Mon chéri

      Выцепив пачку сигарет из кармана куртки, Чуя нервно пригладил взъерошенные волосы и подкурил сигарету. Пламя зажигалки едва не потухало от подрагивающих пальцев, выводя парня из себя ещё больше. Наконец затянувшись, Чуя двинулся к мотоциклу и склонил над ним голову, когда упёрся ладонью в сидение. — Блять, блять, блять… — шептал Чуя себе под нос, мучимый хороводом мыслей.       Он не понимал, что происходит; не понимал, что делать. Хотелось залезть в телефон и прочитать все сообщения, полученные Дазаем от своего отца. Или позвонить отцу напрямую. Ему нужно было выяснить хоть что-нибудь, разложить всё по полкам разума, пока неизвестность не сожрала его окончательно.       Грудь вздымалась под отчаянными попытками дышать ровно, но кислород заходил урывками. Сигареты хоть как-то спасали — пусть и заполняли лёгкие дымом, но провоцировали на успокоительно медленные и глубокие затяжки. Голова начинала болеть от войны разума, о черепную коробку бились колотые догадки и подозрения. Вакханалия не давала Чуе остыть и обдумать ситуацию здраво; тревога гнала сердце галопом и горячила кровь. На месте стоять не вышло, и ноги сами повели в сплетающие суету движения — Чуя заходил из стороны в сторону, приседал около байка, чтобы передохнуть и покурить спокойно, но тут же вставал и продолжал свой тихий марафон.       Каждый круг Чуя спрашивал себя одно и то же — почему Огай врал, почему врал Дазай, для чего это было нужно — с редкими перерывами на раздумья о том, почему он не заподозрил их раньше и почему же так глупо доверился. Опять. Он снова и снова доверял, и каждый раз это было неверным решением. Доселе он мог положиться только на мать… И кто знал бы не зря ли. — Наверное, надо набрать её, — тихо сказал Чуя себе, вспомнив про Коё.       «Может, она сможет поделиться советом или хотя бы рассказать про отца, только если и с ней он не темнил», — задумался Чуя, прежде чем остановиться и набрать мать. Он отошёл от мотоцикла, чтобы выкинуть бычок, и, вернувшись, тут же закурил снова. — Да, милый? — прозвучало в динамике телефона. — Привет, мам.       Чуя звучал затравленно и вяло, сухо. Это не могло ускользнуть от чуткого слуха Коё. — Что случилось? — серьёзно спросила женщина.       Как только Чуя услышал вопрос, личная защита, которую он воздвигал от всех пришедших проблем, пошла трещинами. Приходило осознание реальности, от которой нельзя было сбежать, и, ощутив неподъёмный груз последних событий, Чуя опустился на асфальт, привалившись спиной к стене. — Много всего, — выдохнул он. — Я даже не уверен, могу ли всё рассказать. С одной стороны это личная информация другого человека, — начал он думать вслух, — с другой стороны, это слишком сильно меня касается. — Если кто-то причинил тебе вред, пошли нахрен любезности и расскажи об этом. — Коё всегда была сдержанна, помимо чересчур важных ситуаций. И пусть Чуя ещё толком ничего не сказал, видимо, она чувствовала его напряжение. — Как минимум мне можно, ты же знаешь, что я не буду это разглашать и ничего не смогу сделать. — Я уже ни в чём не уверен… — Ты можешь мне довериться, Чуя, — вкрадчиво произнесла мать.       На её фоне послышалось переставление предметов, цоканье каблуков и после возни с раздвижной дверью — шум улицы. — Ты на работе? — Да, но я вышла на перерыв, не волнуйся.       Чуя поднял лицо к небу, подставляя его под прохладный ветер. — Знаешь, отчего-то я подумал, что могу доверять Дазаю. — Не оправдал ожиданий? — строго или несколько злостно уточнила Коё. — Не знаю, — выдавил Чуя. — Мне казалось, что если предательство будет от Осаму, я буду к нему готов. Что от него не жалко получить нож в спину. Может, я и предполагал, что такое случится… но готов всё же не был. Да и до сих пор не понимаю, что происходит. Вдруг я ошибаюсь? — Расскажешь, что произошло?       Затягиваясь горечью обречённости, Чуя вскользь обронил: — Что если я и в тебе ошибаюсь? — Милый… Я знаю, что могла заблуждаться в каких-то вещах, в твоём воспитании, в конце концов, я обычный человек, но всегда старалась не подрывать твоё доверие. Откуда у тебя такие подозрения?       Мысли в голове Чуи гудели, смешиваясь и извращаясь, тихо уходили на второй план, подставляясь под новые суждения. Он спрыгнул с темы. — Расскажи мне про отца. Правду. Всё, что знаешь. — А… — замешкалась Коё. Смирилась. — С чего начать? — Как вы познакомились и каким он казался человеком?       