Пока солнце не взойдет вновь

Время тянулось неумолимо медленно. Сатору мечтал только о том, чтобы этот день поскорее закончился, как и разговоры его родни, очередные комментарии в сторону выбора университета и прочие радости семейных застолий. Вызванный его отцом автомобиль остановился перед двухэтажным деревянным зданием всего лишь с парой вывесок, по которым нельзя было понять, что внутри располагался один из самых привилегированных ресторанов города. Ни парковки, ни яркой входной группы, ни широких панорамных окон – только старинная постройка в классическом традиционном стиле с рядом подвесных фонарей, темной, почти черной, черепицей, небольшим навесом и искусно сделанными под бумагу ставнями, закрывающими все окна и двери. Стоило Сатору ступить на первую каменную ступень перед входом, как перед ним тут же отворилась дверь, и молодой мужчина повел его в нужном направлении. Общий длинный и довольно широкий коридор, как и все другие помещения ресторана, были застелены татами, поэтому снять обувь пришлось еще в самом начале – ее тут же безмолвно забрала девушка. Пока они шли до нужного помещения, на глаза не попался ни один посетитель или работник. Мужчина отворил перед ним фусума, и взгляд Сатору тут же упал на стеклянные двери напротив, выходящие на просторный зеленый сад. Из-за дождя он плохо просматривался, но от этого вся атмосфера в зале, еле освещаемом парочкой подвесных люстр, вызывала внутри приятный трепет. В ресторан он все же опоздал, так как не хотел присутствовать на начале встречи и слушать напускные неискренние слова в сторону каждого члена его семьи и других приглашенных. За что, конечно, получил хмурый взгляд отца – не глаз цвета неба, как у него, а скорее его отражения в озере туманным утром. Мать, как и всегда, постаралась как можно быстрее замять ситуацию и перевести внимание от неблагодарного сына к уже выставленным на стол закускам. Подобные семейные и околосемейные встречи проходили пусть и не часто, но достаточно, чтобы от них можно было устать. Чаще всего причиной собрания был чей-то юбилей, свадьба, празднование поглощения очередной небольшой компании конкурентов или рождение сына одного из трех братьев Годжо. Последнее, правда, случилось лишь однажды. Наигранно улыбнувшись гостям и родственникам, Сатору быстро обвел всех собравшихся взглядом. Старшее поколение – две бабушки, дедушка и несколько их братьев и сестер – уже сели на свои места на дальнем конце стола. Напротив них расположились его племянницы, несколько гостей из других семей и брат матери. Сама она мельтешила вокруг других родственников, помогая удобно устроиться. Отец что-то обсуждал с двумя младшими братьями – скорее всего он, как всегда, займет место во главе стола, а по правую руку от него на свободное место явно придется сесть Сатору, чего он так не хотел. Смирившись с судьбой, он занял свое ненавистное место и особо не дожидаясь, когда все рассядутся, потянулся палочками за аппетитно блестящими сашими из тунца. Весь стол был забит всевозможными закусками, нарезанной свининой и говядиной, грибами, овощами и тонной рыбы, поэтому он совсем не понимал, как другие еще не успели соблазниться на голодный то желудок. И все бы ничего, если бы он тут ж не почувствовал на себе назойливый взгляд справа. – Годжо, это неприлично! – злым шепотом, как умела только она, прорычала Утахиме. Вечер прекращает быть томным. Медленно повернув голову в ее сторону, Сатору молебно скривил брови: – Ой, прости-и-и, Утахиме! – он тут же вернул палочки на место и схватил ее руки. – Ну конечно мне надо было сначала подождать тебя! Я просто не слышал, что ты уже пришла – думал, что этот писк издает новый щенок бабули, а не ты. Вырвав ладони из его хватки, она гневно нахмурилась и открыла было рот, но вместо высказывания очередной порции недовольства перевела взгляд на что-то слева от него. Чуть ли не прикусив губу от резкой смены