Человек Кембриджский (Homo Cantabrigiensis)

С утра Уэйн поднялся с постели в абсолютно подавленном и мрачном расположении духа, всецело погруженный в мысли об исчезновении Минотауроса из чата. Первое, что Уэйн сделал, едва разлепив глаза, естественно, открыл сообщения, но там по-прежнему болталось лишь его сиротское пожелание спокойной ночи вместе с робким, едва слышным намеком на продолжение общения. Ведь он же вернется? Ведь он же не бросит его из-за какой-то сущей ерунды? Ведь не может же человек просто так, не сказав ни слова, в разгар игры после трех недель бурного онлайн-романа просто взять и испариться? Возникла даже мысль, что у Минотауроса что-то случилось прямо посреди их разговора, но Уэйн не мог поверить, что такое мелодраматическое совпадение может быть в реальности. Бандиты, что ли, напали на его дом? Или пожар? Сердечный приступ у кота? Нет, так не бывает. Он просто тупо слился, гад! Уэйн не позавтракал, на автопилоте покидал в рюкзак тетради со сделанными кое-как домашними заданиями, поскольку об учебе почти месяц он думать не мог в принципе, и поперся в школу. Единственное, что радовало: Минотаурос был не из Святого Бернара. Уэйн даже не знал, где он живет, тот говорил, что где-то неподалеку от Стивениджа, и до вчерашнего вечера Уэйну от этого становилось тепло и уютно на душе. Милый друг присутствовал не только в чате, но и где-то рядом – настоящий, теплый, мускулистый. И когда-нибудь они непременно должны были встретиться. Минотаурос обещал, что скоро все организует. Просто надо потерпеть и проверить столь специфические отношения на прочность, мол, они занимаются достаточно стремными вещами, и если что-то пойдет не так, когда они раскроют друг другу свои личные данные, то у каждого будет слишком много компромата. Уэйн понял его опасения и согласился, довод казался разумным. А вдруг между ними уже что-то пошло не так и… Нет, не может быть! С чего? Ведь не произошло ровным счетом ничего действительно обидного для Минотауроса. В противоположность Минотауросу, Уэйн имел полное право злиться и обижаться. Всю дорогу до школы туча злых, пессимистических, самоедских и мстительных мыслей жужжала в голове Уэйна роем разноцветных мух – всех, как одна, навозных. Хватит с него, он не будет выходить на контакт, пока Минотаурос не проглотит свою дурацкую претензию и не напишет сам. Что Уэйн, собственно, такого сделал, чтобы Минотаурос вспылил? Разве он сказал, что-то оскорбительное? Тупое? Да с каких пор за заботу о партнере мордуют, словно за какое-то лоховство? Доминант ему нужен более доминантный? То говорил, что нравится неопытность Уэйна, его неиспорченность, поиски себя, заливал, будто готов выслушать и подсказать. Может, у него сквик какой-то на эту тему, он перебесится и вернется? Он даже не дал возможности проявить себя в роли доминанта, исчез из чата, и поминай, как звали! У Уэйна едва наклюнулись идеи, чтобы обыграть ситуацию, он почти придумал, как покрасивее описать свои манипуляции с пленником. О! Он бы всякое разное его заставил делать – но постепенно. Зачем сразу «засаживать по самые гланды»? Разве не эротичнее насладиться его страхом, его мольбами, его надеждой на спасение? Поиграть, как кошка с мышкой, растянуть удовольствие, долго сдерживать свое желание, манипулировать желанием пленника… Вообще, самое классное было бы добиться привязанности и сделать так, чтобы пленник не хотел и в то же время жаждал секса со своим мучителем. Чтобы ему было каждый раз до боли стыдно за свой оргазм… Может, Минотаурос не такой уж и искушенный во всех этих штуках? После его слов про интернет кажется, что он не так серьезно воспринимает игру, как следовало бы, как она того заслуживает. И вообще, может быть, он горазд только красиво трындеть, а в реале ничего не умеет? Как говориться, пиздеть – не мешки ворочать, в данном случае – члены. С какого он, увидев пару предложений решил, будто Уэйн вообще ни на что не годен? Разве так не бывает: в процессе, занимаясь любимым делом, у человека появляется уверенность, твердая рука, кураж? В подобных размышлениях Уэйн добрел до Святого Бернара, пересек