Вавилон

      Мы разные. И мы носим маски. В зависимости от того, с кем мы говорим, о чем и на каком языке, мы меняемся. Последнее — самое показательное. Где-то Стайлз слышал, будто, переходя на другой язык, человек невольно меняет почти что свою сущность: голос, манеру держаться, даже мысли. И время, проведенное в ландромате за наблюдением за Дереком, показало ему, что эта теория имеет под собой почву.       Конечно, Стайлз не мог ничего утверждать, но, говоря на испанском, Хейл превращался совершенно в другого человека: он улыбался, будто вспоминая о чем-то хорошем, расслаблялся и, очевидно, становился доброжелательнее и дружелюбнее. По крайней мере не казалось, будто он вот-вот готов всадить кому-нибудь пулю в сердце. Что не могло не радовать.       Было странно видеть его таким, и почему-то из-за этого Стайлзу было стыдно. Пока он сидел у чуть ли не подпрыгивающей от натуги старой стиралки, парень не мог отделаться от странного чувства, будто одним своим присутствием в этой маленькой прачечной он уже переступал какую-то черту. Черту, которую нельзя было переступать, потому что она вела в бурелом из, вероятно, сокрушенного когда-то прошлого Дерека Хейла.       Во всяком случае Стайлзу хотелось в это верить. Иначе, пришлось бы признать, что Дерек стал таким, какой он есть, по собственной воле, а не по вине обстоятельств. Разматывая клубок этой мысли, Стайлз каждый раз приходил к выводу, что, если так, то он сам просто больной идиот, который пытается разглядеть в убийце хорошего по своей сути человека.       Все полтора часа, что стирались и сушились вещи, Дерек не проронил ни слова. Он стоял, привалившись спиной к стене, и молча листал потрепанную карманного формата книжку. Ее обложка была такой старой и, казалось, была сделана из такого тонкого картона, что Стайлз не мог различить на ней название произведения. Но что бы это ни было, Хейл был сильно ею увлечен.       Когда Стайлз натянул на себя постиранную и высушенную футболку, уже была совсем ночь. Время шло к двенадцати, но Стайлз этого почти не замечал. В ландромате минуты будто бы текли дольше — как в кроличьей норе.       Складывая одолженную у Хейла одежду в шоппер, Стайлз в сомнении смял в руках его свитер. Темная шерсть приятно, по-теплому заколола кожу. Не такой уж и плохой он был. Свитер, конечно же. Не Дерек. К Дереку у Стайлза все же были вопросы.        Стилински нахмурился и нашел Хейла взглядом. Тот стоял у приемного стола и расплачивался за стиральный порошок, мило болтая на все том же испанском с пожилой колумбийкой. Причем, купюры, которые он ей оставлял, совсем не соизмерялись с истинной ценой отсыпаннного на все вещи моющего средства. Женщина долго отказывалась, но в итоге взяла деньги, благодарно похлопала Хейла по руке и удалилась в подсобку, попросив его немного подождать. — Куда она пошла? — подходя к Хейлу ближе, вполголоса спросил Стайлз. — Миссис Лопес хочет угостить нас эмпанадами, — с каменным лицом ответил Дерек, будто ничего более обыденного произойти не могло. — Эмпанадами?! — Стайлзу показалось, что он ослышался. В который раз за этот вечер — ослышался. — Домашними, — кивнул Дерек.       Стайлз с все еще распахнутыми от удивлениями глазами тяжело вздохнул, посчитав, что удивляться уже можно и перестать. Прачечная, дерековский свитер, колумбийские пирожки — что дальше? Апокалипсис?       Миссис Лопес выплыла из подсобки, держа перед собой пластиковый контейнер, доверху наполненный слегка подрумянившейся выпечкой с виднеющимися разнообразными начинками. Эмпанады. Стайлз попытался стереть с лица ошарашенность и улыбнулся: — Грасьяс! — он произнес это нарочито громко и с заметным американским акцентом.       