The Perfect Chase

      Настал момент истины. Ваша жертва явно желает вас, но не готова признаться в этом открыто, не говоря уже о том, чтобы действовать. Пришло время отбросить рыцарство, доброту и кокетство и ошеломить ее решительным поступком. Не давайте жертве времени подумать о последствиях. Если вы будете колебаться или проявлять неловкость, это будет означать, что вы думаете о себе, а не о том, что вас охватывают чары жертвы. Кто-то должен перейти в наступление, и это должны быть вы.

Роберт Грин, «24 закона обольщения»

      [Веснушка]: Я дома       [Веснушка]: спокойной ночи, Дазай       [Дазай]: Спокойной ночи, Веснушка.

***

      [Веснушка]: Мне приснился сон о тебе и о том психотерапевте, которого ты травмировал. Спасибо за это       [Дазай]: Прости?       [Веснушка]: все в порядке       [Веснушка]: даже забавно как-то       [Дазай]: Что ж, я рад, что смог немного развлечь тебя.       [Веснушка]: Коё или Йосано что-нибудь тебе сказали?       [Дазай]: Нет.       [Веснушка]: ладно

***

      [Дазай]: [изображение]       [Дазай]: Мне было скучно, и я решил позаниматься йогой. Я виню тебя за эту пародию.       [Чуя]: 😊       [Чуя]: ты отлично справляешься, милый       [Дазай]: Спасибо…

***

      [Чуя]: Итак, я иду на вечеринку сегодня вечером       [Дазай]: Повеселись!       [Чуя]: Обязательно       [Чуя]: Я наверное напьюсь       [Чуя]: Так что, если я начну звонить или писать тебе примерно в 3 часа ночи       [Чуя]: вот почему       [Дазай]: Хорошо.       [Дазай]: Не делай глупостей.       [Чуя]: я??? Никогда       [Дазай]: \_(ツ)_/       [Чуя]: ты же знаешь, что есть эмодзи с пожатием плеч, верно?       [Чуя]: где ты вообще нашел это дерьмо       [Дазай]: Я поискал в гугле. Советую иногда пробовать.       [Чуя]: старый пердун       [Дазай]: Я только в начале своей юности, Веснушка.       [Чуя]: спорно       [Чуя]: в любом случае. Мне нужно сходить за продуктами с альбатросом       [Чуя]: ты, вероятно, еще услышишь обо мне.       [Дазай]: Я не могу дождаться, когда смогу поговорить с пьяным Чуей ~       Доставлено

