The Perfect Chase

      Все зависит от цели вашего обольщения. Тщательно изучите свою жертву и выбирайте только тех, кто окажется восприимчивым к вашим чарам. Идеальные жертвы — это те, чью пустоту вы можете заполнить, кто видит в вас что-то экзотическое. Они часто одиноки или несчастливы, или могут легко стать таковыми — ведь совершенно довольного человека практически невозможно соблазнить. Идеальная жертва обладает каким-то качеством, которое вызывает в вас сильные эмоции, делая ваши соблазнительные маневры более естественными и динамичными. Идеальная жертва позволяет насладиться идеальной охотой.

Роберт Грин, «24 закона обольщения»

      Все началось в пятницу утром, и это не вина Дазая. Правда.       Он стоит, прислонившись к кухонному столу, потягивая кофе и пытаясь разобраться в утреннем тумане в голове, когда парень, которого он привел домой прошлой ночью, проходит мимо них троих, останавливаясь только у двери, чтобы надеть ботинки и пробормотать торопливое, — Пока!       — Прощай, Маркус, — кричит ему вслед Дазай, не отрывая глаз от телефона, и слышит сдавленный вздох.       — Я Марк! Мы учились в одной группе последние два месяца?       Дазай на мгновение перестает скроллить, только чтобы увидеть, как Коё Озаки, девушка его соседки по комнате и заноза в заднице, удивленно приподнимает бровь.       — Марк, — быстро поправляет он, поворачиваясь и одаривая рыжеволосого ослепительной улыбкой, — Очевидно, именно это я и имел в виду. Мой голос всегда такой…       Дверь захлопывается прежде, чем он успевает закончить предложение.       — …хриплый по утрам, — заканчивает он себе под нос, прежде чем снова посмотреть на экран и на все эти электронные письма, скопившиеся в его почтовом ящике. Так много людей, которым от него что-то нужно. Так много людей, которых нужно игнорировать.       — Неужели тебе совсем не стыдно? — это Коё. Видите? Заноза в заднице и воплощение дьявола.       Он даже не смотрит на нее, потому что точно знает, какое выражение лица встретит в ответ: покровительственное, тщеславное и полное презрения, — Тебе больше негде остановиться, кроме как в моей квартире?       — Это также квартира Акико, так что я могу оставаться здесь столько, сколько захочу. Как и твои подстилки.       — Отлично, — растягивает он слова и одаривает ее улыбкой, которая, как он знает, разозлит ее еще больше, — Так почему ты заставляешь меня слушать твой раздражающий голос, если мы оба согласны, что можем делать все, что захотим?       — Я просто говорю. Ты можешь делать со своим телом все, что тебе заблагорассудится, но разве ты умрешь, если проявишь достаточно уважения, чтобы, по крайней мере, помнить их имена?       — О, мне жаль, что моя память не так совершенна, как твоя. Я не знал, что мой собственный дом является таким склонным к дискриминации местом.       Фырканье, исходящее от Йосано, которая игнорирует их обоих, продолжая печатать на своем ноутбуке, говорит, что он лжец. Потому что они оба знают, что память у Дазая более чем хорошая, что именно благодаря ей он удержался в школе и последние четыре года в колледже, несмотря на его отвратительное отношение к дисциплине, когда дело доходит до учебы. Просто для того, чтобы использовать это свое ценное качество, он должен по-настоящему слушать. И он не может сказать, что слушал то, о чем Марк без умолку болтал прошлой ночью — если не считать звуков, которые он издавал, конечно. Это была музыка для его ушей.       — Ты свинья, — бормочет Коё, вставая из-за стола и проходя мимо него, — Я жду того дня, когда кто-нибудь будет относиться к тебе так же, как ты относишься ко всем своим завоеваниям.       Это иронично, потому что не то чтобы люди, с которыми он уходит домой, ищут не только секс. Как и он сам. Дазай никому не обещает серьезных отношений, грандиозных романтических жестов или жизни, полной скучных свиданий и сопливых детей. Не говоря уже о том, что его репутация в определенных кругах кампуса, вероятно, уже определила, что он хорош только для ночного веселья. И если его обаятельная, эксцентричная личность иногда вызывает нечто большее, чем просто физическое влечение, это не его вина. Так…       Дазай относится к людям так же, как они относятся к нему.       Коё в очередной раз доказывает, что она ничего о нем не знает. И это прекрасно. Дазай наслушался в своей жизни достаточно жалоб, чтобы позволить им отскочить от него рикошетом словно маленькие упругие мячики, и продолжать свое утро как обычно: принять горячий душ, сменить постельное белье, собрать 30% вещей с пола, принять лекарства, лечь и почувствовать, словно тело плывет после волны застоявшегося алкоголя в его крови. И только когда Йосано входит без стука и устраивается поудобнее рядом с ним, начинаются настоящие проблемы.       — Итак, мне нужно с тобой поговорить, — начинает она.       Дазай что-то напевает, наблюдая, как на экране его ноутбука проплывают картинки.       — Озаки попросила меня кое о чем и…       — Вы наконец-то решились на тройничок, — заканчивает он за нее, — О, я так ждал этого. Хотя, должен сказать, я не думал, что Коё согласится, учитывая, что она ненавидит меня, потому что у нас с тобой раньше постоянно был грязный, потрясающий секс.       Йосано склоняет голову набок, — Ты закончил?       — Или нет, — заключает он и возвращается к своему ноутбуку, — Так в чем дело?       — Ты знаешь Чую? Накахару Чую?       Дазай прищуривается.       — Рыжий? Голубые глаза? Всегда носит кожаную…       …куртку. Да, конечно, он знает Чую. Девятнадцать. Учится второй семестр. Милый смех. Сердитый взгляд. Напивается вдрызг. И у него лучшая задница, которую Дазай когда-либо видел у к…       — Младший брат Коё? — заканчивает Йосано.       