Бессовестный и принципиальный

      Потянулась привычная череда учебных недель. Правда, Паша немного разактивничался и частенько таскался к Костенко в перерывах или после пар.       — Что, соскучился по мне за новогодние праздники и каникулы? — поинтересовался как-то раз Сергей.       — А вы по мне что, не соскучились? — лукаво улыбнулся Паша.       Костенко ничего не ответил и, стоя у стола, уткнулся в проверяемое им сданное задание кого-то из студентов.       Юноша чувствовал, что всё больше и больше разгорается к Сергею. Признаться честно, в первое время Вершинин думал, что это всё — просто флирт ради прикола, но потом ощутил, как внутри ёкает что-то уже совсем настоящее, уже вовсе не какой-нибудь там «прикол». Паше и впрямь начал нравиться Костенко, потому-то юношу и потянуло тогда на признания — не было сил в себе это держать, не хотелось тешить напрасные надежды, но хотелось проверить, может ли всё подтвердиться. А теперь, видя, что Сергей Александрович не спешит его отталкивать, вспоминая, как тот порой шёл на поводу и даже — боже правый! — целовал Пашу, да притом как целовал, Вершинин чувствовал, что скоро просто сгорит от этой своей дурацкой влюблённости. И не только от неё. Если раньше юноша, хоть и был разгорячённым, всё же ни о чём непотребном не думал, не смел, то сейчас нередко перед сном глушил в подушке тихие стоны с одним только образом перед глазами.       С наступлением весны Паша внезапно ощутил лёгкую тревогу, судя по всему, вызванную тем, что близился конец учебного года, а Костенко пока больше ничего не должен был у них вести, и в голову Вершинина так или иначе начинали закрадываться мысли о том, что, когда не станет вот этой постоянной связи, возможно, иногда вынужденной с точки зрения Сергея, в виде пар, то они друг от друга отдалятся, и Паша ничем и никак не сможет сократить это расстояние.       Паша, прикрыв за собой дверь, приблизился. Но молчал, не зная, как начать.       — Как ваш день? — нерешительно заговорил он, сочтя разумным сперва прощупать почву, а то вдруг Костенко не в духе.       — Да вроде ничего, — спокойно отозвался мужчина. — Ты чего хотел-то?       Он снова обернулся к Паше, но теперь уже всем телом. Вершинин пару секунд помялся, а затем вдруг опустился перед мужчиной на колени и потянулся руками к его бёдрам.       — Э! Э! Ты что удумал? — тихо, но твёрдо отреагировал Костенко, округляя глаза от изумления и неожиданности и перехватывая руки Вершинина.       — Я вас хочу, — заявил юноша.       — Паш, у тебя что, весеннее обострение? — зашептал Костенко.       — Нет, я правда хочу.       — Паш, ты с ума сошёл? Я вообще-то твой преподаватель.       — И что, вам теперь трахаться запрещено? — тоже тихо поинтересовался Вершинин. — Хотите я прямо здесь...       — Поднимись сейчас же.       — Я много чего умею. Пожалуйста. Только бы с вами.       — Озверел, что ли?       Сергей упорно сражался с непослушными, ловкими Пашиными руками, которые норовили вырваться и вцепиться в ткань брюк.       — Сергей Александрович, ну правда, ну неужели я вам не нравлюсь? — ехидным голосом спрашивал Паша.       Костенко вдруг поднял голову в сторону двери, чуть склонился, грубо хватая юношу за плечи, сильным рывком поставил его на ноги, шипя: «Да поднимись же ты». Вершинин чисто из принципа хотел снова бухнуться на колени, но, едва Костенко убрал от него руки, как в лаборантскую просунулось лицо Киняева — преподавателя по криминалистике. Паша всеми силами постарался не выказывать удивление, хотя на деле был действительно поражён тем, как Сергей аккурат перед появлением чужого умудрился поднять Вершинина.       — А, Сергей Александрович, вот вы где.       — А вы за чем?       — Да я по поводу комиссии на пересдачу, — ответил мужчина, целиком просачиваясь внутрь.       — А когда она? — задумчиво нахмурился Костенко.       — Сегодня.       — Да вы что? Я думал, завтра. Ладно, давайте сейчас обсудим, с Вершининым мы в другой раз закончим разговор.       Сергей метнул на юношу мгновенный, едва уловимый, строгий взгляд. Паша отвёл глаза.       — Я тогда потом как-нибудь зайду, — заявил он, склоняясь и поднимая с пола брошенный как попало рюкзак.       — Да, Вершинин, что-то я твоего домашнего задания вчера не видел, — усмехнулся Киняев, следя за юношей взглядом.       — Я вам потом пришлю, к следующему, — буркнул юноша.       — Ай-яй-яй, Паша, всё-то ты дурью какой-то маешься.       — Зря вы так, Дмитрий Викторович, — встрял Костенко, провожая выходящего Вершинина взглядом. — Парень способный, немного ленится просто.       — Ну-ну, — фыркнул Киняев и перешёл к теме основного разговора.       А Паша, выйдя из лаборантской, бегло отряхнул колени, надеясь, что Киняев не заметил немного перепачканные джинсы.       Юноша не стал больше беспокоить Сергея в тот день — пары, комиссия, ему явно не до того. Но на следующий день Паша ещё до начала пар сидел у Сергея под дверью. Он понимал, что можно ему написать, о чём-то поговорить текстом, но, во-первых, не был уверен, что мужчина ответит, а во-вторых, решил, что обо всём этом лучше, как обычно, вживую разговаривать. Правда, надеялся, что, может, Костенко сам напишет, но тот молчал. Да и с чего бы ему?       — И не лень тебе так рано таскаться? — прозвучал знакомый голос где-то над Пашей, прикорнувшим сидя на лавке в коридоре, сложившись пополам. — У тебя же пары сегодня с одиннадцати.       — Знаете моё расписание? — с ехидной улыбкой сонно поднял моську юноша, с прищуром глядя на Костенко, отпирающего дверь в кабинет.       Едва мужчина зашёл внутрь, юноша скользнул за ним.       — Поговорить хочешь?       — Да.       — О вчерашнем?       — Да.       — Да уж, хотелось бы послушать твои объяснения.       Сергей, скинув часть вещей на преподавательский стол, прошёл дальше в лаборантскую, на ходу снимая верхнюю одежду.       — А как вы узнали, что Киняев войдёт? — поинтересовался Пашка, скользя за мужчиной.       — Услышал, как дверь в аудиторию скрипнула. В ФСБ и не такому учат, парень.       — Крутяк.       — И всё-таки не увиливай от ответа.       — Ну-у, — протянул Паша, — а что вы хотите услышать?       — Правду, Паш, — глянул на него через плечо мужчина.       — Ну, правду вы знаете. Я действительно вас хочу, — смело проговорил Вершинин, немного понижая голос, чтобы никто посторонний уж точно не услышал.       Сергей вздохнул и, по обыкновению аккуратно повесив лёгкий весенний плащ, шагнул ближе к Паше.       — Слушай, ну что тебе неймётся, правда? Иди, вон, девушку себе какую-нибудь симпатичную найди.       — А мне кроме вас никого не надо, — горячо заверил его Вершинин и тоже подшагнул поближе. — Ну правда. Ну неужели я вам хотя бы капельку не нравлюсь, неужели у вас ничего не ёкает? — Это было сказано необычайно лукавым голосом, будто юноша пытался Сергея на чём-то подловить. — Хотите, ещё раз перед вами на колени встану? Только если мешать на этот раз не будете.       Юноша действительно готов был опуститься вниз, но Костенко ухватил его за локоть, удержав.       — Паш, я не собираюсь трахать своего студента.       — А что вам мешает? Никто же не узнает, — хищно улыбнулся Вершинин.       Сергей на это ничего не ответил и отвернул лицо. Паша подался ближе, изгибаясь, стараясь заглянуть мужчине в глаза.       — Совесть? Принципы? Сергей Александрович, ну, глупости ведь, кто вообще сказал, что нельзя спать со своими студентами? Мне же есть восемнадцать, никакого «блата» за это я от вас не получу, я вас искренне хочу, а вы, надеюсь, меня тоже.       Костенко внимательно поглядел на почти непозволительно близко находящегося перед ним Вершинина. На пару мгновений уронил взгляд на его губы, и Паше это, откровенно говоря, польстило.       — Ну, допустим. А почему я-то?       — Вы же знаете. Вы мне нравитесь.       — Паш, ну, я не верю.       Вершинин, честно говоря, немного опешил. Он думал, Костенко просто выкаблучивается, или действительно упирается рогами в свои принципы, или, может, и впрямь просто не хочет Пашу, но вариант, что Сергей ему попросту не верит, юноша даже не рассматривал.       — Найди себе кого-нибудь, переспи, если у тебя так горит, — продолжал в это время Костенко.       — Ну вы же понимаете, что даже если я с кем-то пересплю, я всё равно буду думать о вас? — лукаво улыбнулся Паша.       Сергей цокнул языком и отмахнулся, будто выражая: «С тобой бесполезно разговаривать». Он немного отвернулся, но юноша его перехватил, дёргая на себя.       — Почему вы не верите, что действительно мне нравитесь?       — Руки не распускай, — строго проговорил Костенко. Дождавшись, когда Вершинин послушно, хоть и неохотно выпустит его, мужчина продолжил: — Такой ты простой, конечно, Паш. Тебе слово, ты в ответ десять, остр больно на язык. Откуда мне знать, что из всего, что ты говоришь, правда?       Юноша глядел на мужчину немного разочарованно, совершенно обескураженно и будто бы с капелькой обиды.       — Ну, не хотите словам моим верить, делам поверьте. Стал бы я вам кофе таскать и лезть за поцелуями? И на колени вставать?       — Ну вот уж «колени» первые в очереди на зашедший слишком далеко твой прикол, — скептически подметил Костенко.       — Да ну вас, — фыркнул Паша. — Я к вам со всей душой, да, может быть, и клоунской, шутовской, но с душой же, а вы... Всё время упираетесь, всё время чё-то быкуете, меня виноватым выставляете. Упёртый баран.       Юноша отвернулся, намереваясь уйти. Он уже закипал. Сергей явно тоже.       — Что ты сказал? — почти угрожающе процедил Костенко. Он, очевидно, не привык, что бы с ним так разговаривали студенты.       Сергей в два шага догнал Пашу, вновь схватил его за локоть, рванул на себя, разворачивая лицом. Секунду-другую они вперяли друг в друга хмурые взгляды, а затем Костенко первым дёрнул Вершинина к себе, жадно целуя в губы. Паша мгновенно оттаял, подался вперёд, положил ладони на чужие щёки, мягко оглаживая. Прикрыл глаза от удовольствия и моментально забыл свою обиду и злость, теперь всё внутри заполнялось лишь разливающимся от волнующего поцелуя теплом.       Сергей в какой-то момент перестал целовать юношу, разомкнул их губы, но не отстранился, жарким дыханием опаляя чужую кожу. Затем мягко-мягко, невесомо, едва ощутимо чмокнул Пашу в губы снова и лишь после этого немного отдалился.       — Не принимай на свой счёт, — тихо проговорил он, нежно поглаживая юношу по щеке. — Ты красивый. Хороший. Просто я, пожалуй, не готов с тобой спать, пойми. Наверное, всего лишь пока что. Не знаю. Я... Дай мне время.       Вершинин расплылся в совершенно тёплой улыбке.       — Ладно. Без проблем. Вы могли бы сразу сказать мне об этом. Обещаю, больше заикаться о таком не буду. Но, правда, не знаю, как долго смогу сдерживать эти разговоры в себе, — тут же хитро усмехнулся он.       Сергей вновь цокнул языком и щёлкнул Пашу по носу.       — Бессовестный, — добродушным тоном отчеканил он по слогам.       — Ой, может, я и бессовестный, зато вашей принципиальности хватит на нас двоих, — беззлобно фыркнул юноша.       Сергей, глянув на часы, добавил:       — Если хочешь, можешь до начала своих пар тут в лаборантской поспать.       — Реально? — удивился Паша.       — Вполне. Правда, тут всего лавка и пара стульев.       — Ничего, мы, студенты, и не на таком спали, — усмехнулся Вершинин и с благодарным видом плюхнулся на отведённое ему место.

