Этот мир принадлежит тебе

I.

      В тот день, когда Синдзи по обыкновению остался в квартире Мисато, к ней нагрянул посетитель.       Из-за приоткрытой двери послышался знакомый голос молодой девушки. Не желая прерывать своих приходом беседу, которая, судя по обрывкам фраз, казалось, шла о чём-то важном, он решил задержаться лестничной клетке и, сам того не замечая, принялся непроизвольно подслушивать. — Пожалуйста, Кацураги-сан, вы должны ей помочь!       Прихожая сразу за дверью вела в гостиную, где на низком столике были разложены две подушки. На одной из них восседала Мисато, скрестив ноги и подперев подбородок костяшками пальцев; на другой напротив неё сидела девушка, низко склонившись лбом, в связи с этим чуть ли не касалась им полированной поверхности стола.       Мисато, явно испытавшая почувствовав себя неловко по причине делового тона обращения гостьи, напугалась и разразилась примирительными жестами в попытках объяснить девушка, что всё в порядке и что она могла остаться при себе. — Разумеется, помогу, чем смогу! — объявила она. — В конце концов, я до сих пор её опекаю, сама знаешь!       При этих словах, молодая девушка наконец подняла голову, а пряди каштановых волос слегка рассыпались по веснушчатой щеке. Синдзи тут же узнал её. Это же Хикари. — Безмерно благодарна тебе. Я б с радостью позволила ей пожить у себя, но она упрямится; хотя я не один раз говорила ей, что всё будет нормально, но она настаивает, будто ей надо куда-то отправиться, но куда — одному Богу известно, и я знаю, что это по-любому из-за желания не навязываться… — улыбнулась она с облегчением.       Пока она говорила, на лице Хикари проявилась то ли печаль, то ли задумчивость. — Как её подруга, я не могу вот так просто взять и оставить её на произвол судьбы…       Будучи больше не в силах унять любопытство, Синдзи подгадал нужный момент и вошёл. — Доброе утро, — сказал он, разуваясь на входном коврике.       Женщины прервали беседу. Мисато заметила его и, сияя, взмахнула руками. — Синдзи! Совсем уж про тебя забыла… Ага, ты проходи, проходи.       Хикари, которая видимо собралась уходить, тоже одарила его скромной улыбкой. — Ну здравствуй, Синдзи, — сказала она. — Сколько лет, сколько зим… — Хикари! — откликнулся Синдзи с запоздалым удивлением, на которое только был способен, в то же время отягощённый внезапным чувством неловкости. — Что ты здесь делаешь? Я так давно тебя не видел… — С выпускного, да? — Хикари заправила прядь за ухо.       Синдзи не мог не заметить, на сколько похорошела она, особенно в области больших карих глаз, сверкавших в утреннем свете. Её фирменные косички исчезли, а им на смену пришла одна-единственная коса, перекинутая через плечо. И он не припомнил, чтоб она когда-то пользовалась косметикой. — Я просто зашла попросить Кацураги-сан об одолжении. Но спустя столько времени я рада видеть и тебя — знаешь, от тебя трудно получить весточку… — А, ну, я тогда был обременён учёбой… — ответил Синдзи, противясь касаться затылка. — Ты что, уже уходишь?       Хикари кивнула и, выпрямившись, разгладила перед юбки. — Мне только в радость остаться и поболтать, но сегодня отец позвал меня к себе в магазин, — сказала она. — Но мы обязательно наверстаем упущенное! А вообще, вот моя электронная почта…       Из своей сумочки Хикари вынула розовый раскладной телефон, с которого на цепочке из разноцветных бусин свисал маленький плюшевый персонаж-талисман в форме пингвина. Когда они соединили телефоны, звуковой сигнал оповестил, что дозвон прошёл успешно, затем они попрощались, а Хикари ушла. После чего Синдзи устроился на подушке, которую она занимала до него, всё ещё осмысливая значение этой неожиданной встречи и глядя в открытый дверной проём, залитый дневным светом, который становился все ярче, куда та вошла и исчезла. — Милашка, — спустя некоторое время сказала Мисато с озорной усмешкой. — Как же так получилось, что у между вами ничего не было?       Синдзи только и оставалось, что удивлённо уставиться на неё в ответ. — Не затруднит ли тебя рассказать, что всё это значит?       Вечный позитив будто ветром сдуло с лица Мисато. Она просто вздохнула, встала из-за стола и пошла к холодильнику за пивом. Только открыв банку «Эбису» и сделав приличный глоток, женщина соизволила ответить. — Это Аска. Очевидно, она вернулась в Японию.