Картинка лопается, как мыльный пузырь, оставляя его с мгновенным сожалением и привкусом антисептика во рту, — Это младший брат Коё?       — Да? Она уже тысячу раз упоминала о нем.       — Но он такой спокойный и милый и… — хотя Йосано более чем осведомлена о постоянном противостоянии между ее девушкой и соседом по комнате, Дазаю, вероятно, все же следует быть осторожным со своими словами. Йосано может быть очень, очень жестокой, если захочет (и она всегда так делает) — …У них одинаково убийственный взгляд. Да, теперь я точно вижу сходство, — спасает он себя, — Так что насчет маленького Накахары?       — Ну, Озаки просила меня передать тебе, чтобы ты держал маленького Дазая подальше от маленького Накахары.       Дазай поворачивается к своей лучшей подруге, наполовину с любопытством, наполовину с обидой, — Почему? Я разговаривал с ним, наверное, раза три, не больше.       — Наверное, потому что это все, что тебе нужно, чтобы на кого-то обратить внимание. Так что не стоит. Она просто не хочет, чтобы ты включил свой кобелизм, только для того, чтобы он в итоге пострадал.       — Тебе не кажется, что это немного бесцеремонно? Не то чтобы я ухаживал за людьми втягивая их в отношения, только для того, чтобы бросить на следующий день.       Йосано закидывает руку за голову и уставившись в потолок, вздыхает, — Честно? Да. Я думаю, что каждый человек со здоровым мозгом понимает во что ввязывается, когда разговаривает с тобой, но она моя девушка, и просит только об одном, так что ради моей сексуальной жизни: пожалуйста, просто оставь ее брата в покое. Кто угодно, кроме него. Это не сложно, не так ли?       Не сложно, но это принципиальный вопрос.       Тем не менее, помимо того, что Йосано была его соседкой по комнате, бывшей партнершей по перепихонам и неофициальной лучшей подругой, она совершила в своей жизни достаточно поступков, чтобы заслужить услугу. Дазай пожимает плечами и глубоко, мелодраматично вздыхает, — Ладно, как скажешь. Я буду держать свои грязные, распутные ручонки подальше от бедного маленького Чуи.       — Спасибо.       — Разве это не странно? Он уже взрослый, если уж на то пошло…       — Осаму.       — Боже, ладно. Проехали.

***

      И это просто. Закрыть глаза на того, на кого раньше почти не обращал внимания, очень просто. Вполне выполнимо. Детская забава.       Но мозг — удивительный орган, потому что иногда то, что вам не позволено иметь — это то, чего вы в конечном итоге хотите больше всего.       Запретный плод.       Окончательное падение человечества.

***

      — …в любом случае, это не так уж и срочно, так что ничего страшного, если это займет у тебя больше времени.       Дазай отмахивается от переживаний Одасаку, просматривая документ на своем айпаде, — Перестань волноваться. У меня всегда найдется для этого время.       — Ты уверен? Я думал, что это то время года, когда все вы, студенты, безумно заняты заданиями.       Что ж, на следующей неделе у Дазая запланированы две презентации и несколько десятков кейсов, но он разберется с ними, когда придет их время. А пока он сидит в закусочной со своим другом и сосредотачивается только на том, чтобы быть хорошим бета-сценаристом, как и обещал. Потому что он держит свои обещания.       — Это совершенно не относится к делу, Одасаку. Я хотел… — он рассеянно замолкает, когда видит, как группа студентов проходит через закусочную и усаживается за столик прямо напротив них, шумные и энергичные, как стайка щенков золотистого ретривера — он был бы рад их проигнорировать, если бы не фирменные рыжие волосы, собранные в растрепанный хвост, и безумно заразительный смех, который басами отдается в душе Дазая.       Это маленький Накахара и его компания друзей: их разноцветные волосы сливаются в радужный коктейль молодости и гиперактивности, но по какой-то странной, неудобной причине Чуя все равно выделяется из толпы.       — …Дазай?       Он снова переводит взгляд на Одасаку и его каштановые волосы. Очень красивый. Его щетина? Сексуально. И весь этот вайб нежного великана, который исходит от него? Гораздо лучше сосредоточиться на этом.       — Я тут, — иронизирует он, — Как я уже говорил, я с нетерпением ждал следующей главы с тех пор, как прочитал предыдущую. Мне не терпится увидеть, как будет развиваться их беседа после всего этого.       Одасаку почесывает затылок, — Не завышай ожидания. Я переписывал всю сцену шесть раз и все равно не удовлетворен.       — Я уверен, что она хороша. Ты ее прочитал, так что…       В другой кабинке маленький Накахара наклоняет голову, слушая одного из своих друзей, демонстрируя черный кожаный чокер на своей шее, и Дазай несколько раз моргает, пытаясь понять, привиделась ли картинка его мозгу или он и правда это видит.       — Э-э-э… — он пытается вернуться к обсуждаемой теме, когда становится ясно, что чокер маленького Накахары вполне реален. Такой же реальный, как сама жизнь, — Ты читал текст уже столько раз, что конечно, автоматически начинаешь искать недостатки. И это не обязательно плохо. Но всегда полезно дать возможность кому-то еще, кто не работал над ним так долго, взглянуть.       — Я надеюсь на это. Если мне придется еще раз смотреть или переписывать эту сцену, я удалю весь файл и начну искать новое хобби.       