***

      Остаток весны прошёл в несколько подвешенном состоянии — Паша всё никак не мог понять, какие отношения связывали его с Сергеем. Вроде и, очевидно, нечто куда большее, чем преподавательско-студенческие, Костенко всё так же позволял себе целовать юношу, но, вместе с тем, о том, что между ними, они толком не разговаривали, да и никуда не продвигались в этом взаимодействии. Правда, теперь Паша старался не торопить мужчину — Пашка парень молодой, терпеливый, у него время есть, он подождёт. Надо признать, он думал, разумеется, не только о чём-то интимном по отношению к Сергею — нет, тот правда ему по-настоящему нравился. Но всё же иногда юноша чувствовал, как плавко, тягуче пылает внутри что-то желающее мужчину ближе, плотнее, развязнее.       Конец семестра прошёл привычно, но к этой сессии Паша запарился, подготовился нормально, чем порадовал Сергея, принципиально пытавшего его кучей дополнительных вопросов, чтоб «неповадно было». Череда зачётов, экзаменов, практики, наполняющая вовсе не беззаботные деньки юноши, прошла, и остались внезапно свободные, непривычно пустые летние дни. Вот тут-то Вершинин и ощутил тоску по Костенко. Очень захотелось его увидеть, снова поболтать с ним, опять накатило неприятное чувство, что, возможно, когда Паша вернётся с каникул, их с Сергеем Александровичем отношения уже не будут прежними. От мыслей о такой возможности юноше щемило сердце, и он старался отвлечься, переключаясь на летнее времяпрепровождение, тем более погода располагала, друзья то и дело звали на шашлыки, дачу или пляж, можно было вволю веселиться, отдыхать и расслабляться. Паша так и делал, но по вечерам всё равно в постели перед сном оставался один на один со своими мыслями, снова и снова чувствуя, как его буквально поглощает тяга к Сергею.       Несколько раз юноша не удерживался и писал ему. Просто так, хоть немного пообщаться. Пару раз Костенко кратенько с ним общался, но в остальном отвечал, что занят, не может сейчас говорить или ещё чего, а потом к диалогу не возвращался. Паша, с одной стороны, думал, что, быть может, Сергей действительно очень занят, ну, или тоже отдыхает от работы, может, он даже поехал куда-нибудь в отпуск, но, с другой — внезапно даже для самого себя предположил, что, быть может, это Костенко его так «проверяет», мол, не остынет ли Паша, как только их перестанут связывать, скажем так, рабочие отношения, или, наоборот, пытается своим напускным холодом отвязать, оттолкнуть от себя юношу. А Вершинин, может, и рад бы оттолкнуться, да уж больно крепко привязан.       В первый учебный день осени Костенко, взяв ключи на охране, поднялся к своему кабинету. Подняв глаза, увидел Пашку, лохматого, загорелого, привычно сидящего у запертой двери с двумя стаканами кофе. Блестящие глаза мгновенно впились в мужчину пытливым взглядом.       — Пашка, — расплылся в тёплой улыбке Сергей и больше ничего не смог сказать.       Ему было трудно признаться даже себе, что за всё то время, пока они не виделись, он жутко скучал по юноше. Не хотел ему говорить, но, правда, скучал. А сейчас понял, что всё это желание увидеть Вершинина отразилось на лице, и его никак было бы не скрыть. Ну и ладно. Пусть Паша видит.       Костенко подошёл ближе и даже позволил себе удивительную вольность — потрепал юношу по голове, зарываясь пальцами и всей широкой тёплой ладонью в его непослушные волосы. Вершинин, прежде глядевший взволнованно, почти с сомнением, моментально оттаял, разнеженно зажмурился, преданно прижимаясь макушкой к чужой руке. Нет, ну, правда, только хвоста вертолётиком не хватает.       — Скучал?       — Очень.       Сергей отпер дверь, юноша протянул ему один стаканчик.       — Возьмите. Несладкий, как вам нравится.       — Спасибо.       В аудитории Костенко привычно скинул вещи на преподавательский стол, а затем прошёл в лаборантскую, хоть ему вовсе и не нужно было снимать верхнюю одежду — едва лишь начиналась осень, было ещё тепло. Вершинин шмыгнул за ним.       — Ну, что расскажешь мне интересного? — беспечно поинтересовался мужчина.       Паша не ответил. Костенко обернулся к нему. Юноша стоял с изумительно застенчивым видом. Просто удивительно, Сергей такое и вообразить бы не смог — подумать только, сам Пашка Вершинин, шебутной, с ветром в голове, с извечной хитро-хищной ухмылкой на губах, скромно и несмело глядел на него чуть исподлобья.       — Чего ты? — ошеломлённо спросил Костенко.       — Обнимите меня, пожалуйста.       Сергей не посмел отказать в этом удовольствии ни юноше, ни себе. Быстрыми шагами сократил расстояние между ними, размашисто заключил Пашу в крепкие объятия. Вершинин довольно-предовольно хихикнул куда-то в изгиб его шеи и блаженно прикрыл глаза, прижимаясь ближе. Они ещё ни разу не обнимались. Целовались, да, но объятия — это совсем другое. Так трепетно, мягко, и сердца близко-близко, даже кажется, что через прижатые друг к другу грудные клетки ощущается биение. Сергей бережно гладил Пашу по спине, а затем перевёл одну руку на его затылок, невесомо перебирая чужие волосы.       — Как провёл лето, мой хороший? — спросил мужчина.       Вершинин, не отлепляясь от него — впрочем, и Костенко пока не планировал отпускать юношу, — рассмеялся.       — Я думал, я уже вырос из написания сочинений.       — А ты мне расскажи. Я так давно тебя не слышал. Теперь хочу послушать.       Паша разнеженно потёрся носом где-то в районе изгиба чужой шеи и принялся привычно болтать, по-прежнему не желая размыкать руки вокруг торса Сергея.