II.

      Прошло шесть лет, как Третий Удар опустошил Землю. В мгновение ока миллиарды душ дрогнули и испарились в бесформенности.       Можно ли что-нибудь сделать, чтобы «смириться» бедствие такого беспрецедентного масштаба или вписать его в обычный ход истории? В конце концов, может оказаться, что единственный способ двигаться вперед — это сосредоточить свою энергию на том, что еще предстоит сделать в настоящем, позволив прошлому остаться в прошлом, пройти мимо него торжественно и без лишних слов.       Именно такой подход предпочитали те, кто, подобно Синдзи, вернулся к жизни после того, что по праву можно назвать апокалипсисом. Оплакивать прошлое стало роскошью для тех, кто изо всех сил старался пережить настоящее, не мог себе позволить. Синдзи живо вспомнил лица школьниц, пребывавших среди каких-то развалин и греющихся у костра в бочке, их румяные щеки, их ленты, их чёрную форму и их смех, который звучал так же ясно и беззаботно, как звон колокольчиков на ветру.       День за днём восстанавливали Японию. Как ни в чём не бывало они смогли вернуться к новой нормальной жизни, и в конце концов она вновь обрела темп, что был до Третьего Удара. Даже море вернуло себе прежнюю синеву — хотя, если встать на пляже ясным утром и посмотреть вдаль, по-прежнему можно различить слабое изменение цвета, которое не совсем соответствовало оранжевому восхода солнца…       Синдзи Икари, ставшему Синдзи Аянами, тогда было двадцать лет. В соответствии с духом эпохи он оставил своё прошлое позади, не испытывая сожалений и не переживая тёплых воспоминаний. Для него прошлое было подобно звенящей пустоте, в которую бесконечно утекал поток времени, унося с собой всё, что было ему дорого, в конечном счёте даже самого себя.       Молодой человек всегда, сколько себя помнил, на дух не переносил разговоры взрослых, особенно представителей поколения Мисато, которые с их постоянным мотивом «А ты помнишь, когда…?» всегда казались ему преждевременно состарившимися. Больше всего он ненавидел ностальгию.       Всё, что имело значение, единственное, что играло хоть какую-то роль, — это состояние «ныне», сияющее настоящее. Только с помощью настоящего момента можно создать мир, в котором стоит жить. И даже несмотря на то, что будущее человека по итогу кануло бы в безвозвратную тьму, этот мир казался устойчивее, нежели прежний.       Университет Токио-2. Тогда самый престижный вуз Японии. Синдзи стал одним из немногих студентов по всей стране, успешно сдавших вступительные экзамены ещё до окончания старшей школы. Хотя изначально он стремился поступить на факультет естественных наук, Синдзи не унаследовал блестящего таланта своей матери к физике, но осуществил правильное решение, выбрав правовой институт. Так или иначе, важно то, что скоро он сможет обеспечивать себя и Мисато.       Тот факт, что стеснительный и неуверенный в себе ребёнок, некогда пилотировавший «Евангелиона», вырос в такого ответственного и целеустремлённого молодчика, изумил всех, кто его знал, и стал предметом гордости Мисато в частности, хотя она достаточно хорошо понимала, что вряд ли в этом её заслуга. Она вспоминала, как Синдзи каждый день после уроков тащился в школу на внеклассные занятия, хотя она сама уговаривала его никуда не ходить.       На самом деле, чем больше Синдзи осваивался в новой жизни студента юридического факультета, тем больше его прежняя жизнь в качестве модуля «Евы-01» казалась ему сном. Убедив себя, что преодолел прошлое, он мог вспоминать прежнюю жизнь без эмоций и даже с некоторым легким весельем, точно так же, как человек вспоминает кошмарный сон, от которого очнулся и осознал нереальность произошедшего. Именно на этом фоне Синдзи воспринял новость о возвращении Аски.