нечто вроде атриума, где три вспомогательных здания школы подковой примыкали к основному корпусу и образовывали по сторонам грубую, мрачную бетонную колоннаду. Он без желания поднялся по парадной лестнице, вмешался в толпу студентов средней и старшей школы, влился с юной человеческой массой в просторные холлы и коридоры школы. Первое нехорошее предчувствие просвистело, как шальная пуля, около шкафчиков, когда Уэйн доставал учебники. Ему и раньше часто казалось, будто на него смотрят всей компанией и друг другу подхихикивают, он уже привык к этому паранойяльному заскоку, хотя все равно расстраивался и злился каждый раз, замечая на себе взгляды. Ну, не такой уж он и жирный, в конце концов, точно не фрик, есть придурки гораздо толще его. Ввиду этого вполне здравого взгляда на вещи, всякий раз, когда Уэйну казалось, будто над ним ржут, он повторял себе, что ему кажется. Люди просто стоят со смартфонами, смотрят видео про котиков, а когда Уэйн на них смотрит с угрюмой подозрительностью, они это замечают и возвращают ему недовольный взгляд. Словом, он сам виноват, что создает повод на него зыркать. Все это – лишь у него в голове, между ушами. Загрузив учебники, он подошел в холле к главному электронному табло, наподобие вокзального, чтобы еще раз сверить расписание и кабинеты. Первым уроком, как заведено по четвергам, значилось Гражданское Воспитание, Великое и Ужасное. К счастью, подумалось Уэйну, можно будет втихаря повтыкать в планшет, притворяясь, будто ищет информацию. А сегодняшние докладчики пускай себе танцуют свою презентацию по мини-исследованию. Кто там выступает? О чем? Да, пофиг, собственно…У Уэйна свое дурацкое задание, он должен был написать доклад по домашнему насилию и в дизайне исследования наобещал учителю с три короба, мол проведет интервью аж у пяти жертв. В результате, у него имелась на примете одна единственная девка классом младше, и то ее еще нужно было обхаживать и умасливать, чтобы согласилась на звукозапись интервью. Так вот, она заливала, будто целыми днями дерется с братом и ей это охренеть, как нравится. Совсем не вписывался такой вид семейной гармонии в теоретическую часть, но Уэйн надеялся, что в ближайший месяц как-нибудь выкрутится. Главное, что сейчас хочется отвлечься и ни о чем не думать, чтобы никто не приставал, чтобы господин Нокс не запихал участвовать в каком-нибудь групповом обсуждении – как же Уэйн ненавидит эти групповые обсуждения. Хуже них – только разыгрывать сценки по испанскому. Уэйна вечно задвигали на задний план при обсуждении, а потом ставили плохие оценки за неактивность. Да он и сам чувствовал, что ему особенно нечего сказать… прямо как вчера с Минотауросом. А иногда бывает еще хуже: внутри все кипит, бурлит, мысли, кажется, должны сформироваться во фразы, умные интересные мнения, но на выходе оказываются только односложные, скучные потуги. Голый пшик. Взбежав по лестнице, он нашел свой класс и сел, как обычно, возле окна за партой третьего ряда. Он так любил: перед преподавателем сидеть совершенно неохота, на самой задней парте – положение какого-то стремного лузера, на которого обращают внимание в первую очередь, стоит ему ковырнуть пальцем в носу, зато посередине – самое подходящее место. Через минут пять спокойствия в класс повалили ученики, разразился обычный утренний гвалт, который всегда заставлял Уэйна чувствовать себя особенно одиноко. Странная вещь: ему совершенно не хотелось разговаривать с кем-то из одноклассников, однако тоска по обществу одолевала. Последние три недели, с тех пор как познакомился с Минотауросом, Уэйн знал, что вечером за компьютером его будет ждать, по меньшей мере, новое возбуждающее приключение. Он с трудом досиживал до конца занятий и летел домой словно на крыльях. А еще он сделал в школьном туалете свой самый первый дикпик. Как это было волнительно – совершить нечто подобное именно в школьном туалете. Уэйн в тот момент осознал, что отныне у него имеется глубоко личная ТАЙНА. Свой секретный ПОРОК. У всех популярных учеников были, прежде всего, пленительные пороки, которые притягивали к ним