Megaphone to My Chest

      В тот день, когда Мо Жаня приняли в аспирантуру, у Чу Ваньнина возникли вопросы.       Во-первых, после небольшого, но заметного скандала с поступлением Сюэ Мэна и до того, как тот проявил себя, участие в программе ещё одного родственника ректора было не лучшим решением для самого Чу Ваньнина, также выбранного лично Сюэ Чжэнъюном без какого-либо отбора. Это дурно пахло. Слухи ходили внутри факультета и за его пределами, и как бы Чу Ваньнин ни старался их игнорировать, нелестные слова разлетались быстрее и звучали громче, чем что-либо ещё.       Во-вторых, степень бакалавра Мо Жаня вызывала большие сомнения: у него не было ни публикаций, ни рекомендательных писем от известных ученых, ничего, что хоть как-то бы выделяло его. Как будто до подачи заявления он был призраком; что за наглость в таком случае подаваться на аспирантуру в университете Сышэн…       Сюэ Чжэнъюн отвёл Чу Ваньнина в сторону после первоначального собеседования-отбора. Был поздний осенний день, деревья уже сбросили большую часть листьев, и Чу Ваньнин мёрз в своём относительно тонком свитере. Система центрального отопления мало заботилась о комфорте обитателей университета.       — Я думаю, нам следует дать Мо Жаню шанс, — пробормотал Сюэ Чжэнъюн. — Да, его материалы не очень хороши, но он мой племянник, и я знаю, что у него есть нужные способности.       — Это буквальное определение непотизма в словаре, ректор Сюэ.       Сюэ Чжэнъюн усмехнулся, покачав головой.       — Знаю, знаю. Юйхэн, обычно я не прошу о подобном, но у парня была тяжелая жизнь, и он получил шанс начать всё сначала довольно поздно. Просто… проведи с ним интервью. Я не буду заставлять тебя принимать его, это было бы уже слишком, но просто поговори с ним, и посмотри. Что думаешь, а?       Большинство преподавателей, включая Сюэ Чжэнъюна, до сих пор называли Чу Ваньнина псевдонимом. Он обдумал просьбу, ещё раз взглянул на материалы заявления и покорно согласился.       И, что же, когда пришло время интервью, ожидания Чу Ваньнина оправдались.       Мо Жань явился на собеседование, как солнечный луч, разбивающий тёмные тучи унылого январского дня, и в чёрном пуховике поверх спортивной одежды, совершенно не подходящей для такого торжественного случая, как официальное вступительное собеседование. Первое впечатление Чу Ваньнина об этом молодом человеке — дерзкий, невежественный, непочтительный. А затем Мо Жань улыбался, говорил, льстил и уговаривал, но Чу Ваньнин всё равно отверг его.       В университете Сышэн приём работал иначе: аспирантов сначала принимали на факультет, а потом приставляли к научному руководителю. Мо Жань уже был условно одобрен после первичного интервью с другими преподавателями, которые, по общему признанию, впечатлились его потенциалом, несмотря на вопиющее отсутствие заслуг. Но по каким-то причинам Мо Жань настаивал на том, чтобы его наставником стал именно Юйхэн Бэйдоу, он следовал за ним повсюду, прячась по углам коридоров и пытаясь поймать его взгляд.       У Чу Ваньнина уже было два аспиранта, он писал собственные научные работы и преподавал у старшекурсников. Он не хотел принимать ещё одно пятилетнее бремя. Но затем, прежде чем он понял, что происходит, у него было уже трое аспирантов, а улыбающееся лицо Мо Жаня стало обычным явлением в его кабинете, и ладно, возможно, ему не следовало судить о книге по её обложке.       Мо Жань писал не очень хорошо, несмотря на превосходную компетентность в самой теме. Чу Ваньнин провёл большую часть первых двух месяцев аспирантуры Мо Жаня изучая с ним основы грамматики, указывая на расстановку знаков препинания, неправильное использование наклонения и другие нюансы, знание которых ожидается от человека с университетским образованием.       