***

      Дазай смотрит на экран еще несколько минут, прежде чем смирился с тем фактом, что разговор подошел к концу, и убрал телефон, ощущая тягучую пустоту, сменившую трепет в груди.       После их разговора в машине на прошлой неделе все было тихо. Снова. Что имеет смысл, учитывая на какой ноте все закончилось. Чуя косвенно спрашивает о чувствах Дазая, а затем уходит, почти ничего не сказав. И хотя пришло несколько сообщений — а теперь и это — Дазай провел слишком много лет, играя в эту разочаровывающую игру под названием жизнь, чтобы обманывать себя, полагая, что то, что у них есть, закончится еще не скоро. Предупреждение Чуи о том, что он может позвонить или написать ему вечером пьяным, ничего не меняет.       Все в порядке.       Что ж, это причиняет боль. Дазай чувствует, что находится в постоянном состоянии агонии, что огромная серая апатия сменяется озером синих чернил, заставляя его думать об одном и только об одном человеке, каждую минуту дня, но…       В конце концов, это тоже пройдет, и жизнь вернется к естественному порядку вещей, верно?       Дазай будет развлекаться выпивкой и случайными незнакомцами по ночам, а днем будет ходить словно во сне — но, по крайней мере, ему не нужно беспокоиться о своей дружбе с Йосано.       Все будет хорошо.       А до тех пор он может с таким же успехом наслаждаться тем маленьким кусочком счастья, который у него еще остался: Одасаку.       Именно так он заставляет свое тело подняться с сидения машины, выйти, перейти дорогу к зданию где живет Одасаку — над книжным магазином, где он также работает — и тащится вверх по лестнице, пока не сможет позвонить в звонок. И на это у него уходит всего десять минут. А не пятьдесят.       Прогресс.       Дверь открывается, но первое, что видит Дазай — это не его друг, а черная вспышка, проносящаяся мимо него.       — Черт возьми, — тихо ругается Одасаку, пытаясь следовать за котом, не давая при этом сбежать остальным четверым негодяям. Он протискивается к двери, затем бежит вниз по лестнице и через несколько минут возвращается с беглецом, — Я не знаю, сколько раз мне нужно говорить Сакуре, как опасно на улице, прежде чем он, наконец, смирится с тем, что это не место для него.       — Может быть, он мечтает вернуться туда, откуда пришел.       В конце концов, Одасаку подобрал его и остальных бездомных животных с улицы.       Попасть в квартиру — не менее сложная задача, но им это удается.       — Почему ты хочешь вернуться в то время, когда ты чуть не умер от голода? — спрашивает Одасаку и качает головой, когда Сакура вырывается из его объятий, словно его пытают.       — Некоторые существа думают, что голод и нищета — это единственный способ существования.       Это заставляет того озабоченно нахмуриться, — Ты в порядке?       — Чудесно, Одасаку, — бормочет он, выходя из прихожей в крошечную комнатку, которую Одасаку называет своей кухней. Как всегда, там идеальный беспорядок. Достаточно хаотично, чтобы понять, что здесь кто-то живет, и достаточно опрятно, чтобы чувствовать себя комфортно, — У меня все просто замечательно.       — Может, мне приготовить нам чай?       — Конечно. Черный и горький, пожалуйста, — и затем, вполголоса он добавляет, — Прямо как моя душа.       — Итак, как у тебя дела в последнее время?       Дазай хмуро смотрит на своего друга, наливающего воду в чайник, — Что это за вопрос, Одасаку? Я пришел сюда, чтобы обсудить эпические взлеты и падения в последней главе, которую ты написал, а не свои чувства.       Их дружба никогда не строилась на этом, и он предпочитает, чтобы так и оставалось.       — Я просто подумал, что ты, возможно, захочешь поговорить об этом, — отвечает Одасаку, небрежно пожимая плечами, — Но это не обязательно.       — Поговорить о чем?       — О человеке, с которым ты познакомился?       — О ком? — Дазай яростно моргает, — Почему все думают, что у меня есть тайный возлюбленный?       Конечно, это только Йосано, а теперь и Одасаку, но учитывая, что они составляют практически весь круг его друзей, увеличение их числа до двух вызывает беспокойство. Не говоря уже о том, что он приложил все усилия, чтобы сохранить свои отношения с Чуей в тайне. Это оскорбительно, если его друзья думают иначе.       — Я имею в виду, что у тебя в моем присутствии случилась истерика из-за ключей и замков. Я писатель, Дазай. Работа с метафорами — это мое призвание.       Дазай скрещивает руки на груди, — Ну и что, что у меня несколько дней не вставал из-за кого-то. Должно ли это означать, что я внезапно встречаюсь с кем-то? Возможно, это психологическая проблема. Жаль, что в 2018 году эректильная дисфункция по-прежнему подвергается стигматизации. Это печально! И неприемлемо!       Одасаку ничего не говорит — он даже не обращает на него внимания. Он просто стоит и готовит этот дурацкий чай. И это грубо. Потому что самой большой слабостью Дазая всегда было то, что его игнорировали.       — Ладно, — огрызается он, — Может, кто-то и был. Был, Одасаку. Прошедшее время. А теперь его нет. Вот. Ты счастлив? Теперь я могу идти?       — Тебе поможет, если я расскажу кое-что личное о себе?       Ему бы помогло, если бы Одасаку не заставил его признаться с самого начала — он был полон решимости справиться с этим так же, как и со всем остальным: похоронить это где-нибудь глубоко-глубоко в темноте, пока у проблемы не останется другого выбора, кроме как кануть в лету — но получить что-то взамен — следующая вещь в списке.       — Наверное, — бормочет он.       — У меня случайно завязались отношения с Рампо.       Дазай хмурится, — Что значит случайно?       Как можно случайно начать с кем-то отношения?       И, ой.       