Дерек устало закатил глаза и произнес вновь очень чисто: — Mil gracias, señora López. Las probaremos hoy en la cena. — Espero que la cena de ustedes no se va a limitar a mis empanadas hoy noche, ¿eh? — коварно улыбнулась колумбийка и хитро подмигнула Стайлзу, украдкой показывая на Хейла.             Стайлз залился краской. Дерек побледнел, но быстро нашелся: — Por supuesto que no, señora López, tenemos también ensalada con atún y quesadilla de berenjena, — он приправил свою речь очередной приятной улыбкой — и колумбийка заливисто рассмеялась.       Стайлз просиял, потому что желудок уже с десяток раз известил о необходимости его пополнить. Дерек обаятельно подмигнул миссис Лопес и, попрощавшись, вышел на улицу. Стайлз последовал его примеру.       На улице стало тише, людей заметно поубавилось. Фонари на высоких столбах, как магические цветы на длинных стеблях, источали рассеянный белый свет. Тротуар был погружен в серую полутьму. От мокрого асфальта поднимался туман. Воздух был тяжелый, влажный, но теплый. А Хейл вновь стал мрачным и сосредоточенным. — Не думал, что ты разговариваешь на испанском, — развязно начал Стайлз, заходя вперед Хейла и преграждая ему путь.       Дерек окинул его лицо быстрым взглядом, заметил бегающие хитрые искорки у него в глазах и недовольно поджал губы. Его хмурый взгляд прожигал, как солнечный луч, направленный лупой, высушенную траву. Стайлз вдруг подумал, что если Дерек — луч, а он сам — трава, то им не хватает лупы, чтобы вспыхнуть, но Хейл прервал бурный поток его мыслей. — А почему нет? — пожал плечами он.       Стайлзу показалось, что после этого Дерек просто отодвинет его и пойдет дальше, но Хейл остался стоять на месте. Взгляд его не поменялся, но во всей этой грузной позе — Дерек чуть ссутулился, почти нависая над Стилински, — Стайлз уловил слабый намек на то, что Хейл чего-то ждет…       Это молчание и недвижимость обоих были очень хрупкими. Казалось, пролети птица, подуй ветерок — и все. Оно рассыплется, нить Ариадны порвется — и нужные вопросы никогда не будут заданы.       Стилински нервно сглотнул. В такие моменты главное — правильно начать, подобрать верные слова. Со словами в принципе у Стайлза проблем не было, а вот с верными — бывали. — Ну, не знаю… Просто ты… — Стилински неопределенно развел руками, устало вздохнул и спросил: — почему мы пришли именно сюда? Я по дороге еще как минимум два ландромата видел. И это не считая того, который у тебя на минус первом! Что это за место?       Хейл погрустнел и отвел глаза, потом нахмурился. С мгновение они стояли так, застыв каждый в своей позе. Стайлз едва дышал. Было в этом моменте что-то сокровенное, тайное и очень личное. Что-то по ту сторону бурелома.       Дерек задумчиво посмотрел на бокс с эмпанадами в руках, потом опять на Стайлза. Только глаза, цвета которых Стилински так и не мог понять, встретились с глазами цвета темного шоколада, как Стайлз побледнел — в глазах Дерека читалось сожаление. — Когда-то я жил здесь неподалеку, — наконец выдавил из себя Хейл и, обойдя Стилински, двинулся вперед — ссутулившись и понурив голову.       Кровь гулко отдавалась в ушах Стайлза. Нет. Не того от него ждал Дерек — а чего тогда?        Стилински поспешил за Хейлом: — Кто такая миссис Лопес? — вопрос звучал почти отчаянно. Шелковая нить выскальзывала из рук, и Стайлз чувствовал это. — Дерек!       Хейл остановился, обернулся и, глядя Стилински прямо в глаза, тихо, но отчетливо произнес: — Не стоило мне тебя сюда приводить.       Стайлз почувствовал, как его почти физически оттолкнули. Уши бросило в жар.       Стилински с мгновение просто смотрел на него, силясь разглядеть в его лице хоть какую-то неуверенность, сожаление о сказанном, досаду — но ничего из этого не было. Дерек был бледен — и в сероватом цвете его лица нельзя было разглядеть ровным счетом никакой эмоции.                               