Чуя курил одну за другой, не останавливаясь. Запнулся, когда кинул взгляд на пачку и понял, что осталось всего семь сигарет — нужно было уменьшать скорость потребления медленной смерти. — Хм… — протянула мать, задумавшись. — Познакомились на одном вечере. Я тогда искала новые знакомства для работы, связи, получилось попасть в высшее общество. Он был на приёме и обратил на меня внимание — показывался галантным, обходительным, человеком слова. Тогда я обращала внимание только на сферу деятельности, меня не волновала личность, поэтому его ухаживания после личного разговора меня никак не трогали. Но я его зацепила, и он не хотел отставать. — Женщина хмыкнула, и Чуя прочитал в её голосе улыбку, когда она продолжила говорить. — Он тогда соврал мне, сказал, что работает в политике после учёбы на медицинском — было два высших, но решил остановиться на одной сфере, как минимум, временно. Я решила, что такой кадр может мне пригодиться, и не стала препятствовать его намерениям сблизиться в общении. О том, что он мафиози, я узнала не сразу. — Как ты отреагировала? — О, злилась я на него сильно, но отошла быстро. Как-никак было понимание, почему он это скрыл — такое не доверяют кому попало. Вот когда он уже стал Главой, тогда я готова была разорвать весь этот мир на части — настолько гневалась, обижалась и была в отчаянии. — Почему обижалась? — Он не согласовал это со мной, впереди семьи у него стояли амбиции. Он не смотрел на то, что я ношу его ребёнка, не обращал внимания на то, что его могли не принять и убить, а в таком случае ты остался бы без отца, я — без поддержки. — Эгоистично… — Он выдохнул дым, стараясь сосредоточить внимание только на словах матери, не перескакивая на свои рассуждения и не воспоминания прошедших дней. — Ты прав. Однако у нас были хорошие отношения, поэтому я смогла простить ему это. — Он любил тебя? — Да, — решительно ответила Коё. — А меня? — К чему такой вопрос? — испугалась та. — Отвечай!       Чуя был необоснованно резок — не смог сдержать порыв. Нервы плавились, раскаляя душу, и парень переставал себя контролировать. — Милый… Конечно он тебя любил. Всегда.       Чую затрясло, он уронил голову на ладонь и далеко не сразу ощутил, как согревает её слезами. Тут же захотелось подавить ненужные сейчас эмоции, но не выходило. Ему казалось, что если он пересилит себя и прикажет чувствам остановиться, то просто взорвётся. — Я ничего не понимаю, мам… Я так запутался! — Чуя всхлипнул, и от женщины уже нельзя было скрыть его самочувствие.       В голове поселилось, что терять уже нечего. Он рассказал ей всё, что знал. И про то, что Дазай работает на Мафию, и про поимку «призрака», и про Сакуноске, который обмолвился, что всё начал отец Чуи. Рассказал о том, как тот отзывался о своём Боссе. И то, что Огай, как и Дазай, скрыли от него свою связь. — Осаму говорил, что впервые встретился с папой, когда он приезжал к нам в общежитие по делу. А папа сегодня звонил по каким-то глупым причинам, нёс бред про проект, о котором я даже не знал каким-то чудом, и сказал, что писал Осаму из-за всего этого, но ни секунды не упоминал, что угрожал его убить! — Чуя тараторил, не переставая и почти не дыша.       Воспоминания об убитом Чуей человеке укололи разум, но времени это осмыслить никак не подворачивалось. Он давил это в себе, стараясь не давать разгуляться трепещущей сердце теме.       Прохожие заставали его истерику, но он почти их не замечал, поднимая на людей взгляд, только когда редкие из них останавливались убедиться, что ему не нужна помощь. — Они не могли быть так близки, чтобы папа говорил это с сарказмом или тем более в шутку… Я ничего не понимаю, — снова произнёс Чуя, в этот раз шепча. — Ничего, ничего, совсем ничего, чёрт возьми! Если Осаму работает напрямую на отца и они знакомы давно, значит они врали мне оба всё это время… А я доверял им, мам. — Новый поток эмоций хлынул у него из глаз, намочив свежеподкуренную сигарету. Горло жгло от такого количества курения, но боль помогала держать связь с реальностью. — Я им верил… Какой же идиот. — Чуя, ты не дурак, поверь мне. — Она говорила ласково, успокаивающе, но Чуя слышал в её голосе оттенки потрясения. Заговорив более вкрадчиво, с читаемым скрытым гневом, она продолжила: — Я бы тоже поверила людям, которые умеют вызывать доверие… Если Огай действительно та ещё, прости меня, тварь, то и я ошибалась на его счёт. — Нет, ты умная, расчётливая, всегда следишь за людьми и можешь их понять, поэтому тебе есть, кому верить, а я обжигаюсь каждый раз, когда пытаюсь кому-то открыться, потому что не могу видеть того, что видишь ты, — громко сказал Чуя. — Каждый. Гребаный. Раз. Не было ни одного исключения. Это ли не доказательство моей глупости?       От злости слёзы пересохли, и Чуя быстро обтёр лицо, оставляя вниманию публики лишь покрасневшие глаза. — Кому можно доверять, что мне делать дальше? Я не представляю… — Дорогой, ты очень себя недооцениваешь. Ты хороший, и люди к тебе тянутся. Да, к сожалению, плохие, к этому и я причастна, если сглупила и не увидела истинное лицо Огая… Но давай пока не будем делать чёткие выводы. Съезди поговорить с Дазаем, с отцом пока не связывайся. Тебе нужно сосредоточиться на каком-то одном деле. Я постараюсь не создавать проблем, Огаю звонить не буду, не волнуйся. А то начнёте и с ним мусолить тему, совсем с ума сойдёшь.       Он глубоко вдохнул. — Хорошо, — твёрдо сказал Чуя, наконец успокаиваясь. — Давай, мой хороший, удачи. Я верю, что ты выдержишь это давление, хоть и понимаю, что подобное крайне сложно переносить. В случае чего — звони, я на связи. — Спасибо, мам.       Чуя убрал телефон в сторону и собрал все бычки, которые оставлял рядом с собой — выбросил в мусорку. Сев на байк, он посмотрел на до сих пор светившиеся сообщения отца, направленные Дазаю, перед тем как застегнуть мотоциклетный шлем, отодвигая мысль о том чтобы приехать, воспользоваться отпечатком пальца спящего Осаму и прочитать переписку.