Дазай намеренно не отрывает взгляда от экрана, чтобы случайно не заметить еще одно мелькание рыжих волос или ошейника, который выглядит греховно на фоне чего-то столь простого и напоминающего об этих четвероногих вонючих тварях, называемых собаками. Это огромная жертва, учитывая, что Дазай был бы рад увидеть разочарованное выражение на лице Одасаку, увековечить его на фотографии, чтобы он мог смотреть на нее каждый раз, когда жизнь начнет терять всякий смысл — а это происходит каждое утро, как по расписанию — потому что нет ничего более вдохновляющего, чем видеть, как мужчина, который является человеческим эквивалентом непоколебимой горы, терпит поражение из-за пары слов на чистом листе. Это напоминает ему о том, что жизнь правда не имеет никакого смысла, и в этом ее красота. С таким же успехом ты мог бы поджечь свои штаны и спрыгнуть с крыши дома обнаженным. Это не менее логично, чем парящий в космосе камень, напечатанные деньги или призыв сделать именно то, чего твоя лучшая подруга просила тебя не делать, потому что у тебя что-то не в порядке с мозгами.       Плохой Осаму, думает он про себя. Плохой, очень плохой Осаму и плохой мозг.       — Ты даже можешь уничтожить свой ноутбук и смыть его в канализацию, — говорит он Одасаку голосом, легким, как летний ветерок, — У меня по-прежнему будут все твои файлы, и хотя ты можешь избавиться от них, тебе никогда не удастся избавиться от меня.       — Иногда ты пугаешь меня, Дазай.       Мелодично усмехнувшись, он заправляет волосы за ухо, — А ты мне льстишь, Одасаку.       — На самом деле это был не комплимент, — категорично отвечает Одасаку.       — Как писатель, ты как никто другой, должен знать, что нет правильных или неправильных интерпретаций, пока у тебя есть доказательства, подтверждающие это.       — И какие же у тебя доказательства?       — Моя интуиция.       Одасаку шумно выдыхает, прежде чем переключить все свое внимание на тарелку с карри, стоящую перед ним. Это оставляет Дазая наедине со временем и пространством — их слишком много, потому что следующее, что он осознает, это то, что его глаза немедленно пытаются оторваться от айпада и устремиться на запретные территории, как будто тишина и отсутствие прямой, сиюминутной цели обрывают нити, которые связывают их с безопасной территорией.       Неа.       Плохой Осаму.       Хлопнув ладонями по столу, он объявляет, — Я пойду возьму себе чего-нибудь выпить, — что-нибудь настолько гротескно крепкое, что для восприятия потребуются все его чувства, не оставляя им времени обращать внимание на что-либо еще.       Одасаку, прищурившись, смотрит на лежащий перед ним ноутбук, его щеки поднимаются и опускаются, когда он жует, и он отвечает механическим хм.       Но это первая и последняя ошибка Дазая: он теряет цель из виду. Потому что в тот момент, когда он поднимается на ноги и разворачивается на пятках, чтобы обогнуть кабинку, кто-то очень низкий, очень рыжий, с водой в руках, врезается ему в грудь. Одежда промокает. Мышцы, которые не должны напрягаться, напряжены. Где-то Коё Озаки хмуро смотрит в пространство. И, что самое важное, Дазай попадает на первый ряд шоу под названием Накахара Чуя и его веснушки. И его пугающе голубые глаза. И его пальцы, длинные и тонкие, унизанные серебряными кольцами…       — Чувак, мне так жаль, — бормочет Чуя, хотя его голос звучит на 43% менее взволнованно, чем у остальных людей, проливших свой напиток на рубашку и брюки Дазая, пока он похлопывал по упомянутой одежде. Как нелепо. Что он собирается делать с водой? (Если, конечно, он не тайная русалка, хотя Дазай сомневается, что рискнул бы превратиться на публике) — Ты вроде как застал меня врасплох. Ты в порядке?       Дазай приходит в себя после небольшого отключения мозга и демонстрирует идеальный образец своей самой учтивой, поверхностной улыбки, — Это всего лишь вода. Я это переживу, — если только он не был бы русалкой, но опять же…       Вы знаете, что там дальше.       — Но ты все еще мокрый, — говорит Чуя, и его язык буквально перекатывает слова, в то время как руки продолжают тереть, — Даже твои штаны.       И это вторая ошибка Дазая: он не сразу прервал разговор и не ускользнул от него. Потому что Накахара Веснушка Чуя действует быстро и плавно, опускаясь на одно колено и вытирая внутреннюю сторону его бедра краем рукава. Ну, брюк, но они очевидно прикрывают его бедра.       — Нет, нет, нет, — как только Дазай видит огненную макушку Чуи, его рука опускается, чтобы схватить его за локоть и рывком поднять обратно, — Правда, все в порядке, Накахара-кун. Не волнуйся об этом.       — О, так ты все-таки знаешь мое имя, — это единственное, что произносит Чуя из всех возможных сочетаний слов, которые только можно произнести. Он слегка наклоняет голову, и ухмылка, которой он одаривает Дазая, достаточно легкая, чтобы назвать ее веселой, но все же достаточно сильная, чтобы поразить некоторые органы Дазая. Она слаще персика. Определенно фруктовая. И такая, такая, такая запретная.       Дазай замечает, что его рука все еще сжимает запястье Чуи, очень красивое запястье, только когда чувствует, как мышцы Чуи подергиваются, несмотря на то, что он не предпринимает никаких попыток высвободиться из захвата.       — Хех, — он разжимает пальцы и отпускает его, — Как я мог не запомнить имя младшего брата Коё? — ослепительно улыбаясь, он похлопывает Чую по голове. Такой очаровательный, — Такой маленький. Такой… братский. Для Коё. Твоей сестры. Очевидно, не для меня.       Легкая ухмылка Чуи на мгновение исчезает, прежде чем он закатывает глаза и пытается оттолкнуть снисходительную руку Дазая, — Я всего на несколько лет моложе тебя, не перевирай.       — Все еще маленький, — настаивает Дазай.       — Ну что ж, — Чуя пожимает плечами, и Дазай почти настолько глуп, чтобы совершить свою третью ошибку за день, — Я не против быть невысоким. Моя страсть — покорять вершины.       Улыбка Дазая становится болезненной, когда он пытается сохранить ее на лице, — Ладно, маленький братец Коё, я собираюсь взять себе выпивку и несколько салфеток. Приятно было с тобой поболтать, — он убегает прежде, чем Чуя успеет сказать что-то еще, от чего у него в голове произойдет короткое замыкание.       Как оказалось, ему и не нужно этого делать (разговаривать, то есть). После того, как Дазай успешно раздобыл свою отвлекающую сахарную бомбу и стопку салфеток, он понимает, что хотя слова — это мощные инструменты манипуляции, простого, дешевого леденца на палочке и пары сочных розовых губ, обхватывающих его, более чем достаточно, чтобы поставить кого-то на колени. Ну, образно говоря. В реальности, Дазай не падает. Ему просто кажется, что он может это сделать, учитывая, какими желеобразными ощущаются его мышцы.       Он удерживает бесстыдно ухмыляющийся взгляд Чуи ровно столько, сколько нужно, чтобы проскользнуть в свою кабинку — на этот раз рядом с Одасаку, заставляя того освободить для него место.       — Что ты…       — Меня преследуют, — шепотом заявляет Дазай.       Взгляд Одасаку скользит по кофейне, — Кто?!       — Запретный плод, — опустив плечи, он проводит рукой по лицу. Эта охота — о, ему слишком хорошо знакома. Он знаком с разгорающимся пламенем сопротивления, с медленным, но неуклонным нарастанием и, в конечном счете, с острым ощущением того, что можно обвести кого-то вокруг пальца и заставить его танцевать под свою дудку. Что для него в новинку, так это быть на другой стороне, быть скорее жертвой, чем хищником. В основном потому, что это не имеет смысла. Зачем кому-то прилагать усилия, чтобы преследовать его, когда он такой… доступный?       Механизмы его мозга скрипят и ревут в процессе работы.       Должно быть, это проверка. Иначе зачем бы маленькому Накахаре устраивать брачные танцы всего через неделю после того, как Йосано попросила оставить его в покое?       — Нам нужно уходить, пока я не превратился в Еву, — говорит Дазай, хватая свой айпад и запихивая его в сумку.       — Я еще не доел карри, — возражает Ода.       Дазай обхватывает пальцами свой стакан — бесполезный теперь, когда он собирается быстро сбежать — и выливает его отвратительное содержимое в тарелку своего друга, — А теперь доел. Пошли.

***

      Хотя у Йосано и есть садистские наклонности, с которыми Дазаю не раз приходилось сталкиваться лично, он не думает, что именно она стоит за небольшой проблемой, которая мучает его в последнее время. Если бы у нее было что сказать ему, она бы просто сказала. Никаких интеллектуальных игр, соблазнов или шахматных ходов. Нет, но кто из кожи вон лезет, чтобы помучить его, так это ее не-такая-милая девушка, Коё.       Может быть, ей надоело видеть его каждый раз, когда она приходит. Возможно, ее собственнические замашки выходят из-под контроля, и она все еще видит в Дазае своего соперника, а не просто парня, которого Йосано когда-то использовала так же, как он использовал ее: в качестве физического облегчения и эмоциональной поддержки. Не меньше, но и не больше. Или, может быть, это должно раз и навсегда доказать все те гадости, которые она говорила о нем: Смотри, Дазай не может сдержать даже одного простого обещания. Ты действительно хочешь дружить с таким человеком?       Дазай не стал бы отрицать, что Коё так использовала своего младшего брата. Чуя довольно хорош в… охоте. Конечно, кто-то с ледяным сердцем был бы готов пожертвовать своим любимым братом в битве за верность.       И лучшая стратегия против этого — помимо реального выполнения обещания — найти что-то столь же грязное про Коё и использовать тот же прием, который она пытается применить к нему: шантажировать ее, чтобы она хранила молчание о любом обещании, которое он может или нет случайно нарушить.       Вот почему Дазай обнаруживает себя прогуливающимся мимо чрезмерно ярких плакатов, которые бросаются в глаза из-за вопиющего злоупотребления цветами, и нескольких десятков фотографий в рамках, изображающих улыбающиеся лица, застывшие во вспышке фотоаппарата. Это место, где Коё проводит большую часть своего времени, когда она не занята составлением планов по разрушению единственной долгой дружбы и жизненного уклада Дазая. Это что-то вроде молодежного центра рядом с кампусом, где она ведет несколько занятий по физкультуре, о которых Дазай даже не удосужился помнить — неопровержимое доказательство того, что в прошлом она совершила что-то ужасное. Зачем еще кому-то добровольно проводить время с детьми и подростками, если не для того, чтобы покаяться в своих грехах? И где еще можно получить больше информации о миссис святоше, чем от чрезмерно нетерпеливых, доверчивых недоделанных взрослых?       Единственная трудность заключается в том, чтобы оставаться вне поля зрения Коё, хотя у Дазая есть заготовленное оправдание — и еще десять, если предыдущее не сработает.       Внимательно выискивая любые подозрительные действия, например, что Коё слишком дружелюбна с кем-то из своих коллег, или что она пьет самый ненавистный сорт кофе Йосано, Дазай смешивается с немногочисленной толпой молодых и глупых, время от времени заглядывая в комнаты по обе стороны коридора. Он замирает, заметив на подоконнике явно знакомый термос…       Теперь он знает, как это звучит. Он может принадлежать кому угодно. Но нет. Он Коё. Он знает это, потому что в прошлом году, когда Йосано ходила за рождественскими покупками, его целых три часа таскали по торговому центру (в конце концов, рождественским подарком Йосано стало то, что она отпустила его домой, вместо того чтобы тратить еще два часа на ужасную покупку вещей, которые не имеют значения). Что означает, что Коё здесь работает, думает Дазай, входя в комнату, пустую, если не считать растения в углу и солнечного света, который наполняет ее, и идет осмотреть помещение, чтобы убедиться, что оно…       — Эй, что ты здесь делаешь?       