Доверие — лучшая награда любви

/Pov Author/ — Почему он опять не берёт трубку?! — раздражённо выдохнула Юна, в который раз нажимая кнопку вызова. Ни гудка, ни ответа. — Чёрт, где ты шляешься?! Она резко сбросила вызов и убрала телефон в сумку. Её пальцы сжались в кулак, в груди закипала злость. Он постоянно пропадает, вынуждая её искать его. Разве так должно быть? В этот момент она заметила трёх девушек, направляющихся к выходу. Они смеялись, не подозревая, что за ними наблюдают. Юна тут же напряглась. Но быстро взяла себя в руки, нацепив самодовольную улыбку. Хотя внутри всё бурлило. Как она и ожидала, Чимин был тут же, у ворот. Но выходить из тени Юна не спешила — просто наблюдала, спрятавшись за ближайшой машиной. — Опять… — тихо процедила она сквозь зубы. — Почему, куда бы я ни пошла, ты всегда рядом с ней? Её раздражение усилилось, когда Чимин посигналил, привлекая внимание девушек. Они тут же направились к нему. Юна сжала зубы. Она уже ясно дала понять Розэ, чтобы та держалась подальше. Но если сейчас она уедет с её парнем… Чёрт. Именно так всё и произошло. После короткого разговора все трое сели в машину Чимина. Юна смотрела, как автомобиль скрывается за поворотом. Медленно выдохнула, пытаясь успокоиться, но злость только росла. Достав телефон, она молча набрала другой номер. — Привет, братик, — Юна терпеливо ждала, пока на том конце примут звонок. — Чего тебе? Я сплю, — раздался хриплый, недовольный голос. — Ты чего в такое время спишь? Уже вечер, а ты проспал весь день? — Юна не была удивлена. Её брат всегда так: всю ночь гуляет по клубам, утром или вечером немного работает, если есть заказы, а если нет — снова спит. — И что? — зевнул он. — Почему звонишь? — У меня к тебе дело, — ухмыльнулась Юна, зная, что брат не любит пустых разговоров. — Я больше не занимаюсь мелкими делами, ты же знаешь, — отмахнулся он. — Так что оставь меня в покое и дай поспать. Юна раздражённо закатила глаза. Она знала, что он может в любой момент сбросить вызов, поэтому сразу перешла к сути: — Это не маленькое дело. У меня есть богатый парень, и я почти получила его, но тут появилась одна проблема. Девушка. Она мешает мне зарабатывать. — И что, мне пойти поговорить с твоим парнем, чтобы он не изменял? — в его голосе сквозил сарказм. — Да нет же, — она сдержалась, чтобы не вспылить. — Я хочу, чтобы ты избавился от неё. Чтобы она не мешала мне. — А кто мне заплатит? — он снова зевнул, теряя интерес. — Не думаю, что твой паренёк станет мне платить за то, что я уберу его любовницу. Юна усмехнулась. Она знала, как заинтересовать брата. — Девушка очень богатая. Мне неважно, что ты с ней сделаешь, лишь бы она исчезла из моей жизни. На том конце провода повисла тишина. Затем брат хмыкнул: — Сестрёнка, надо было с этого и начинать, а не про твоего парня. Она правда богата? — Всегда одета в бренды, её семья владеет сетью компаний в Корее. А основной офис — в Америке, — Юна специально добавила деталей, чтобы зацепить его. — Хорошо. Мне точно можно делать что угодно? Продать её не вариант — слишком быстро найдут. Такие, как она, продаются только в закрытых кругах богачей. — Делай что хочешь, — нетерпеливо бросила Юна. — Можешь сам воспользоваться ею. Она довольно стройная. Или требовать выкуп у её отца. Главное — чтобы её не стало рядом. — Отлично. Как её зовут? У Юны на лице появилась самодовольная улыбка. — Розанна Пак. Корейское имя — Пак Чеён. Она учится со мной в одной группе. Найти её не составит труда. Позже отправлю расписание наших занятий. Надеюсь, ты