Он на самом деле знает ответ на этот вопрос.       Ну, почти.       Потому что сейчас у него точно ни с кем отношений нет.       — Помнишь, как он попросил меня стать его ненастоящим парнем, чтобы другой парень перестал к нему приставать?       — Нет.       — Ну, он это сделал, и я, естественно, согласился. Мы сходили на несколько фальшивых свиданий, потому что он хотел запостить фотографии с них в инстаграме. А потом мы притворно поцеловались и… — он пожимает плечами, — …как бы понарошку переспали друг с другом. Хотя теперь, когда я думаю об этом, это уже не могло быть притворством, потому что никто этого не видел.       — Значит, теперь у тебя есть парень? — спрашивает Дазай, нисколько не ревнуя, — Вот так просто?       — Вот так просто, — подтверждает Одасаку, — Мне нравится Рампо. Он классный.       Губы Дазая растягиваются в натянутой улыбке, от которой становится больно, — Поздравляю… Я так рад за вас…       Одасаку внезапно моргает, — Подожди, это не помогло, не так ли?       — Почему ты так говоришь?       — Прости, Дазай. Я не хотел, чтобы ты чувствовал себя хуже.       — Поверь мне, Одасаку. Ты не смог бы сделать мне хуже, даже если бы попытался.       — Почему бы тебе не рассказать мне об этом? Возможно, я не смогу ничего исправить, но простой разговор может помочь.       — Я сильно сомневаюсь в этом, но… — Дазай печально вздыхает, прежде чем опуститься на стул и положить голову на кухонный стол, — Как скажешь. Если ты настаиваешь на том, чтобы выслушать мою историю о горе.       — Я настаиваю. Так что же все-таки происходит, приятель?       И поэтому у Дазая нет другого выбора, кроме как рассказать о событиях последних нескольких месяцев. Начиная с самого первого разговора с Йосано, в котором она попросила его держать руки подальше от Чуи и начала этот жалкий спринт, и заканчивая его эпической неудачей в попытке собрать компромат на Коё, которая привела к свиданию с маленьким Накахарой, где он впервые нарушил свое обещание, и заканчивая всеми последующими событиями, в которых он нарушал его снова и снова, и… («Мне не нужно так много подробностей, Дазай» — «Упс. Прости») заканчивая тем, что происходит здесь и сейчас: он сидит на кухне Одасаку и отчаянно ждет, когда пройдут часы, когда наступит ночь и когда Чуя позвонит ему, хотя он прекрасно понимает, что этим все и закончится. Приглашение на секс по пьяни. Или пьяная ободряющая речь. В любом случае, это сводится к одному и тому же.       После того, как все стало известно, Одасаку подносит чашку с чаем ко рту, делает глоток и какое-то время переваривает услышанное.       Дазай ждет. Для осуждения. Для сострадания. Для…       — Я действительно не понимаю, в чем проблема.       — В чем проблема? — бормочет он, запрокидывая голову, — Ты хоть слово из того, что я сказал, слышал? Он явно не чувствует того же, не говоря уже о том, что весь наш роман основан на нарушенном обещании!       — Хорошо, — спокойно говорит Одасаку и смотрит на него, пока Дазай не перестанет пыхтеть и отдуваться достаточно долго, чтобы выслушать, — Он сказал тебе, что не заинтересован в серьезных отношениях?       — Самое первое, о чем мы договорились, это то, что мы не хотим ничего серьезного и никакой романтики!       — Это значит, что ты тоже на это согласился, и все же ты хочешь противоположного.       Дазай раздраженно поджимает губы, — Это ничего не значит. Он не чувствует того же. Я знаю это. Я имею в виду, зачем ему это?       Что еще хуже, оскорбительная потеха Одасаку становится грустью, а это неприемлемо. Последнее, чего Дазай хочет от кого-либо — это жалости. Когда-либо.       — Перестань так смотреть, Одасаку, — огрызается он, — Мне не нужны ободряющие речи. Мне даже не нужны никакие советы или комментарии! Я рассказал тебе все это только потому, что ты практически вынудил меня!       — Просто дай мне высказаться, а потом мы сможем перейти к чему-нибудь другому. Я думаю, тебе нужно это услышать. Пожалуйста.       Дазай выдувает горячий воздух из своих щек, поднимая глаза к небу в поисках терпения, — Ладно. Что угодно. До тех пор, пока нам больше не придется об этом говорить.       — Похоже, что Чуя заботится о тебе и с удовольствием проводит с тобой время, несмотря на вашу первоначальную договоренность.       — Ты имеешь в виду, кроме перепихона.       Одасаку в ответ только бросает на него равнодушный взгляд, — Он буквально сказал тебе, что напросился к своей сестре подождать у вас дома только для того, чтобы увидеть тебя.       — Может он хотел видеть меня как друга, — возражает Дазай.       — Может, но ты об этом не знаешь, потому что никогда не спрашивал.       — Как только я это сделаю, нашим отношениям друзья-с-привилегиями придет конец!       — Разве это еще не так?       Рот Дазая открывается и снова закрывается. Озадаченно.       — Когда вы в последний раз спали друг с другом?       — В Токио… больше двух недель назад. Как раз перед тем ужасным чмоком, — одно воспоминание заставляет его съежиться, и он озадаченно смотрит на Одасаку, — Но это только подтверждает мою теорию, не так ли? Нам стало слишком комфортно, и бум. Роман окончен.       Вот только Одасаку смотрит на него как на идиота. Но он не идиот, — Но вы все еще разговариваете. Я чувствую, что должен повторить это еще раз: он хотел тебя увидеть. Тебя.       — Это… не имеет никакого смысла. Разве он просто не сказал бы мне, если бы каким-то безумным чудом у него появились чувства ко мне?       Одасаку пристально смотрел на него в ответ, пока Дазай не осознал ошибочность его логики.       — О, — говорит он, — У меня есть чувства, и я не сказал ему об этом.       — Вот, пожалуйста.       — Что означает, что… возможно, он думает, что я хочу только секса…       — Продолжай.       — И он не говорил об этом по этой причине…       — Разве это не имеет больше смысла, чем твоя собственная теория?       Дазай качает головой, — Нет. То, что я нравлюсь Чуе в смысле нравлюсь нравлюсь — это самая нелогичная вещь, которую я когда-либо слышал.       Вздохнув, Одасаку проводит рукой по лицу.       — Но я понимаю, к чему ты клонишь во всем остальном, — смягчается он, чтобы спасти своего друга от сердечного приступа, вызванного стрессом, — Наверное.                   Независимо от того, есть у Чуи чувства или нет, открытое общение было бы разумным.       Одасаку издает радостный горловой звук, — Так ты собираешься поговорить с ним об этом?       — Господи, нет, — отвечает Дазай с нервным смешком. И когда это вызывает у того недоуменный взгляд, он хмурится в ответ, — Что? Я не могу выставить себя напоказ, Одасаку. Это слишком… — страшно, — Я не могу. Не говоря уже о том, что мы игнорируем другого слона в комнате: его сестра разрушит мою жизнь, когда узнает, что маленький Дазай был внутри маленького Накахары.       — Первый шаг — перестать говорить такие вещи, как «маленький Дазай» и «маленький Накахара». Второй — спросить себя, почему Коё вообще хочет, чтобы ты держался подальше от ее брата?       — Потому что она ненавидит видеть меня счастливым, — выпаливает Дазай, — Потому что она ненавидит видеть счастливыми всех, кроме себя и Йосано. Потому что она не человек, а демон, облаченный в человеческую плоть. Потому что она думает, что я заражу Чую венерическими заболеваниями. Потому что она не хочет видеть меня на семейных ужинах. Потому что…       — Или потому что у тебя есть определенная репутация?       Дазай морщится, — Прекрати стыдить меня за шлюховатость. Я же не стыжу тебя за то, что ты поверил в уловки Рампо заставившие тебя встречаться с ним.       — Что?       — Что? Хм. Я не знаю. Мне позволено заниматься сексом с незнакомцами. Это лучше, чем принимать наркотики и травмировать своих психотерапевтов!       Одасаку моргает. Делает глоток чая. Затем смотрит на него, — Насколько я понимаю, Коё просто не хочет, чтобы чувства Чуи были задеты — что было бы справедливо, если бы ты ему нравился, но ты использовал его только для секса — нет, Дазай, заткнись и дай мне закончить мое чертово предложение.       Широко раскрыв глаза, Дазай хватается за грудь, — Господи, Одасаку. Ты хочешь меня поцеловать или что-то в этом роде? Потому что я готов; нам не обязательно рассказывать Рампо о…       — …и очевидно, что вы оба использовали друг друга, но Коё об этом не знает, так что, если я в конечном итоге окажусь прав, и вы двое просто слишком напуганы, чтобы признать, что у вас есть чувства, тогда все, что вам нужно сделать, это рассказать его сестре правду и заверить ее, что Чуя тебе нравится так же, как ты ему, и что ты не собираешься причинять ему боль, — он хлопает ладонью по столу и откидывается назад с глубоким вздохом, — Ну вот. Я закончил.       — А я немного возбудился, — бормочет Дазай, уткнувшись в ладонь.       — Нет, ты уклоняешься, потому что понимаешь, что можешь получить все, что захочешь, если пойдешь и скажешь об этом Чуе.       — Эй, бип, время вышло, разговор окончен!       Одасаку качает головой, но пожимает плечами, — Я пытался.       — Итак, мы можем вернуться к тебе и Рампо? Мне нужно знать. Он действительно такой извращенец, как говорят на улицах?       — О, Дазай. Ты даже не представляешь.       Остаток дня он проводит, слушая версию с рейтингом 13+ Одасаку о его сексуальной жизни с Рампо — независимо от того, сколько раз Дазай настаивал, что предпочел бы версию без цензуры — а затем его разглагольствования о том, что он застрял в очередном творческом кризисе, потому что не может понять, как решить сюжетную проблему, из-за которой он начал писать. В конце концов, он улегся на диван, оставляя свои комментарии к новой главе и гладя Кацуми, одну из пяти кошачьих проказниц, которая удобно устроилась у него на животе. (Конечно, она это сделала. Это самая мягкая часть его забытого богом тела.) И время от времени, когда он вспоминает инструкции, которые Ода дал ему по поводу ситуации с Накахарой, он издает жалобные стоны.       Последнее, что он хочет сделать — и когда-либо хотел — это поставить себя в неловкое положение, признавшись кому-то и будучи честным.       Но если страдание в тишине означает такое чувство — боль, одиночество и жалость — тогда, возможно, временная боль от того, что он выставит себя напоказ, того стоит. По крайней мере, даже если в итоге его отвергнут, это поможет ему успокоиться, верно? Он слышал, что это должно быть что-то хорошее.       Конечно, он не планирует делать это сегодня вечером. Было бы легко подкараулить пьяного Чую с ослепительным признанием в любви и получить такой же пьяный ответ. Так легко, что возникает соблазн покончить со всем в эту же ночь, а потом — когда Чуя скажет ему, что, очевидно, он не чувствует того же — притвориться, что ничего не произошло, и обвинить во всем алкоголь в его организме.       Но.       Как бы то ни было, Дазай хочет все сделать правильно. Только одну вещь. Даже если это приведет к еще большей боли и страданиям.       (И, возможно, он тянет время, надеясь, что время придаст ему необходимого мужества, зная при этом, что единственный, кто может дать ему его — он сам. А жаль, потому что Дазай есть Дазай, в конце концов.)       Он отказывается от пива, которое Одасаку предлагает ему когда темнеет, с мыслью о том, что ночью ему придется ехать за рулем, и не только домой. Он читает. Он гладит животных. И он ждет.       Часами.