настроения, она вернулась глазами к нему, а после и вовсе пересела на соседнюю подушку, освобождая место справа от Сатору его дяде. «Отец», – тут же понял он, поэтому не стал совершать ее ошибки и пытаться в этом убедиться. Семья Утахиме пусть и не сроднилась с Годжо, но уже лет пятьдесят как была частью подобных собраний. Дедушка Сатору в молодости крепко дружил с дедушкой Утахиме, пусть они и пошли разными дорогами: один готовился занять место своего отца в кресле руководителя, а второй устроился врачом в их клинике, так как отказался от помощи друга в продвижении по карьерной лестнице. С тех пор каждый член семьи Иори точно так же шел по стопам дедушки – добивался всего собственными силами. – Ну что, сын, – чуть наклонился к нему отец, присаживаясь на свое место, – не надумал? – Ты опять за свое? – раздраженно процедил Сатору. Он подозревал, что этого разговора не избежать, но не того, что он будет в самом начале. – Ты уже третий год учишься там, неужели не наигрался? Ты без проблем со следующего года сможешь поступить в Токийский на экономический, с твоими способностями и моими связями проблем точно не будет. – И что с того? Ну поступлю, ну закончу, а дальше? Просиживать штаны рядом с тобой на собрании директоров? – Тише-тише, – послышалось со стороны матери напротив. Пусть они и общались почти шепотом, но вряд ли перепалка главы семьи со своим сыном осталась без внимания. Отцу, правда, на это было плевать, поэтому он только лишь смерил жену взглядом и вернулся к разговору. – Сатору, ты же знаешь, я вряд ли смогу занимать пост главного директора еще пять лет с тем же успехом, что и сейчас. – Да брось, ты не такой уж и старый, следишь за рынком, общаешься с сотрудниками, да никто не претендует даже на твое место. – Я… – его голос вдруг сел, и он откашлялся, прежде чем продолжить. – Сатору, дело не только в этом. Моя стратегия теряет обороты, нужны новые идеи, ты ведь и сам это понимаешь не хуже меня. – И только? Да я тебе хоть десять штук накину за спасибо. Отец выдохнул и отрицательно покачал головой, заверяя, что еще вернется к этой теме позже. Все эти разговоры с завершением карьеры его отца в качестве генерального директора уже порядком утомили Сатору. У них в семье не было принято вырывать зубами главенство, все спокойно занимались своими делами и раз в пятилетку обсуждали будущую стратегию и возможную замену состава совета директоров. Да даже братья отца ни разу не заговаривали на эту тему, ведь подобные вопросы решались всем руководством компании, но никак не отдельными личностями. Вот только в последние годы отец будто искал во всем подвох, и началось это все со статьи о нем в самом популярном финансовом журнале Японии. Какой-то мало кому известный журналист решил высказать свое мнение по поводу стратегии компании под предводительством отца, а после и вовсе сделал вывод, что кроме рождения Сатору в качестве действительно свежего глотка воздуха для их бизнеса, ничего важного он и не сделал. Да и то в этом случае все лавры должны были достаться матери, а не ему. С тех пор на каждом совете и собрании не обходилось без подобного комментария, но вот только Сатору считал, что отец может потерять поддержку близких и лишиться своего места только если и дальше продолжит зацикливаться на этом. Паранойя – вот действительно то, что могло бы погубить его как личность, но никак не отсутствие каких-то новых идей для бизнеса, который и так уже десятки лет не претерпевает почти никаких изменений, но стабильно растет и процветает. – Кстати, ничего там не слышно о повторном судебном иске по поводу якобы незаконно выкупленной нами земли рядом с участком Зенинов? – задал вопрос отец, повернувшись к одному из младших братьев, возглавляющего юридический отдел. Вот и она – еще одна популярная тема для обсуждения в семье Годжо и их близких – Зенины. В знающих кругах их вечные межклановые судебные разбирательства