю.       Она оборачивается на пятках и, бросив на Люцифера презрительный взгляд, скрывается за той же дверью, из которой вышла парой минут ранее.       Я вновь падаю к Люци в объятия, принимая мягкие поглаживания по голове, и ожидаю, что он поддержит меня, но вместо этого слышу лишь:       — Помнишь, Непризнанная, ты задолжала мне желание?       Да ладно, сейчас?       Выпутавшись из кольца его рук, я непонимающе выгибаю бровь и поднимаю на Люцифера растерянный взгляд. Он действительно хочет использовать своё желание в этот момент?       — Иди и выскажи всё маме — вот моё желание, — произносит Люци, чем вызывает во мне ещё больше вопросов, чем прежде. — Всё, что думаешь, Уокер.       — Я и так высказываю своё несогласие, но ей всё равно, — пожимаю плечами, искренне не понимая его намерения. — Хочешь, чтобы наши отношения испортились ещё больше?       — Не несогласие, а всё. Абсолютно. И нет, не хочу. Хочу, чтобы тебе стало легче. Твоя мама может стоять на своём сколько угодно, но, если ты выскажешь то, что копила в себе, определённо почувствуешь себя лучше.       Может, он и прав. Я долго держала всё внутри, обходясь сжатыми кулаками и гневом внутри, и теперь пора выплеснуть это наружу, только вот портить ситуацию ещё больше совсем не хочется.       — А если откажусь от выполнения желания? — задумчиво спрашиваю я, наверное, просто для того, чтобы потянуть время и набраться смелости.       — Поверь, ты не захочешь узнать этого.       Что же, так и есть. Издаю громкий вздох, собираясь с силами, и Люцифер поддерживающе кивает, направляя меня. Я борюсь с собой, стоя напротив уже ненавистной двери, но всё же нажимаю на ручку и вновь прохожу внутрь. Мама всё так же сидит за столом и даже не поднимает на меня взгляд, даже не догадывается о моих внутренних противоречиях.       Но я уже зашла. Пути назад нет.       — Теперь моя очередь говорить, — с гордо вздёрнутым подбородком говорю я и не жду, пока мама обратит на меня внимание. — По-моему, тебе пора принять тот факт, что я выросла.       Кажется, эти слова её заинтересовывают — она всё же отрывается от своих бумаг и поднимает на меня взгляд, опёршись подбородком о руки, сложенные в замок.       — Я поступила подальше от дома, чтобы хотя бы в университете научиться быть одной, — страх пропадает почти сразу, стоит мне начать говорить, и теперь слова льются из меня нескончаемым потоком. — Но ты и здесь добралась до меня. Ладно. Учёба — ещё могу понять, я ещё в детстве уяснила, насколько тебе это важно. Хотя, мам, было не очень классно сидеть целыми днями над учебниками.       Мама приоткрывает рот, чтобы сказать что-то ещё, но я не даю ей этого сделать и продолжаю свою неподготовленную речь.       — Но решать, с кем мне общаться, а с кем — нет? Это уже слишком. Каждый раз говоря, что ты делаешь лучше мне, ты, на самом деле, думаешь только о себе. И о том, что у тебя получается всё контролировать. Но это не так. Мне больше не пять, понимаешь?       — Хочешь сказать ещё что-то? — спрашивает она, внимательно выслушав меня. Не знаю, что она чувствует себя сейчас, но мне определённо становится легче.       Так всегда, когда выпускаешь наружу всё, что держал в себе годами.       — Мне нужна мама, а не преподаватель. Я всегда хотела тепла от тебя, а не рационализации. Делала всё, чтобы получить твоё внимание, но ты обходилась лишь сухим «молодец» или, наоборот, словами о том, что я вновь сделала всё не так, как хотела ты.       Не уверена, но, кажется, сказанное мной смогло пробудить в маме то, чего я не видела раньше. Она кивает, а взгляд её еле заметно тускнеет, лишь на мгновение опустившись вниз. Что это, вина, или мне просто показалось?       — Я тоже личность. Я не должна быть такой, как хочется того тебе. Уж извини, мам, что не оправдала твои ожидания, — пожимаю плечами, — но я стараюсь оправдывать хотя бы свои.       Вздох облегчения слетает с моих губ, невольно становясь окончанием монолога. Я сказала всё, что хотела, и теперь ощущаю, как в теле становится свободнее и дышать гораздо легче.       — Хорошо, Вики, я тебя услышала.       Всё. Это всё, что она говорит мне, но большего я и не ждала, так что не особо-то и расстроена.       Я сижу напротив мамы ещё несколько секунд, в глубине души надеясь, что она добавит хоть что-то ещё, а потом, иронично усмехнувшись, встаю на ноги и покидаю её кабинет на сегодня уже окончательно.       Слабая улыбка появляется на моих губах, когда я выхожу к Люци и опираюсь спиной о дверь. Я сделала это, боже, сделала…       Расслабленно выдохнув, я льну к Люциферу и оставляю на его губах благодарный поцелуй. Он в очередной раз оказался прав, не знаю, сколько ещё молчала бы, если бы не его желание.       Мы покидаем стены ВУЗа в комфортном молчании, и на выходе холодный ветер обдувает наши лица.       — Рассказывай, — Люцифер начинает движение в неизвестном мне направлении, и я полагаю, что мы идём в кафе. Хотя, впрочем, сейчас это не имеет значения.       — Я сделала, что должна была. Результат ожидаемый: мама никак не отреагировала, сказала лишь, что услышала меня. Но мне теперь так легко, что это — мелочи.       Люцифер приобнимает меня одной рукой и целует в макушку, когда мои волосы развеваются на осеннем ветру.       — Это хорошо, — в его голосе слышится искренняя радость за меня, и я наконец понимаю то, о чём мне как-то говорила Мими.       На первый взгляд может казаться, что Люци хочет навредить, но, на самом деле, все его намерения настроены на положительный результат, пусть он и пытается добиться этого своеобразными способами.       — Я был прав? — на его губах проявляется привычная усмешка. Так доволен собой, что я не могу не рассмеяться. — Как всегда, правда? Не нужно похвалы, — он наигранно обмахивает себя ладонью, сделав вид, что это веер.       — Какой скромный, — смеюсь я.       — А ты что думала? — Люци горделиво вздирает подбородок и распрямляет плечи. — Предлагаю сходить в одно место, оно неподалёку, — он резко меняет тему, но я сразу же соглашаюсь, даже не пытаясь узнать, куда конкретно мы пойдём. С Люцифером это бесполезно, он всё равно ничего не расскажет.       Мы проходим по Нью-Йоркским улочкам, сопровождая дорогу очередными шутками и разговорами, а внутри у меня разрастается чувство, словно мы знакомы одновременно и много лет, и всего пару дней. С одной стороны, мне с Люцифером комфортно так, как ни с кем другим, но с другой, каждый раз я узнаю о нём что-то новое, и это, несомненно, не может не подкупать.       Люци останавливается у одного из небоскрёбов, окружающих нас, и вывеска над нами привлекает моё внимание больше остальных.       — Бильярд? — непонимающе спрашиваю я. Из всех мест в Нью-Йорке он решил привести меня сюда?       — Ага, — Люцифер здоровается с охранником рукопожатием, отмечая, что я с ним. Видимо, приходит сюда не впервые. Может быть, далеко не впервые. — Играла когда-то?       — Нет, — честно отвечаю я. — Но хотелось бы.       Мы проходим по просторному коридору, и я замечаю сквозь стеклянные двери в нём игровые комнаты с несколькими людьми внутри, но Люцифер упорно ведёт меня прямо, не останавливаясь ни у одной из комнат.       Пока я пытаюсь понять, куда мы держим курс, Люци открывает передо мной массивную деревянную дверь, сильно отличающуюся от остальных. Я сразу заприметила её, но подумала, что это помещение принадлежит администрации. Ошиблась, как оказалось.       Начинаю рассматривать внутреннее убранство, когда Люцифер наглухо запирает за нами дверь: посреди небольшой комнаты, погружённой в полумрак, расположен лишь один бильярдный стол, и я понимаю, что сегодня он предназначен только для нас. Тёмно-зелёные стены, украшенные различными фотографиями и декоративными панелями, только утемняют помещение, но мне наоборот нравится этот приглушённый свет. Из колонок доносится негромкая музыка, делая момент интимнее.       — Почему мы здесь одни? — становлюсь напротив стола, обшитого сукном, и провожу по зелёной ткани ладонью.       — Потому что я так захотел, — Люцифер помогает мне снять пальто, а затем вешает нашу верхнюю одежду на вешалку, расположенную у входа. — И потому что забронировал её.       — То есть ты заранее знал, что приведёшь меня сюда?       Люци усмехается и притягивает меня к себе.       — Можно и так сказать.       — Хочу играть, — я поворачиваюсь в сторону стола, а Люцифер соглашается для начала понаблюдать со стороны. Не знаю правил, но хочу хотя бы попробовать сама.       Взяв в руки кий, заранее приготовленный на бильярдном столе, я удивляюсь его весу. С непривычки он кажется тяжеловатым, но я настроена решительно, так что встаю в стойку — не знаю, конечно, насколько правильно, но тем не менее — и ставлю перед собой кий, начиная целиться.       Люцифер, прислонившись к стене, внимательно наблюдает за моими действиями, но не влезает с советами, за что я ему благодарна.       Одну руку я располагаю ближе к основанию кия, другая же больше приближена к пирамиде из пятнадцати пронумерованных шаров, расположенными прямо под потолочным светильником. Прикрыв левый глаз, я старательно пытаюсь высчитать траекторию удара, но физика и математика — не моя стихия.       Так что секунда, и… Удар.       Все шары разлетаются в разные стороны, но ни один из них не собирается попадать в лузу. Я не расстраиваюсь: это лишь первая попытка, у меня ещё будет возможность отыграться.       Собираюсь совершить ещё одну попытку, но Люцифер, подошедший сзади и прижавшийся своей грудью к моей спине, не позволяет этого сделать. Он аккуратно кладёт свои ладони поверх моих и, легонько сжав их, начинает направлять меня.       — Теперь моя очередь, Непризнанная, — шепчет он мне на ухо, отчего кожа вмиг покрывается уже привычными в его присутствии мурашками.       Интересно, я когда-нибудь перестану так реагировать на Люцифера?       Простыми движениями Люци корректирует мою позу, помогая встать правильно, и теперь я полунаклонена над столом.       — Смотри, сначала нужно прицелиться, — Люцифер кладёт голову мне на плечо, чтобы иметь возможность видеть кий, который он с лёгким прищуром двигает чуть в сторону. — Представь себе линию, по которой должен двигаться шар. Убедись, что кий идёт прямо, и держи его ровно.       Я следую его указаниям и, заправив прядь волос за ухо, мысленно представляю невидимую линию.       — Тот шар вполне возможно закатить в лузу, если мы сейчас направим биток в его сторону, — он указывает на белый шар с цифрой шесть на его поверхности, расположенный очевидно удачнее остальных. — Бей. Сейчас.       Не задумываюсь надолго — делаю так, как говорит Люци. Биток ударяется о нужный шар, и тот резко катится в сторону. Сначала мне кажется, что он движется слишком медленно и не сможет добраться до лузы, но…       Он попадает прямо в цель.       Я радостно подпрыгиваю, отставив кий в сторону, и поворачиваюсь к Люциферу так довольно, словно смогла сделать это сама и с первого раза. Но он поддерживает мои эмоции: приобняв за талию, накрывает мои губы своими. Прикрываю глаза и не могу сдержать улыбку даже во время поцелуя, когда Люци опускает ладони мне на талию и поднимает в воздухе, усадив на бильярдный стол перед собой.       Лёгкий укус нижней губы выбивает из меня тихий стон неожиданности, и я сжимаю ворот чёрной рубашки Люцифера пальцами, приближая к себе ещё сильнее. Не разрывая поцелуй, он кладёт руку на внутреннюю часть моего бедра и чуть сжимает его пальцами, заставив меня издать томный вздох и инстинктивно сдвинуть ноги сильнее.       Я понимаю, что он собирается сделать, и от этого щёки начинают гореть.       — Люцифер, — выдыхаю я после очередного поцелуя. — Вдруг кто-то зайдёт?       — Не зайдёт, — уверенность в голосе Люци обнадёживает. Я ему верю.       Он не перестаёт целовать меня, но рука, до этого мирно покоящаяся на бедре, движется ещё выше и сквозь джинсовую ткань начинает поглаживать чувствительное место. Между ног становится жарко, и Люцифер отстраняется от меня лишь для того, чтобы расстегнуть змейку на моих штанах.       Чуть приподняв таз, я помогаю ему снять с себя сразу и джинсы, и влажное бельё, но то, что делает Люцифер следом…       Он никогда не делал этого раньше.