***

      Наконец, в два часа ночи приходит долгожданное сообщение. Или утра. То же самое.       [Веснушка]: ты можешь приехать и забрать меня       [Веснушка]: ппжжлстт       О, если Чуя так печатает, то он, должно быть, действительно пьян.       Это заставляет сердце Дазая нервно трепетать, даже если для этого нет логичной причины. Сегодня вечером ничего не произойдет. За исключением, может быть, того неряшливо-пьяного парня, к которому он каким-то образом проникся чувствами за последние несколько недель.       — Удачи, — говорит ему Одасаку на пути к двери, и хлопает его по плечу, — У тебя все получится.       Дазай раздраженно вздыхает, — Конечно все получится. Я ничего ему не скажу, пока он пьян.       — Но ты скажешь ему завтра, когда он снова протрезвеет, верно? — Одасаку пристально смотрит на него, — Верно?       — Спокойной ночи, Одасаку, — говорит он вместо ответа на его вопрос. Затем он открывает дверь, и Сакура выбегает первым. Снова.       — Черт возьми.       Действительно, черт возьми.

***

      Проталкиваясь сквозь густую, вонючую толпу потных тел, Дазай мечтает оказаться где угодно, только не здесь, но ценой его явного дискомфорта является парень, который сидит на кухонном столе, болтая ногами взад-вперед и разговаривает с людьми, которые, должно быть, его друзья, и щеголяет гигантским коричневым пластырем на лбу.       Затем его глаза находят Дазая, и его стеклянная улыбка становится такой широкой, что освещает всю комнату — да и сам мир, рискуя показаться одурманенным дураком.       — Привет, — говорит Дазай, быстро обводя взглядом случайных прохожих, которые ему на самом деле безразличны, прежде чем сфокусироваться на главной цели, — Что случилось?       — Врезался в стену, не важно, — пьяно растягивая слова, говорит Чуя, отмахиваясь от его беспокойства, — Эй!       — Привет.       Он спрыгивает вниз, слегка пошатываясь, и затем…       Затем его руки внезапно обвиваются вокруг шеи Дазая, крепко и цепко прижимаясь к нему, его тело практически растворяется в нем, — Ты пришел. Привет.       — Конечно, я пришел, — бормочет Дазай, наполовину озадаченный, наполовину влюбленный, проводя рукой по его спине, — Ты в порядке?       — В полном.       — Уверен? Это довольно большой пластырь.       — Я скучал по тебе, знаешь ли, — Чуя крепче сжимает его в объятиях, — Я очень по тебе скучал.       — Сколько именно ты выпил?       — Недостаточно, чтобы забыть, как сильно скучал по тебе.       — Веснушка, — нервно хихикает Дазай, поглаживая его затылок, — Ты пугаешь меня.       — Пару шотов и бутылку вина, — внезапно произносит кто-то рядом с ними, и когда Дазай поднимает взгляд, он видит, что это какой-то парень с обесцвеченными волосами и в солнцезащитных очках, который с веселой ухмылкой указывает подбородком на Чую, — Но это уже началось до этого.       Чуя скулит, уткнувшись ему в грудь, — Скажи Тросу, чтобы он, блять, заткнулся… — затем он икает, — Я уже говорил… — икота, — …насколько я счастлив, что ты здесь?       Дазай отступает, чтобы осмотреть пластырь, прежде чем посмотреть на парня — Альбатроса — вопросительно хмуро, — Насколько сильным было столкновение? Кто-нибудь его осмотрел? — несчастные случаи в состоянии алкогольного опьянения могут быть опасны: иногда сотрясение мозга выглядит пугающе похожим на опьянение.       — О, не волнуйся, кто-то его уже проверил. Его будущая сестра-врач или что-то в этом роде.       Услышав это, Дазай почувствовал, как напрягся, — Его будущая кто? Ты имеешь в виду его будущую невестку?       — Наверное? Цыпочку, с которой трахается его сестра.       Боже милостивый.       — Чуя, — шепчет он, и ему приходится обхватить ладонями щеки Чуи, чтобы заставить его достаточно отстраниться, чтобы посмотреть на него, — Йосано и Коё где-то здесь?       Чуя снова икнул, затем улыбнулся, весь в пьяном очаровании и бессмыслице, и поднял пальцы, чтобы потрепать Дазая по волосам, — Ты симпатичный…       — А ты пьян, милый, — отвечает Дазай, подавляя вздох, пока Чуя снова не прижимается к нему, прежде чем поймать взгляд своего друга, — Они были здесь из-за Чуи?       — Не, какие-то парни затеяли драку, и Чуя вызвал их, потому что никому не хотелось портить вечеринку парамедиками. Потом они его тоже осмотрели. Сказали, что с ним все будет в порядке.       Может, он и не умер от кровоизлияния в мозг, но Дазая озадачивает, что они просто позволили Чуе остаться здесь, хотя он явно выпил свою норму на месяц вперед.       Какая-то девушка с неприлично высоким конским хвостом боком проскальзывает к Альбатросу, но когда ее взгляд падает на Дазая, она тут же наклоняется к Альбатросу и совсем не сдержанно шепчет, — Это тот парень?       