Дазай замирает. Это голос. Не Коё. Нет, это…       — Маленький Накахара, — говорит он, спокойно и не подозрительно, оборачиваясь, невинно пряча руки за спину и расплываясь в улыбке, — Что ты имеешь в виду, что я здесь делаю? Разве это не очевидно?       Сложив руки на груди, Чуя поднимает брови, — Удиви меня.       Что ж, видимо, маленький Накахара не планирует заканчивать предложение за него. Как жаль. Но это не так уж сложно разгадать. Это молодежный центр, и Коё что-то преподает. Так…       — Очевидно, я пришел на занятие, — говорит он, пожимая плечами.       — Действительно? — спрашивает Чуя, его низкий голос сочится кристально чистым скептицизмом.       — Ну конечно, — и поскольку переброс мяча — это всегда самый простой способ ускользнуть из поля зрения, он добавляет, — Я думаю, правильный вопрос — что ты здесь делаешь? Ты преследуешь меня?       За исключением того, что все тактические расчеты снова подводят его, когда Чуя открывает рот, — Хм, думаю, если бы я стал преследовать тебя, мне бы больше повезло в тиндере. Или в том баре, где ты всегда околачиваешься. Или в той кофейне… но, возможно, уже нет, поскольку в прошлый раз ты ушел оттуда довольно рано, — затем он упирает руки в бока и расплывается в обворожительной улыбке, — Я тоже пришел на урок!       — Круто, — отвечает Дазай. Круто, круто, круто, круто. Теперь ему просто нужен предлог, чтобы уйти отсюда, прежде чем ему действительно придется пойти на урок с Чуей, который ведет его сестра — и именно в этот момент в комнату входит толпа людей, которые дадут карту, которая ему нужна. Он может выскользнуть и…       Рука, вцепившаяся ему сзади в рубашку, физически останавливает его бегство, — Эй, не в ту сторону. Коврики вон там.       — Коврики? — повторяет Дазай, подозрительно косясь на людей вокруг них — все они… очень юные, худощавые и излучающие подростковую тоску — действительно, хватают коврики и расстилают их на полу.       — Да, для урока, — говорит Чуя и кладет руку на спину Дазая, направляя его вперед с такой твердостью и нежностью, что Дазай уверен: что-то внутри него умирает от обезвоживания, — Ты не можешь заниматься йогой на полу. Это будет чертовски больно.       — Правильно, йога. Конечно. Вообще-то… — Дазай опускает обе ноги на землю. Хоть это и заставляет Чую замереть, но он не убирает руку. Спине все еще тепло, несмотря на слой одежды, разделяющий их, — Теперь, когда ты упомянул об этом, я понимаю, что забыл взять с собой одежду! Представляешь? — Дазай усмехается сам себе, — Я был так взволнован из-за первого занятия, что просто забыл сумку дома. Настоящий облом, — и это повод сделать шаг назад. И еще один. Еще двадцать таких упражнений, и он тайком покинет этот класс йоги и вернется в безопасное место, — В любом случае, я сейчас пойду, но ты…       — У меня есть запасная смена одежды, — предлагает Чуя.       — Без обид, но мы не совсем… — он шевелит пальцами между ними, пытаясь указать на вопиющую разницу в размерах.       — Расслабься, футболка мне велика, а штаны довольно эластичные, — заверяет его Чуя, взмахнув рукой. Он даже подмигивает, прежде чем снова потащить Дазая в другой конец комнаты, — Кроме того, у меня задница намного больше, чем у тебя.       Что ж… он не ошибается. Конечно, Дазай заметно прибавил в весе с тех пор, как поступил в колледж: его ребра больше не выпирают из-под кожи, его руки раздались, и у него есть животик, который ему не слишком нравится, но когда дело доходит до объема его ягодиц, то да, У Чуи определенно есть преимущество в том, что у него задница гораздо больше и аппетитнее, чем у него.       — Почему ты носишь с собой запасную смену одежды?       — Я не ношу ее с собой. Она всегда здесь, на случай, если я забуду свою, потому что у меня плохая память, — он толкает Дазая плечом, — Знаешь, как это бывает, верно?       Печально вздохнув, Дазай потер руку, — Нет. На самом деле, у меня довольно хорошая память.       — Забыть одежду для занятий, которые ты посещаешь, для меня звучит как полная противоположность хорошей памяти.       — Ладно. Карты на стол: я не думаю, что йога для меня. Я специально забыл свою сумку, чтобы не участвовать. Я согласился только потому, что моя соседка по комнате, девушка твоей сестры, хотела, чтобы я попытался наладить наши… довольно враждебные отношения.       — У Коё, наверное, вздулось бы сразу 10 вен, если бы она увидела тебя на своем занятии. И как бы это помогло?       — Что ж, Йосано подумала… подожди, ты знаешь, что я ей не нравлюсь?       Чуя бросает на него взгляд, который говорит ага.       Может быть, это оно и есть. Может быть, Дазай сможет это использовать, — Значит, ты не придерживаешься какого-то высокого кодекса братской верности, да?       Чуя фыркает, — Я люблю свою сестру, но у нее в списке пидорасов половина планеты, и 99% из них попали туда потому, что когда-то неправильно на нее посмотрели. На самом деле я не решаю, кто мне нравится, а кто нет, основываясь на ее обидах.       — А что, если я — оставшийся 1%?       — О, правда? — остановившись перед дверью, он поднимает голову и смотрит на Дазая пронзительными ярко-голубыми глазами, — Что же ты сделал?       