***

      В гостиной было тепло, но неуютно. Стайлз ни разу за последние полтора часа не заговорил с Хейлом и, очевидно, обижался. Дерек видел это, но не спешил что-либо делать: а зачем? Так же и должно быть. Нужно держать дистанцию.       Стайлз сидел прямо на полу, у стены с плазмой, спиной к Хейлу. В руках у него был телефон, который он заряжал через слишком короткий для этого провод с помощью розетки в паре десятков сантиметров от плинтуса. Стайлз ссутулился, оперевшись локтями о сложенные в позу лотоса ноги, и уже несколько минут тупо смотрел на экран.       Палец потянулся к иконке Фейсбука, но остановился на полпути. Нужно написать Эллисон. Но что писать? «Привет! Как дела? Знаешь, тут Скотт на мотоцикле разбился…» Бред. А если: «Привет! Нужно поговорить. Давай встретимся?» Тоже не подходит — слишком долго. И наверняка опасно.       На верхней панели телефона появилось уведомление о том, что пользователь со странным ником (Стайлз ни разу не удосужился прочитать его целиком, но знал, что это один из его бывших однокашников) выложил новый твит. Стилински машинально нажал на уведомление и перешел на страницу этого пользователя.       Твит был мемом с Бенедиктом Камбербэтчем: на изображении самого актера были написаны его имя и фамилия; в последней были выделены первые три буквы, — и подписью: «Когда заходишь в мужскую раздевалку после баскетбола».       Стайлз почти взвыл. Боже, как нелепо! Он тут пытается понять, как близким рассказать о том, что Скотт при смерти, а кто-то мемы себе в Твиттере постит и…       Он мысленно запнулся.       …и живет обычную жизнь.       Стилински небрежно откинул от себя телефон на пол. Поднявшись на ноги, он кинул взгляд на Дерека, который все это время стучал ножом о доску на кухне, и едва слышно прошептав: «Ненавижу…» — вышел на балкон.       Контраст между ярко освещенной гостиной и темным балконом, возвышавшимся над горящим фонарями городом, был поразительно спокойным. Спину Стайлзу все еще освещал электрический свет комнаты, а его лицо уже было обращено к ночному мраку. На этой границе было безопасно. Всего один шаг назад — и вот ты опять в тепле и свету. А про шаг вперед он и не думал.       Нью-Йорк с четырнадцатого этажа уже не казался ему таким огромным и зловещим. Возвышаясь над невысокими домами Гарлема, Стайлз думал о том, что, вероятно, все преодолимо. Еще каких-то две недели назад Хейл казался ему чем-то настолько ужасным, что дух захватывало, бросало в дрожь и холод. Но последние сорок восемь часов помогли ему преодолеть страх и посмотреть на вещи под другим углом. И оказалось, что Дерек совсем не то, чем кажется.       Все преодолимо. Я все преодолею. И Дина, и Дерека, и кому Скотта, и самого Скотта… А себя?       С Гудзона несло прохладой. Иногда ветер доносил до его носа запах тины и бензина. Стайлз это терпеть не мог, но в тишине, которая нарушалась разве что редкими автомобильными гудками, запах не казался таким уж противным. И звуки, и запахи, и вид — все это Нью-Йорк, который раньше представлялся ему буквально раем на земле. Уж город-то приключившиеся с ним несчастья не могли изменить, верно?       Позади себя Стайлз вдруг услышал звук тихо приоткрывшейся балконной двери. На освещенную лампой из гостиной плитку балкона упала непонятная тень. Стилински даже не вздрогнул. Он остался стоять все в том же положении — облокотившись о перила локтями.       Дерек молча подошел к нему, встал рядом и протянул чашку — обычную белую чашку. От нее шел пар и налитое в нее очень приятно пахло. — На, выпей, а то замерзнешь, — негромко сказал Хейл, и Стайлзу даже показалось, что он услышал виноватые нотки в его речи.       Однако Стилински был слишком раздосадован всем происходящим, чтобы оценить этот жест. Продолжая молчать, Стайлз демонстративно отвернулся от него и начал всматриваться в ночной город. — Стайлз, — Дерек аккуратно коснулся его плеча. Сквозь тонкую ткань футболки просачивалось манящее тепло, и Хейл чуть было не отдернул от Стилински руку. Оказывается, Стайлз теплый. По-домашнему теплый. Странно это замечать, но так оно и есть. — Посмотри на меня.       