людей, возбуждали всеобщий интерес – уважительный, что важно. Кто-то из школьных «звезд» пробовал наркотики, кто-то пожиже просто курил и пил джин. Касательно самых крутых, про них ходили истории ярких сексуальных приключений и романтических побед. Уэйн теперь обзавелся чем-то таким, чего не было у лохов из когорты наиболее жалких лузеров. Он открыл, что мечтает об извращенном сексе и, кажется, влюблен в парня. Который вчера, не попрощавшись, исчез из чата по какому-то мизерному поводу… И опять взгляды. Что они сегодня как сговорились? Не дают посидеть спокойно. Вот появилась «Великолепная Четверка»: Джастин, Энди, Сибилла и Латифа. Они называли себя «The Fab Four», но даже слыхом не слыхивали, кто такие «Битлз». Все четверо – не живые люди, а чертовы иллюстрации для молодежных журналов, словно не реальные друзья, а подобраны кастинг-директором для комедийного сериала про популярных заводил в колледже. Вообще-то Уэйну нравились такие сериалы, от них мозги отключались так же хорошо, как от большой пачки шоколадного драже. Но, представляя, что приходит домой после очередной мелкой пакости в школе и снова видит эти рожи в телевизоре, Уэйн даже неприязненно передернул плечами. Четверка должна была вызывать у него тайную зависть и желание быть похожим, особенно Джастин и Энди, но у Уэйна все четверо с их яркими нарядами, пышными волосами – у Сибиллы соломенными, у Латифы черными, как уголь – побрякушками и вульгарным автозагаром вызывали лишь презрение. Конечно, все четверо значились ведущими игроками в женской и мужской команде по футболу, конечно же, прекрасно сложены, ловки, быстры в движениях и ядовитых словах, далеко не тупые, на отличном счету у учителей. Но какие они поверхностные! До чего легковесные, мелкие людишки! У них не было ничего своего, как считал Уэйн, лишь конъюнктурные интересы, модные увлечения, на волне которых им удавалось все время сохранять популярность и привлекать к себе коллектив. Говорили, что их уважают за крутейшие вечеринки. Уэйн не понимал концепта «крутейшей» вечеринки, особенно дома у каких-то школьников. У них что, выступали звезды рока? Быть может, на их вечеринках блевали на ковер леденцами и бабочками? Уэйну представлялось, что потусившие у «Великолепной Четверки» внушали себе, что принадлежат к особому, эксклюзивному сообществу, хлебнули, так сказать, их уникальной радиации. Уэйна все это подражание знаменитостям оставляло холодным и равнодушным, никчемные, глупые люди были эти «популярные ребята». Четверка разложила свои рюкзаки и сумочки на традиционных местах – их никто не смел занимать – и ломанулись прямиком к господину Ноксу, Джастин принялся что-то скачивать, открывать на классном компьютере, включили старенький проектор. Девицы стояли, повернувшись к классу полубоком, явно демонстрируя свои платья-футляры под деловыми жакетами, надетыми для презентации. Господин Нокс будет снимать видео, экая уникальная возможность покрутить жопами перед камерой. Наконец, на большом экране появилась заставка, Уэйн мельком без интереса взглянул – что-то про кибербезопасность. Господин Нокс ушел в конец класса, устроился рядом с камерой на штативе и, как всегда, своим резким, властным голосом потребовал тишины. Ну, ок, Уэйн все равно не галдит. Главное, чтобы учитель не вздумал какое-нибудь задание дать, чтобы заставить всех слушать, хотя этих четверых почему-то и так слушают с небывалым интересом. Вот, что значит, раздутая популярность. В классе, тем временем, чувствовалась таинственная наэлектризованность. Уэйну по совершенно непонятной, невыразимой причине опять параноидально чудилось, будто он является притягивающим центром для этой наэлектризованности, но сего не могло быть по… да по определению не могло быть! Что за ерунда? Может, у него что-то не так с одеждой? Он себя украдкой ощупал на предмет приклеенных записок, потом, открыв камеру на телефоне в режиме селфи взглянул на лицо и прическу. Ничего особенного. Все та же жирная физиономия, которая, видимо, резко надоела Минотауросу. Больно ранили вчерашние его слова про «мямлю», как будто шел по теплому мелководью, по