помнишь, где я вообще учусь? — Пак Чеён… Пак Чеён… — пробормотал он. — Знакомое имя. Юна снова закатила глаза. — Ладно, жду твоё расписание, — наконец сказал он и сбросил вызов. Юна посмотрела на погасший экран телефона и ухмыльнулась. — Придурок, — тихо сказала она, но в голосе звучало довольство. Теперь всё будет так, как она хочет. *** Flashback Она никогда не знала, что значит жить в безопасности. Сколько себя помнила, дом был местом, где не укрыться ни от холода, ни от страха. Отец ушёл ещё до её рождения, а мать лишь молча наблюдала, как их жизнь рушится. Единственный, кто остался рядом, — её брат. В детстве он казался ей непоколебимой скалой, тем, кто всегда защитит, кто не даст её в обиду. Но однажды она поняла, что ошибалась. С каждым годом его затягивала темнота — долги, драки, грязные сделки. Вскоре ему стало всё равно, какой ценой выбраться из этой бездны. Тогда он впервые попытался продать не только её, но и их мать. Но вмешался человек, которому не было до них дела. Просто случайный свидетель, которого раздражал шум на улице. Он бросил брату деньги, лишь бы тот замолчал. И на какое-то время всё затихло. Но оказалось, что это лишь отсрочка. Годы спустя брат нашёл способ осуществить задуманное. Она помнила тот день в мельчайших деталях. Как он вывел её на улицу. Как сказал, что теперь она будет жить «иначе». Как её охватила паника, а он лишь усмехнулся. Она кричала, но никто не пришёл на помощь. Ему вручили деньги — и её забрали. Так началась её новая жизнь. Сначала она боролась, пыталась сбежать, ненавидела этот мир. Потом привыкла. Приспособилась. Начала зарабатывать, научилась находить возможности. Она больше не была жертвой. Она использовала других, пока они пытались использовать её. А потом произошёл тот вечер. Роскошная вечеринка. Влиятельные люди, которым всё позволено. Один из них схватил её за запястье, пробежался пальцами по коже, склонился слишком близко. Они смеялись. Никто даже не думал вмешиваться. Кроме него. Он не смотрел на неё, как на вещь. Не пытался купить. Не хотел обладать. Он просто остановил всё это — одним взглядом, одним коротким приказом. И этого оказалось достаточно, чтобы её отпустили. Он ушёл, даже не взглянув на неё. Но она запомнила его. Запомнила, что рядом с ним всё могло быть иначе. Что ему не нужно было её тело. Что он был богат. И тогда она решила, что должна добиться его. End Flashback  *** — Вот, Дженни, мы приехали, — сказал Чимин, останавливая машину у дома Дженни. Однако он резко нажал на тормоз, и телефон, лежавший на бортике между водительским и пассажирским сиденьями, соскользнул назад, упав на ноги Чеён. — Ладно, девушки, я пошла. Увидимся завтра, — попрощавшись, Дженни поспешила выйти из машины. — Пока, онни, — одновременно сказали Чеён и Цзыюй, обменявшись улыбками. Как только машина вновь тронулась с места, Чеён взяла телефон Чимина, чтобы вернуть ему, но в этот момент на экране вспыхнуло входящее уведомление. Она замерла, увидев имя звонящего — «моя девушка» с сердечком в конце. Кровь отхлынула от её лица. В памяти тут же всплыл разговор в туалете и холодный голос Юны: «Чимин любит только меня». Чеён чувствовала, будто ходит по замкнутому кругу. Каждый раз, когда ей казалось, что можно расслабиться и просто наслаждаться моментом, призрак Юны снова давал о себе знать. — Возьми, твоя девушка, — неожиданно резко для самой себя проговорила Чеён. Она собиралась просто положить телефон обратно на место, но стоило ей увидеть имя звонящего, как рука сама потянулась