Soundtrack: Daniel Di Angelo — Drive You Insane

      Люци опускает лицо на уровне с моими бёдрами и в первый раз горячим языком касается набухшего от возбуждения клитора.       Боже, клянусь, я готова кончить только от его вида между моих ног…       Из моего горла сквозь плотно сжатые губы почти бесконтрольно вырываются едва слышные стоны, когда Люцифер опускается от клитора к половым губам, начиная ласкать и их.       — Не сдерживайся, — командует он, а я запутываюсь пальцами в его густых мягких волосах, сжав их на затылке и направляя его.       — Нас… услышат… — произношу я в перерывах между расслабленными выдохами, но останавливать Люци не собираюсь.       — В какой момент это стало тебя волновать?       

'Cause I know just how to drive you insane, baby,

I know just how to play your games, baby.

      Умелые движения языка Люцифера заставляют меня выгнуться в спине, а после того, как он целует внутреннюю часть бедра, оставляя там засос, сдерживаться становится невозможно. Мысль о том, что нас могут услышать, лишь сильнее возбуждает меня, и комната, предназначенная для игры в бильярд, заполняется моими стонами. Музыка, которая и так была довольно тихой до этого, смешивается со звуками удовольствия, лишаясь возможности быть услышанной.       Не останавливая своих движений, Люци запускает одну ладонь мне под блузку и, отодвинув косточки лифчика, с силой сжимает грудь и вырисовывает ареолу соска большим пальцем.       Он творит со мной такие вещи, о которых я раньше и не догадывалась. Даже не знала, что моему телу может быть так хорошо…       Неужели такое возможно?       

I know you want it, baby,

You know I want you.

      Но Люцифер на этом не останавливается. Когда мне кажется, что лучше быть не может, он, продолжая ласкать клитор быстрыми круговыми движениями, вводит в меня два пальца. Люци то вставляет их, двигаясь с невероятной скоростью, то вынимает обратно, оставляя внутри лишь пустоту и заставляя меня хныкать. Я почти умоляю его, извиваясь всем телом на этом столе.       Не знаю, как Люцифер это делает, но он словно всё чувствует и читает мои мысли; его язык доставляет мне удовольствие с ещё большим темпом, и он перестаёт вынимать из меня пальцы, когда я ощущаю между ног приятную пульсацию.       — Люци, я… — пытаюсь предупредить его, но тело оказывается быстрее: по ногам проходится дрожь, и я словно распадаюсь на миллиарды атомов, когда прикосновения ко мне становятся ещё грубее, ещё настойчивее.       

Don't underestimate the things that I could do,

Girl, you gave me a reason to treat you this way.

      Я с большей силой сжимаю волосы на его затылке пальцами и выгибаюсь, второй трясущейся рукой пытаясь найти что-то, за что можно ухватиться, и не замечаю, как зажимаю шар рядом с собой. Как будто он может успокоить мои эмоции.       Моё тело сотрясается, и я, чувствуя, как мышцы сжимаются вокруг неостанавливающихся пальцев Люцифера, кончаю с протяжным стоном, стоит ему в последний раз провести кончиком языка по клитору. Я выпускаю из рук импульсивно схваченный шар, пока по бедру медленно стекает вязкая жидкость, и Люци в последний раз проводит языком по моей коже, избавляя от остатков громкого оргазма.       Пока я прихожу в себя, Люци помогает мне надеть джинсы обратно, словно ничего не произошло, и довольно смотрит на то, как моё, должно быть, раскрасневшееся лицо прикрыто растрёпанными волосами.       — Мне никогда не было так хорошо, — шепчу я, когда дышать становится легче.       — Рад стараться, — Люцифер, обхватив ладонями мою задницу, притягивает меня к себе и заставляет принять сидячее положение.