Чу Ваньнин помнил день, когда, наконец, уступил неоднократным просьбам молодого человека, тот тёплый летний день, когда Мо Жань начал чаще слоняться по кампусу, готовясь к началу учебного года.       Шёл дождь, воздух был влажный, деревья зелёные, трава мокрая. В это время года университет выглядел наиболее красиво, особенно учитывая отсутствие студентов, любимый пункт лета для Чу Ваньнина. Те немногие, кто осмеливался нарушить мирный пейзаж, были в основном аспирантами, проводящими весь календарный год в одном месте, жалкими и молчаливыми фигурами; все они знали, что лучше не беспокоить Чу Ваньнина слишком сильно. Поэтому он со спокойной душой возвращался домой, пересекая главный двор кампуса с зонтиком в руке.       У подножия большого дерева возле ворот сидела фигура, держа в руках тонкую мокрую палку, явно упавшую из-за недавнего ливня, и твёрдо балансируя на корточках с широко расставленными ногами. Чу Ваньнин не мог не пройти мимо, но надеялся сделать это как можно тише, чтобы избежать ненужных разговоров.       — Чу-лаоши! — вскрикнула фигура, когда он приблизился, и подняла палку в знак приветствия. Конечно, это Мо Жань, — бесстрастно заметил Чу Ваньнин.       — Мгм, — сказал он в ответ, слегка кивнув. Мо Жань всё ещё энергично махал рукой, забрызгивая себя грязью с палки. Чу Ваньнин нахмурился. — Что вы там делаете, господин Мо?       — Ай, это слишком официально, — воскликнул Мо Жань, смеясь. — Я вообще к этому не привык. И э-э, я просто… ну, на тротуаре было несколько дождевых червей. Я подумал, что на них могут наступить, поэтому принёс их сюда.       И действительно, перед ним расползалась небольшая кучка извивающихся дождевых червей, пухлых и скользких.       — Вы пытались спасти дождевых червей, — медленно повторил Чу Ваньнин.       Мо Жань ухмыльнулся:       — Рождён из заботы обо всех существах.       Странно слышать, как кто-то цитирует буддийские писания в неприлично коротком спортивном костюме. Чу Ваньнин должен признать, что слегка заинтересовался тогда.       Они поговорили. Вопреки своему желанию, Чу Ваньнин действительно насладился их разговором. Мо Жань был умён (умнее, чем предполагала такая яркая улыбка), интеллектуально любопытен и удивительно глубок, даже несмотря на относительно простую манеру выражаться. Они разошлись только через час: Мо Жань присел обратно на корточки в траве, а Чу Ваньнин, высокий и внушительный в белоснежной льняной одежде, продолжил путь домой, но дождь снова усилился, и он позволил Мо Жаню укрыться под своим зонтом. Крепкая рука парня поддерживала зонтик над ними обоими, пока они шли к Чу Ваньнину.       Он понятия не имел, что Мо Жань такой… высокий.       Чу Ваньнин должен также признать, что восхитился его настойчивостью. После того разговора Мо Жань осмелел: стал чаще приходить в его кабинет, торчать у дверного косяка и затягивать их разговоры всё дольше и дольше, пока Чу Ваньнину буквально не приходилось выталкивать его за двери, чтобы выполнить хоть какое-то подобие работы.       Когда наступил учебный год и Мо Жань снова подал заявку на то, чтобы стать его учеником, Чу Ваньнин без особых колебаний одобрил её.       Впрочем, он не ожидал, что молодой человек станет проблемой, преследующей его почти каждую минуту каждого дня. Мо Жань относился к другим аспирантам, как рыба к воде, как возбуждённый щенок к своим любимым людям. Он боготворил Ши Мэя, следовал за ним с тем же влюблённым видом, что и старшекурсники, и терпел ехидные комментарии своего двоюродного брата с поразительной сдержанностью. Также, он оказался хорошим учеником, быстро обучался и не был заносчивым, воспринимая критику со смущённым смехом и обещанием исправиться, что и делал. Безусловно, Чу Ваньнин принял правильное решение, когда наконец принял Мо Жаня под своё крыло.       