приобрели уже статус развлекательного сериала, причем с каждым сезоном только лишь набирающим популярность и интерес зрителей. Но за последние пару лет от резкой замкнутости клана Зенин на своих внутренних проблемах вместе с продолжением сериала и ужины стали поскромнее – раз главный антагонист отошел в сторону, то и обсуждать с тем же интересом особо было нечего. Сам Сатору во все это пусть и не хотел влезать, но выбора, как такового, у него не было. Хочешь не хочешь, но если растешь в семье Годжо, то будь добр не только выслушать по сотне раз о невыносимости зениновских характеров, но и принимать в этом непосредственное участие. Таким образом, уже к десяти годам он узнал примерно столько же версий причин их межклановой ненависти. То ли двести лет назад Зенины отняли у Годжо часть земель, то ли убили одного из их наследников, а то и вовсе и отняли, и убили, и ограбили и все это за одну ночь и один день. Ах, ну и да, еще подожгли все поместье клана Годжо, где и хранились их семейные записи, поэтому восстановить точное развитие событий стало невозможным. Вообще все это противостояние семей для Сатору было какого-то рода загадкой. Не только потому, что существовало с дюжину разных версий только у них в семье, и наверняка столько же у их оппонентов, но и по причине полной противоположности их путей. Объединяло их семьи только то, что обе имели длинную историю и большое влияние. Остальное же даже сравнивать тяжело. В основе известности семьи Зенин лежал страх, ведь даже ребенок хоть раз слышал байку об их связях с якудзой, тогда как Годжо по большей части вели свои дела открыто и поэтому были уважаемы в обществе. Основной бизнес Зенин, связанный с производством сувенирного холодного оружия, реставрацией и перепродажей древних изделий из металла, служил одной цели – отводу глаз. А вот чем они занимались на самом деле почти никому неизвестно. Да и мало кто хотел бы сунуть в это нос, ведь лишиться его будет проще простого. Годжо, в свою очередь, занимались, по сути, противоположным – спасением жизней. Их род велся от древних шаманов, сотни лет занимавшихся изучением духовной энергии и ее восполнению, лечением и другими околомедицинскими практиками. Их предки стали известны после излечения от неведомой никому ранее болезни одного из последних сёгунов периода Эдо. Уже в двадцатом веке один из всевозможных дедов Сатору, тот самый, способности которого сравнивали с его, решил пойти дальше – открыть свою частную клинику и целую лечебницу. Чуть позже часть семьи стала развиваться в сфере медицинского оборудования, которое к этому моменту можно было наблюдать почти в каждой больнице Японии. Сейчас в сфере медицины невозможно было найти ни одну хотя бы в половину такую же известную и обширную компанию. Но настоящую популярность Годжо получили после рождения первого сына этого поколения. Из-за своего ума и сообразительности, Сатору часто мелькал в научных журналах, а после и вовсе стал получать приглашения на различные телепередачи. Конечно, не только его ум занял сердца зрителей – его необычная внешность альбиноса с голубыми глазами и харизма заядлого ловеласа однозначно перевешивали чашу весов. – Нет, тишина, – ответил отцу дядя. – О них вообще последнее время почти ничего не слышно, как сквозь землю провалились. – Ох, не нравится мне это, – беспокойно затянула мать. – А если они готовят что-то или решили под нас поглубже копнуть? Явно ожидая развития темы про плохих Зенинов, чуть ли не каждый за столом решил высказаться на этот счет. К сожалению, одновременно. Раньше Сатору тоже мог что-то сказать или даже получить какое-то низменное удовольствие от обгладывания косточек их заклятым врагам, но не в этот вечер. Только лишь услышав фамилию «Зенин» от плеч до пальцев рук пробежались раздражающие кожу мурашки, а глаза нашли на столе что-то смутно знакомое. Чашу с синей кромкой. Такого же оттенка, как и