***

      Несмотря на то, что Костенко у Паши в этом семестре ничего не преподавал, всё потянулось, можно сказать, своим чередом: Вершинин вновь привычно просиживал штаны в кабинете у Сергея, иногда таскал ему по утрам кофе, реже, но всё же исправно целовался с ним в лаборантской. Иногда долго. Очень долго. Так, что Паша, честно говоря, вновь готов был вставать на колени прямо там, горячился, начинал жаться и ластиться плотнее, жарче, однако давить на Сергея себе не позволял.       А в остальном это был привычный Пашка — весёлый, светлый, яркий. Костенко не мог не улыбаться, глядя на него, юноша для Сергея был будто солнечный лучик. И тоже тёплый, ласковый.       Потому мужчина как-то особо даже и не задумывался о том, что Паша может быть каким-то другим.       После длинного перерыва между парами Сергей, неспешно сходив на обед, возвращался в нужный корпус университета. Он, откровенно говоря, не особо одобрял расписание в этом семестре, потому что в пару дней между занятиями у него стояли окна, а Костенко не любил впустую тратить время, ему всегда хотелось всё оптимизировать, уплотнить. Но в этом случае пришлось лишь смириться. Собственно, поэтому мужчина и не торопился, пара уже началась, внутренний двор пустовал. Правда, уже почти у двери в здание Сергей бросил беглый взгляд в сторону курилки и с удивлением заприметил там одинокую и очень уж знакомую светлую макушку.       — Оп-па, вот это да, Вершинин, а я думал, ты меня ничем не удивишь, — усмехнулся Костенко, подходя ближе.       Паша с унылым видом сидел на скамейке и задумчиво затягивался сигаретой.       — А чё? — буркнул он. — Зря вы меня недооцениваете.       — Почему не на паре?       — Ой, отвяньте, а? Не до ваших нотаций.       — Да я и не планировал. Чё такой недовольный?       — Да ничё. День говняный какой-то.       Костенко присел рядом с юношей.       — Паш, капля никотина убивает лошадь. Ты, конечно, жеребец породистый, но лучше бросай это дело.       Вершинин хмуро усмехнулся. Сергей параллельно мягким, плавным движением попытался забрать из его тонких, длинных пальцев сигарету.       — Э-э, — возмутился юноша, выхватывая её обратно, — вы мне, что ли, пачку потом покупать будете?       — Давно куришь?       — Класса с одиннадцатого.       — Серьёзно? — удивлённо выдохнул Костенко. — Я тебя за все три года в универе с сигаретой не видел. И не пах ты сигаретами. Когда целовались, тоже.       Паша лукаво поглядел на мужчину исподлобья.       — Ну, вы же не думали, что я буду себе позволять лезть к вам, видите ли, мистеру совершенство, воняя куревом?       Костенко оценивающе опустил уголки губ вниз.       — Что ж, за это я тебе благодарен. — Он поглядел на утомлённого и хмурого Пашку, а затем похлопал его по плечу. — Пошли, расскажешь мне про свой неудачный день.       Сергей поднялся со скамейки. Паша за пару быстрых тяжек докурил сигарету и последовал примеру мужчины.       — Чем ещё займёмся? — уже с лёгким энтузиазмом поинтересовался юноша.       — А чего хочешь? Хотя нет, погоди, — тут же спохватился Костенко, — не отвечай. Я твои желания наизусть знаю, выдумай что-нибудь новое.       Паша загадочно улыбнулся и несколько секунд молчал.       — Выпьем? — предложил он, наконец.       — У меня есть только чай.       — А ничего покрепче нет?       — Ты знаешь значение слова «только»?       Паша недовольно цокнул языком и передразнил Сергея чередой неразборчивых звуков. Они дошли до входа, мужчина открыл дверь, впуская юношу внутрь. Довольно скоро поднялись в кабинет. Только оказавшись внутри, юноша предложил: — А, может, ну́ это всё? Давайте прямо сейчас поедем, напьёмся где-нибудь, а?       Он вместе с Костенко прошагал в лаборантскую и нахальным образом уселся на стол, упершись руками в край и чуть склонившись вперёд.       — Паш, у меня потом ещё пары стоят.       — Жаль, что не что-нибудь другое.       — Паша, — строго и с укоризной в голосе и взгляде процедил мужчина.       Вершинин хохотнул.       — Да ладно вам, ладно.       Он немного помедлил, а затем показательно оттянул ворот своей футболки, как бы высказывая предложение.       — Может, тогда?.. — загадочным тоном проговорил юноша.       Костенко подошёл ближе к нему, поймал руками чужие запястья — вторую руку Паша с ворота уже успел вернуть на край стола, — чуть сжал, несильно, но приятно, тут же бегло огладил подушечками пальцев.       — Паш, я не устану повторять. Я не собираюсь трахаться с тобой в универе.       — О-о, — взбудоражено протянул Вершинин, сияя, — теперь у нас речь только про универ?       Он хищно улыбнулся. Сергей закатил глаза.       — Посмотрим, как будешь себя вести. А я смотрю, день у тебя уже не такой невесёлый.       — Конечно. Когда я с вами, никакой день больше не может быть плохим.       Костенко фыркнул.       — Ой, ну какой же подлиза.       — Зато ваш собственный.       Сергей упёрся ладонями в стол по обе стороны от Пашиных рук, отшагнул ногами назад, склонился вперёд и теперь глядел на юношу снизу. Некоторое время так любовался им во все глаза, а затем спросил: — Что делаешь сегодня вечером?       Паша оживился.       — Ого, ну и вопросы у вас. А они как-то связаны с тем, о чём мы две минуты назад говорили?       — Не обольщайся, — усмехнулся Костенко. — Пока я планировал только прогуляться с тобой. Ну, или сходить куда. Если ты, конечно, не против.       — Сергей Александрович, — вкрадчиво проговорил Паша, приближая своё лицо к мужчине, — я весь ваш. И на этот вечер, и в любое другое время.       Он ехидно улыбнулся, затем резко качнулся вперёд, нахально чмокнув Костенко в кончик носа, и тут же отпрянул с самодовольным видом.       — Часов в шесть встретиться годится?       Сергей не придумал, как отреагировать на Пашину молниеносную ласку, поэтому просто продолжил говорить. Тихо, размеренно, задумчиво. Он проникновенно глядел на Пашу, с каким-то необъятным трепетом, так, будто не мог насмотреться и боялся, что не насмотрится никогда. Вершинин немного посерьёзнел — не мог не заметить такую глубину в чужом взгляде, и она его тронула. Может, Паша и был немножечко нахалом, но всё-таки у него было юношеское — почти мальчишачье, — чувствительное шёлковое сердце, ёкавшее от каждой такой искренности.       — Вполне, — отозвался Вершинин. — Куда пойдём?       Сергей отлепился наконец от стола и выпрямился, отводя взгляд.       — Не знаю. Ещё не придумал. Да и не был уверен, что ты вообще согласишься.       — Почему бы мне не согласиться? — немного удивился Паша с усмешкой на губах.       — Ну, мало ли. Вдруг ты не из тех, кого вообще интересует какое-нибудь такое времяпровождение.       Пашина улыбка стала мягкой и немного снисходительной. Его очаровывало Серёжино недоверие и в то же время его спокойствие, даже уверенность, с которой он всё время говорил подобные вещи.       — Сергей Александрович, ну я с вами, правда, куда угодно, — заверил он мужчину. Тут же более задорно заявил: — Только давайте уже чай пить, пока вы думаете.       Костенко возражать не стал, поставил электрический чайник греться, а сам открыл один из ящиков стола и вынул из него шоколадку.       — Что, вам кто-то ещё сладости таскает? — ухмыльнулся юноша.       — Да это всё ещё твои.       — Серьёзно? Я думал, вы съели давно.       — Да я как-то, знаешь ли, не привык шоколад лопать так, чтоб за ушами трещало. Придётся тебе мне помочь изничтожать запасы, пока у них срок годности не вышел.       — Ну, если вы настаиваете, — с улыбкой хихикнул юноша, уже принимаясь распечатывать шоколадку.