И Дазай не может не чувствовать себя разрезанным ими напополам, — Я не думаю, что рассказывать это младшему брату Коё было бы мудрым решением.       Чуя закатывает глаза и открывает дверь, — Я знаю, что ты не сделал ничего серьезного, иначе я бы не… — внезапно он замолкает и поднимает руку, чтобы почесать затылок, впервые теряя ту бесстыдную, невинную уверенность, которую он обычно излучает. Дазай подозрительно щурится, — Иначе я бы здесь с тобой даже не разговаривал, — заканчивает Чуя, — Потому что меня не волнуют мелкие обиды, но меня волнуют серьезные, в которых ты не замечен. Так что неважно, — он открывает один из маленьких шкафчиков и достает одежду, прежде чем предложить ее Дазаю, — Вот.       — Разве ты не говорил, что мое участие в этом занятии только усугубит нашу ситуацию?       — О, разве я не упоминал об этом? Коё сегодня здесь нет. Я преподаю вместо нее, — прижимая одежду к груди Дазая, Чуя расплывается в еще одной ослепительной улыбке, — Значит, тебе не о чем беспокоиться.       Дазай никогда не встречал человека, который бы так упорно игнорировал все, что он говорит — кроме него самого. Обычно он бы выскользнул из этого чертова здания двадцать минут назад — обычно он так и делает, потому что на самом деле хочет выскользнуть. В этом случае… он знает, что должен это сделать, но не хочет.       Что ж, он все еще не в восторге от занятий йогой. Дазай уверен, что в последний раз, когда он делал растяжку, у него начались судороги, и он двадцать минут скулил на полу, пока Йосано не вернула его к нормальной жизни. Просто в Чуе есть что-то такое, что заставляет его в любом случае пройти через эту пытку.       Наконец, взяв одежду, Дазай ловит его взгляд, — К твоему сведению, я очень раздражающий ученик.       — Может быть, тебе просто нужен хороший учитель?       Дазаю приходится впиться ногтями в ладонь и мысленно повторять: Младший брат Коё, младший брат Коё, красивый, обаятельный, притягательный и недоступный младший брат.       — Хех, — он подыскивает слова, которые позволят разрядить напряжение в этой комнате. Здесь не разрешено напряжение, — Высокие устремления для такого маленького человека, — но, вспомнив, что Чуя может использовать свой рост даже для агрессивного флирта, он прижимает одежду к груди, впервые внимательно разглядывая ее, — Я собираюсь… подожди, я должен это надеть?       Между его пальцами болтаются короткие ярко-красные шорты с надписью: ВРАГ ГОСУДАРСТВА.       — Они тебе не нравятся?       — Они мне определенно нравятся, — бормочет Дазай, — Мне нравится на них смотреть. Я просто никогда не думал о том, чтобы носить их самому. Они кажутся такими… короткими.       — О, ну, в таком случае… — невинно пожав плечами, Чуя одергивает край своих шорт — простых адидасов, определенно более длинных, доходящих ему до колен, но все равно симпатичных, — Мы можем поменяться…       — Нет! — кричит Дазай и физически останавливает Чую от раздевания прямо здесь и сейчас, обхватив пальцами его запястье, — Не надо. Я сказал, что никогда не думал об этом раньше, но это не значит, что я не хотел их надеть. Уверен, они будут смотреться бомбически. Так что переодеваться не нужно. Пожалуйста.       — Хорошо, — говорит Чуя.       — Хорошо, — повторяет Дазай и выдыхает. Хорошо, — Это… — хорошо. Кризис предотвращен. Ну, почти — его рука все еще сжимает руку Чуи, и он все еще находится преступно близко к нему, ощущая аромат его одеколона и испытывая глупое желание наклониться еще ближе и…       Неа. Плохой Осаму. Очень плохой, Осаму.       Он задерживается всего на секунду дольше, чем нужно, прежде чем отпустить Чую и сделать значительный шаг назад. Хотя эта секунда, безусловно, ощутима, она растекается в воздухе и усиливает треск электричества, возникающего между ними, это все же лучше, чем две секунды. Или, что еще хуже, три.       — Сейчас я собираюсь переодеться, — заявляет Дазай.       Кивнув, Чуя поворачивается к двери, — Отлично. Я оставлю для тебя коврик.       Шорты ему действительно идут. На самом деле, благодаря им его ягодицы выглядят даже немного пухлыми, оценивает Дазай, глядя в зеркало. Так вот почему всем так нравятся эти вещи. И вот почему все всегда хотят иметь толстую задницу. Это позволяет его тонкой, как бумага, самооценке взлететь на новую высоту. Из-за его бинтов он выглядит немного нелепо, но эй, может быть, как только Чуя увидит мумию, которая всегда прячется под всеми слоями одежды, он поймет, что та высота, которую он сейчас пытается покорить, на самом деле не стоит стараний, и оставит это занятие.       Такое случалось и раньше — конечно, это было не очень приятно, но Дазай думает, что покалывающее ощущение, когда его видят и отвергают, может на самом деле пригодиться и спасти его от размолвки с Йосано на этот раз.       К своему полному разочарованию, но не удивлению, Дазай обнаруживает, что единственный свободный коврик находится в первом ряду — прямо перед Чуей, так что он может забыть о своем плане спрятаться где-нибудь в глубине зала.       Первые пять минут проходят не так уж и плохо. Им просто нужно посидеть и сделать дыхательные упражнения, а затем легкие растяжки, которые даже такой человек, как Дазай, может выполнять без драматизма. Голос Чуи — приятная мелодия, которую можно слушать по принуждению. Как только начинается настоящая пытка, все становится на свои места.       — Вдохните и отведите таз назад, принимая позу коровы, — говорит Чуя, неприлично сильно выгибая спину, — Затем выдохните и уводите вниз копчик, принимая позу кошки.       О, боже милостивый.       