Ожерелье из медиаторов

Джисон заходит в лифт, недоверчиво прижимая к себе гитару в чехле, подаренную мамой за успешную сдачу экзаменов, и впивается в ручку своего чемодана, словно боясь, что его новообретённый кудрявый сосед по комнате, который как раз таки и ведёт его к новому месту жительства, вот-вот его тут обыщет и приберёт к своим рукам, потому что, как часто говорят, в общежитии всё общее. Но это лишь глупая паранойя, не более того. Сосед же, по виду явно старше Хана, нажимает на кнопку и приветливо и совсем беззлобно улыбается, несмотря на скованность юноши напротив. Сам таким был пару-тройку лет назад. Пройдёт: и скованность, и недоверие, и замкнутость — всё пройдёт рано или поздно. К тому же, жить они будут вдвоём, по крайней мере, год, а там уже и старший дёру даст по окончании учёбы. К этому времени зелёный перваш свыкнется с общажной и университетской жизнью, надеется Бан Чан. Остаётся проехать ещё три этажа. Журналисты и историки (пусть у них название факультета и посложнее) живут на верхних этажах, поэтому кататься придётся долго, как и дожидаться, если вызывать лифт с первого. Пока ещё Джисону не довелось встретиться здесь хоть с одним однофакультетским коллегой, да и сосед у него зарубежновед-старшекурсник, зато с его помощью можно будет получше влиться в новую среду. Говоря о других факультетах. Хван Хёнджин, бывший одноклассник, наилюбимейший лучший дружище Хана и по совместительству писаный красавец, избрал себе творческий путь, к чему лежала душа, так сказать. Повезло же им мало того что очутиться в одном вузе, так ещё и жить в общагах друг напротив друга. Джисону уже не терпится заглянуть к нему на огонёк, главное, чтобы отпечатки пальцев на входе сработали. Двери лифта наконец открываются, и блондин хочет помочь новенькому с сумками, но тот остаётся непреклонным и то ли от своей подозрительности, то ли от мнимой кичливости упрямо выставляет в коридор тяжеленный чемодан, осторожно выходя с чехлом на плече, дабы ничего не уронить. — Я сам могу, — ворчит юноша, придерживая гитару за спиной. — Парень, лучше не выпендривайся, у нас таких не любят, — выдаёт в шутку Чан и тотчас ловит озадаченный взгляд больших глаз, смеясь, открывая и придерживая массивную дверь в отныне их секцию в бежевых тонах. — Прошу пани. С этого уже и Джисон не может не прыснуть со смеху и, зайдя в небольшой зал, который разветвлялся на два коротких коридора, первым делом замечает камеру видеонаблюдения в углу наверху. Ещё не раз он с ними встретится, а старшему вроде и по барабану на неё: стоит вот, машет этому глазу и всё хихикает. А если Хану не хотелось, чтоб за каждым его шагом следили? — Тут восемь комнат, — поясняет Чан, подойдя к плану эвакуации на стене, пока Джисон прожигал взглядом камеру. — Второй раз объяснять не буду. Слушай внимательно, на конце два коридора сходятся в кухню, посередине этого квадрата санузел. И да, душ один, — он сразу отвечает, потому что на растерянном лице видит этот вопрос. — И да, за душ здесь войны похлеще, чем в Игре престолов, а если это девчонки, у-у-у. Там только рано утром сходить, как вариант. На второй квадрат не смотри — это секция выше. Номера комнат странные, но в этом фишка: первая цифра — номер самой секции, а их всего может быть две на этаже, вторая означает этаж, а третья уже саму комнату в секции. Успеваешь? Чем больше говорит новый сосед, тем больше вопросов появляется и лицо становится всё больше недоумённым. Но это дело поправимое. Старшекурсник замечает обескураженно хлопающие ресницы и вздыхает, сдержано улыбаясь. — Ты хоть номер нашей комнаты помнишь? Хан вновь оживает, спохватывается искать телефон с громким «я всё записал, секунду!» и спустя пару секунд указывает на левый коридор. — Судя по карте, и если я ничего не путаю… — он подаётся вперёд, побуждая