отблески на торчащих локонах того парнишки. «Да какого?..» – нахмурился Сатору от осознания своей зацикленности на этих чертовых волосах. Стараясь отвлечься, он вызвал официанта, чтобы заказать какой-нибудь напиток, но не успел он и слова сказать тихо подошедшей девушке, как услышал фамилию в разговоре родственников, заставившую его тут же замереть: – А Фушигуро этот не вылезал? «Что?» – подумал Сатору и, еле очнувшись, попросил у девушки первое, что пришло на ум – сладкий персиковый сок. – Нет, этому, похоже, нет никакого дела до нас, – ответил дядя. – А… – начал было третий брат, сидевший справа. – Подождите-подождите, а про кого вы говорите? – встрепенулся вдруг Сатору, чтобы убедиться, что он не ослышался. – Про бывшего Зенина, – вяло ответил ему отец, явно все еще не отойдя от их разговора про университет. – Он давно уже ушел из клана и сменил фамилию, но только недавно вышел из тени и начал конкурировать с собственной же семьей. Ты может быть помнишь его сына – его притащили на судебное заседание пару лет назад, как раз косвенно связанное с его отцом. Он и так уже вспомнил об этом тогда, в университете, но почему-то не ожидал, что эта фамилия, никогда раньше не фигурировавшая на семейных встречах, вылезет в то же время, когда она начала вызывать в самом Сатору отголоски чего-то ранее им не ведомого. – При…поминаю, – тихо произнес он, утопая вновь в воспоминаниях и мыслях. В тот день в суде ему совсем недавно исполнилось восемнадцать, и именно поэтому его и взяли, ведь до этого его мать была категорически против пускать Сатору на процесс. Да и он сам не особо горел желанием лицезреть эту странную семейку в полном составе: в детстве ему хватило пару раз пообщаться со своими ровесниками из клана Зенин во время попытки мирных переговоров. Хотя общением это, конечно, нельзя было назвать – скорее выслушивание потока брани и самодовольства от лица семилеток. Сомнительное удовольствие. Саму суть судебных разбирательств он не уловил и даже не пытался – какая ему разница, если завтра уже будет другая причина пособачиться? Поэтому уже через пять минут начал скучать, разглядывая лица присутствующих в зале. Большую часть семейки Зенин он уже видел ранее, поэтому отметил на их лицах только лишь новые шрамы и морщины. Немного удивился парочке совсем маленьких детей дошкольного возраста, но не придал этому особого значения. Женщин в зале с той стороны почти не было, и он прекрасно понимал тому причину, но не разделял их мнения – в его семье женщины занимали некоторые высокие посты и часто уходили работать в клиники, что никогда не мешало ведению бизнеса и не портило атмосферу в семье вне работы. Все еще продолжая водить скучающим взглядом по рядам лиц, на самом последнем, практически около выхода из зала, он неожиданно столкнулся с такими же безэмоциональными глазами. Секундное рефлекторное желание отвернуться прошло так же быстро, как и возникло. Он не увидел в спокойном выражении лица неприязни к нему, поэтому задержался на этих глазах чуть больше, чем это можно было назвать приличным. Издалека они показались ему почти черными, но позже, когда незнакомец отвернул голову, он увидел в них переливающиеся синим отблески. На фоне грубых и местами даже неотесанных мужчин клана Зенин этот парнишка выглядел белой вороной. Пусть неряшливые, но явно мягкие темные волосы, точенные скулы, аккуратный прямой нос, светлая и чистая без единого шрама или пятнышка кожа. А его ресницам могла и вовсе позавидовать любая девушка в этом зале. Уже тогда он задался вопросом, а действительно ли это Зенин, но, зная их семью, он понимал, что на судебный процесс они никогда бы не взяли чужака. «Как жаль», – почему-то подумал тогда Сатору. Он еще несколько раз сталкивался с ним взглядом, рассматривая издалека его синие глаза, так манившие его по неизвестной причине, но после выхода из зала тот просто исчез. Не сказать, что Годжо бы