III.

      Даже после того, как Мисато поведала ему полную историю, Синдзи продолжал молчать. Он был не в силах что-либо сказать. Даже лицо поскупилось на эмоции. Черты его неестественно застыли, превратившись в подобие маски.       Аска находилась в Японии уже порядка двух недель к ряду. Якобы она была вовлечена в какую-то ссору со своим научным руководителем в Мюнхене; говорили, что она «съехала с катушек» и напала на него, а затем добровольно выбыла из программы. У неё больше не было семьи в Германии, по крайней мере, после смерти отца, но оставалось неясным, почему она решила приехать в Японию. — Думаю, она понимала, что ей некуда деваться… — вслух рассуждала Мисато, стараясь убить тишину. — Но, честно говоря, немного досадно, что она не догадалась связаться со мной сразу.       Сначала она жила у каких-то американских школьных подруг в Нагое, но вскоре они её выгнали; после чего она села на поезд до Токио-2 и появилась на пороге дома Хикари, промокшая до нитки и без йены в кармане, кроме зубной щетки и спортивной сумки с одеждой. Там всю прошлую неделю она пробыла у неё, но сейчас снова изъявила желание отправиться куда-то. Хикари не узнавала её нынешнюю. — Сказать по правде… Боюсь я, что она совершит что-нибудь опрометчивое, — добавила она приглушённым голосом. — Она явна подавлена. Никогда не видела её такой раньше.       Так Хикари попросила Мисато дать ей кров. Аска была слишком горда, чтобы обратиться к Мисато по собственной воле, но если б та прибегла к своим опекунским полномочиям… — Что ж, — сказал Синдзи, — ей девятнадцать лет, а в Японии она не достигла совершеннолетия. Ну а у тебя есть вполне законные полномочия опекуна, чтобы она жила под твоим надзором… — Вот то, на что я и надеюсь. — Тогда, я полагаю, ты отдашь ей мою старую комнату.       Мисато кивнула, листая телефонную книгу: — Ты же не против, верно?       То, что когда-то было спальней Аски, давным-давно было переоборудовано в кабинет Синдзи, где стояли стопки его книг, а также письменный стол. Он приходил воспользоваться им всякий раз, когда тонкие стены его комнаты в общежитии мешали ему заниматься, а случалось это довольно частенько. — Против? С чего мне против быть? Я согласен, — сказал он.       Теперь настала очередь Мисато молчать. На мгновение она открыла рот, как будто хотела что-то сказать, но быстро передумала. — В любом случае, — продолжал Синдзи, — всё это дело со мной никак не связано. С этими словами он прошёл на кухню, где снял фартук с крючка, завязал его за спиной, а затем достал из холодильника упаковку яиц. — Надеюсь, ты проголодалась, — проговорил он, — потому что самое время приготовить нам завтрак на славу по собственной прихоти. Как насчёт яиц Бенедикт?

IV.

      Приготовление пищи было чем-то, что он мог делать на автопилоте, а внимание к деталям и необходимая суета, когда он пытался передать более тонкие ароматы бульона или приготовить идеальные яйца пашот, означали полную поглощённость процессом. Синдзи находил это продуктивным и расслабляющим способом скоротать время всякий раз, когда негативные эмоции угрожали захлестнуть его с головой.       Однако сегодня все было по-другому. Как ни старался он сосредоточиться на своей задаче, ничего путного не выходило, а его мысли снова и снова уносят его разум в воспоминания о прошлом и об Аске.       Он поднял яйцо, хрупкая скорлупа которого которого треснула и расползлась. В нынешние дни яйца стали легкодоступными, но в первые годы после Третьего Удара выдача этого продукта строго нормировались. Один короб в месяц на семью — таков был паёк по продовольственному регламенту.       Синдзи помнил, как они с Аской ходили порознь на пищевой склад, притворяясь беспризорниками и зачастую пользуясь нелепыми вымышленными именами, а также придумывая абсурдные слезливые истории, чтобы вызвать сочувствие распорядителя припасами. Позже, возвращаясь домой с охапками своих обманно нажитых денег, они смеялись друг над другом и состязались, кому сойдёт с рук самая возмутительная ложь. Конечно, у Аски это получалось намного лучше, чем у него.       Возвращаясь к настоящему, он вздохнул, разбил яйцо о край миски и принялся взбивать.