блондина идти за собой, который не удерживается от комментария: «не путай ничего!». — Не сбивай! Вот она! Он поднимает голову перед дверью с цифрой «181», поворачивает голову к подкатывающему его чемодан Чану, словно спрашивая разрешения войти, и после утвердительного кивка щёлкает ручкой. Комната правда оказывается небольшой, даже маленькой, можно сказать. Зато окно большое, почти во всю стену, закрытое полупрозрачной белой занавеской, стол перед ним, две кровати по разные стороны, ещё стол, явно для трапез, холодильник, обклеенный наполовину всякими наклейками и стикерами, и три шкафа. Стандартный набор. Джисону даже грех жаловаться на что-то, учитывая, что их тут будет жить всего двое. Но он сразу же замечает одну важную деталь — комната будто вообще не обжита. Или его сосед в ней совсем не появляется, или он жуткий идеалист и лишнего ему не надо. Как услышав мысли, Чан отвечает: — Вот моя обитель, но не зла. Что поделать, люблю минимализм и когда всё на своём месте, — и пожимает плечами, разувшись и садясь за полностью убранный и натёртый до блеска стол. Вот он, перфекционизм воплоти, не иначе. Но, по всей видимости, Хану придётся нарушить эту идиллию своими недогранжем и пере-панком. Ну, зато сосед чистоплотный, душевный, с шутками через слово. Снова повезло. Чан то и дело смотрит на наручные часы, нервно дёргая ногой, и вскоре переводит взор на всё ещё мнущегося на пороге Джисона. — Чего корни пустил, Хани? Обживайся, теперь это и твоё логово тоже. Кстати, матрас я утром приволок, он чистый, из парилки, — он кивает на соседнюю кровать и вновь наблюдает за реакцией. А Хан всё думает, за что ему такое счастье привалило, такого соседа на руках носить нужно, чтоб не дай бог белые кроссовки не запачкал. Придя к такой мысли, Джисон едва заметно морщится, вспоминая, как его встретил вокзал — пока в такси до общежития ехал, всё оттирал свои конверсы, купленные причём на кровно заработанные за лето деньги специально для переезда в другой город. Юноша всё же двигается с места, скидывает с себя обувь и наконец приземляет чёрный чехол с гитарой на пол, выпрямляя спину. Именно в этих четырёх стенах пройдёт его студенчество, если не молодость. Он уже предвкушает все эти стереотипные посиделки по десять-пятнадцать человек в комнате, с алкоголем и музыкой, которая будет изливаться под его пальцами от бренчания гитарных струн, а во время сессий весь студенческий городок оглохнет от разноголосого, задорного или, может, даже отчаянного зова халявы. Пройдясь по комнате и сделав круг, Хан прикидывает, что, где и куда поставит, налепит, уберёт и разложит, а также с интересом рассматривает пожитки своего соседа. На столах что около окна, что около холодильника ничего нет, зато на одной из трёх полок высокого шкафа у его кровати расставлены комиксы и фигурки разнообразных персонажей из игр и мультфильмов, начиная от Героев Меча и Магии и заканчивая Черепашками-ниндзя. По бокам красуются яркие наклейки с покемонами и супергероями Марвел. А если хорошо присмотреться, можно заметить несколько тетрадей, к которым, видимо, долгое время не притрагивались, в отличие от тех же комиксов. Также из интересного юношу цепляет листок из блокнота — довольно обширный список просмотренных фильмов и сериалов — приклеенный на скотч с обратной стороны шкафа. Этакий алтарь. И это единственная хорошо обставленная полка старшекурсника, на прикроватной тумбочке же покоится один лишь макбук, что уже внушает уважение. — Я смотрю, ты киноман, — хмыкает Хан. — Ещё и игроман, но теперь, видно, в завязке. Времени нет, — как-то грустно изрекает Чан, и вдруг кое-что приходит на ум. — А, и ещё, Хани, — он отвлекает новенького и кладёт на стол ключ от комнаты. — Я позаботился и сделал дубликат, чтоб тебе не носиться, а за сегодня ты ещё поносишься