решился подойти к нему спросить, какого черта он там делал, ведь он просто не мог быть Зенином, но под ребрами будто что-то опустело. После он больше года ни разу его не видел и лишь изредка вспоминал, пока однажды на первой неделе третьего года обучения не столкнулся с ним в коридоре. «Ой, извините», – только и пробубнил Зенин, даже не взглянув на него. И вместо заполнения той пустоты она будто бы разрослась еще больше, а мимолетный подростковый интерес превратился в присущую семье Годжо неприязнь. – А почему ты спрашиваешь? – вдруг задал вопрос отец, вырывая его из воспоминаний. – Да так, просто фамилия незнакомая, – попытался уйти от темы Сатору. – Кстати, слышали последние новости? – вырвалось вдруг из общего гула голосов. – Ожидаем падение акций компании Камо. Если бы Сатору мог, то в связи со сменой объекта обсуждения издал бы стон облегчения, но пришлось только лишь медленно выдохнуть. «Слава богам, что есть еще одна чокнутая семейка, о которой можно поговорить». – Это почему? – неожиданно подала голос мать. – Их сын сделал этот, как его… – сидевший напротив дядя посмотрел влево на жену ищущим взглядом. – Каминг-аут. – Да, точно! Вряд ли, конечно, от них сбегут так много акционеров, как было бы еще лет двадцать назад, но пошатнуть репутацию чтящей традиции семьи уж точно смогут. Сатору мрачно опустил взгляд, чтобы не видеть поголовно кивающих и соглашающихся подлиз. «Да уж, разговор про Зенинов уже не кажется таким хуевым», – промелькнуло у него в голове. Сам он сомневался, что эта новость по большей части хоть что-то изменит, все же это не первый инцидент в крупных компаниях за последние лет пять, когда он уже начал вникать в суть дела. Но все же знать отношение своей родни к подобному он не хотел – понимал, что, когда настанет его черед поведать им об этом, лицемерию не будет видно конца-краю. Но его отец вместо хоть какого-то комментария только махнул на это рукой. Он не любил касаться подобных тем – сплетни не его конек. За что Сатору, пожалуй, был ему благодарен. Вот только у подобной положительной стороны была и обратная – отец ни разу не высказывал свое мнение на этот счет. Как, в прочем, и мать. Поэтому Сатору даже не мог предположить, как они относятся к гомосексуальным отношениям, а навести их на этот разговор лично ни разу не удавалось. Уйдя в свои мысли, Сатору весь оставшийся вечер провел в молчании, лишь изредка отвечая на чьи-то вопросы, не меняющиеся из раза в раз. Краем уха он слышал разговор об их семейном поместье в Киото – почти вся родня за последние годы перебралась в Токио из-за основного бизнеса по производству оборудования, а также севернее по стране, где открывались новые офисы и клиники, поэтому что делать с опустевшим поместьем вопрос открытый. После отец с братьями обсуждали какие-то мелочи, пока мать поддерживала внимание остальных скучными и однообразными темами. Через час вялотекущей болтовни голова Сатору разрывалась от скуки и осознания проебаности субботнего вечера. Он уже несколько раз пытался уйти, но против отца не попрешь – надо было дождаться хотя бы ухода одного из гостей. К его счастью, не прошло и получаса, как чета Иори поблагодарили за приглашение и начали собираться – им, в отличие от всех остальных присутствующих, надо было возвращаться с утра в Киото. Недолго думая, Сатору вызвался проводить Утахиме до такси, чтобы тут же уйти из ресторана и больше не возвращаться. – Ну как же вы оба выросли, – расплылась вдруг в улыбке бабушка, глядя на них. – Я вас еще такими крохами помню, всегда вместе бегали. Когда жениться то надумаете? Сатору картонно улыбнулся ей в ответ, чтобы дать своему мозгу время пропустить в голове весь пробегающий огромной строкой мат. Встав напротив нее позади двух своих двоюродных сестер, он положил им на плечи ладони и ответил: – Бабуль, посмотри, какие у тебя прекрасные внучки, это им впору выходить замуж, а не мне. Не