V.

      Прошло больше сорока минут, прежде чем он смог поставить на обеденный стол две тарелки с восхитительно выглядящими блестящими яйцами пашот и яйцами Бенедикт, приправленными голландским соусом, свежим лососем и маслянистой вяленой зеленью. А также френч-пресс, полный душистым кофе, которого он наливал в большую кружку с крупной надписью «СОВРЕМЕННОЕ ПРАВО: КЛАСС 2024 ГОДА». Кроме того, он открыл банку сардин и выложил их на четвертушку тарелки. Они, конечно, предназначались для Пен–Пена, которая только что проснулся и пропустил утренние события. — Воскресенье, значит, день безделья? — вопросил Синдзи, аккуратно посыпая яйца последним гарниром из нарезанного зеленого лука. — Кря-я-як… — был ему ответ от всё ещё дремлющего пингвина. — Даже не начинай.        Синдзи оглядел стол, убедившись, что все приготовления завершены. Он расстелил свежую белую скатерть, на которую четырьмя равными прямоугольниками падал из окна солнечный свет. От свежеподаного со сковородки завтрака исходил горячий пар. В изящной керамической вазе посередине стола стояло несколько стебельков сирени, принесённых накануне. От них исходил освежающий летний аромат. Кроме того, из возвышающегося на подоконнике радиоприёмника, настроенного на частоту радиоканала «Тодай-2», доносился напевный голос Таэко Онуки:

Этот город бессонных ночей,

В этом потоке журчащего света,

На улицах давно цветёт сирень,

А сердце трепещет в поисках лета…

       Все было идеально. Осмотревшись с немалым чувством самодостоинства, Синдзи обнаружил, что его настроение улучшилось. «В другой жизни я мог бы стать успешным ресторатором», — подумал он. — Мисато! — позвал он, усаживаясь за стол. — Завтрак готов!        Правда для него этот завтрак скорее являлся обедом. Ведь на часах пробило больше одиннадцати. Всё время, пока он готовил, Мисато висела на проводе, то и дела кому-то звоня. Вскоре она положила трубку и с торжествующим видом присоединилась к Синдзи и Пен–Пену за столом. — Отличные новости! — радостно изрекла Мисато. — Мне удалось найти Аску. Она в пансионе в центре города. Оказывается, местная начальница — моя подруга, поэтому я попросила её подержать Аску там, пока за ней не заеду. — Здорово, — ответил Синдзи и принялся за еду. Только сейчас он понял, насколько проголодался.        Наконец Мисато удостоила вниманием роскошные блюда, приготовленные им. — Чудесно! — вымолвила она. — Каков размах! Ну побаловал, так побаловал, Синдзи! Когда станешь успешным юристом и съедешь отсюда, на кого оставишь нас с Пен–Пеном?.. — Съеду? — переспросил Синдзи, отрезая кусочек лосося. — Даже если так, то только с тобой. Ну мы же семья, как ни крути…        Мисато сдержанно рассмеялась. В ее больших карих глазах отразился свет. Внешне Мисато очень мало изменилась с тех пор, как Синдзи знал её; тёмные волосы женщины остались такими же блестящими, с завесой чёлки, обрамлявшей её грубо треугольное лицо и маленький подбородок — только теперь она носила их в виде каре длиной до шеи, которое, по ее мнению, было более достойным. Это сочетание с серьгами из искусственного жемчуга и сумочками, которые она в последнее время стала носить с собой, придавало ей вид домашней утонченности, которую она намеревалась культивировать.        И всё же, как бы Мисато ни старалась отыгрывать старую деву, в свои тридцать пять она всё ещё выглядела очень молодо, и ни эти дамские побрякушки, ни чувство моды не могли притупить её природную красоту, влияние которой ощущалось любым мужчиной. Синдзи не мог отделаться от ощущения, что, в отличие от других красивых женщин, за завесой очарования Мисато скрывается что-то непристойное. Да и её красота была какой-то неестественной.        Он полагал, что именно её инфантильность сохранила ей былую молодость. Насколько это возможно, Синдзи хотел избавить Мисато от неприятностей, и если кто-то из них и собирался стать взрослым и быть обремененным взрослыми заботами, то это должен быть явно он. — Но знай, Синдзи, — сказала Мисато спустя некоторое время, — однажды ты повстречаешь девушку, влюбишься в неё, и вы захотите завести семью. Тогда я стану обузой, старой девой, не нужной целому миру… Я права?       Это был не первый их разговор на подобную тему, поэтому Синдзи знал, что говорить. Протерев рот салфеткой, он ответил: — Ну, как-нибудь ты тоже встретишь какого-нибудь мужчину, который станет твоим мужем.       Мисато покраснела и приложила ладонь к щеке. — Не дразни меня так. Это жестоко с твоей стороны, Син-тян…       Конечно, в душе она была счастлива, а Синдзи был не прочь польстить ей. В этом и заключалась суть их взаимоотношений: Мисато подобно старшей сестре самозабвенно и трагически не чаяла в нём души, а Синдзи был тем, в ком она лелеяла свои девичьи надежды. Каждый хотел независимых отношений с обеих сторон, но в то же время они настолько сильно привязались друг к другу, что не могли просто так разлучиться.       В этот момент Мисато что-то заметила и замерла. Она взяла левую руку Синдзи в свою. Кончик безымянного пальца венчал повязанный пластырь. — Порезался? — Именно, — ответил он. — Пока резал овощи. Не велика проблема.       Мисато поджала губы. Она прекрасно понимала, что не стоит мусолить не удобную для Синдзи тему, но тем не менее она всё-таки должна её поднять. — Слушай, хочешь поехать со мной? Повидать Аску?       Синдзи ухмыльнулся. Он повозился со столовыми принадлежностями, прокашлялся, отодвинул стул и уже собирался было встать, как заметил, что не получившая ответа Мисато всё ещё пристально глядит на него. — Если честно, не-а, не особо, — проговорил он, садясь обратно. — Ну, скоро она всё равно будет здесь жить, — сказала Мисато. — Мне… хм… знакомы твои чувства, но ты же не сможешь избегать её постоянно. — Думаю нет… «Разве не могу?» — подумал он, глядя на потолок, где, как ему казалось, плавало его отражение в стакане с водой. Синдзи неосознанно нахмурил лоб. — Ну что ж… — Ну что ж, когда увидимся, тогда увидимся, — сказал Синдзи с ноткой завершённости. — Я б пошёл с тобой чисто в оказание моральной поддержки, но ты же знаешь Аску… — он встал и собрал у всех тарелки. — Тем более, у тебя есть все шансы её переубедить, в отличие от меня.       Мисато удручённо вздохнула. Она знала, что в таком состоянии духа с Синдзи спорить бессмысленно. — Договорились. Но, пожалуйста, зайди завтра.       Синдзи выдержал её взгляд в упор и немного смягчился. Он никак не мог отказать Мисато в такой просьбе. — Ладно, по рукам… — сказал он. — Но не жди, что меня хватит надолго!       Его слова мгновенно взбодрили Мисато. — Вот и славно! Ох, как же много времени прошло с тех пор, как вы жили под одной кровлей…       Мисато точно наяву погрузилась в ностальгические грёзы, что Синдзи так ненавидел. Он отвёл взгляд, но ненароком зацепился им за часы и приподнял брови. — Тебе лучше поторопиться, Мисато…       Ибо в Токио-2 почти наступил час пик.