Связаны

      Гул ламп в аудитории мог быть слегка надоедающим, однако в то же время вносил рутинность в действия Виктора. Накинув халат и осмотрев помещение, Виктор забрал свои записи из сумки и скрылся за дверью в лаборантской.  Стук пальцев. Ритмичный, с легкой ноткой нервозности, был знаком того, что Виктор ушел глубоко в свои мысли. Его взгляд блуждал по оборудованию, мебели, в попытке найти смысл происходящего:        «Чтобы сделать шаг вперед, иногда нужно сделать два шага назад, верно?»  Какая глупость: мужчина встряхнул головой, и взяв трость, направился к столу с пробирками, промочив кусок ткани в спирт, стал протирать уже чистые сосуды, пытаясь доказать самому себе, что это необходимое действие, а не попытка отложить свою работу, ведь внутри себя он так боится, что эксперимент не удастся. Стекло скрипит от давления, которое оказывают пальцы Виктора через ткань, однако он все еще не готов перейти к следующему действию.       Неуверенность Виктора торжествует: он получает звонок от Хеймердингера — сняв одну из перчаток, он достал телефон и аккуратно нажав на кнопку, ответив на звонок: — Виктор, возможно, Вы забыли, но сегодня дисциплинарная комиссия, мне необходимо ваше присутствие. Ситуация неоднозначна, и мне важно разобраться в происходящем. Жду Вас в главном корпусе, в Сумрачном зале. — профессор уточнил место проведения комиссии, зная, что иногда Виктор мог перепутать места собрания.        Убрав телефон, мужчина облегченно вздыхает: он терпеть не мог дисциплинарные комиссии, жалкие зрелища, на которых студенты пытались объяснить собственную глупость еще более глупыми оправданиями, однако сегодня ему нужна комиссия — в попытке убежать от собственного осуждения и обвинений, нахождение среди надменных профессоров и бюрократических зазноб давало ему хотя бы призрачный повод отвлечься от пожирающего чувства несостоятельности и синдрома самозванца.       Халат Виктора уже висел на привычном крючке справа от двери, а перчатки и прочие атрибуты были утилизированы. Закрыв лаборанскую на ключ, а затем аудиторию, Виктор собирался направиться к выходу из здания, однако наткнулся на нескольких студентов, которые безуспешно пытались выловить Виктора последнюю неделю в надежде на то, что он сможет принять их работы.       Два молодых человека и девушка умоляюще смотрела на Виктора, протягивая ему кипу записей: — Пожалуйста, если я попаду на пересдачу, меня лишат стипендии, я не могу себе это позволить! — пропищала девушка небольшого роста, пытаясь всучить Виктору свои работы.  Лицо мужчины скривилось, и с ехидной гримасой он возразил девушке: — Однако Вам не мешало весь семестр пропускать занятия и веселиться на территории кампуса во время занятий, не так ли, мисс Монтраль? У меня нет времени на это сегодня, я иду на дисциплинарную комиссию, попробуйте зайти позже. — отодвинув листы бумаги от себя, Виктор раздраженно направился к выходу — безответственные студенты вызывали в нем искреннюю неприязнь: они имели такие возможности и доступ к такому количеству технологий и познаний, однако все равно выбирали прогуливать занятия. Удаляясь, мужчина услышал отголоски разговора студентки и ее друзей: — Джейса все таки отправили на комиссию? Его точно отчислят… А я ему говорила, но этот придурок меня не слушал, все эти эксперименты с магией, он знал на что идет. Приоткрыв дверь, и направляясь к главному корпусу, Виктор вновь остался один на один с собственным подсознанием: некий Джейс, комиссия, если даже студенты говорят об этом, значит ситуация правда нетривиальна.       «Эксперименты с магией?»       Мужчина зажмурил глаза на секунду, пытаясь вернуть свои мысли в привычное русло — это явно слухи студентов, не более: он не встречал в Академии студентов, которые могли хотя бы приблизиться к подобному познанию, не говоря уже о полноценных экспериментах с магией. Виктор не мог быстро передвигаться, однако все равно чувствовал себя неуловимым и незаметным — он был нужен лишь студентам, чтобы сдать работы и выпросить оценку повыше, и профессору Сесилу, чтобы нагрузить его бумажной волокитой и проверкой теорий.        