Теперь Стайлз вздрогнул.       Когда раньше на его плечо при разных обстоятельствах опускалась рука Хейла, он чувствовал лишь тяжесть и боль. А сейчас казалось, будто туда положили часть громоздкого шерстяного шарфа. Стилински чуть не кинулся к Дереку в объятья. А очень хотелось — бывают такие жесты, которые к этому располагают, и этот был как раз из таких. По крайней мере для Стайлза.       Вместо этого Стилински повернул к Дереку голову и попытался посмотреть на него холодно и равнодушно, но получилось — только с горечью.       Дерек молча протянул ему кружку, и Стайлз наконец ее взял: — Что это? Чай из листьев коки? — усмехнулся Стилински, вглядываясь в полутьме в жидкость. — Нет, цейлонский, — слабо улыбнулся в ответ Дерек, убирая руку с его плеча. — Товар на тебя еще переводить…       Стайлз мгновенно посерьезнел и вновь отвернулся от него. — Я не знаю, что говорить его родным… — тихо произнес Стилински. — Наверное, я и сам не могу до конца понять… принять, наверное, да? В общем… — Стайлз так и не смог сформулировать свою мысль, поэтому скорбно замолчал. — Хочешь, я это сделаю? — осторожно спросил Дерек, украдкой пытаясь заглянуть ему в лицо. Покрытое отсветами из гостиной, оно казалось бледным, осунувшимся и виноватым. — Нет. Я не могу… — отрицательно покачал головой Стайлз и тяжело вздохнул. — Ты не понимаешь, это должен сделать я… Я должен… Боже… — Стилински провел рукой по щеке и понял, что ладонь стала влажной. Удивленно уставившись на свою руку, Стайлз вдруг понял, что плачет и даже не чувствует этого. — Дер… — он повернул голову к Хейлу.       Дерек смотрел на него обеспокоенно, но понимающе. И этим взглядом он будто бы пытался вытянуть боль Стайлза наружу — так, чтобы тот от нее избавился. Ведь он-то тут не причем. Стилински не виноват, что все так вышло. Конечно, Дереку было бы куда легче думать, что никто в этом не виноват, но в глубине души Хейл понимал, что виноват во всем как раз он. Даже не Дин. А он. — Пошли в дом, ладно? — хрипло выдавил из себя Дерек и, взяв Стайлза за плечи, ввел его обратно в квартиру, закрывая за собой дверь.       Стайлз был посажен обратно на диван. Хейл накинул ему на плечи неизменный плед и сказал пить чай, пока он закончит с ужином.       Стайлз сначала не пил. Первые минут двадцать он тупо смотрел на темную жидкость, будто та, как заколдованный котел в Гарри Поттере, могла подсказать ему какие-то ответы. Но чай ожидаемо молчал. В этом, конечно, был плюс — Стайлз не сходил с ума. Но с другой стороны, яснее происходящее не становилось.       Потом, закутавшись в плед посильнее, Стилински сделал пару глотков уже остывшего чая, отметил про себя, что тот был не так уж плох, и откинулся на диванную спинку.       Дерек стал странным. Но в нем было все больше человека. Эта мысль внезапно засела в голове Стайлза и на пару мгновений затмила все остальное.       Странно, наверное, такое замечать, подумал Стилински и неслышно хмыкнул, но так оно и есть... — Ужин готов, — позвал Дерек.       Стайлз кивнул и, придерживая плед, как плащ, прошел к столу. Дерек поставил перед ним полную тарелку и сел напротив. В желтом свете висевших над барной стойкой ламп и лампы под потолком Стилински смог разглядеть на черной керамической тарелке кучу свежих овощей с тунцом.       Стайлз удивленно усмехнулся: — Так ты не шутил про салат с тунцом… — Что? — вопросительно приподнял брови Хейл и посмотрел на него.       Стайлз вспыхнул. Лихорадочно забегав по тарелке глазами, он попытался скосить под дурачка: — Что? — Стилински ответил Хейлу взглядом, чересчур наивным, чтобы это было правдой. Мысленно Стайлз проклинал себя за эту глупость, но вместе с этим не мог отделаться от чувства тайного торжества.       