I should've never even loved you in the first place.

      Он требовательно целует меня, оттягивая нижнюю губу зубами. Я отстраняюсь от него и словно в трансе спрыгиваю с бильярдного стола.       Люцифер заставил меня рассыпаться на сотни частиц, и я собираюсь сделать с ним то же самое.       Но, стоит мне лишь немного опуститься перед Люци, он, кажется, понимает мои намерения и останавливает меня. Тем не менее, уголок его губ приподнимается слишком довольно, чтобы я могла подумать, что ему этого не хочется. Люцифер поднимает меня на ноги, удерживая за плечи.       — Нет, Непризнанная, не сегодня, — он зарывается пальцами в хаос из моих волос. — Сделаешь мне приятно в другой раз.       Мы вновь целуемся, словно через секунду у нас кто-то отнимет эту возможность. Нам мало друг друга, несмотря на то, что мы почти всегда рядом. Это и есть тот самый конфетно-букетный период? Если да, то я не хочу, чтобы он заканчивался.       — Многим ты уже доставлял удовольствие так? — внезапный вопрос срывается с языка раньше, чем я успеваю обдумать его.       — Я не хочу говорить об этом, — со слабой улыбкой отрицает он.       Но меня такой ответ не устраивает. Непонятная обида постепенно разрастается внутри. Что за глупости? Это его прошлое, меня это не касается.       — Соври.       Люцифер молчит, стоя напротив меня, а потом лишь коротко произносит:       — Многим.       

***

      Ади сидит во дворе общежития в самой неожиданной компании, когда мы с Люцифером, сплетя пальцы в замок, возвращаемся обратно. Ада сидит рядом с ним и, не замолкая, всё говорит и говорит. В голове возникают воспоминания о подобной сцене, но, в отличие от предыдущего раза, друг не спешит прогонять её. Что изменилось?       Я не успеваю услышать их разговор — Ада, растянув на губах еле заметную полуулыбку, прощается с Ади и уходит, не заметив нас с Люцифером.       Друг же оказывается более внимательным: посмотрев в нашу сторону, приглашает сесть рядом, что я, собственно, и делаю. Люци же, пожав Ади руку, предпочитает стоять напротив.       — О чём вы говорили? — подношу руки к лицу и пытаюсь тёплым дыханием согреть их; погода всё сильнее напоминает о приближении ноября.       — Она опять извинялась, — он безучастно пожимает плечами, и я отмечаю, что в голосе больше нет той ненависти. Только в чём дело: в том, что на данный момент ему всё безразлично, или в чём-то другом? — Говорила, что не хочет больше ходить по универу и чувствовать напряжение в воздухе от наших случайных встреч.       — И? — я вопросительно выгибаю бровь, уже предсказывая ответ, но то, что говорит Ади, не ожидали услышать ни я, ни Люцифер.       — Я согласился делать вид, что ничего не было. Плевать на неё, больше никакой ненависти. Просто старые знакомые, которых больше ничего не связывает. Ни ненависть, ни общее прошлое — ни-че-го, — последнее слово он произносит по слогам и чуть вздыхает.       Не знаю, может, это и правильно. Незачем тратить свои нервы на то, чтобы ненавидеть кого-то. Только равнодушие показывает, насколько человеку удалось отпустить обиды.       — Всё к лучшему, — я обнимаю друга, давая понять, что от меня он никогда не услышит осуждений. — Где безразличие — там свобода.       Только вот Люцифер, похоже, не согласен со мной.       — Мими узнает — убьёт.       Но это уже проблемы будущего, о которых мы задумаемся только по возвращении в комнату.