***

      Сергей снова чувствовал себя юным — ну просто влюблённым мальчишкой. Вновь в его жизни появились долгие прогулки — жаль, что не за руку, — походы в кино на последние ряды, чтобы можно было иногда поцеловаться, долгие беседы, подпитываемые нежеланием расходиться. Костенко, конечно, ещё был молод, но, казалось, уже успел забыть, как это было в юности, когда сердце загоралось от одного взгляда, когда в жизни только появились первые свидания. Мужчине всегда чудилось, будто это просто такой возраст, вернее, все эти светлые нежности имеют место только в определённом возрасте, а потом всё костенеет — и сердце, и разум. И любовь уже не может быть такой яркой, а свидания такими волнующими.       Ошибался. Оказалось, что не в возрасте дело, а в человеке. С Пашкой было интересно, он всегда находил, о чём поболтать, всегда, будто зажигалка в умелых пальцах, мог ярко вспыхнуть, разгореться. И отдельным удовольствием было его приласкать, лицезрея, как он жмётся ближе и ластится.       Вершинин тоже проявлял инициативу — осмелел, видя, что ему идут навстречу и с ним хотят проводить время, тоже стал предлагать Сергею пойти туда-то или туда-то. Один раз уговорил его слазить на концерт. Костенко и музыку-то такую не слушал, но пошёл. Не пожалел. Радостный, заведённый Пашка веселился и заряжал своей энергией мужчину, и тому тоже становилось легко и радостно. Можно было немного отвлечься от своей серьёзной жизни и поддаться искушению чуть-чуть поскакать в глупом танце, держа Вершинина за руки. А под конец вечера, немного подвыпив, снова бесстыдно целоваться с ним впотьмах зала.       Костенко не жалел ни об одном слове, ни об одном взгляде, жесте, действии в сторону Пашки. Потому что всё было правильно и неимоверно хорошо. До глубины души.       Потому-то с Вершининым и хочется всего — с ним всё в радость.       — Паш, не хочешь ко мне сегодня вечером зайти? — спросил Сергей, убирая бумаги в папку.       Он обернулся и увидел сидящего, задрав ноги на стул, Вершинина, прежде жевавшего шоколадку из многочисленных запасов Костенко, а теперь замершего в изумлении.       — Ого, — выпалил, наконец, он. Тут же расплылся в ехидной улыбке: — А для чего?       Костенко хотел было что-то сказать в ответ, но Паша тут же поспешил добавить.       — Вернее, нет, не так, — спохватившись, проговорил Вершинин и тут же поспешил исправиться: — Да, хочу. А для чего?       Сергей лишь улыбнулся ему в ответ.       — Нет, скажите, — встрепенулся юноша. — Мне надо знать, готовиться или нет, — откровенно заявил он.       — Ну, ты мне скажи, для чего, — издевательски и ехидно улыбнулся Костенко, подходя чуть ближе.       Паша задумчиво открыл рот, но тут же закрыл, не придумав, что сказать.       — А почему это я «скажи»? — выпалил он, наконец. — Вам обычно не нравятся мои стандартные предложения.       — Кто сказал? — выразительно приподнял одну бровь Костенко.       — Ну, вы же... — запнулся юноша в лёгкой растерянности. — А я, это, как его...       Сергей шагнул ещё ближе, ловко подхватил пальцами одной руки Пашу за подбородок, заставил приподнять голову, держа мягко, но безапелляционно, проникновенно заглянул в глаза юноши.       — Паш, ты трахаться хочешь или нет? — ровным тоном бархатистого голоса спросил он.       Вершинин, совершенно ошалевший от такой прямоты и самой сути предложения, пару секунд удивлённо хлопал глазами, вперив взор в мужчину, невольно разомкнул губы, а затем отозвался.       — Да. — Это прозвучало сипло из-за почему-то внезапно осипшего голоса. — Да, хочу, — повторил Паша уже твёрже.       — Тебя забрать на машине?       — Если вам не сложно.       — Вот и договорились.       Только теперь Костенко отпустил чужой подбородок, а Вершинин вновь ощутил стойкое желание опуститься на колени перед мужчиной прямо здесь и сейчас.

***

      — Милая у вас квартирка.       Паша заинтересованно огляделся в прихожей и поспешил скинуть кеды. Костенко в ответ что-то невнятно промычал. Он первым освободился от верхней одежды и ушёл в ванную мыть руки. Вершинин неловко попереминался с ноги на ноги, не зная, куда себя деть, дождался, пока мужчина выйдет и тоже скользнул в ванную, но, поравнявшись с Сергеем, он не сумел себя сдержать — прижался ближе, ткнулся своими губами в чужие, поцеловал жадно, голодно. Костенко ответил с тем же энтузиазмом. Паша, расплываясь во влажном, тёплом поцелуе, чувствовал, как внизу всё постепенно начинает тяжелеть.       Выйдя из ванной, юноша огляделся в поисках Сергея. Заодно бегло осмотрел квартиру — везде порядок, ничего лишнего. Из вежливости несмело пройдя дальше, Вершинин обнаружил Костенко в спальне — тот уже скинул пиджак, оставшись в одной белой рубашке с закатанными рукавами, и перекладывал на постель смазку, салфетки, презервативы. В комнате было темно, разве что через окно проникал тусклый оранжеватый фонарный свет. Приятный сумрак. Паша подступил ближе, прижался к мужчине со спины и невесомо провёл подушечками пальцев по чужим оголённым до локтя рукам. Сергей развернулся, ловко притянул юношу к себе, крепко обхватывая его бока, слегка сжал, затем огладил, потом скользнул ладонями ниже, уже сильнее, жаднее сминая Пашины ягодицы через плотную ткань джинсов. Юноша шумно выдохнул и подался ближе, притираясь к чужому бедру.       — Что, вот так сразу? — с наигранным изумлением и невинностью улыбнулся он.       — Хочешь ещё чем-то заняться? — ухмыльнулся Костенко, заглядывая в его лицо.       Вершинин отрицательно промычал и тут же впился мокрым поцелуем в чужие губы. Ловко скользил языком, требовательно, будто управшивая. С удовольствием ощутил, как крепкие ладони мужчины сильнее сжимают его ягодицы. Паша торопливо надавил на плечи Костенко, подталкивая его к кровати, призывая сесть. Сам тут же умостился на чужих бёдрах лицом к Сергею и всё с той же жадностью принялся его целовать. Параллельно стал расстёгивать рубашку Костенко, ощущая на своей спине его заботливо придерживающие руки. Когда расправился со всеми пуговицами, раскинул края рубашки в стороны, чуть откинулся назад, с удовольствием и вожделением оглядывая слегка раздетого Сергея. Уложил подрагивающие от возбуждения ладони на его грудь, промял грудные мышцы, шумно дыша через рот, а затем позволил притянуть себя обратно и снова поцеловать, параллельно блуждая руками по чужому телу. Костенко тоже стянул с Паши футболку и заскользил кончиками пальцев по оголённым бокам. Паша завертелся.       — Щекотно, — хихикнул он, отбиваясь от чужих рук.       Сергей далеко его не отпустил, припал губами в шее, поцеловал, заскользил языком по коже, вылизал ямочки над ключицами, заставляя юношу начать слегка постанывать. Паша приобнял голову мужчины, прижимая его ближе. Затем отстранился, перелез с чужих коленей на кровать и попросил: — Подвиньтесь дальше.       Сергей перебрался на постель с ногами, вместе с Вершининым избавился от своих и его штанов, после чего юноша по-хозяйски вновь оседлал чужие бёдра, снова подталкивая мужчину в плечи, заставляя лечь. Склонился, долго целовал в губы, а затем тоже припал к шее Костенко. Жадно вылизывал, прихватывал кожу губами, слегка втягивал в рот.       — Э, хулиганьё, чё творим? — смешливо поинтересовался мужчина. — Как я с твоими художествами на работу пойду?       Паша поднял голову, навис прямо над лицом Сергея и ехидно улыбнулся: — Ну, наденете свою водолазку. Тем более, не устану повторять: вы в ней такой секси.       Последнюю фразу Вершинин проговорил немного с придыханием и поёрзал на мужчине, нарочно потираясь своей филейной частью о его член через бельё. И с удовольствием про себя отметил, что этот самый член под ним уже окреп от прилившей к нему крови. От мыслей об этом Паша бессильно простонал, прикрывая глаза.       Затем торопливо приподнялся, так же поспешно, но всё же весьма показательно стянул с себя трусы и помог Сергею освободиться от белья. Потом вновь перекинул через мужчину одну ногу, вставая коленями по обе стороны от его боков. Чужие руки вновь огладили его бёдра и ягодицы, даже отвесив лёгкий, шальной шлепок. Костенко глядел на Пашу снизу восхищённым, неотрывным, жаждущим взглядом, в котором, помимо вожделения, читалась и какая-то необъятная нежность. Вершинин, поймав на себе этот взор, склонил голову и чмокнул мужчину в кончик носа.       — Что мне для тебя сделать, красавец? — прошептал ему в лицо Сергей.       — Я сам хочу, — по-хозяйски заявил Паша.       — Ну вперёд, самостоятельный мой.       Сергей отвесил ещё один шлепок. Вершинин хищно улыбнулся, несколько раз игриво провёл ладонью по чужому члену, изящно изогнулся и, быстро повозившись с презервативом и смазкой, передвинулся чуть ближе в сторону головы Костенко, теперь нависая бёдрами почти над его животом, слегка склонился вперёд и направил в себя член.       — А не стоит ли тебя растянуть? — поинтересовался Костенко.       — Нет, — наотрез заявил Паша. — Меня щас нахуй от возбуждения разорвёт уже.       — Только не торопись, никуда не спешим, — проговорил Сергей, внимательно следя за чужими движениями.       Вершинин немного покачал бёдрами взад-вперёд, с удовольствием ощущая, как головка проходится по ложбинке между ягодицами, а затем аккуратно попробовал насадиться, постанывая, чувствуя, как член проникает внутрь. И всё-таки Паша был торопливым, ему хотелось всего и сразу, да к тому же, сколько он этого ждал. Поэтому, не вобрав в себя даже на четверть, он лихо насадился почти до самого основания, издав такой оборванный стон, что Костенко приподнялся, потянувшись к юноше руками и всем телом, взволнованно глядя на Вершинина. Он слышал, как Паша шумно дышит, и чувствовал, как тот сжимается вокруг его члена.       — Ну я же просил.       — Да нормально, — отмахнулся Вершинин. — Просто привыкнуть надо. Я знаю. Я умею.       — И часто ты членами балуешься? — нескромно и бесстыдно поинтересовался Сергей.       Паша, разомкнув веки, склонился над мужчиной, улыбнулся почти ему в губы.       — Только игрушечным. И только с мыслями о вас.       Юноша тут же выпрямился, а вместе с тем слегка приподнялся и тут же плюхнулся обратно. Красиво изогнулся в спине, упёрся ладонями в чужую грудь и принялся понемногу подниматься и опускаться, насаживаясь теперь уже до самого основания. Постепенно принялся наращивать темп и громкость невольно вырывающихся переливчатых стонов. Он слегка запрокинул голову и чуть откинулся назад, как бы выставляя всего себя напоказ, позволяя Сергею гладить, ласкать и трогать его, где заблагорассудится. Мужчина так и делал: гладил соски, бока, живот юноши, сжимал и немного царапал коротко стиженными ногтями его бёдра, дразняще касался твёрдо стоящего члена, заставляя Пашу вздрагивать от каждого такого прикосновения.       Иногда Вершинин, видимо, уставал и начинал уже не скакать, а лишь покачивался вперёд и назад, гладко скользя по всей длине чужого члена. При этом склонялся вперёд, потираясь своим членом о живот мужчины, и снова влажно-влажно целовал Костенко в губы.       Сергей им любовался. Никогда он ещё не видел Пашу таким блядски красивым, разгорячённым, податливым. Его такого хотелось целиком и полностью. Но всё же мужчина не спешил перехватывать инициативу — разрешил же юноше быть самостоятельным. Лишь любовался им во все глаза, касался его, иногда шлёпал и скользил кольцом пальцев по его члену.       Наконец, Паша явно выбился из сил — двигался уже утомлённо, неспешно, лишь порой ускорял темп, но хватало его ненадолго.       — Устал, мой хороший? — мягко спросил Костенко.       — Да, — выдохнул Вершинин.       — Давай-ка помогу.       Сергей вскинул свои бёдра так, что Пашу немного подбросило, подхватил юношу под ягодицы и, удерживая слегка навесу, принялся ловко, чётко, довольно торопливо в него вбиваться на всю длину. Вершинин разлился в совершенно новых шумных стонах. Принялся взбудораженно трогать то Костенко, а то себя, показательно гладя свои отвердевшие соски и не менее демонстративно лаская член. Правда, очень скоро чувствительный, отзывчивый Паша склонился вперёд, припадая, насколько мог согнуться, к груди Костенко, почти утыкаясь носом в его шею, сбивчиво шепча мужчине на ухо: «Сергей Александрович... О, Сергей Александрович, не останавливайтесь», нетерпеливо, мокро надрачивая себе одной рукой и обнимая мужчину за шею — другой. Он с ума сходил от ощущения распирающего, горячего члена. Внутри юноши было до невозможности жарко и тесно, и это заводило — Костенко ощущал, что долго не продержится.       