дожидаясь ответа, он помахал родне рукой и вышел, услышав лишь тихое бормотание бабушки за спиной и хихиканье сестер. – Боги, как они уже все достали с этой свадьбой, – тут же выдала Утахиме, как только они оказались под навесом ресторана. Накинув себе на плечи красную кофточку, она скукожилась от качнувшего ее длинную юбку ветра. Начавшийся еще утром дождь даже и не думал стихнуть, а только еще больше набрал силу, гулко ударяясь о черепицу и стекая тяжелыми струйками на каменные ступени. От холодного октябрьского воздуха Сатору поежился, за несколько часов привыкнув к теплу и уюту ресторана, вторя старой подруге. – Забей, – только и ответил он, доставая телефон и вызывая такси до своей квартиры. Супруги Иори уже садились в машину – сама Утахиме отказалась ехать с ними, чтобы не делать большой крюк и спокойно добраться на такси до своего съемного жилья. В отличие от родителей, она из-за учебы жила в Токио, ведь ее, как и всех Годжо, науськивали поступить в Токийский университет, считающийся самым престижным в Японии из-за его мирового рейтинга. Вот только в отличие от Сатору, Утахиме все же поступила туда, пусть и находясь на волоске от провала сдачи вступительных экзаменов. – Легко тебе говорить, ты вряд ли выслушиваешь подобное чаще раза в полугодие, – она скрестила руки на груди и, будто обижаясь на самого Сатору, а не на своих родственников, попыталась спародировать их реплики: – «Сатору такой хороший», «Сатору с детства тебя знает», Сатору то, Сатору сё. Бесит. Да я не соглашусь выйти за тебя замуж даже если от этого будет зависеть моя жизнь. Расслабившись от мыслей о скором приходе домой, Годжо глянул сверху вниз на ее сморщенное от недовольства лицо и решил не отказывать себе в приятном: – Ой, да что ты мелешь, – он притянул ее к себе за талию и наклонился так низко, что чуть ли не касался кончиком носа ее покрасневшей от гнева щеки. – Я тебе нравлюсь, не обманывай себя. Она тут же ударила его кулаками по груди и оттолкнула настолько сильно, насколько могла. – Годжо! Черт тебя побрал! Убери от меня свои ручон…а-а, что это?! – вдруг ни с того ни с сего взвизгнула Утахиме и отпрыгнула. Опустив глаза, оба заметили большого белого кота, пытающегося приласкаться к ногам девушки. – Ой, нет-нет-нет, не надо, еще шерсть на моей юбке оставишь, – Утахиме отошла от пушистого еще дальше, прячась за спину Сатору. – Да брось, это же просто кот, – Годжо присел на корточки перед наглой мордой и начал начесывать ему шею. – К тому же такой хороший, ты посмотри, как он ластится. Недолго думая, он тут же взял кота на руки, продолжая процедуру генерации мурлыкания уже за ухом. Хоть по большей части Сатору был безразличен к животным, но он всегда оценивал других людей через призму их отношения к пушистым друзьям. – Фу, он же наверняка грязный, отпусти, – услышал Сатору где-то сбоку от себя, но вместо ответа лишь протянул Утахиме свой телефон. – Не бухти, это не единственная рубашка в моем гардеробе. Лучше сфотографируй меня с этим милахой. Несмотря на закатывание глаз, она все же взяла телефон из его руки и сделала фото широко улыбающегося Сатору с поддерживающим белизну его зубов и волос пушистым и мурлыкающим котом. – Ну вот, спасибо, хоть что-то полезное сделала, – не удержался от комментария Годжо, отпуская кота и забирая обратно свой телефон. – От тебя даже простого «спасибо» не дождёшься без колкости, о каком «нравлюсь» вообще речь? Увидев подъезжающее такси, Утахиме без каких-либо сантиментов кинула Сатору сухое «пока» и двинулась к задней дверце, оставляя его на пару с котом ждать следующий автомобиль. Который подъехал, к счастью, почти сразу же. До квартиры поездка должна была занять чуть больше двадцати минут. Чтобы не сидеть без дела, Сатору выложил полученную фотографию в социальные сети, после чего сразу же вышел из приложения и зашел во входящие сообщения. Пока он был в ресторане, ему ответил