***

      Как Чуя и думал, Дазай так и не проснулся. Соблазн затягивал, разливаясь в сознании штормовыми волнами. Отказывать себе всегда было тягостно, сейчас же едва ли не выносимо. Он спрашивал себя: «Почему если он мне не доверил нечто настолько значимое для меня, я должен церемониться и заботиться о наших дальнейших отношениях?». Но Чуя попросту не хотел быть импульсивным, идти на поводу у чувств и мыслей, говорящих ему: «Решайся». Он думал наперёд, оценивал риски и разные формы последствий. Риск сейчас был последним, к чему он мог бы прибегнуть. И сил на него не оставалось. Радикальные действия он променял на условно спокойное движение по течению.       Выйдя из комнаты Дазая, Чуя спустился заварить себе кофе в попытках перевести внимание, отвлечься хоть на какой-то приятный процесс. Варка была для него сравни медитации.       Видимо, услышав копошение на кухне, пришёл Сакуноске. — Ты заходил к Дазаю? — первое, что спросил мужчина. — Да. — Это нормально, что он до сих пор не встал?       Чуя понимал его беспокойство, но сам волновался о другом. — Думаю, да. Вполне могу представить, что после такого он может проспать и больше двадцати часов. Стоит попробовать его разбудить позже, посмотреть, как он отреагирует, а дальше уже делать выводы — оставлять в постели или нет.       Ода сменил тему. — Звучишь напряжённо. И уезжал надолго. Что-то случилось?       Чуя фыркнул и, отвернувшись от кофе, вперил взгляд в Сакуноске. — Скажи мне честно. Мой отец и Осаму имеют близкую связь?       Сакуноске предельно сильно скривился, как от боли или отвращения. — В каком плане? — конкретизировал Ода. — Что, блять?       Озадаченность явно читалась на лице Оды, а Чуя так и не догонял смысл его вопроса. — Чёрт, как тебе объяснить-то…       Туго соображающий мозг слабо реагировал на подтексты и недомолвки, да Чуя и не желал сейчас разбираться — уже сконцентрировался на другом. — Не важно. Просто скажи, знакомы ли они лично, если «да», то как часто работают вместе, что их объединяет и так далее. — Смысл мне говорить? Я не уверен, могу ли разглашать любую информацию, связанную с Дазаем.       Нервы Чуи начинали кипеть — разговор слишком затягивался. — Послушай меня, — рыкнул он, — либо ты сейчас рассказываешь всё, что носишь в своей черепной коробке о Дазае в Мафии, либо я звоню отцу и говорю, где ты находишься. — Скорее всего он и так знает, — отмахнулся Ода, не принимая всерьёз слова Чуи. — Он суёт устройства слежения куда только можно. — Хорошо. Только если его до сих пор здесь нет, значит он боится, что я узнаю то, что мне не положено. Не зря он звонил сегодня с подозрительными распросами. Если я поставлю его в известность о том, что не против, чтобы тебя забрали, не думаю, что он откажется заехать.       Чуя старался манипулировать, но опыта было слишком мало. Он не знал, на что можно давить, что может сработать и что будет звучать убедительно. — Чуя, — выдохнул Ода, — если Огай до этого не относился к тебе хреново, есть вероятность, что он не захочет раскрываться с плохой стороны и сейчас. А если я с тобой, то можно гарантировать, что ты знаешь обо всём, что он со мной делал. Ему как минимум нужно время, чтобы подготовить оправдания, чтобы ты продолжал ему верить. В конце концов, нет никаких гарантий моих слов, если он приведёт более убедительные доводы — ты будешь на его стороне.       Чуя сдался в замудрённых убеждениях, которых не вывозил его мозг в этот день, поэтому зашёл с малого. — У меня есть телефон Осаму, где отец в сообщениях угрожает его убить. — Блять, — резко скинул Сакуноске и метнул руку к своей голове, вороша волосы. — С этого и надо было начинать.       Руки Чуи затряслись гораздо больше, чем раньше — чужая обеспокоенность передалась ему и умножила личный стресс в несколько раз. — Он правда может это сделать? — дрожащим шёпотом спросил парень.       Ода прошёл круг, нервно упал на стул и упёр локти в колени, скрещивая пальцы и поднимая на Чую глаза полные строгой опасности. — Если Босс заберёт Дазая, это меньшее, что он может сделать. И я так скажу — если Дазай нарушил какие-то его планы, скорее всего, о смерти Осаму будет мечтать долго.       Чуя сглотнул. И через пару секунд осознания сердце тут же забилось сильнее, отдавая набатом в уши и распространяя пульсацию по всему телу. В конечности словно пробрался холодный воздух, колыша тонкие нервы изнутри и обкалывая их ледяными корочками, покрывая так, что Чуя почти не ощущал рук и ног. С каждой секундой телу становилось холоднее, внутренняя зима пробиралась дальше до тех пор, пока не сковала лёгкие. Чуя начал задыхаться. — Эй, Накахара… — забеспокоился Ода.       