передать его Чимину. Будто это он перед ней виноват. Будто он ей изменил, и теперь она обижена. Чимин посмотрел на неё через зеркало, нахмурившись. Поведение Чеён сбивало его с толку: весь путь она игнорировала его, а теперь вдруг заговорила, да ещё и таким тоном. Но он не стал ничего говорить. Просто слегка обернулся, взял телефон и посмотрел на экран. На его губах появилась улыбка. Чеён почувствовала, как внутри что-то болезненно сжалось. Конечно, он рад. Это же его девушка звонит. Она снова вспомнила слова Юны в туалете. “Чимин любит только меня.” И если раньше ей хотелось отмахнуться от них, то сейчас… Сейчас эта улыбка, его радость от звонка, подтверждали каждое её слово. А Чимин, напротив, был доволен. Вовсе не из-за звонка. А потому что, наконец, увидел ревность в глазах Розэ. И это зрелище он не променял бы ни на что. — Алло, слушаю, — без промедления ответил Чимин, поднеся телефон к уху. Одной рукой он уже доставал из кармана наушники. Он знал, кто звонит. И это точно была не Юна. — Чимин, у меня срочные новости, — раздался голос с другого конца линии. — Подожди, я не один. Сейчас надену наушники, — коротко ответил он, не дожидаясь реакции собеседника. Положив телефон на колено, он быстро надел наушник, не отвлекаясь от дороги. Чеён всё это время молчала, но взгляд её становился всё мрачнее. Она уже не смотрела на Чимина, лишь рассеянно следила за мелькающими за окном магазинами и зданиями. — Всё, говори, теперь я тебя слышу, — произнёс он, по-прежнему улыбаясь. Чимин не собирался скрывать эту улыбку. Он прекрасно видел, как Чеён меняется в лице, как напряжённо сжимает пальцы. Она ревновала. И он намеренно не уточнил, что на той стороне линии вовсе не Юна — ему хотелось ещё немного понаблюдать за её реакцией. — Я получил информацию. Завтра ночью они планируют перевезти товар через восточный порт. Нам нужно выехать за город, возможно, даже покинуть Сеул. Улыбка Чимина исчезла. — Я понял. Когда двигаем? — его голос стал серьёзным. — Если хотим успеть, то либо завтра рано утром, либо прямо сегодня. — Давай сегодня. Утром вставать — не моё, — вздохнул он, одной рукой почесав затылок, в то время как другая уверенно лежала на руле. — Хорошо. Я тебя жду. Через сколько будешь? — Минут через пятнадцать-двадцать. Звонок оборвался. Чимин вынул наушник и небрежно бросил его на соседнее сиденье. Он был даже немного рад, что Розэ останется сегодня у Цзыюй. Её дом находился совсем в другой стороне от его, и везти её к себе означало потратить кучу времени. Да и оставлять её одну… Он не хотел. — Меня можешь оставить… — начала было Чеён, но замолчала, когда поняла, что Чимин даже не думает останавливаться. Он спокойно проехал мимо её дома, словно и не слышал её слов. Цзыюй удивлённо посмотрела на подругу, прежде чем напомнить: — Чеён, мы же договорились, что ты сегодня останешься у меня? В её голосе слышалось лёгкое разочарование, будто она не ожидала, что Розэ так быстро забудет об их планах. — Я не забыла, — пожала плечами Чеён, бросив взгляд на дорогу. — Просто подумала, что ты сказала это просто так. Чимин чуть заметно улыбнулся и, не говоря ни слова, свернул на очередном повороте. *** — Теперь скажи мне, зачем ты плачешь? – Манобан никак не мог смириться с мыслью, что кто-то довёл его дочь до слёз. Лиса тяжело вздохнула, пытаясь успокоиться, но грудь всё ещё сотрясали тихие всхлипы. — Отец… я что, игрушка, с которой можно делать всё, что угодно? – её голос дрожал, но она всё же подняла на него взгляд, полные слёз глаза блестели в свете