тот парень из столовой: 19:27 «Да, мы свободны вечером в среду. Но для нас подобного деликатного рода встреча будет происходить впервые, поэтому не могли бы мы заранее оговорить некоторые детали? Мы живем в общежитии, поэтому не можем принять тебя у нас, да и с душевыми тут вечные проблемы». Тем же днем после добавления номера в контакты Сатору отправил ему лишь «Что насчет среды?» и подмигивающий эмодзи, практически тут же забыв об этом. Теперь по ответу он точно понял, что его намеки были восприняты серьезно, хотя во время разговора он ни разу не упомянул ни о каком романтическом или сексуальном подтексте встречи. Вместо этого, он включил все свое обаяние, и уже по смущающимся глазам собеседника и его сбивчивой речи понимал, какие слова на него действуют, а какие нет. В этом ему точно не было равных. Так как по его плану ни о каком сексе втроем или даже вдвоем речи не шло, то он только лишь напечатал в ответ: «Ужин и приятный разговор для вас будет впервые? Удивлен! По поводу деталей – ресторан буквально в паре улиц от главного корпуса, я позже пришлю геолокацию. Мне бы очень хотелось обсудить с тобой твои работы с выставки». Конечно, никаких работ парня он в глаза не видел, но предположил по его запачканным в краске рукавам рубашки, что он все же пусть и не с факультета изобразительного искусства, но все равно точно связан с рисованием. А раз так, то с большей вероятностью хоть парочка его работ участвовали в выставках от университета, как и работы любого другого студента. Даже зарисовки и картины Сатору, которые он писал на первом курсе почти без опыта, однажды попали на демонстрацию работ, поэтому подобную причину для интереса к учащемуся можно было назвать оправданной. 21:13 «Ох, да, конечно! Наверное, я не так понял сначала, мне теперь очень стыдно, но буду очень рад обсудить с тобой мои картины!» «Конечно, будешь», – пробежало в голове Сатору. – «Ведь наверняка думаешь, что раз они приглянулись мне, то у тебя есть шанс получить работу, а не просто поговорить об искусстве». Он не любил думать так о других людях, ведь среди ищущих его компанию или пользующихся его возможностями были и те, у кого это не было главной целью. Но так было раньше. Чем больше Годжо общался с людьми и чем старше становился, тем чаще он сталкивался с полным безразличием к нему, как к личности. Даже его единственный школьный друг на деле оказался лишь подлизой – в конце обучения он спросил, не будет ли для него рабочего места в компании его семьи после окончания университета, а когда услышал лишь неуверенное «Не знаю, обычно родители не берут никого по знакомству», то прекратил общение на следующий же день. Отсюда и вылезали подобные мысли. Ненужные. Мешающие расслабиться и просто жить, не ища во всем подвоха. За многие годы лишь Сугуру и Сёко были исключением. С первым они разговорились на одной поездке от университета. Тогда он узнал, что Гето не в курсе о том, кто такие Годжо – парень был родом из небольшой деревни и особо не интересовался подобными вещами. Вторую же им подкинул Яга-сэнсэй для первого группового проекта, во время работы над которым она так хорошо влилась в их странную парочку, что после они уже не представляли себе дружбу лишь вдвоем. Набрав в ответ «Тогда в 19:00 в среду буду ждать в ресторане» и скинув следующим сообщением геолокацию места, он сделал скриншот переписки и отправил Сёко с текстом: «Моя взяла! Буду думать над желанием». Несмотря на завершение долгого дня и выигрыша в споре, хорошего или хотя бы удовлетворительного настроения не появилось. Автомобиль съехал с проспекта на узкие и безлюдные улочки, а значит скоро он будет дома. Приложив голову к холодному стеклу, Сатору попытался рассмотреть сквозь дождь и мокрые разводы на окне хоть что-то, кроме серости и иногда вырывающихся из темноты бледных фонарей. Но видел только собственное отражение. Такое же хмурое, как и погода за окном.