Чуя слышал его смутно, а видел ещё хуже — расфокусированному зрению аккомпанировала дрожь в теле, размывая видимое до неясного тумана. Чуя схватился за горло, чувствуя, как сдавливаются стенки гортани изнутри, не давая воздуху протиснуться сквозь. Вероятно, это было нечто мнимое, что лишь надумывал его воспалённый мозг, поражённый паникой, но сейчас он не мог знать наверняка — успокаивать себя догадками не выходило.       Ода подхватил его под локти и насильно довёл до дивана, заставляя присесть; тут же метнулся за водой.       Чуя старался откинуться на бархатную спинку, но дрожь от переходящего границы напряжения в таком положении неприятно отдавала во всё тело целиком — противно и нежелательно, парень не хотел чувствовать непривычные изменения столь явно. Он вернулся в прошлое положение и тут же навис над широко расставленными коленями, уперев локти в них. Чуя правда пытался дышать медленнее, но страх задохнуться брал верх.       — Выпей. Медленно, — попросил Сакуноске, вернувшийся с большим стаканом воды со льдом. — Я постараюсь помочь, ладно? Только слушай, что я тебе говорю. Пожалуйста.       Чуя изо всех сил кивнул, с трудом справляясь с собственным телом. Он выпил всё до дна, но в стакане ещё шли рябью остатки воды и звенел свежий лёд. Ода обратил взгляд Чуи на себя, а сам присел на корточки напротив.       — Сосредеточься на холоде стакана. Если станет больно держать его, перемести в другую руку или на любую часть тела, — давались чёткие распоряжения. — Дыши вместе со мной.       Ода протянул медленный вдох, наполняя лёгкие полностью, потом медленно выдохнул — Чуя старался повторять за ним, но от страха заслезились глаза, и он прерывисто резко вдохнул, зажмурившись.       — Чуя, запомни — от панической атаки нельзя умереть. С тобой всё будет хорошо, как только она закончится. Главное, верь, что можешь из неё вырваться. Я знаю, что ты справишься.       Накахара распахнул веки и впечатал твёрдый взгляд в Сакуноске. — Уже молодец. Продолжай в том же духе. — Он начал отсчёт, и Чуя дышал под него пару минут, пока позывы на критически частое дыхание не уступили более размеренным. Чуя не стал дышать ровно, но ему перестало казаться, что он умрёт от недостатка кислорода, пусть ощущение удушья и не отступило полностью. — Умница. А теперь возьми в рот кусок льда. — Мужчина дождался выполнения, прежде чем продолжить. — И постарайся найти глазами пять предметов красного цвета. Загибай пальцы. Ода давал ему новые и новые характеристики, пока у Чуи не возникло желание вдохнуть полной грудью в знак окончания практики и он не успокоился до адекватного состояния. Чуя закрыл глаза, стараясь прочувствовать улучшения. — Спас… — он прервал благодарность, как только по кухне раздалось громкое шипение. Ода подскочил, а у Чуи вновь усиленно забилось сердце. — Что случилось?! — Всё в порядке, не волнуйся, кофе убежало. — Чуя потер ладонью щёку, вновь делая глубокий вдох. — Моя вина, должен был проследить. Накахара чувствовал, что вина его, ведь это он взялся за приготовление напитка, но отрицать вслух ничего не стал — на споры не хватало сил. Сняв турку с плиты и вытерев вытекшее, Сакуноске вернулся, расслабленно продолжая оттуда, где они остановились; Чуя хоть и не сомневался, что сказанное в обрывке было легко додумать, но поначалу удивился внезапному: — Не за что. Если нужны будут советы, могу накатать список. — Чуя слышал, что тот говорил с сарказмом, но если вдруг пригодилось бы, для Осаму был бы непрочь пополнить свой запас знаний. — У меня в успокоении людей во время панических атак опыт большой. — Если можно. Пожалуйста. Сакуноске выгнул бровь, с сомнением глядя на Чую, но в конце концов смиренно кивнул. — Давай на телефон позже скину. Как раз номерами обменяемся. Чуя согласно промычал, медленно поднимаясь с дивана. Подумав, он подошёл к Сакуноске, сложил руки на груди, лишь бы куда-то их деть, и впечатал долгий взгляд снизу вверх в мужчину. — Я не знаю тебя, не знаю, насколько ты умён или глуп, насколько адекватен как человек, но мне нужен совет, — выговорил Чуя. — Спрашивать больше не у кого. На лице Оды смешались эмоции, он повернул голову, открывая профиль, и хмыкнул, чуть улыбнувшись. Чуя не знал, о чём тот думал, но разбираться в непонятной реакции времени не было. — Говори, — дал волю Сакуноске. — Что мне делать? — Сбросив руки, Чуя выдохнул и закусил губу. Его взгляд заметался по комнате, стараясь найти опору, но безрезультатно — он вернулся к Оде. — Я не могу доверять Дазаю, не могу доверять отцу, тебе так тем более. Я не знаю, что из ваших слов ложь, а что правда, и я не могу разобраться… — Чуя не выдержал раскаляющего мышцы всплеска эмоций и заметался по