мелкому песочку и наступил на стекляшку от разбитой бутылки. Девки начали свою никому не нужную, но отчего-то вызвавшую напряженное внимание презентацию, сверкая непомерно бодрыми, искрящимися от энтузиазма глазами. Они делали преувеличенно и неумело риторические жесты, которым научились в клубе дебатов, вставляли какие-то мемчики на слайды, некоторые одноклассники одобрительно ржали, господин Нокс расплылся в одобрительной улыбке. Кибербезопасность то… кибербезопасность се… бла-бла-бла… психология киберповдения… по статистике столько-то человек из десяти добровольно вступают в сомнительные контакты в сети… особенно этому подвержены юные пользователи… ищут спасения от проблем внешнего мира в киберпространстве… легче удается открыться перед незнакомцем… Кейс стади, который подготовила группа… В течение трех недель они вели переписку в сети от имени вымышленного лица с испытуемым… его личность раскрывать не могут, анализ диалогов в чате показал следующее… Уэйн, чуть-чуть заинтересовавшись, оторвался от телефона и поднял глаза на экран. И земля разверзлась у него под ногами, и выглянули из пролома глаза сатаны с горящей пастью, готовой проглотить его вместе с рюкзаком и телефоном. Поток лавы хлынул на него с потолка и немедля испепелил его тело. Через пару секунд Уэйн, неким чудом воскрешенный, вернулся к жизни, но это был уже другой мальчик. Иллюстрации к исследованию. Скриншоты с заблюренным лицом и прекрасно узнаваемыми телесами Уэйна – сколько раз он видел их в зеркале ванной, с внутренней дрожью взгромождаясь на весы. Легкая пауза, четверо делают в него первый садистический выстрел глазами и продолжают, как ни в чем не бывало распинаться дальше. Бла-бла-бла… испытуемый оказался готов делиться своими откровенными фотографиями и снимать на камеру несколько эротических танцев, чтобы послать их совершенно незнакомому человеку… Добиться доверительности удалось с помощью технологии «deep-fake»… ИИ сгенерировал черты лица, наложил их на мимику в режиме он-лайн… Джастин сыграл роль романтического и невероятно привлекательного юноши под ником Минотаурос… У Уэйна закружилась голова. Он либо сейчас упадет на пол от слабости, потому что воспламенившийся мозг кипел в черепной коробке, не находя выхода из ситуации… либо он лишится рассудка совсем, перманентно, навечно. Новый выстрел четырех пар жестоких и язвительных глаз – оценивают реакцию, чуть-чуть улыбаются. На экране скриншоты переписки. Там члены, там дырочки, там просьбы «Леденца» прикоснуться к его яичкам и быть нежным с девственником, там описания любимого фантастического образа – лесного сатира, полузверя, получеловека, с «мягкой кудрявой шерсткой пониже попки»; там сцены сексуально-телесных наказаний, там… да черт знает, что там еще было. Не далее, как день назад Уэйн возвращался к переписке, дабы повторно насладиться и помастурбировать, а теперь, на большом экране с замазанными неприличными словами, прочтенные всем классом, его сообщения казались верхом пошлости, дном глупости, беспросветной бездной детской извращенности. Примерно, как если бы мама застала девятилетнего ребенка, науськивающим домашнего пса лизать ему трусы… примерно, как эротический дневник, попавший в руки главных булли класса… Уэйн совсем сошел с ума: это же и был эротический дневник, который под видом социологического исследования дали почитать всему классу… всей школе! Уэйн – выдавая себя с потрохами – со звериной затравленностью и мукой на лице обернулся на господина Нокса, без надежды ища что-то на дне его колючих глаз, но там, увы, было пусто и холодно, как у всех преподавателей Гражданского Воспитания. Четверка была его любимчиками, он с профессиональным интересом слушал доклад о социальном эксперименте. Главное условие, анонимность, они формально соблюли, и не делали ничего противозаконного, их дизайн был не страшнее «Третьей волны» или знаменитого Лидского эксперимента. Только Уэйн видел, что весь класс прекрасно знает, кто был Lollipop666 в этой сальной… да что там сальной! откровенно порнографической переписке. Уэйн казался сам себе настолько отвратителен, насколько, мог