Дазай пытается отвести взгляд, что трудно, потому что Чуя прямо у него перед глазами, выгибает спину и выпячивает задницу, а Дазай…       — Дазай, — о, боже мой, — Я сказал, наклони таз назад.       — Я отклоняю таз назад, — бормочет Дазай, уставившись в пол.       Со всех сторон он слышит смешки. Вот почему он не общается с подростками. Они бессердечные, вонючие монстры.       — Легче выполнять упражнения, если ты действительно смотришь на то, что делает учитель. Ты не смотришь.       — Я думал, что занятия йогой должны помочь мне успокоить разум?! Как я должен это делать, когда мне приходится постоянно оглядываться по сторонам, делать все эти вещи, потеть и...       — Это тренировка по йоге, — слышит он голос Чуи, — Но в четверг у нас также запланировано настоящее занятие йогой. Ты тоже можешь присоединиться к нам.       Дазай разочарованно вздыхает и переводит взгляд на… глупую позу коровы Чуи. Он не похож на корову! Он выглядит как… как запретный плод, — Я просто наклоню таз.       Чуя хмыкает, — Хороший мальчик. Так намного лучше.       Нет, это заставляет его член дернуться, и Дазай действительно сомневается, что шорты сильно помогут, если что-то случится, а он в комнате, полной детей!       Ладно, говорит себе Дазай. Ты все контролируешь. Ты сами решаешь, что делать организму, а не наоборот. Ты можешь это сделать. Ты будешь думать о сморщенном, подгнившем лимоне, о котором однажды забыли в холодильнике на полгода, и ни о чем другом.       — Следующий шаг: собака мордой вниз!       Что это за названия для животных? Люди, которые занимаются йогой тайные фурри? В этом дело?       И снова Чуя демонстрирует свою невероятную гибкость, упираясь пальцами ног и ладонями в коврик и принимая позу, образующую идеальный треугольник, явно контролируя каждую мышцу своего тренированного тела.       — Я знаю, что некоторые из нас все еще работают над своей гибкостью, поэтому я собираюсь показать вам несколько альтернативных поз, — затем он быстро опускается на колени, прижимаясь всей верхней частью тела к коврику и высоко поднимая бедра. Эта картина запечатлелась в сознании Дазая.       О, это нехорошо.       Нисколько.       Прежде чем Дазай успевает представить идеальный изгиб его бедер и выгнутую спину где-нибудь в другом месте, он сжимает свою руку и спешит скопировать эту чертову позу, надеясь, что мучительное жжение в мышцах, растянутых до предела, отвлечет его.       Возможно, ему стоило бы потрудиться хотя бы раз заглянуть в христианство, потому что тогда он бы понял, что запретный плод — это всего лишь переодетый красавец дьявол.       — Мне нравится твоя решимость, Дазай, — внезапно слышит он голос Чуи прямо над собой, — Но если ты не собираешься использовать альтернативную позу, постарайся не сгибать руки. Спина прямая, — внезапно чья-то рука нажимает на место между его лопатками, — О, да, вот так, — законно ли вообще говорить так страстно, когда ты преподаешь йогу подросткам? — Давай, красиво и глубоко…       Руки Дазая сжимаются в кулаки, но даже это является ошибкой.       — Не-а, — Чуя должно быть присел перед ним на корточки, потому что он не только звучит так, будто он намного ближе, но и Дазаю кажется, что он окутан его одеколоном. И затем он касается рук Дазая, физически разжимая его кулаки, — Ты должен избавиться от всего этого напряжения. В этом смысл всего урока.       — Я говорил тебе, что я ужасный ученик, — шипит Дазай сквозь стиснутые зубы.       — Я думаю, у тебя все отлично получается. Даже потрясающе.       Фыркнув, Дазай сдается, выпрямляется в полный рост и находит наилучший способ переключить внимание, на который указывает пальцем, — Почему бы тебе не пойти и не помочь ей? Ее поза похожа на квадрат, а не на треугольник!       — Эй! — восклицает девушка, — Я перенесла операцию на позвоночнике четыре месяца назад!       Дазай отшатывается. Ой.       Чуя, даже не моргнув, толкает его обратно на коврик, — Перестань отлынивать. Мы с Коё видимся с этими людьми каждую неделю. Ты здесь впервые. Я просто пытаюсь тебе помочь.       — Нет, ты просто придираешься, — ворчит Дазай себе под нос, когда Чуя почти силой возвращает его в глупую позу собаки мордой вниз, снова положив руку ему на спину, придавая правильную форму или пытаясь придать.       Чуя фыркает, — Я думаю, у нас с тобой разные представления о том, что значит придираться.       О, отлично. У него еще и слух хороший.       — Я думаю, мы с тобой точно знаем, что это не так, — шипит он шепотом.       — Ладно, класс, поднимайтесь на ноги и немного потянитесь, — объявляет Чуя на всю комнату, и его взгляд встречается с взглядом Дазая, как только тот перестает смотреть на скрипучую поверхность своего коврика, — Я остановлюсь, если получу приглашение на Вечную вечеринку на следующей неделе.       — Нет, — мгновенно отвечает Дазай.       Глаза Чуи сужаются, — Почему нет?       Потому что вечеринки — самое опасное место для охоты на такую добычу, как Дазай? Потому что будет алкоголь? Запреты ослабнут? Обещания забудутся? Потому что Дазай может сорваться, если ему придется провести всю ночь, пытаясь сбежать от самого красивого человека в комнате!       — Потому что она только для студентов юридического факультета, — говорит Дазай и не может удержаться, чтобы не ткнуть Чую пальцем в лоб, — Ты это знаешь, иначе не просил бы меня об этом.       — Да, и я также знаю, что это не имеет значения, когда кто-то вроде тебя приглашает плюс один, — парирует он. Какой умный мальчик. Он явно провел свое исследование.       — Хм, значит, ты и там продолжишь грубить мне? Нет, спасибо.       — Я грубый только потому, что ты… — Чуя делает рукой непонятный жест, вероятно, призванный перефразировать то, как Чуя бросался на него, как течная кошка, в то время как Дазай убегал от него, словно робкая девица в беде. Однако, когда Дазай не предлагает сказать это вслух, Чуя выпячивает подбородок, и из его горла вырывается низкое рычание, — Потому что ты придаешь этому значение, но это к делу не относится. Я хочу пойти туда, чтобы пообщаться и завести новые знакомства.       — Разве ты не спортсмен? Зачем тебе общаться с кучей придурков-студентов юридического факультета? — включая Дазая.       — Кто сказал, что это ради моей карьеры? — Чуя наклоняет голову, — Может быть, я хочу найти себе одного из этих придурков, чтобы делать все, что захочу, не беспокоясь о деньгах.       Дазай раздумывает. Это может быть просто еще одной уловкой — на этот раз довольно честной — но… может быть… может быть, он действительно сможет использовать присутствие Чуи на вечеринке в своих интересах. Может быть, все, что нужно Чуе, это увидеть, что Дазай — подонок, вершина, которую он не захочет покорять, чтобы избежать этой охоты.       — Ну, в таком случае, — растягивая слова, говорит Дазай, — Разве я могу испортить твой грандиозный план? Ладно. Ты можешь прийти.       — Действительно?       — Конечно.       — Я никогда там раньше не был. Ты можешь заехать за мной?       Дазай фыркает, — Нет. Ты можешь погуглить адрес. Его нетрудно найти.       Хмурое выражение возвращается на красивое лицо Чуи, и то, как он дергает Дазая за футболку, совсем не похоже на нежность, — Возвращайся на коврик. Тебе лучше внести мое имя в список приглашенных, или с божьей помощью, я все равно войду и испорчу тебе весь вечер.       Только не в том случае, если Дазай испортит его раньше.       Оставшаяся часть занятия йогой проходит значительно легче без пристального внимания Чуи, но не менее болезненно, когда Дазаю приходится наблюдать, как он демонстрирует все невероятные изгибы своего тела. Это просто несправедливо, так несправедливо, что этот парень приходится братом воплощения снежной королевы.       Когда Чуя хлопком в ладоши объявляет, что они закончили, и одаривает аудиторию своей самой ослепительной улыбкой на сегодняшний день, Дазай использует временный гул голосов, чтобы найти девочку, от которой исходит самый жуткий вайб, и незаметно подойти к ней.       — Так здорово, что Коё сегодня здесь не было, правда?       Девушка даже не моргает, только смотрит на него так, словно хочет убить его одним этим взглядом.       — Она еще и девушке своей постоянно изменяет, — пытается Дазай, — Что за человек так поступает?!       — Фу.       — Хм?       — Тебе, наверное, лет тридцать. Оставь меня в покое, урод.       Дазай смотрит ей вслед, прижав руку к груди. Двадцать четыре — это не так уж и много, не так ли? Люди постоянно говорят ему, что его жизнь только начинается!       — Я бы был поосторожнее с ней, иначе твои чувства могут пострадать, — раздается голос Чуи у него за спиной.       Дазай со вздохом поворачивается к нему, — Слишком поздно. Уже пострадали.       — Что она сказала?       — Что я старый, — Дазай дотрагивается до своего лба, пытаясь почувствовать, появились ли у него морщины. Учитывая, как часто он хмурился в период пика своей хандры, он бы этому не удивился, но вроде как надеялся, что будет избавлен от них, по крайней мере, еще на несколько лет, — И урод.       Единственное, что останавливает появление новых морщин, это мягкий, хрипловатый смех Чуи, мимолетный, как и все хорошее в мире, — По ее словам, я гиперактивный урод.       — Ой. Похоже, занятия йогой не очень-то помогают, да?       — Да, наверное, — Чуя берет телефон в руку и покачивает им взад-вперед, — Эй, можно я тебя сфотографирую?       Дазай прищуривается, — Что, я так забавно выгляжу?       — Нет… Я просто хочу запечатлеть на память.       — Я на твоем занятии йогой или я… — Дазай опускает взгляд на свой зад, —в коротеньких шортах с надписью враг государства?       — И то, и другое?       — Ладно, как хочешь. Смейся надо мной, сколько влезет. Только не показывай это своей сестре.       Чуя выглядит как взволнованный ребенок, когда достает свой телефон и делает несколько снимков, — Не волнуйся, я сохраню твой секрет.       — Раз уж мы затронули эту тему, ты не мог бы так же не говорить ей, что я был здесь? — Дазай бросает взгляд на людей, которые, шаркая ногами, выходят из студии, — А эти гормональные бомбы дружат с Коё, или мне нужно подкупить их, чтобы они держали язык за зубами?       — Не волнуйся, это даже не класс Коё. Это мой. Так что она не узнает.       Дазай моргает, — Я думал, ты просто заменяешь ее?       — Хм, я солгал. Я подумал, что ты бы сбежал, если бы узнал.       — Маленький Накахара, … ты очень хитрый.       — Пожалуйста, не называй меня так.       — Тогда Веснушка.       На этот раз улыбка Чуи менее самодовольная и более искренняя, и что-то твердое внутри, о существовании чего Дазай даже не подозревал, смягчается, — Я думаю, это лучше. Так что… — он перебрасывает телефон из одной руки в другую, — Не оставишь мне свой номер телефона, раз уж мы договорились?       И именно здесь Дазай должен подвести черту, — Неа.       — Серьезно?       — Серьезно.       — Но я должен попасть на вечеринку. Как я должен это сделать, если я не смогу позвонить тебе, когда приеду?       — Я дал обещание провести тебя внутрь, и я сдержу его. Не беспокойся об этом, Веснушка, — говорит Дазай, проходя мимо него, чтобы переодеться в свою обычную одежду, — Но это единственное, что я тебе обещаю.