комнате. — И при этом я, по какой-то, как будто бы идиотской, причине, не хочу предавать Осаму, влезать в его телефон, хотя мог бы попробовать. Я хочу посмотреть переписку, ответить отцу от лица Дазая, убедиться, что его угрозы реальны, хочу посмотреть, какие у них взаимоотношения в целом. Не могу себя заставить сделать это, но при этом не вижу другого выбора. Какие ещё есть варианты? — Чуя покачал головой, остановился и устремил зрачки в утратившие эмоции глаза Оды. — Дождись, пока Дазай проснётся. Поговори с ним. — Мать сказала мне то же самое… Только это невыносимо! Варианты развития нашего с ним диалога чересчур непредсказуемы, и такой риск… — Он сделал глубокий вдох и продолжил шёпотом, поднимая взор на потолок. — Господи, это слишком для меня. Какова вероятность, что он не избежит разговора? Что не соврёт снова, при этом максимально убедительно? Какова ёбаная вероятность, что всё пройдёт хорошо? И при этом для нас обоих. Ода закинул руку за спинку стула. — Признаться, я в шоке, что ты заботишься о Дазае даже при таком положении дел. Я бы так не смог, думаю. Это звучало как похвала, что несколько выводило Чую из себя. Он не понимал, как, когда он не вывозил, когда был далёк от понимания происходящего, мог быть в чьих-то глазах толковым. — Честно, я не вижу иных вариантов, кроме как обсудить это с ним, если ты не хочешь подводить его чувства к тебе. Вчера мне казалось, что он доверяет тебе достаточно, чтобы не изводить до последнего и не быть уёбком, каким его видели те, кто ему не нравился. Сакуноске взял откуда-то пачку сигарет и предложил Чуе. Горло парня до сих пор саднило от выкуренного за день, но он не отказался. — Я тоже не знаю всей истории и тоже растерян, Накахара. — Сакуноске сам не закурил, в его руке закрасовался только стакан с соком. — Но если нужно, я поддержу тебя при разговоре с Дазаем. Если он сглупит, я вставлю ему по первое число. Мне кажется, ты заслужил правды, ты не плохой человек. — Пойдёте против друга из-за незнакомца? — спросил Чуя, смотря на Сакуноске поверх поджигаемой сигареты. Ода тихо рассмеялся. — Я не иду против него и не посмел бы. Но если Дазай ступит на кривую дорогу, я считаю правильным дать ему пизды. — Мужчина улыбнулся, и Чуя несколько расслабился. Они просидели в тишине, разбавляемой редкими беседами, с полчаса. Чуя отдыхал морально, рассматривая потолок, почти в полной изоляции от мыслей, пока не дёрнулся от поступившего звонка. — Надеюсь, не Огай? — напряжённо уточнил Ода. Чуя покивал головой. — Нет, друг. Звонил Кёта, о котором Чуя успел напрочь позабыть за вереницей событий. Отойдя в другой зал, Чуя ответил на звонок. Тут же проступил стыд — он так и не узнал о выписке Курокавы. — Привет, — тихо произнёс Чуя, готовясь к обиде или недовольству соседа по «квартире». — Ты не позвонил, — констатировал Кёта. — И не написал. А ещё тебя нет дома уже второй день. Чуя почувствовал себя в каком-то романе, где играл роль нерадивого супруга. — Под «домом» ты подразумеваешь общагу? — Именно. Где ты? — прокурорским тоном спрашивал Кёта. Чуя вздохнул и прикрыл глаза, проводя рукой по лицу. — Тебя выписали… Поздравляю. — Спасибо. Ответь на вопрос. Кажется, парень был сильно обижен, и Чуя вполне его понимал. Чуя единственный от начала и до конца поддерживал Кёту на пути обострения болезни и тут даже не позвонил поинтересоваться его выпиской, его самочувствием. Накахаре тоже было бы неприятно, а как мог ощущать это психически нестабильный человек, он мог представлять только максимально размыто, но при этом чётко понимая, что у того реакция будет значительно хуже — всё-таки эмоции были обострены. — Кёта, прости меня, я правда виноват. Просто… — он вздохнул, стараясь успокоиться и не перемалывать события по новой в своей голове, — произошло столько всего, ты не представляешь себе. И я пока не уверен, могу ли рассказать. Я разбираюсь с гигантскими проблемами и, честно, не знаю, когда вернусь. — Звучишь и правда пиздецки хуёво, — помедлив с ответом, несколько грустно отметил Курокава. Чуя чуть улыбнулся, ловя осознание, что скучал по этому парню и даже по его изобилию ругательств, пусть сам и не очень жаловал подобный тип речи. — Я толком не спал сегодня… — Чуя бухнулся в стоявшее рядом кресло и потер глаза большим и указательным пальцами. — Но сейчас давай не обо мне. Как ты себя чувствуешь? Как ощущается выписка? Чуя полагал, что разговор только загрузит его, отнимет далеко не лишние силы, но с каждым словом Кёты он чувствовал, как тело отходило от напряжения и дышать становилось легче. — О, прекрасно! — Курокава довольно быстро отошёл от ситуации и заголосил радостно и беззаботно, удивляя Чую резкими переменами