Но это было ужасное, отвратительное, очень плохое решение. Худшее решение, которое Чу Ваньнин когда-либо принимал в своей жизни.       Любой, у кого есть глаза, мог видеть, что Мо Жань — красивый молодой человек; это неоспоримый факт. Он красивый по-особенному, будто вылеплен за долгие дни, проведённые под солнцем, и, вероятно, в тренажёрном зале. Так было и в тот день, когда Чу Ваньнин категорически отверг его кандидатуру в спортивной одежде, но, боже, как всё изменилось.       Всё изменилось, потому что Мо Жаню требовалось внимание. Дополнительные уроки, которые Чу Ваньнин обычно не давал, но недостатки аспиранта были недостатками его руководителя, и поэтому у него не было выбора. Это означало, что он проводил больше времени с Мо Жанем, допоздна и наедине. С Мо Жанем, который всё так же ходил на занятия в неуместной неформальной одежде, так же слишком фамильярно общался со студентами и преподавателями и не задумывался о том, как выглядел, склонившись над столом; не обращал внимания на то, как его кадык дёргается самым отвлекающим образом, когда он сглатывает, прежде чем ответить на каверзный вопрос; не подозревал о том, что к его тёмным и длинным волосам, собранным в небрежный пучок на затылке, так нелепо тянет прикоснуться. От всего, что видел Чу Ваньнин, он не мог оторвать глаз, словно попав во вращающийся столб торнадо, которое закинуло его на орбиту Мо Жаня, притянуло так же беспомощно, как железо к магнитному полю. Всё, что он видел, это Мо Жань, всё, о чём он думал, это Мо Жань, и, конечно, всё, что он мог делать, это кричать на Мо Жаня и в сто раз усиливать свою критику, чтобы объяснить, почему у него краснеют уши.       Всё это молодой человек воспринимал спокойно. Чу Ваньнин хотел разорвать книги по философии пополам. Какой же он лицемер!..       И поэтому, возможно, весь этот карантин, связанный с вирусом, был замаскированным благословением. Возможно, время вдали от Мо Жаня — именно то, что ему нужно. Два года держаться на расстоянии от человека, который не знал само значение слова «граница», сильно повлияло на психику Чу Ваньнина. Этот… очень прискорбный глобальный кризис стал ответом на его молитву.       — Итак, всем понятно, как настраивать сеансы в Zoom? Обязательно покажите свои презентации мне перед началом занятий. Особенно ты, Мо Жань, — сказал Чу Ваньнин, отметив, что час, отведённый на их первую онлайн-конференцию, превратился в час и сорок минут.       Он мысленно обвинил Мо Жаня во всём, что отвлекло его сегодня. Оказалось, слишком легко оправдать своё пристальное внимание, когда трое его учеников аккуратно поместились в одном поле зрения. А если он иногда забывал что-то сказать и замирал, что ж, это объяснялось задержкой связи.       Ши Мэй кивнул.       — Я скоординируюсь с А-Жанем и Сюэ Мэном, чтобы решить, какие части лекций возьмёт на себя каждый из нас.       Сюэ Мэн добавил:       — А я свяжусь со студентами и посмотрю, есть ли у них какие-либо проблемы с доступом к Zoom сейчас, и, возможно, проверю портал подачи заданий, чтобы убедиться, что всё в порядке.       Чу Ваньнин вздохнул.       — Очень хорошо, встретимся снова через два дня. Я пришлю ссылку.       — Было так приятно увидеться! — радостно помахал рукой Мо Жань. Сюэ Мэн закатил глаза и отключился. Ши Мэй последовал за ним, улыбнувшись и помахав в ответ.       