уличных фонарей, мелькающих за окном машины. Манобан выпрямился в кресле, убирая руки с подлокотников, но не подал виду, как его задели её слова. — Почему ты так говоришь? – его голос оставался холодным, сдержанным, но Лиса уловила в нём нотки чего-то… нового. Тёплого? Забытое чувство. Она посмотрела на отца внимательнее. Он действительно изменился. Уже второй раз за день – да что там, за всё её жизнь – он проявлял заботу. И впервые за долгое время ей хотелось в это поверить. Лиса провела ладонью по лицу, смахивая слёзы, но они тут же сменялись новыми. — Все хотят меня контролировать, — её голос дрожал, но в нём уже слышалось раздражение. — Они вмешиваются в мою жизнь, не спрашивая, чего хочу я. Я живу не для себя, а для чужого удобства! — Что за бред ты несёшь? — холодно отозвался Манобан, не поворачивая к ней голову. — Отец, хоть раз поставь себя на моё место! — её голос задрожал, но уже от злости. — Представь, что ты марионетка, у которой связаны руки и ноги, а кто-то дёргает за нити и решает, когда тебе двигаться, а когда стоять на месте. Мужчина медленно вдохнул, придавая себе терпения, и так же ровно выдохнул. — Кто тебя контролирует, Лиса? Я давно тебе ничего не говорю. — Если не ты, то это Чонгук! — сорвалась она. В салоне машины воцарилась напряжённая тишина. Манобан слегка постучал пальцами по подлокотнику, но даже это движение выглядело продуманным. — Тогда в чём проблема? — наконец, прозвучал его бесстрастный голос. — Ты знаешь, как решить вопрос. Тебе никто не запрещает уехать. Лиса крепко сжала губы. — Я просто не хочу этой свадьбы, — наконец, произнесла она. Машина плавно свернула за угол. Водитель продолжал ехать молча, будто не слыша их разговора. — Тогда и не будет свадьбы, — спокойно ответил Манобан. Лиса удивлённо посмотрела на него. — Что? — Я сказал, если ты не хочешь — свадьбы не будет. Она растерялась. Это было слишком легко. — Ты… изменился? — нахмурившись, наконец, спросила она. — С чего ты взяла? — Ты говоришь не так, как раньше. Ты ведёшь себя не так. Если бы это было раньше, ты бы не стал меня слушать. Ты бы оставил меня рядом с Чонгуком, даже не спросив, что я чувствую. А теперь просто увёз меня. Почему? Манобан наконец перевёл на неё взгляд. Он смотрел на Лису так же холодно, как и всегда, но в его глазах больше не было безразличия. — Потому что не вижу смысла держать то, что сопротивляется. Лиса сжала руки в кулаки, но не смогла сказать ни слова. Лиса привыкла к тому, что за неё принимают решения. Отец всегда делал так, как считал нужным, даже не уведомляя её, и она давно научилась не мучить себя лишними мыслями. Просто принимала ситуацию и жила дальше. Но от Чонгука она этого не ожидала. Она всё ещё помнила тот момент, когда он, даже не дав ей возможности высказаться, просто сказал, что решение принято и ничего не изменится. Без объяснений. Без попытки обсудить. Он уже всё решил за них обоих. Тогда, стоя у порога, рыдая в объятиях отца, Лиса осознала, что её первоначальная идея, которую она отмела как абсурдную, на самом деле — единственный выход. Она не собирается выходить за Чонгука. Первый шаг она уже сделала — ушла из дома. Остальное проще. Пусть отец будет в ярости, пусть семья опозорится — она не станет женой Чонгука. Если всё пойдёт не так, как надо, она сбежит в день свадьбы. Если и это не удастся, она просто скажет «нет» у алтаря и не подпишет документы. Она знала, что её никто не сможет заставить. Эти мысли приходили к ней ещё до того, как Чонгук вернулся домой после переговоров о свадьбе. Она