эмоций. — Дома так хорошо, столько личного пространства, и никто не заставляет ходить мыться по расписанию и смотреть на голых старых дедов, которых обливают водой врачи, чтобы они не обожгли сами себя под душем блять. — Голос Кёты сменялся от праздного до около-возмущёного, пока он не перешёл к чуть иной теме. Он заговорил более тихо — фривольно и бесстыдно. — Признаться, там были не только старики, но и парни моего возраста. Вот на некоторых из них смотреть было одно удовольствие. Чуя тихо рассмеялся, качая головой. — Ты где угодно способен найти приключения на свою ж… — Чуя запнулся, как только понял, что говорит, его внезапным толчком пробрало на смех, а когда Кёта хитро, с нотой самодовольства сказал: — Поверь, находить приключения своей заднице у меня получается отлично. — Чую распёрло на самый громкий смех за последнее время. Возможно, это было уже истерическое или просто попыткой выплеснуть эмоции как угодно, лишь бы не слезами, но Чуя заходился в смехе снова и снова, расправляя грудь до боли. — Сука, прес заболел, — выдавил Чуя в перерывах хохота, перед тем как начать успокаиваться. — Кажется, тебе была нужна нихуёвая разрядка. — Чуя слышал, что Кёта улыбается. — Это точно. Спасибо. — И всё благодаря моей жопе! Признаться, парочка красавцев до неё-таки добралась… — Мне не нужны подробности! Теперь смеялся уже Кёта. Накахара развалился на кресле и немного присполз, занимая максимум пространства. Захотелось ощутить хоть какую-то толику той жизни, которая была у него до недавнего времени. Приехать к Кёте и посидеть с ним, размеренно просматривая сериалы или смеяться с ним, как сейчас; полежать в ванной минимум часа два; хотя бы книгу почитать или поработать — всё, чего он хотел для усмирения бури на душе. Сейчас Курокава давал ему частичку этого спокойствия, остальные проблемы отходили на второй план, звуча фоново в голове — так, чтобы можно было несколькосекундными перебоями закрывать на это глаза. — Как с лечением продвигается? — Ну, блять, биолярку ж нельзя вылечить, как мне объяснили. Все предположения подтвердились, пока я лежал в больнице, так что этот ебаный диагноз у меня теперь постоянный, правда ещё несколько под вопросом всплыло. — Он нервно хихикнул. — Мне вкалывали то, что помогло уменьшить проявление болезни, сейчас только таблетки нужно будет продолжать пить. — Я читал, что между фазами могут быть перерывы, ты сейчас понимаешь где находишься? Кёта вздохнул, а Чуя сел прямее, поддаваясь вновь нахлынывшему внутреннему напряжению. — Я пока не совсем разобрался. Не привык ещё к существованию… этого в своей голове. Меня как будто до сих пор ебашит, но не так сильно, как перед больницей. Чуя смутно помнил, как разговаривал Кёта в обычном состоянии. Да и был ли тот в нём при Чуе? Он помнил депрессию Кёты, его манию, но не что-то среднее или нормальное. Чуя задавался вопросом: всегда ли парень разговаривал так быстро или это было одним из проявлений болезни? — Тебе говорили про все симптомы? — Да, психотерапевт. Я записал всё на листке, но так и не запомнил, нужно будет сверять. — Скинь мне фото, пожалуйста. Для подстраховки. Кёта с готовностью согласился, и в динамике послышалось копошение в бумагах. — Спасибо, Чуя. Не знаю, как тебя благодарить, — став спокойным, прошелестел Курокава. — Мне правда кажется, что один я не справлюсь… Ещё и столько натворить успел, а ты до сих пор рядом. — Давай не будем поднимать эту тему, я не держу на тебя зла за мотоцикл. А лёгкий контроль не отнимает так уж много сил. Тем более что с ним придётся повременить, не знаю, когда мы сможем увидеться. — Надеюсь, ты будешь в порядке, Чуя… Если что, знай, что ты тоже можешь на меня положиться. Может, я и нестабильный, но рядом побыть точно смогу. Чуя улыбнулся словам Кёты и некоторому теплу в сердце. — У меня вся жизнь с ног на голову переворачивается как будто. Надеюсь, выдержу, — выдохнул он. — И спасибо тебе. — Звони если вдруг что. С тобой приятно разговаривать. — Обязательно, как будет возможность. — Он прервался на небольшую паузу. — Кёта, как у тебя с братом? Я могу скинуть ему твой лист с симптомами? В отличие от меня, он хотя бы недалеко. Сможет помочь в случае чего. — У нас с ним… Что-то вроде напряжёнки в отношениях. Он как будто на моей стороне… По крайней мере, я надеюсь. Это не сильно видно, но стало лучше, чем было. Так что надеюсь и на то, что он не будет против за мной приглядеть… Мало ли что ещё взбредёт мне в голову, контроля над собой как будто вообще нет. — Курокава закончил весьма уныло, но его раздосадованность была Чуе более чем понятна. У Кёты тоже перевернулась жизнь так, как он того не представлял. И если Чуя мог ручаться хотя бы