Паша кончил первым, густо пачкая свои пальцы и чужой живот, громко, рвано выстанывая на ухо мужчине. Тут же обмяк, немного растаял в чужих руках, подрагивая, но, беспорядочно, невольно сокращаясь, позволил Сергею дотрахать его, пока Костенко тоже не кончил, изливаясь в презерватив внутри юноши. Мужчина мягко обхватил Пашу в свои объятия и бережно держал, пока они оба не отдышались. Только тогда Вершинин медленно приподнялся, соскользнул с Сергея и плюхнулся рядом на кровать, переворачиваясь на живот. Почти тут же прогнулся в спине и, упершись коленями в матрас, приподнял свою задницу, лукаво глянув на Костенко. Тот хохотнул.       — Ну ладно-ладно тебе, бессовестный, накрасовался уже, — проговорил он, отвесив ещё один звонкий шлепок по чужим раскрасневшимся ягодицам, заставляя Пашу ахнуть. — Расслабься. — Он сделал небольшую паузу и с восторгом добавил: — Ты шикарный.       Вершинин с довольной ухмылкой растянулся на постели и прикрыл глаза.       — Спасибо, — пробормотал он, придвигаясь ближе, и его благодарность явно была вызвана вовсе не словами мужчины.       Сергей потрепал его по голове, а затем сел, пригладив, зачесав свои волосы пальцами, поднялся с кровати, принявшись убирать беспорядок, заодно на несколько минут отлучившись в ванную. Когда он вернулся, Паша лежал, укутавшись в одеяло — во всей квартире были открыты форточки, мужчина ещё утром открыл, предпочитал прохладу.       — Замёрз? — поинтересовался Костенко, возвращаясь в комнату.       — Немного, — отозвался Вершинин.       Сергей опустился на кровать, ловко перебрался на четвереньках по поверхности и склонился над юношей.       — Чаю хочешь? — мягко спросил мужчина.       Паша поглядел на него из недр одеяла и с улыбкой отозвался: — Хочу.       — Тогда пошли.       Костенко снова поднялся на ноги, отыскал свои трусы, натянул только их, с остальной одеждой заморачиваться не стал. Юноша сел на кровати, завозился, тоже надел одно лишь бельё.       — Одеяло можешь накинуть, если хочешь, — заявил Сергей.       Паша с довольным видом набросил одеяло себе на плечи, кутаясь, и пошёл следом за уже отправившимся на кухню мужчиной.       Там Костенко включил маленькую навесную лампу, залившую небольшую кухню неярким, тёплым уютным светом. Мужчина поставил чайник и поинтересовался у Паши: — Какой чай будешь?       — А какой есть?       — Чёрный, чёрный с персиком, зелёный с ягодами какими-то.       — Зелёный.       Костенко организовал пару кружек, закинув в них чайные пакетики, достал с полок навесного шкафчика пачку печенья. Оно сразу отправилось на стол. Сергей поднял глаза на молчаливого Пашу.       — Ну чего встал-то, как не родной?       Вершинин немного сонно улыбнулся.       — Так хорошо тут у вас. Очень по-домашнему как-то.       Юноша шагнул ближе, Костенко поймал его в свои объятия. Паша вновь припал к его губам, горячо целуя и прикрывая глаза. Сергей отступил чуть назад, потом опустился на стул, потянул Вершинина к себе. Тот снова умостился на чужие колени, но теперь боком к мужчине. Прижался, накинул края одеяла и на Костенко тоже. Принялся мокро целовать мужчину, с радостью ощущая, как охотно он ему отвечает. Сергей начал невесомо поглаживать Пашу по боку, плечам, бёдрам, и юноша шумно сопел ему в губы.       Очень скоро мужчина вдруг ощутил, как руки Вершинина вновь мелко, едва уловимо подрагивают от снова накатившего возбуждения — до того будоражащими, жаркими были поцелуи. Сергей как бы на пробу скользнул ладонью вниз, опустил её меж Пашиных ног. Через тонкую ткань трусов почувствовал вновь напряжённый член. Костенко запустил руку под резинку чужого белья, оголяя член юноши, а другой — обхватил Вершинина поперёк бока, бережно придерживая. Юноша податливо растаял в чужих ладонях, глухо простонал, ощутив ловкие пальцы вокруг члена, прижался плечом к груди Сергея, уткнулся в изгиб его шеи и, чувствуя, как рука внизу умело начала двигаться, прикрыл глаза и принялся тихо, блаженно постанывать. Его с ума сводили тёплые ладони мужчины, его ловкие, правильные движения, его жар, его мягкость и ласка. С ним было неимоверно хорошо и мысли о нём, одно только ощущение его рядом уже заставляли юношу плавиться, нежиться, подаваться и ни о чём не беспокоиться.       Паша кончил быстро. Простонал Сергею в шею, тут же пряча лицо где-то в районе его ключиц. На несколько секунд замер, а затем приподнял голову, разнеженно поцеловал мужчину в уголок челюсти, потом куда-то в районе подбородка, в щёку несколько раз, а после запечатлел ещё один жаркий поцелуй на его губах. До невозможности отзывчивый мальчишка.       Чайник уже давно закипел. Сергей, жестом призвал Пашу встать, отправился в ванную, вымыть руки, затем вернулся и принялся разливать чай по кружкам. Вершинин подошёл ближе, прижался к мужчине со спины, обнял его за плечи, вновь кутая в края одеяла.       — Вы такой хороший, — промурлыкал юноша, ведя кончиком носа по затылку Костенко.       Сергей завёл одну руку назад и потрепал Пашку по волосам.       Наконец, сели пить чай. Пашка, перед тем как сесть за стол, куда-то ушлёпал босыми ногами, почти тут же вернулся, кладя на стол маленькую упаковку сосательных карамелек.       — Если хотите, — проговорил он и кивнул на пачку.       Сам выхватил из неё конфету, закинул себе в рот. Костенко хитро поглядел на него, ловко, но мягко ухватил, потянул к себе, в очередной раз аккуратно поцеловал. Поцелуй вышел тягучим, сладким, просто замечательным. Сергей подумал, что для него будто бы сам Паша какой-то такой на вкус. Всегда таким был.       — Теперь у меня карамель будет ассоциироваться с вами, — заявил Вершинин. — С вашими поцелуями. Как кола.       — Что?       — Ну, кока-кола.       — Почему кола?       — Ну, — протянул Паша и будто бы немного смутился. — Мы же с вами в первый раз так целовались. Вы пили ром с колой. Очень вкусно было вас целовать.       Костенко удивлённо улыбнулся. Он не думал об этом, но теперь предполагал, что если вдруг снова будет пить ром с колой, то непременно будет вспоминать Пашку.