даже не удивилась, когда увидела поток сообщений — скандала следовало ожидать. Но масштабы оказались больше, чем она предполагала. Она хотела услышать объяснения, хотела, чтобы Чонгук хоть что-то сказал. Но он лишь повторил, что решение уже принято. И это было последней каплей. Сев в машину, вся в слезах, Лиса пыталась успокоиться, но в голове роились планы. Один за другим. Она чувствовала себя птицей, которая отчаянно бьётся о прутья клетки. — Глаза мне открыл рассказ друга. Он потерял дочь, которую без её воли выдали замуж, — ровно ответил Манобан, будто рассказывая поверхностно, не вдаваясь в детали. Он не привык к длинным разговорам, а говорить о своих мыслях и чувствах — тем более. — Отец, ты же не думаешь, что я поверю в то, что ты изменился только после этого? — Лиса говорила хрипло от слёз, но в её голосе чувствовалась серьёзность. Манобан нахмурился. Узнаваемое выражение лица заставило Лису напрячься — ей показалось, что в следующую секунду он снова станет прежним. — Нет, конечно. Ты что, не знаешь своего отца? — В том-то и дело, что знаю, — упрямо ответила Лиса. Манобан посмотрел на неё пристальнее. В её взгляде было что-то от него самого. Заплаканные глаза, в которых читалась смесь упрямства и боли. Глаза, похожие на его, но в то же время напоминающие её мать. Он не знал, что именно увидел в этот момент, но что-то заставило его потянуться к дочери и легко коснуться губами её лба. Лиса замерла. Она не знала, что вообще происходит. Всю жизнь она мечтала о такой любви отца, но получить её вот так, внезапно, казалось странным, даже неправильным. Человек, сидевший рядом с ней, был похож на Навата, но в то же время он казался ей чужим. — После его рассказа я всю дорогу думал о тебе, — вдруг заговорил Манобан. — Пришёл домой и решил найти наш семейный альбом. — У нас нет семейного альбома… — Лиса говорила тихо, как будто боялась этого разговора. — Именно. У нас его нет. Но я всё равно приказал служанке принести его. Хоть откуда. Хоть что-то. Лиса нахмурилась, но молчала. — Она принесла тонкий журнал. Даже журналом это назвать сложно. Это был список гостей с какого-то мероприятия. Единственное, что оказалось на его обложке — наша общая фотография. Манобан слегка сжал губы. — Я посмотрел на наши лица. Я хмурился так, словно наступил конец света. У Аом в глазах был страх. А у тебя — грусть. Лиса напряглась. — И тогда я понял: я ни разу в жизни не видел, чтобы ты улыбалась. Ни разу не дал тебе почувствовать, что ты — чья-то дочь. Он замолчал на несколько секунд. — Я помню своё детство. Мне не хватало любви, но она у меня хотя бы была. А тебе я не дал даже этого. Не заметил, как ты выросла. Всегда воспринимал тебя как взрослого. Манобан говорил спокойно, холодно, словно констатируя факты. Лиса смотрела на него и не могла понять, что чувствует. Это было похоже на признание. Но оно не звучало как извинение. — Отец… — Лиса не выдержала и заплакала, но тихо, проливая всего несколько слёз. Манобан смотрел перед собой, прежде чем заговорить снова: — Я отнял у тебя детство, любовь и право на выбор. Думал, что ты мне обязана только потому, что я дал тебе жизнь. Ведь именно для этого я тебя создал. Лиса затаила дыхание. — Я всегда думал о выгоде, — продолжил Нават, его голос оставался спокойным, почти бесстрастным. — Даже твой брак с матерью был для меня не больше, чем способ показать твоему деду, что если он хочет пользы, то вот она. Он заставил меня жениться на ней, а перед этим разрушил мою жизнь, убив ту, кого я когда-то любил. Он