за себя, то Кёта, скорее всего, был потерян абсолютно. Аффективные расстройства, как он понял, тяжело поддавались контролю даже медиками, что уж было говорить о самих «наследниках» таковых заболеваний. — Я рад, что понемногу ваши отношения улучшаются. Ты заслуживаешь семьи, Кёта. Послышался рваный вдох собеседника и последующая тихая благодарность. Чуя забеспокоился, будет ли Курокава в порядке, не надумает ли чего, но он уже слишком задержался — Дазай мог проснуться в любой момент. Ему надо было идти. — Знай, что я правда так думаю. Хоть и жаль, что на роль семьи нет кандидата получше. — Ещё немного и я начну защищать брата, — предупредил Кёта по-доброму. Чуя решил острых высказываний в сторону Мичизу не делать, сбавляя обороты и готовясь завершить беседу. — Хорошо. Ты пил сегодня таблетки? — Да. — Отлично. Если будут побочки, не бойся просить о смене препарата, — посоветовал Чуя, напоминая о таком простом, но утекающем из головы факте, — ты не должен страдать больше, чем сейчас. И на этом, пожалуй, всё, что я мог сказать на данный момент, извини. Бежать нужно. — Конечно, не бойся меня прерывать. Я умею запёздываться. — Я никогда не прочь поговорить с тобой подольше, просто время не то, — решил вставить Чуя, чтобы тот лишний раз не волновался. — События несутся, как лавина на цунами — полная задница. — Понимаю. Надеюсь, потом сможешь поделиться, а то небось весь пиздец один расхлёбываешь. Чуя хохотнул и рукой встряхнул волосы на затылке. Подкинулось осознание, что он ни разу ещё не смотрелся в зеркало и, вероятно, перед незнакомым ему Одой ходил, как чёрт после групповухи — на голове был бардак, а он только что не улучшил ситуацию. Только времени на раздумья о глупостях укладки не находилось, проблемы сейчас были посерьёзнее. — Постараюсь. — Удачи там. — Тебе тоже, — звершил Чуя и сбросил звонок. Резко выдохнув, он подскочил с кресла и прошёл обратно на кухню. Оды на месте не оказалось, но доставать его вопросами Чуя и не планировал — молча взял из холодильника лимонад, захватил с собой воды и отправился к Осаму.              Тот ещё спал. Будить его показалось Чуе жестоким, тем более когда он собирался требовать от Дазая ответы, в то время как парень переживал сильнейшие потрясения. Он молча оставил ему свежую воду на прикроватной тумбе и сел напротив.       Расслабиться бы у Чуи не получилось — знал наверняка. Взять книгу или списаться с новым заказчиком по работе он посчитал максимально глупым решением. Поэтому просто молча наблюдал за мирно спящим Дазаем.       Некоторая злость, зависть, а может и то и другое брали над Чуей верх. Головой он понимал, что Осаму пережил безумные вещи, которые бескомпромисно требовали отдыха, но не мог побороть чувств, которые возникали от вида на время лишенного эмоций Дазая — сам Чуя так и не смог заснуть, он переживал в своём теле свою череду падений снова и снова, без перерыва.       Чуя всматривался в затылок Осаму так долго, что цвет его волос, размываясь, начал растягиваться перед глазами, стирая очертания остального тела. Чуя ничего не видел, кроме сложного каштанового с проблесками выгоревших прядей, и даже почти ни о чём не думал. Он осознавал, что мимолётные, не сформированные окончательно мысли кружили в его голове, но стараться отловить их было всё равно, что пытаться набрать воду сачком для ловли бабочек — они утекали из памяти меньше чем за секунду.       Парень словно погружался в транс, пока резко зрение не сфокусировалось, когда Дазай перевернулся на другой бок и открыл ему своё лицо. А Чуя лишь на миг, в течение перемещения Осаму, поймал взглядом странную вещь его в волосах. Накахара нахмурил брови и встал со стула, подходя ближе к спящему. Он не понимал за что зацепился, но точно знал, что хотел это выяснить.       «Надеюсь, там не паук», — подумал Чуя.       Он обошёл Осаму и склонился над его головой. Прошерстил взглядом, силясь понять, что же подметил, но не выходило. Когда Дазай перевернулся, его волосы поменяли положение, некоторые пряди перекрыли другие. Чуя боязно обронил взгляд на область его лица, молясь, чтобы тот не проснулся от его намерений. Он скрупулёзно медленно рылся в волосах Дазая, не в силах выкинуть из головы пропажу. Не понимая, почему «раскопки» значились невероятно важными, Чуя игнорировал мысли отстать от спящего и продолжал дело. Пока не наткнулся на небольшую зону прикорневых коротких волос. Седых.       Мурашки прошлись по телу.       