***

      Утром Сергей, проснувшись, первым делом увидел перед собой Вершинина. В комнате было солнечно, через окно лился яркий свет. Паша лежал на постели животом, прикрытый сверху одеялом. Он уже не спал и очарованно глядел на Костенко.       — Ты такой хорошенький, — заметив, что мужчина проснулся, прошептал юноша, не отводя глаз от Сергея.       — Ой, да ну тебя, — фыркнул тот и уткнулся лицом в подушку.       — Нет, правда, — отозвался Паша. — Такой... Лохматый.       Юноша никогда ещё не видел Сергея Александровича таким. Костенко всегда был с иголочки, опрятный, у него всё было чётко, в порядке, волосы всегда причёсаны, даже немного пьяный в клубе он был сдержан в поведении и внешнем виде. И теперь видеть его в лучах солнца сонным, взъерошенным, разнеженным после пробуждения — было сущим восторгом и удовольствием.       Паша придвинулся ближе и поймал чужое лицо ладонями.       — Правда. Самый красивый. И я раньше даже не замечал, что у тебя веснушки.       Он приблизился к чужому лицу и бегло покрыл поцелуями лоб, щёки, нос. Сергей зажмурился.       — Рыжим обычно, что называется, по статусу положено, — отозвался он. Немного смягчился и добавил: — Доброе утро.       Вершинин светло и радостно улыбнулся, глядя ему в глаза.

***

      Утром в понедельник Сергей, как обычно поднялся к своему кабинету. Коридор был пуст. Что-то неприятное и холодное кольнуло где-то в глубине души Костенко. Откровенно говоря, он был человеком недоверчивым. Потому-то ему и было сложно сперва поверить, что Паша его действительно любит. С этими всеми Вершининскими шуточками Сергею зачастую казалось, что юноше с его неугомонным желанием хочется от него, Костенко, лишь одного. После ночи с Пашей какие-то внутренние вопросы обо всём этом снова актуализировались внутри Сергея.       А теперь, когда утром перед кабинетом не маячила привычная светлая макушка, мужчина и впрямь на мгновение ощутил какой-то едкий сосущий холод в душе.       — Извините, опоздал, — вдруг тихо раздалось над самым ухом.       Костенко обернулся. Перед ним как ни в чём не бывало стоял чуть сонный Вершинин с двумя стаканами кофе.       — Утречко сегодня просто капец, — начал Паша. — Чуть не проспал, но вроде успел выйти вовремя, зато потом чё-то в метро ка-а-ак отрубился, проехал лишнюю станцию, пришлось возвращаться.       Сергей ничего не говорил. Только слушал Пашу, глядел на него во все глаза и тепло-тепло улыбался.       — Что? — спросил Вершинин, замечая чужой пристальный взгляд.       — Ничего, — отозвался Костенко, отвёл глаза, хотя улыбку не убрал.       Он отпер дверь и пропустил юношу внутрь. Действительно: и как он только мог засомневаться в Пашке?       Стаканчики кофе были отставлены на дальний край стола в лаборантской. Юноша сидел на ближнем краю, перед ним, между его ног, стоял Сергей, вплотную прижимаясь к Вершинину, медленно поглаживая его бёдра через ткань джинсов и тягуче, неспешно целуясь с Пашей, который по-хозяйски закинул руки на его плечи, скрестив запястья за головой Костенко.       — Ты в курсе, что ты у нас в следующем семестре ведёшь профессиональную этику? — поинтересовался юноша, неохотно разрывая поцелуй, но не отстраняясь.       — Теперь в курсе. Мне ещё не сообщали, у каких конкретно групп буду вести.       Паша довольно улыбнулся, снова на несколько секунд припал за поцелуем, а затем вдруг спросил: — Ты же будешь моим научным руководителем в следующем году?       — Ого, как, — хмыкнул Костенко. Затем нарочито наигранным тоном продолжил: — Ну, это смотря, что у тебя за тема.       — Ну чё ты так сразу? Нормальная тема будет. Только я её ещё не придумал. Но хочу что-нибудь с психологией.       — Что ж. Если ты действительно хочешь, и притом не для того, чтобы я в случае чего тебя тащил или выгораживал перед комиссией, то можно бы.       — Ты за кого меня принимаешь? — с напускной обидой фыркнул Паша, но тут же привычно расплылся в улыбке.       Сергей ещё раз бегло чмокнул его в губы и бережно погладил вдоль позвоночника, глядя в глаза юноши так, будто любовался.       — Мне уже на пару пора, — с лёгкой досадой проговорил Паша. — Да и тебе тоже.       Сергей отступил, юноша спрыгнул со стола.       — Вечером сходим куда-нибудь? — спросил Костенко, ловя руку Вершинина.       — Ну, можно.       — Тогда я за тобой заеду.       — Буду ждать, — с игривым кокетством усмехнулся Паша и погладил подушечкой большого пальца тыльную сторону чужой ладони. — Хотя можно было бы и не только на машине поездить, — шаловливо добавил он.       Сергей цокнул языком с таким выражением лица, будто хотел сказать: «Паш, ну ты вообще не меняешься», а затем вслух добавил: — Беги уже, бессовестный, опоздаешь.       — Ой-ой, подумаешь, бессовестный. Да будет тебе известно, что бессовестные более счастливые.       — Это почему?       — Потому что более наглые. Наглость — второе счастье.       — Да? И какое же счастье тебе помогла найти твоя наглость и отсутствие совести? — со скептической усмешкой поинтересовался Костенко.       — Тебя, — совершенно искренне улыбнулся Паша и разнеженно припал за очередным поцелуем, с удовлетворением ощущая, как его бережно, но крепко притягивают ближе, улыбаются в губы, охотно отвечают на поцелуй и вовсе не желают отпускать.