Что ж, по крайней мере, Чуя не солгал, когда сказал, что никому не называл конкретно имя Дазая. Хотя это уже не так важно. Дазай уверен, что кто-нибудь из присутствующих свяжет воедино все факты, и это все равно всплывет.       Это, вероятно, должно было привести в действие инстинкт самосохранения Дазая — освободиться от Чуи, создать хотя бы небольшую дистанцию или вообще сбежать — но он не смог бы бросить Чую сейчас, даже если бы кто-то приставил пистолет к его виску. Он просто выглядит слишком очаровательно, цепляясь за него, как за спасательный круг. Дазай такой эгоист.       Чуя поднимает голову, чтобы посмотреть на него, тыкает ему в щеку пальцем, сонно подрагивая веками.       — Привет, — бормочет Дазай, — Устал?       — С тобой, всегда.       Он издает тихий смешок, — Хочешь, я отвезу тебя домой?       — Нееет, — скулит Чуя, прижимая голову к его груди, — Не уходи. Так уютно.       Дазай поднимает руку к лицу, чтобы коснуться его щеки, и на одно короткое мгновение его взгляд совершает ошибку, скользнув мимо Чуи и его друзей, и вот они стоят там: Йосано и Коё. На другом конце комнаты, наполовину заслоненные пьяными молодыми студентами, которым, однако, не удается скрыть, как мрачнеют лица обеих при виде Дазая и Чуи, так непринужденно обнявшихся.       На лице Коё появляется выражение холодной ярости. Она бросается вперед, но Йосано удерживает ее, обхватив рукой за запястье, и шепчет что-то на ухо, что, должно быть, достаточно убедительно, чтобы заставить ее развернуться, а не броситься на шею Дазая. Но Дазай не упускает из виду вспышку разочарования в глазах своей лучшей подруги, прежде чем они уходят.       Нет, он видит ее ясно.       Дазаю удается оторвать взгляд от вида их удаляющихся спин, только когда Чуя поворачивается в его руках, оглядываясь через плечо.       — Черт.       — Да, — говорит Дазай с тихим, но горьким вздохом, — Черт.       — Я думал, они ушли. Блять. Я… — икота, — Прости. прости, Дазай.       Его плечо приподнимается, — Все в порядке. Не беспокойся об этом.       Чуя смотрит на него еще несколько мгновений, потрясения от того, что их поймали, очевидно, хватило, чтобы на секунду протрезветь. Но затем его глаза закрываются, и он заглушает стон о грудь Дазая, — Кажется, меня сейчас стошнит.       — В переносном смысле или…?       — В буквальном.       В итоге они оказываются в крошечной, отвратительной ванной — хотя и не более отвратительной, чем та, где они однажды пытались по-быстрому заняться сексом, Чуя стоит на коленях, и его тошнит, Дазай потирает ему спину и смотрит, чтобы волосы ему не мешали.       После этого Чуя оборачивается и смотрит на него с выражением полного страдания на лице, вытирая рот тыльной стороной руки, — Мне правда жаль.       — Я знаю. И я действительно имею в виду, когда говорю, что все в порядке. Рано или поздно это все равно выплыло бы наружу.       — Ты меня не ненавидишь?       Ирония этого заставляет Дазая рассмеяться. О, если бы только Чуя знал, как сильно Дазай его не ненавидит. Как сильно он не может, даже если, боже упаси, все было бы намного проще, — Нет, Веснушка. Никогда.       — Действительно?       — Даю тебе слово.       Издав горловой звук, Чуя откидывается на грудь Дазая и глубоко выдыхает, когда тот проводит пальцами по его спине, — Итак… — зевок, — …что теперь?       — Как насчет того, чтобы я отвез тебя домой, и ты хорошенько выспался, а все остальное подождет до завтра?       — Хорошо, — несколько мгновений проходят в уютной, теплой тишине, — Это может быть твой дом?       Дазаю требуется секунда, чтобы осознать, о чем он просит. Отвезти Чую домой, к Дазаю. Поспать с ним в его постели.       Это не лучшая идея после того, как Йосано и Коё только что поймали их, как пару оленей в свете фар. На самом деле, это ужасная идея. Если они еще не возненавидели Дазая сейчас, то наверняка возненавидят, когда увидят, как Чуя прижимается к нему дома. Это будет выглядеть так, будто он намеренно пытается спровоцировать Коё. Это будет выглядеть плохо.       С другой стороны, худшее уже случилось, так почему бы не воспользоваться этим? Они не могут попасться на месте преступления во второй раз.       Кроме того…       Если у него будет шанс притвориться, что это не просто привязанность, вызванная алкоголем, Дазай воспользуется им. Назовите его даже эгоистичным и жалким. Это не имеет значения.       Поэтому он прижимается щекой к макушке Чуи и бормочет, — Да. Давай так и сделаем.       