вдоволь. Джисон провёл с этим кудрявым юношей добрые полтора часа, а уже хочет расцеловать его в обе щеки и прожить с ним всю оставшуюся жизнь. Как же быстро он к нему привязался… Оно и понятно, к такому солнечному и добродушному человеку любой потянется. Одна его неугасающая улыбка чего стоит. — Ох, спасибо тебе! — Хан порывисто его обнимает, от чего сам блондин малость смущается, и прижимает к себе ключ. — У меня самый лучший сосед! — Да пустяки, правда, — отмахивается тот и опять бросает взгляд на часы, чуть хмурясь. — Ах, да, насчёт соседей. И на этом моменте Джисон навостряет уши, потому что ему важно знать, кто или что обитает за другими семью дверями их секции. Насколько старшекурсник может знать, поначалу сюда селили исключительно студентов одного факультета, но потом некоторые съезжали или отчислялись, и так начали подселять и других. Это продолжается уже несколько лет, так что и Хан под это попал, поскольку в их секции было аж пять свободных койко-мест. Прошлый сосед Чана съехался со своей девушкой два года назад, и с тех пор к нему никого не подселяли. В этом же году заведующие решили покончить с его одиночеством и подкинули первокурсника-журналиста, который с их историко-политическим факультетом мало чем связан. А Чану наоборот, только в радость всё рассказывать и показывать, потому что снова не один и готов делиться всем, чем только можно, распыляя накопленное. Тех четырёх, кого только заселят, старшекурсник знать не может, но может рассказать про тех, кто тут уже не первый год живёт и с кем он лично знаком. — Народ тут, скажем, разный, — он делает долгую паузу, подбирая слова, чтоб ненароком не испугать перваша, а то мало ли не так поймёт. — Под словом «разный» я имею ввиду действительно очень сильно отличающихся друг от друга по характеру личностей. Например, о пятой комнате известно совсем немного, их там трое, и ни одного не слышно. Может, они есть, а может, и нет. Знаю лишь, что среди них есть человечек, который некоторое время назад выдвигался на роль профорга, но его предвыборная кампания провалилась. А так они безобидны, я считаю. Джисон всё слушает, сидя рядом с ним за столом и перебирая пальцами ключ, и кивает, строя в голове картину из рассказа старшего. Тот по мере повествования показывает пальцем, где какая комната, но чисто для себя, чтоб не сбиться. — В третьей комнате были ещё тусовщицы, но их выселили и поселили более прилежных девочек, они мне пару раз приносили выпечку на день рождения в качестве подарка. Апельсиновый кекс у них просто бомба, поверь. С девчонками в принципе выгодно дружить, они за хороший комплимент могут и едой поделиться, и с бытовыми вещами помочь. Ну, большая часть девочек у нас хорошая, но не без крыс и сплетен, такого не отнять. Обсудить кого-то или облить дерьмом для них плёвое дело, так что лучше не оплошай перед ними. — А есть ли здесь... плохие парни? — неуверенно спрашивает Хан, опуская глаза. Ему бы очень не хотелось, чтоб та замечательная картина, которую он слепил, смазалась из-за каких-то балбесов, а уж тем более попасться таким на глаза. Этого и в школе с лихвой хватило, правда, мышцы для организации отпора он так и не нарастил, как обещал Хёнджину. Чан на мгновение мрачнеет, глядя на дверь, словно припоминая неприятный случай, но через секунду к нему вновь возвращаются привычные заинтересованность и улыбка. — Эм, знаешь, слышал такую пословицу «в семье не без урода»? — и вот тут картина разом смазывается, глаза Джисона становятся больше, а брови хмурятся. — Есть комната идиотов, четвёртая, как раз напротив нашей. Иногда пьют и даже курят, хотя я ума не приложу, как ещё сигналка не сработала от дыма, — он указывает на датчики на потолке и с тяжёлым вздохом продолжает: — Ещё комната за стеной около моей кровати часто возникает, что