Скай. Он намеренно определял ее в отдельную категорию — он знал, что нужен ей. Понимал, что она приходит в лаборантскую и помогает не из-за непреодолимой любви к науке. Чувствовал, как она смотрит на него, думая, что он не замечает этого. И хоть он попросил ее отдохнуть и не приходить к нему следующую неделю из-за своего «</i>плохого самочувствия», он знал, что лишь оттягивает момент катастрофы еще на некоторое время. Сейчас, в этот период, он не был готов встретиться с еще одной проблемой лицом к лицу — ему было достаточно собственного бессмысленного существования, наполненного бесконечной ненавистью к самому себе. Пока Виктор двигался в сторону главного корпуса, он окидывал территорию Академии взглядом — огромный механизм, пучина молодых и амбициозных студентов и студенток делала это место скоплением энергии. Однако, Виктор уже давно не чувствовал этого влияния.         Уже столько лет он чувствует себя подстреленным животным, истекающим кровью, но так и не встречающим смерть. Он всегда чувствует ее присутствие, она наблюдает за ним издалека, давая призрачную фору, но он понимает, что при всем своем старании не в состоянии выиграть эту битву.        Каждый день он просыпается, зная, что это могла быть его последняя ночь, и от этого тьма пожирает его еще больше — очередной бесполезный день, в котором он вновь лишь существовал, не сделав ничего полезного. Его разум был далеко, а сознание лишь давало сигналы в мозг, чтобы он мог дойти до лаборатории, и просидеть там целый день, уставившись в бумаги, чертежи, заметки и рисунки на меловой доске, которые так ни к чему не привели.         Но ведь он может быть настолько бесполезен? У него были удачные эксперименты, которые могли быть оценены по достоинству. Но это не было тем, чего хотел достичь Виктор — его стремление к науке было не просто мечтой, он не видел себя нигде больше.  Он знал и понимал, что профессор Хейдермендингер взял его на простую и бюрократическую работу не потому что это все, на что способен Виктор — это должен был быть трамплин, который смог бы привести мужчину к чему-то большему, сделать открытие — облегчившее существование жителей Нижнего города, спасшее ребенка, подарившее надежду чьей-нибудь заблудшей душе, как когда-то профессор сделал по отношению к Виктору. Но каждый новый день будто шипел Виктору: «Профессор ошибся. Ты — ничтожество, и знаешь это. Бесполезный, слабый, недалекий — все это про тебя. Избавь уже окружающих от жалости к себе, ведь глубоко внутри ты знаешь, кто ты — мальчик калека из Нижнего города, ошибка эволюции.»                         Шумные обсуждения вывели Виктора из пучины собственных мыслей: оказавшись возле главного корпуса, он увидел большую толпу зевак, пришедших понаблюдать за дисциплинарной комиссией. Виктор усмехнулся — кажется, это будет не обычная коммиссия, а целое шоу. Студенты оживленно обсуждали ситуацию — мужчина слышал отголоски мнений: одни придерживались стороны Совета, говоря о несостоятельности и глупости экспериментов, другие обсуждали личность студента. Людская масса не была наполнена страхом и переживаниями — для них всех это было событием, выбивающимися из общей рутинной колеи, поэтому люди испытывали больше интерес, чем озабоченность. Виктор услышал в толпе чей-то возглас: — Джейс все равно будет до последнего говорить, что его эксперименты это не бредни сумасшедшего. Да ему просто нужно внимание, неужели этого кто-то не понимает? — голос одного из студентов вызвал лёгкую усмешку у Виктора, но внутри что-то дрогнуло. Привлечение внимания к себе и собственной персоне — способ обратить внимание на свое открытие, или лишь отголоски нарцисса? Протискиваясь через толпу, мужчина увидел профессора Хейдермендингера: он что-то записывал к себе в блокнот, и был явно взбудоражен. Направляясь к профессору, Виктора остановил один из охранников, приняв его за одного из зевак. Виктор фыркнул, и был готов огрызнуться громиле, который был не только в два раза больше его, но и с легкостью мог сломать его пополам, однако профессор отвлекается от собственных ситуаций, и подходит к охраннику, одергивая его и сообщает:  — Виктор мой ассистент, пропустите его немедленно. — протараторил профессор, указывая на Виктора.        