Несмотря на то, что Чуя, казалось, был не против ехать домой пока был в ванной, очевидно, вспомнил, что у него есть куча друзей, которых он любит, как только они вышли из комнаты, настоял на том, чтобы попрощаться с каждым встречным, и потащил Дазая за собой, взявшись за руки.       Это странно.       Это определенно так.       Не только из-за того, что ему приходится неловко топтаться рядом с Чуей, когда он произносит одну эмоциональную речь за другой, но и из-за того, что Чуя всегда представляет его первым с этой своей дурацкой, пьяной ухмылкой, которой редко удается увидеть свет, как будто они какая-то парочка, которая занимается этим уже целую вечность.       Они этого не делали.       Это не так.       Дазай хотел бы… но это не так.       Наконец, они усаживаются в машину Дазая, и после того, как Чуя пять раз подряд спрашивает его, уверен ли он, что с ним все в порядке, он откидывает голову на сиденье и мгновенно отрубается.       Дазай делает фото, чтобы однажды у него был повод написать ему. (И, возможно, для себя, чтобы посмотреть на него, когда все снова станет слишком серым и безжизненным)       Как только машина останавливается перед его жилым комплексом, он выпятил нижнюю губу, жуя ее, как жвачку, потому что готов встретиться с тем, что Йосано и Коё приготовили для него завтра, но не сегодня. Не тогда, когда Чуя цел и невредим, в относительно хорошем настроении, несмотря на ужасные обстоятельства. Не тогда, когда это последний раз, когда Дазай сможет притвориться, что он не собирается смотреть на дно бутылки джина в течение следующих нескольких месяцев своей жизни — без друзей и любви.       Но, взглянув наверх, можно увидеть, что свет в их квартире выключен. Это не доказательство того, что Йосано и ее демон на поводке еще не вернулись, просто достаточный стимул для того, чтобы вылезти из машины, обойти ее вокруг, и начать процесс пробуждения спящей красавицы, дремлющей на пассажирском сиденье.       — Проснись, проснись, солнышко, — говорит он, поглаживая щеку Чуи, пока тот не открывает веки и сонно не хмурится на него, — Мы дома.       Застонав, Чуя отодвигается, но только для того, чтобы поглубже вжаться в пассажирское сиденье, — Отличная… ночь.       — Это не… — Дазай избавляет себя от необходимости спорить с пьяным мужчиной, вместо этого он ищет решения, — Эй, Чуя. Ты голоден?       На этот раз его глаза распахиваются и остаются широко раскрытыми.       — Хм?       — Я подумывал о том, чтобы приготовить для тебя самый вкусный полуночный перекус, о котором ты когда-либо мечтал. Как насчет этого? — он наклоняет голову, — Все, что тебе нужно сделать, это выйти из машины и пойти со мной.       Чуя прищуривается, словно пытаясь разгадать уловку Дазая. Хотя Дазай рад видеть, что тот внимательный, даже когда пьян, ему хочется немного поторопиться. Его щеки медленно начинают неметь от мороза.       — Хорошо, — наконец заявляет Чуя и пытается выбраться из машины, но только для того, чтобы снова упасть — на этот раз не по своей воле. Дазай убеждается, что его вторая попытка более успешна, — Что ты собираешься… приготовить? — спрашивает он, пока Дазай ведет его ко входу в здание, поддерживая ладонью за спину.       — Все, чего твоя душа пожелает.       Правда в том, что выбор у них невелик. Йосано и Дазай не славятся тем, что готовят каждый вечер. Это скорее исключение, чем правило. Соответственно, их холодильник грустноват. Но есть такая замечательная вещь, как круглосуточная служба доставки.       — Я хочу…       Дазай ждет.       — Я хочу, — снова начинает Чуя, но отвлекается, нажимая на кнопку лифта тысячу крошечных раз с интересом ребенка, впервые открывающего для себя окружающий мир.       — Чего ты хочешь?       — Я хочу– о! — двери лифта раздвигаются с веселым звоном, и желание Чуи снова остается невыполненным. Ответ приходит, когда он с приглушенным стоном прислоняется к груди Дазая. И дело не в еде, — Я хочу проспать сто лет. Я так чертовски устал.       — Знаешь, ты ошибаешься, — говорит Дазай, потирая руку одной рукой, — Это не из-за меня тебя так клонит в сон. Это потому, что ты пьян каждый раз, когда видишь меня.       Честно говоря, он не заводил эту тему, ожидая реального ответа от Чуи. И все же, его ответ громкий и упрямый.       — Нет. Ты ошибаешься. Пошел ты.       — Ух ты, ладно. Я и не подозревал, что ты так увлечен этой теорией.       — Это потому, что мы… мы совместно регулируем…       — Мы — это кто?       — Совместное регулирование… и проживание… и спячка…       — Теперь ты просто перечисляешь случайные слова, Веснушка.       — И ты ведешь себя чертовски глупо… намеренно!       