им вечно кто-то мешает. Даже ко мне приходили как-то в первом часу ночи, когда я только прилёг после работы, вопили, что с моей стороны к ним кто-то стучится, при этом меня в общаге не было весь день. Так что с шумом поаккуратнее, имеются неженки, которые «устают от наушников, потому ходят без них и всё слышат», зато сами в мае несколько ночей «Сумерки» смотрели на полную громкость. Поёжившись, Хан опасливо оборачивается в сторону соседней комнаты и понимает, что с гитарой придётся быть осторожнее. — Ты чего приуныл, Хани? Не грусти, расти не будет, — посмеявшись, Чан хлопает его по плечу и встаёт с места, направляясь к двери и зашнуровывая кроссовки. — У тебя ещё всё впереди, зря я тебя, конечно, загрузил, но лучше ты сейчас всё будешь знать, чем потом больно обожжёшься. А ты парень не промах, вон, музыкальный. Чую, такой же гик, как и я. Сживёмся мы с тобой, но познакомимся ближе чуть попозже, — он проверяет карманы, смотрит на часы, сам себе кивает, приговаривая под нос, что-то делает в телефоне и норовит вылететь в коридор. — Всё, адьос! — Стой! — Джисон срывается с места, хватает его за руку, когда тот уже перешагнул порог, и смотрит на него своими большими карими глазами прямо в душу. — Мы так разговорились, что я даже не узнал твоего имени! — Я Бан Чан, — улыбаясь, представляется старшекурсник и забавы ради делает реверанс. — Для друзей просто Крис. Отсалютовав, он сбегает, хлопая тяжёлой дверью из секции и вызывая лифт, пока не вспоминает, что он сегодня загружен как никогда, и принимается бежать вниз по ступеням с восьмого этажа, неразборчиво и приглушённо ругаясь на слишком быстро приехавшее такси. Хан с глупой улыбкой возвращается в комнату, глубоко вздыхая, и внезапно вздрагивает от жужжащего в кармане джинсов телефона, на котором сработало напоминание. Ровно в два пятьдесят он должен быть у заведующей для регистрации. Сегодня ему предстояла война не с соседями за душ, а с бюрократией. Он несколько раз бегает в комнату, поскольку там и деньги, и документы, и всё нужное. И при заполнении необходимых справок это всё надо иметь при себе. Но Джисона настолько одолевает растерянность, что приходится гонять километры, не дожидаясь лифта, который из-за наплыва заселяющихся студентов вечно занят. Вот не может администрация общежития ему всё сразу сказать, что принести. Нет же, это отдай этому, для этого сходи через дорогу и сфотографируйся, за тем тебе к тому и так далее. И только когда вся официальная часть была выполнена, Хан может позволить себе сесть на свою пока ещё не заправленную кровать и взять телефон в руки, чтобы набрать Хёнджина и узнать, насколько удачно и беспроблемно справился он. — Джинни, ну давай, ответь же, — юноша взволнованно кусает нижнюю губу и, одёрнув светлую занавеску, подходит к окну, глядя на здание напротив. Такое же общежитие, только живут там представители других факультетов. Вот дизайнеры, к примеру, как Хёнджин, а ещё биологи и геологи, если верить сайту университета. Он осматривает близлежащую местность, заглядывает в окна соседней общаги, видит там ступеньки, кухни и даже комнаты студентов. Всё благодаря свету, льющемуся из тех самых окон. И в одном из них Джисон отчаянно надеется найти своего Хвана. Гудки всё идут, а ответа всё нет, и уже когда Хан сдаётся и готовится сбросить вызов, ему отвечают. — Джисони? — слышится знакомый и ставший таким родным голос на другом конце. — Ох, прости, бельчонок, у меня тут апокалипсис. Хёнджин находится на пятом этаже здания через дорогу, а точнее сказать, в трёхместной комнате, которая с его приездом перевернулась вверх тормашками из-за обилия и множества всяко-разных художественных инструментов и принадлежностей. Вот он, будущий графический дизайнер мира сего, наречённый принцем с тонкой душевной организацией — Хван Хёнджин.