Охранник вздернул бровь, и не скрывая своего удивления отошел, давая Виктору пройти. Мужчина съеживается, проходя мимо охранника — ему не стыдно быть ассистентом профессора, ведь он крайне уважаемый ученый, и попасть к нему было совсем непросто, однако он всегда чувствует себя униженным, когда его путают с зевакой или случайным прохожим на территории Академии. Он пытался отогнать мысли о том, что это может быть из-за его недуга, и трость добавляет его образу скорее более жалкий вид.   Профессор одергивает Виктора за край рубашки, сообщая ему: — Ситуация с Джейсом вызвала огромный ажиотаж среди студентов. Члены Советы прибывают, думаю, нам нужно пройти внутрь Сумрачного зала.        Хейдермендингер выглядел взволнованным, что не было присуще ему: кажется, происшествие правда из ряда вон выходящее, и волнение профессора понятно — его стремление к справедливости и соблюдению правил одновременно вызывало уважение и противоречило постулатам Виктора. Разве возможно совершить важное открытие, всегда соблюдая правила и не отходя от привычного курса?        Виктор поднимался по лестнице, помогая себе тростью, и издалека увидел остальных членов Совета, ожидавших у входа в зал. Мужчина уже достаточно неплохо знал членов Совета: Мэл Медарда, дочь Амбессы Медард, матриарха клана, Мэл не была самым активным членом совета, однако Виктор подозревал, что яблоко от яблони далеко не падает — дочь явно научилась многому у своей матери, в том числе — не высовываться, и не привлекать к себе много внимания, а наблюдать за театром абсурда со стороны.       Кассандра Кирамман — еще один член совета, беседовала с Торманом и Ириусом, и выглядела напряженной. Виктор часто видел Кассандру в городе, или когда она приходила на аудиенции к профессору, однако сегодня она выглядела такой же обеспокоенной, как и Хейдермендингер. Профессор вышел вперед и поздоровался с членами совета. Виктор вежливо кивнул головой, приветствуя и выражая свое уважение по отношению к другим членам Совета. Лишь Кассандра ответила на приветствие Виктора, кивнув ему в ответ, а остальные члены совета предпочли сделать вид, что не заметили юношу.        Виктор привык к этому — в атмосфере всегда была четкая линия, обозначающая границу и четко дававшая понять мужчине: он не наравне с ними, и ему стоит привыкнуть к этому. Громоздкие двери в Сумрачный зал открылись, ознаменовав о начале заседания. Члены совета устремились в зал, собираясь занять свои места. Перед тем как зайти в зал, Виктор окинул взглядом толпу студентов, задумавшись: волнует ли студентов судьба Джейса? Или это лишь повод отвлечься от занятий и посплетничать?       Виктор прошел в зал, и занял стул, стоявший за профессором Хейдермендингером. Достав из кармана свой блокнот, он приготовился делать записи. Секретарь Совета поднялась на трибуну, объявив о начале заседания дисциплинарной комиссии: — Уважаемые члены Совета, как секретарь объявляю начало заседания дисциплинарной комиссии об деле студента-аспиранта Джейса Талиса и его незаконных экспериментах с магией на территории Академии. Джейс Талис, пройдите к трибуне. — секретарь, девушка небольшого роста с рыжими волосами, сошла с трибуны, освобождая место для виновника сегодняшнего заседания.       Виктор поднял голову, взглянув на пустую трибуну, в ожидание того, кто появится на месте секретаря. Звук толпы за стенами зала сменился тишиной зала: Виктор невольно перевел свой взгляд на членов Совета — Ириус и Торман переглянулись между собой, а Кассандра Кирамман сжала в своих руках ручку, готовясь к напряженному разговору. Свод зала давил на каждого участника этого процесса, и каждый справлялся с этим как мог.         Звук тяжелых шагов разнесся по залу, из тусклого света вышла фигура высокого человека — Виктор слегка наклонился вперед, чтобы лучше рассмотреть объект переполоха, который сотряс рутинный ритм жизни Академии.        Гордо поднятая голова — первое, что можно было заметить в человеке, вошедшем на трибуну. Это был не человек, пришедший каяться: он пришел защищать себя и свое детище. Острые углы челюсти были напряжены, губы поджаты, а карие глаза жадно изучали зал, желая запечатлеть и запомнить каждого, кто находился в этом помещении.