Готовясь сделать то же самое, Чу Ваньнин увидел, что экран Мо Жаня всё ещё светится. Хотя тот снял наушники, бросил их на стол и встал, потягиваясь.       Окна жилища Мо Жаня были открыты, шторы отдёрнуты, и полуденный солнечный свет заливал всю комнату. Чу Ваньнин с болезненным любопытством оглядел скудный декор, понимая, что это квартира-студия, и скорее всего она находится в общежитии аспирантов на другом конце кампуса от здания их факультета.       Молодой человек явно не знал, что его видео всё ещё включено. Он почесал спину и плавным движением снял майку, бросив её в направлении, вероятно, ванной. Продолжая смотреть в сторону, Мо Жань развязал шнурок свободных спортивных шорт и бесцеремонно вышел из них, так что на нём остались только ярко-красные боксеры.       Чу Ваньнину захотелось закричать. Возможно, он действительно издал какой-то звук, объясняющийся искренним потрясением, или смятением, или удивлением, или...       Ему действительно следует завершить конференцию. Это становится… совершенно неуместно.       Мо Жань начал двигаться к окну, изгибаясь всем телом то в одну, то в другую сторону. Руки сцеплены за спиной, грудь выпячена, позвоночник выгнут, а свет позади падает на его фигуру так, что парень кажется освещённым тёмным профилем. Волосы, которые до сих пор были собраны в низкий хвост, теперь были распущены, и Мо Жань потряс головой, раскидывая пряди по плечам, уже не такие влажные, как в начале встречи.       Взгляд Чу Ваньнина скользнул по контуру крепкой спины, чётко очерченным мышцам и загорелой коже, слегка блестевшей в жёлтом свете. Плечи и спина Мо Жаня не были слишком широкими, но выглядели достаточно надёжными, как и руки, словно могли удерживать вес другого тела в воздухе в течение длительного времени, особенно если бы ноги этого человека были обвёрнуты вокруг талии… Чу Ваньнин сглотнул, когда его взгляд скользнул вниз, по пояснице Мо Жаня, узкой по сравнению с шириной его плеч, и почти плавным изгибам ягодиц, обтянутых красной тканью, ведущих к паре длинных хорошо сформированных ног, с подтянутыми подколенными сухожилиями, как это обычно бывает у бегунов, классическая иллюстрация из учебника анатомии.       В квартире Чу Ваньнина внезапно стало слишком жарко, и он почувствовал головокружение, как будто слишком быстро встал в жаркий летний день. Но сейчас не лето, и он сидел, и недавно ел булочку, так что дело даже не в голоде. Это просто несвоевременная жара. Он всегда знал, что однажды изменение климата напрямую повлияет на его жизнь. Лёгкая рубашка прилипла к спине от пота, тепло скапливалось в животе и медленно поднималось к груди, шее, к кончикам ушей. Он подумал, что его сейчас вырвет, если это неприятное чувство в животе не утихнет. Должно быть, он простудился в такую не по сезону жаркую погоду.       Мо Жань вздохнул, выгнул спину и застонал. Идиот не выключил ничего, и все звуки из его квартиры просачивались через эйрподсы Чу Ваньнина прямо ему в мозг. Мерзкие звуки кряхтения и стонов, как будто мышцы парня долго находились под сильным напряжением, на пределе возможностей, и только сейчас получили сладкое расслабление.       Когда Мо Жань обернулся, Чу Ваньнин мельком увидел выпуклость между его ног, смертельно побледнел и поспешно закрыл ноут.       Затем в тумане добрался до ванной и прямо в одежде вошёл в душ, дрожащими руками включая воду, настолько холодную, насколько это только возможно. Когда он, дрожа, прислонился к прохладной плитке, плотно прижавшись лбом к стене, он судорожно вздохнул, приказывая рукам оставаться неподвижными и решительно избегать прикосновения к какой-либо части себя. Вода должна была помочь успокоиться.       Был ли размер той штуки вообще реальным?