Как только они поднимаются на пятый этаж, Чуя пулей несется вперед — только поворачивает налево, а не направо.       — Ошибся дверью, милый, — зовет Дазай, вставляя ключи в замок и оглядываясь через плечо, чтобы увидеть, как Чуя смотрит на него, словно живая версия грампи кэта.       В квартире царит мрачная тишина. Дазай на секунду останавливается, пытаясь расслышать, находятся ли две женщины его жизни в своей комнате, и когда он уверен, что это не так, то включает свет. Тем временем, Чуя, пошатываясь, заходит внутрь, а затем шлепает его по заднице, вызывая у Дазая жалкий писк, прежде чем сбросить ботинки, как будто они оскорбили его лично.       — Мне нравится твоя квартира.       — Я в курсе.       — Я должен жить здесь.       Дазай моргает, снимая пальто, — Это… мило. Рад за тебя, Веснушка.       Чуя, кажется, даже не замечает этого — ни ответа, ни комментария, которые он только что произнес, слишком занятый тем, что запрыгнул на диван и растянулся на нем, потягиваясь всем телом и удовлетворенно вздыхая, — Хороший диван.       — Да, — говорит Дазай, опускаясь рядом с ним, пока в ответ на него не смотрит потолок, — Хороший диван.       Чуя опускает голову ему на плечо, и на этот раз Дазай не сдерживает нежную улыбку, которая появляется на его губах. Чуя все равно будет слишком пьян, чтобы запомнить.       Становится так тихо, что Дазай начинает подозревать, что Чуя снова задремал, но затем тот нарушает тишину, спрашивая, — Хочешь отсосу?       — Как… что… это то, что у тебя на уме?       — Э-э-э, — промычал Чуя и лениво провел пальцами по бедрам Дазая, — Мне это нравится.       — Как и мне… Но я думаю, что заниматься этим сейчас было бы рискованно.       — Хм… может быть, ты прав… Тогда завтра? О, — он прижимается ближе к Дазаю, — Могу я разбудить тебя завтра минетом? Пожалуйста?       — Я сомневаюсь, что отсосать у меня будет первым, о чем ты подумаешь завтра утром, но конечно, — говорит Дазай, в основном успокаивая его, потому что знает, что Чуя будет мучиться от жуткого похмелья. — Кстати, я принесу тебе воды.       Когда Дазай возвращается с бутылкой в руке, Чуи там уже нет. Вместо этого он в ванной, чистит зубы…       — Я позаимствовал твою зубную щетку, — говорит он Дазаю, выплевывая пасту.       — А что, если она не моя? — за исключением того, что она принадлежит ему. Каким-то образом.       — Я знаю, как выглядит твоя зубная щетка, да. Мы провели выходные вместе, маленький глупый человечек.       — Я думал, у тебя ужасная память.       — Не тогда, когда это касается вещей, которые важны для меня.       Ответ оказался более искренним, чем ожидал Дазай; так что какое-то мгновение он просто стоял, не уверенный, принять ли это за чистую монету или связать с другими приятными, но вызывающими драматизм словами, которые Чуя наговорил ему за последние несколько часов.       Затем Чуя разворачивается на каблуках и проносится мимо него, и больше не о чем думать.       Дазай входит в свою спальню, когда Чуя стоит перед его шкафом и хмурится, рассматривая варианты, которые у него есть, как будто он занимается математикой. Удивленный, Дазай садится на край кровати и просто наблюдает за ним. Это кажется таким… нормальным. То, что он здесь, распоряжается его комнатой, его одеждой, его жизнью — и хотя это пугает, это безумно увлекает. Дазаю придется пройти курс реабилитации, когда все закончится.       Чуя останавливается на просторной серой футболке и раскидывает руки и ноги, как морская звезда, с глубоким вздохом, — Хорошая постель.       Снимая с себя одежду, Дазай что-то мурлычет. Открыв окно, он скользит в постель, переворачивается на бок и трясет Чую за плечо, — Не спи на спине, Веснушка. Это опасно. И еще… — Дазай протягивает ему бутылку воды, — Выпей. Завтра ты поблагодаришь меня.       — Конечно, хорошо, — невнятно произносит Чуя, на удивление покладисто. Сделав несколько больших глотков, он громко вздыхает — и рыгает — прежде чем вернуть бутылку ему в руки, — Хороший Дазай. Хороший Осаму.       — Утром ты пожалеешь о том, что был таким милым.       — Нет.       Дазай с раздраженным вздохом выключает свет, — Ты определенно так и сделаешь.       — Но я… — зевок, — …не вру, — а затем, в темноте, рука Чуи тянется к нему, гладит матрас, пока Дазай не придвигается ближе, чтобы тот обхватил его за шею и прижался к его груди, — Я был влюблен в тебя так долго, что теперь это… даже неловко. Но я… спокойной ночи.       Мышцы Дазая превращаются в ледышки, — Что?        …       — Чуя?       …       — Веснушка? — он отчаянно шепчет, — Что ты только что сказал?       Но Чуя уже крепко спит.