«Дерзость или глупость?» подумал Виктор, прежде чем его взгляд пересекся с взглядом Джейса.        Хотя и Джейс находится здесь на грани отчисления, сейчас он возвышается над всеми ними на трибуне. И конкретно над Виктором. Секундного взгляда парня оказалось достаточно для того, чтобы происходящее заинтересовало Виктора еще больше — в этом мимолетном пересечении, взаимодействии мужчина почувствовал вспышку, которая будто бы озарила его сознание и показала ему то, чего он раньше не видел и не чувствовал. Это было похоже на видение, приоткрытую завесу, которая показала ему нечто, что как будто ему еще только предстояло понять и пережить.        Взгляд Джейса устремился дальше, на остальных членов заседания, и Виктор устремил свой взор вслед за Джейсом, стремясь считать реакцию остальных: они почувствовали то же самое, верно? Но эмоции остальных наблюдателей были совсем иными: краем взгляда Виктор подметил, как скучающая Мэл Медарда лишь перевела взгляд на трибуну со своих пальцев, перестукивавших какой-то ритм по деревянной поверхности кафедры, Кассандра нахмурилась, а профессор Хейдермендигер кажется наконец-то успокоился и выглядел как обычно — немного отстраненно и величаво. Виктор провел рукой через свои волосы, пытаясь привести себя в чувства и запомнить то мимолетное ощущение, потрясшее его несколько секунд назад.       Джейс расправил плечи, и слегка прокашлялся, готовясь к своему выступлению. Выдержав секундную паузу, парень поднял подбородок и начал свою речь: — Уважаемый Совет, — в его голосе была слышна легкая хрипотца, — сегодняшнее заседание могло не произойти, если бы не инцидент, нарушивший не только покой Академии, но и мой собственный, — дерзость ловко переплеталась вместе с уверенностью в собственных словах.        Виктор вздернул бровью — речь идет об его исключении, а он решает упомянуть собственный дискомфорт от сложившихся обстоятельств? Самонадеянно, глупо, и абсолютно неубедительно для Совета.  Джейс перевел дыхание, продолжив: — Я был готов показать результаты собственных экспериментов позже, доведя их если не до идеала, то до приемлемого уровня, достойного показа для публики. Ваши обвинения направлены не только против меня, они угрожают каждому, кто стремится к научному познанию. — мужчина слегка наклонился вперед, звуча с каждым предложением все громче и громче.       Виктор непроизвольно издал тихий смешок — настолько дерзко разговаривать с Советом может лишь безумец.  — Мои эксперименты с магией и исследования хекстека — это мое стрелмение улучшить этот мир, то, что мы считаем невозможным, может стать доступным каждому. — продолжил Джейс, произнося каждое слово как мантру, гипнотизирующую публику, — Академия стала слишком осторожной, и это мешает нашим возможностям. Мы рискуем застрять в прошлом, если будем бояться будущего, — лекгая ухмылка озарило лицо парня, давая понять членам Совета, что это — не просто комиссия, а поле боя, и сейчас именно Джейс Талис бросил вызов каждому, кто сомневался в его правоте. — Не ради прорывов наука время от времени выходит за границы допустимого? — произнеся эту фразу, взгляд Джейса устремился к Виктору, ожидая реакции последнего. Его карие глаза остановились на Викторе, словно пытались вырвать из него скрытый ответ.       Виктор почувствовал, как внутри что-то зашевелилось. Он судорожно потянулся к блокноту и сделал вид, что записывает что-то важное. Но страница осталась чистой.«Когда-то я тоже так думал,»— мелькнула мысль.«И я ошибся?» Из транса собственных мыслей Виктора вывел голос Кассандры Кирамман: встав со стула, она как хищница, ощутившая приблизившуюся добычу, прервала монолог Джейса:  — Границы допустимого, — её голос прозвучал мягко, но в нём чувствовались острота и скрытая угроза. — Мысль, достойная цитаты. Но скажите, мистер Талис, где вы планировали провести эту грань? В момент, когда ваш эксперимент чуть не разрушил северное крыло Академии? Или позже, когда вы бы стояли над обломками, утверждая, что всё прошло «почти идеально»? «Вот оно. Он в ловушке,»— пронеслось в голове Виктора.