говорил холодно, как будто это касалось не его собственной судьбы, а чьей-то чужой. — Отец твоей матери был гораздо страшнее, чем мой. Он не слушал её, когда она пыталась заговорить о наших отношениях, а когда она захотела развода… Я просто не дал ему случиться. Так мы стали чужими людьми, живущими под одной крышей. Лиса затаила дыхание. Она слышала истории о дедушке, но никогда не знала деталей. — Даже после его смерти я не изменил своего мнения. Слишком глубоко погряз в нём. Я не хотел любить тебя и твою мать, потому что это казалось мне предательством по отношению к той девушке, которая умерла. Нават откинулся на спинку сиденья, как будто эта исповедь утомила его. — Когда я осознал всё это, я пошёл в комнату твоей матери. Она смотрела на меня с непониманием — зная, что в это время суток я вообще не хочу никого видеть. Я спросил её, была ли она хоть когда-то счастлива со мной. Хотя я и так знал ответ. Лиса сглотнула. — Она не сказала ничего. Только посмотрела на меня так же, как ты сейчас. Просто пролила несколько слёз. А потом я вышел. Манобан замолчал. Лиса впервые слышала, как много говорит её отец. Как много объясняет. Это было странно. Она перевела взгляд на него и с изумлением заметила, что он коснулся своего лица — и понял, что его собственные глаза слезятся. Но ни один мускул на его лице не дрогнул. — Теперь скажи мне, — его голос снова стал ровным, — что сделал Чонгук, что ты не хочешь свадьбы? Лиса напряглась. Но она знала — если сейчас всё не сказать, то потом не будет шанса. — Он сам назначил дату свадьбы. Даже не спросил, хочу ли я. Я всегда говорила ему, что ещё рано, что лучше подождать хотя бы год… но он никогда меня не слушал. Он всегда делал так, как сам считал правильным. Она сжала руки в кулаки. — Может, это и мелочь. Но это семья! В семье люди должны обсуждать такие вещи, особенно когда это касается меня. Но он не слушал. Продолжал решать за меня. Начал контролировать, куда я хожу, с кем встречаюсь. Стал слишком ревнивым. Нават продолжал молчать, и от этого становилось страшно. — Отец… Я не хочу так жить. Не хочу. Я знаю, что уже всё решено. Что здание, которое вы строите, уже поднялось, что вложены миллионы в новый проект… но я не хочу выходить замуж. Она стиснула зубы. — Я не хочу стать жертвой ситуации и прожить жизнь, которой не заслуживаю. Она смотрела прямо в глаза отцу. И в этот момент Лиса поняла — от этого человека зависит, удастся ли ей сбежать. — Лиса, он заставил тебя обручиться с ним? — голос Манобана был ровным, но в нём сквозило подозрение. Он пытался понять, что именно заставило дочь так яростно сопротивляться свадьбе. Однако, когда в ответ Лиса лишь отрицательно покачала головой, он нахмурился. — Тогда что изменилось? — его взгляд был холоден, как всегда, когда он не мог найти логического объяснения ситуации. Разрушить свадьбу — это не просто принять решение, это серьезный шаг. Некоторое время он молчал, обдумывая, прежде чем задать новый вопрос: — Ты его любишь? Лиса кивнула. Манобан внимательно изучал её лицо. Это ещё больше ставило всё под сомнение. — Я его люблю, но я не готова к свадьбе, — спокойно ответила Лиса. — Отец, мне всего двадцать. Как я могу пойти на такой серьёзный шаг, как создание семьи? Я люблю Чонгука, но жизнь с ним для меня пока что туманна. Я хочу осознанно подойти к этому, понять, что значит быть семьёй, а не просто идти на свадьбу только потому, что мы помолвлены. Её голос был твёрдым. — Если мы уже сейчас так много ссоримся, если нам тяжело понимать друг друга, даже