вызывать у себя брезгливость прокаженный в запущенной стадии болезни, когда отваливаются нос и пальцы. Он почувствовал исходящий от себя запах пота, грязного белья, прокисшей спермы, члена, только что вынутого из непрочищенной задницы, который теперь суют в рот. Его насиловали всей тюремной камерой. – Основной вывод проделанного нами исследования, – объявила Латифа, сверкая белыми зубами и розовыми деснами, которые горели на фоне неразбавленно-темной, красивой и гладкой африканской кожи. Рядом, белая, как моль, Сибилла лыбилась, смотря в упор на Уэйна, – Я б сказала, в группе риска, на наш взгляд, оказывается определенный типаж пользователя. Мы потестили работу основных трюков педофила в сети, и наш субъект продемонстрировал отзывчивость и даже, я б сказала, падкость на примитивные комбинации. Чем проще, тем лучше, я б сказала. Составленный нами профиль выглядит примерно так: тинэйджер в возрасте от двенадцати до восемнадцати лет, часто из неблагополучной семьи, но это вовсе необязательно, достаточно того, чтобы он чувствовал себя… ну, как бы… ну типа непонятым обществом. Не умеет строить отношения с людьми, потому что имеет кучу комплексов и борется с ними, просто избегая некомфортных ситуаций, считает себя непривлекательным для противоположного… ну или для своего пола. В нашем случае субъект имеет проблемы с весом и 15% эфирного времени, согласно нашим подсчетам, посвятил разговорам об этой проблеме. Значит так… трудности в установлении контакта, отсутствие друзей и увлечений, и все это на фоне непропорционально развитого либидо. В том смысле, я б сказала, что социально приемлемыми способами подросток не может удовлетворить свои желания либо по возрасту, либо из-за… как это называется… социальной… социальной… – Дезадаптации, дура…– шепнула Сибилла. – Ну, я б так и сказала, – огрызнулась Латифа. – Сибилла теперь расскажет о трюках, которые удачно сработали в эксперименте и о которых все должны знать, начиная общение в приватных чатах. – Первое, кибер-извращенец будет устанавливать доверие, как мы сделали, посредством активного слушания, демонстрации интереса к личности подростка, который чувствует, что больше не интересен никому. Внимание – это ценный ресурс и мощный наркотик. Извращенец будет собирать информацию и, исходя из нее, создавать собственный образ. В нашем случае, субъект оказался очень заточен на внешнюю привлекательность и спортивность, видимо, по контрасту с собой, поэтому наш Минотаурос… привет Джастину! – ублюдок театрально поклонился, – в общем, мы его сделали по принципу… ну, что-то типа Альтер Эго субъекта. Этот образ ему очень зашел. Далее извращенец будет создавать островок безопасности, будет намекать на то, как сам, типа, одинок и как долго искал такого, как субъект, начнет поддерживать его интересы, всячески подыгрывать, так, чтобы создать иллюзию, будто он понимает боль нашего тинэйджера, прошел через то же самое и верит в него. Он будет до поры до времени заменять субъекту тот ресурс, который он не находит в себе. В нашем случае один из примеров, это то, что субъект с откровенно ужасным качеством тела и малоинтересный в плане социальной жизни (компьютерные игры, собаки, аквариумы и порно) поверил, что типа может заинтересовать такого красавца, как наш искусственный Минотаурос. Короче, самая главная черта в группе риска, которую показывает наш кейс, это крайняя нужда в эмоциональных ресурсах: необходимость принадлежать, чувствовать свою важность, привлекать к себе внимание, получать любовь и похвалу. Кибер-извращенец быстро раскусит такие неудовлетворенные нужды у подростка и воспользуется ими самым грязным образом. Спасибо за внимание, если у вас есть какие-то вопросы, мы с удовольствием на них ответим… Рука Уэйна взмыла в воздух, но он смотрел на господина Нокса, а не на докладчиков. – У тебя вопрос, Уэйн? – Можно в туалет? – выпалил Уэйн. Одноклассники захрюкали. – Мне нехорошо… можно я пойду к медсестре? Нокс, очевидно, увидел на его лице что-то такое, что заставило бескомпромиссного учителя Гражданского Воспитания кивнуть без уточнений и вопросов.