Дерек побледнел (что случалось с ним всегда, когда он смущался), нахмурился, но едва мог сдержать пораженную и глупую улыбку. Отложив вилку, он пристально посмотрел на Стайлза, положив голову на сомкнутые в замок руки: — Sabes hablar español. — Э-э-э… — замялся тот и почесал затылок так, будто совсем не понимал. — Хола? — из груди вырвался нервный смешок. — Ay, por dios, no me vengas con eso. Los dos sabemos que estás mintiendo. — У Хейла азартно сверкнули глаза. — Bueno, ¿y para qué?       Стайлз откинул с себя плед так, чтобы было удобно сложить руки на груди, и, вновь вступая в эту странную игру, нахально пожал плечами: — Не знаю. Наверное, было забавно видеть тебя… — Стилински задумался, подбирая слова, а потом опрометчиво выдал: — ты забавно смущаешься. Почти мультяшно. — Мультяшно? — Дерек пораженно усмехнулся и, откинувшись на спинку стула, взялся рукой за почти полный прозрачный стакан.       Стайлз скользнул по ней взглядом — и еще больше покраснел. Она была, с его точки зрения, красивой. В ней была видна сила в выпирающих венах, ловкость в слегка грубоватых пальцах, надежность в напряженных мышцах. Такое захватывало и увлекало. И в какой-то момент Стайлзу даже показалось, что Хейл намеренно ему это показывает, потому что вид этой руки заставил Стилински представлять вещи, которые… ну, не принято представлять за столом, наверное? Конечно, если то же самое потом на этом столе не будет происходить. — Exacto... — протянул он на испанском неожиданно для себя самого. Несмотря на очевидную необычность ситуации, Стайлзу нравилось, как с каждым предложением в помещении, на его взгляд, становилось жарче. — Sabes, es verdad que nos veíamos raros ahí. ¿No tuviste miedo de que alguien iba a malinterpretar? — ¿Y cómo, según tú, podíamos ser interpretados? — равнодушно пожал плечами Дерек и вновь нагнулся к своей тарелке, делая вид, что совсем не понял вопроса. Сосредоточенно изучая глазами содержимое своей тарелки, он нацепил на вилку несколько кусочков тунца и салат и отправил в рот, а потом вновь посмотрел на Стайлза. — Думаю, всем очевидно, что мне на тебя плевать…       Стилински азартно усмехнулся и, демонстративно покосившись на плед, спросил: — Тебе не кажется, что он каждый раз становится камнем преткновения? — Ешь давай, — отмахнулся от него Хейл. — И не делай так больше, если не хочешь схлопотать… — … пулю в лоб, — закончил за него Стайлз, довольно улыбаясь. — Да. Знаю. Уже выучил. А салат, кстати, вкусный. — Стилински принялся уплетать зелень с рыбой за обе щеки, хотя раньше терпеть не мог ни тунца, ни вообще все то, что плавает. — Не знал, что ты готовишь. Я думал, ты просто закажешь пару бургеров и… — Я не ем мясо, — пожал плечами Дерек и тут же замолк, украдкой посмотрев на Стилински, будто боялся сболтнуть что-то лишнее.       Стайлз удивился и на мгновение даже перестал жевать. Проглотив, наконец, то, что уже было во рту, Стилински выразил свои эмоции в пораженном: — Да ладно! Серьезно? Я думал, ты прям гуру стейков… — он осекся. Прозвучало уж слишком странно, — просто выглядишь так… — он хотел сказать «маскулинно», но в его понимании это слово граничило с «сексуально», поэтому вновь пришлось выкручиваться: — как мясник! — Как мясник? — эхом повторил Дерек, смеривая его насмешливым взглядом. — Рубить мясо и есть его — есть разница, разве нет?       Стайлз покраснел (в этот раз уже, оттого что сморозил явную чушь) и скучающе закатил глаза: — Ты действительно хочешь поговорить об этом? — Можем помолчать, — пожал плечами Дерек.       Стилински выдохнул, расслабился и, вернувшись вниманием к салату, пробормотал: — А знаешь, я начинаю к этому привыкать… — Тем лучше, — ответил Хейл и незаметно ухмыльнулся, давя улыбку напускной холодностью. Немного помолчав, Дерек едва слышно проговорил: — возможно, и стоило… — Что? — не понял Стайлз.       Хейл поднял на него насмешливый взгляд и невинно вернул ему вопрос: — Что?