несмотря на чувства… Я не думаю, что мы сможем прожить долго вместе. Хотя бы один из нас должен измениться. Она сжала руки. — Я пыталась. Но нет, всё становилось только серьёзнее. Если кто-то и должен измениться, то это Чонгук. Если он хочет быть со мной, он должен понять, что наши отношения — нездоровые, они слишком токсичны. Несколько слёз скатились по её щекам, но взгляд оставался твёрдым. Манобан молча наблюдал за ней. Он видел перед собой не капризную девочку, а уверенную девушку, которая тысячу раз обдумала своё решение. Он знал, что Лиса не бросает слова на ветер. Если она говорит, что не хочет этой свадьбы, значит, у неё есть для этого веские причины. В конце концов, он лишь коротко кивнул. — Если ты не хочешь свадьбы, её не будет. Его голос был бесстрастным, словно речь шла о каком-то деловом решении. Компания выживет. Их проект ещё не запущен. А вот заставлять Лису прожить жизнь в страданиях, как её мать, Манобан не собирался. *** — Онни, ты пришла? — Йеджи встретила старшую сестру, которая вернулась домой после уроков. Она сразу заметила, что у той не было настроения. — Как ты, Йеджи? Всё нормально? Тебя не беспокоили звонками из полиции? — Дженни сняла обувь, пытаясь отвлечься от мыслей о Юнги. Она не знала, где он. Он не отвечал на её звонки, но… что тут волноваться? До встречи с ней он жил как-то сам. Вполне взрослый мужчина, и беспокоиться о нём нет смысла. Но мысли всё равно не отпускали. Дженни не знала, что теперь будет. Как сложатся их отношения после всего. Лучше не забивать себе голову — тратить нервы бессмысленно. Завтра она с ним поговорит. Обязательно. А если он не захочет, она найдёт способ заставить его. — Со мной всё хорошо. Но ты выглядишь нездоровой. У тебя что-то болит? — обеспокоенно спросила Йеджи. — Да нет, просто немного устала, — Дженни отвела взгляд. — А где Хёнджин? Он ещё не вернулся? — Он уже дома, в своей комнате делает уроки, — тяжело вздохнула Йеджи. — Вы что, опять поругались? — на лице Дженни мелькнула улыбка. Её младшие брат и сестра вечно были как кошка с мышкой, но без друг друга не могли. Наверное, в этом и была сила близнецов. — Ну, ты же знаешь, он как всегда ворчит, как старый дед, дай бог, — пожаловалась Йеджи. — Он мне целый час нотации читал, когда вернулся из школы и увидел меня здесь. Она думала, что надо бояться Дженни, которая могла её жёстко отругать за драку, но оказалось, что её близнец гораздо надоедливее. Дженни улыбнулась шире. Ей было приятно осознавать, что в её жизни есть кто-то, кем она дорожит. Она очень любила их обоих. — Хочешь, я заварю тебе имбирного чая? На улице холодно, ты, наверное, замёрзла. И усталость тоже пройдёт. — Давай, только я переоденусь и вернусь. Заваривай пока, — ответила Дженни и направилась в их с Йеджи комнату. Зайдя, она сразу заметила рамку с фотографией матери. Та улыбалась так тепло, будто все тяготы жизни не имели над ней власти. Дженни остановилась. Мама всегда была готова на всё, лишь бы её дети не страдали. Даже если сама от этого страдала сильнее. — Мамочка, как же я по тебе скучаю, — прошептала Дженни. Она осторожно взяла рамку, села на пол, положила руки на кровать и прижала фото к груди. — Если бы ты была здесь, я бы положила голову тебе на колени и плакала бы из-за проблем со своим парнем… как это делают обычные дочери с матерями. Но тебя нет. Кому мне теперь рассказывать о своих переживаниях? На чьих коленях плакать от пустяков? Она долго смотрела на фотографию, а по её щекам текли слёзы. — Смотри… мы были так счастливы в тот день, когда сделали этот снимок. Теперь нам не вернуть те времена… Голос Дженни дрогнул. — Скажи мне, мама… как мать может желать плохого своему ребёнку? Ты всегда говорила, что не бывает матерей, которые не любят своих детей. Что невозможно не любить чудо, которое появилось из тебя самой. Она сжала рамку крепче. — Ты ведь тоже понимаешь, что мать Юнги была вынуждена поступить так, да? Но как мне объяснить это ему? Как мне сказать, что он ошибается? Дженни закрыла глаза. — Я не хочу жить, зная, что человек, которого я люблю, так плохо думает о женщинах. Слёзы снова покатились по её щекам. — Мамочка, как мне поступить? Он даже мои сообщения не читает, не говоря уже о звонках… Она замолчала, затем чуть слышно добавила: — Прости меня, мама… За что? Дженни сама не знала. — Прости за то, что ненавидела одну страдающую мать, хотя ты всегда говорила смотреть на обе стороны медали… Она тяжело вздохнула. — Прости, что думала так, как все. Прости, что поверила своим догадкам… Что решила, будто Мисон бросила Юнги ради карьеры и денег. Голос дрожал. — Прости, что не слушалась тебя. Она осторожно положила фотографию на кровать и, не отводя взгляда от лица матери, опустила голову рядом. Слёзы текли бесшумно. Она не знала, почему просит прощения у мамы. Ведь та не имела отношения ко всему этому. Но Дженни будто пыталась взять всю вину на себя. Она хотела хоть немного облегчить груз, который давил на сердце Юнги. Она знала, что он страдает. Наверное, сейчас сидит где-то один, злится, вспоминает все обиды, всю боль, что копилась в его душе столько лет… — Онни, ты скоро? — в комнату внезапно зашла Йеджи, не подозревая, что застанет сестру в таком состоянии. Дженни резко подняла голову и поспешно вытерла слёзы. — Я видела, онни. Не стоит их прятать от меня, — тихо сказала Йеджи и присела рядом. Теперь скрывать было бессмысленно. Красные глаза и покрасневшие щёки говорили сами за себя. — Я так и думала, что с тобой что-то случилось… Онни, ты же знаешь, из женщин в нашей семье остались только мы с тобой. Она посмотрела на сестру с мягкой, но серьёзной заботой. — Я давно уже взрослая и понимаю, что такое страдание. Мне можешь рассказать всё, что угодно. Не с Хёнджином же будешь секретничать, — добавила она с лёгкой улыбкой, пытаясь разрядить обстановку. Затем, не дожидаясь ответа, обняла Дженни. И этого оказалось достаточно. Тёплый жест, наполненный пониманием и поддержкой, разрушил последнюю преграду. Дженни разрыдалась ещё сильнее. Она не сдерживалась. Она просто радовалась тому, что у неё есть сестра. — Почему ты плачешь? — спросила Йеджи, мягко поглаживая её по голове. Они будто поменялись ролями. Дженни чувствовала себя младшей, а Йеджи — старшей. Но это было так спокойно… так правильно. — Я… поссорилась с Юнги, — еле выговорила Дженни. Но… разве только в этом дело? Она и сама не знала, почему плачет. Ещё недавно говорила маме что-то важное, но теперь даже не помнила что. Будто её слова не имели определённого смысла. Будто она просто устала держать в себе слишком многое. Может, иногда действительно легче просто заплакать. Пусть даже без причины. Пусть даже она знает, что кто-то страдает сильнее её. Пусть даже она понимает, что должна стоять крепко, как всегда. Но она не может заставить себя остановиться. Она вспоминает Лису. Вспоминает, сколько всего та пережила сегодня, но стоит смирно. Но это не утешает. Потому что в этот момент единственное, что имеет значение, — это мягкие руки Йеджи, обнимающие её, и бесконечное, безусловное тепло семьи.