Чуя не знал, могут ли седыми стать волосы, отросшие изначально с пигментом, или обязательно они должны были вырасти без цвета, ибо рядом обнаружилась такая прядь в сантиметра четыре, а недалеко, чуть с другой стороны, как раз были вкрапления прикорневой седины — таких волос было не много, Чуя наметил штук пять, те ярко бросались в глаза на фоне темной головы Осаму, несмотря на свою короткость, — и это значило бы очень много, Чуя хотел понимать, седеет ли Дазай давно или это случилось из-за стресса в последнюю неделю.       В груди разрослась подавляющая пустота, будто созданная чёрной дырой, поглощающей весь спектр чрезмерно насыщенных эмоций, что образовывались от увиденного. Чуе было страшно за Осаму. Он не знал — наследственность ли это или же сказывалось его детство и тёмное время настоящего. Но нутро подсказывало, что правильным ответом было второе.       Чуя пригладил Дазаю волосы и апатично отошёл от кровати, высматривая узоры на полу. На этом и осенило — всё время, пока он вглядывался в голову Дазая, он видел эту седину, но разум не регистрировал это в полной мере. Чуя так упорно искал эти проблески несчастья в волосах Осаму, потому что подсознание указывало на собственные неясные воспоминания о них. — Чуя… — Невнятно услышал Накахара, так и не дойдя до насиженного места.       Обернулся.       Дазай не проснулся, но характер его лица изменился на хмурый и мрачный. Чуя забеспокоился и, обойдя кровать, склонился над Осаму. Тот никогда не звал его по имени во снах, тем более кошмарах. А судя по закусанной губе и сведённым друг к другу бровям, Чуя мог предположить, что Дазаю снится явно не что-то приятное.       Он робко опустился на край постели, положив ладонь на плечо Дазая, и мягко провёл по нему, стараясь успокоить сквозь сон. Чуя чувствовал противоречие в своих действиях, понимая, что злость на «друга» никуда не ушла, но не мог не проявить участие. Он не мог заставить себя поверить, что Осаму заслужил быть в одиночестве в такой момент.       Дазай дернул пальцами руки, выглядывающей из-под одеяла, и Чуя обхватил её, слегка сжимая. Накахара полукругом огладил его кожу большим пальцем, и лицо Осаму дрогнуло. Дазай прижал плечи к шее, его согнутые в коленях ноги двинулись к талии. Словно зарываясь в себя, создавая кокон и «прячась» в позе эмбриона, Дазай пытался защититься. От чего конкретно, Чуя понять не мог, заглянуть в сон было ему не под силу, но явная потребность в поддержке чётко прослеживалась в уже изученном поведении Осаму.       С краю оставалось место, и Чуя прилёг, борясь с подавленностью и ощущением неправильности происходящего. Он осторожно притянул парня ближе, обвив рукой голову Дазая, скрывая его от своего внутреннего мира.       Дазай ощутимо расслабился в течение пары минут. Чуя, не задумываясь, словно награждая Осаму за доверие, несмотря на то, что тот вряд ли понимал, что просходит, поцеловал его в основание роста волос, задерживаясь губами на коже на несколько секунд.       Осаму ткнулся носом в ключицу Чуи. Накахара мог видеть Дазая с такой нежной стороны только во время его сна, и она оставила в Чуе сладкий осадок хрупкой близости, вызывающий желание обменяться с тем кусочками души. Непонятная, несвязная реакция, сложно поддающаяся пониманию. Но Чуя не хотел думать. Он жадно мечтал об избавлении от мыслей в голове хотя бы на полчаса. Он не хотел взвешивать и изучать своё сознание, сравнивать противостоящие желания, убеждения, чувства и рассуждения о действиях близких людей. Он вникал в момент, стараясь потеряться в сентиментальности и своей слабости к ласке.

***

      Чуя успел задремать. Мозг дал ему передышку, и тело, ловя момент, смогло немного расслабиться в отсутствии бесконечного потока размышлений и споров Чуи с самим собой.       Когда Осаму зашевелился, Накахара «включился». Немного привстав, оперевшись на согнутый локоть, он взглянул на Дазая, который устало разлеплял глаза.       Чуя молчал. Он не знал, что говорить, как реагировать на очнувшегося Дазая. Поэтому рассчитывал, что тот начнёт первым. Но Осаму только всматривался в глаза Чуи, подняв голову выше, и двигаться как будто даже не планировал. — Дазай? — нехотя, тихо всё же произнёс Чуя.       Осаму, словно удивлённо, коротко промычал и тут же слегка мотнул головой. Чуе показалось, что так тот приходит в себя.       Дазай в полоборота повернулся на спину, раскрывая плечи, чтобы свести лопатки, и прикрыл глаза, сжав зубы. Мышцы лица дёрнулись как от тщательно скрываемого недовольства или боли. Осаму прогнулся в пояснице, хрустнул шеей и вытянул ноги, расслабляя мышцы. Он потянулся и, отвернув голову, скривился, наверное, полагая, что Чуя не заметит. Но Чуя лежал выше и следил за парнем очень тщательно — от него нельзя было полностью скрыть лицо. Предположив, что от морального перенапряжения и долгого сна у Осаму прилично болело всё тело, Чуя не смог подавить сочувствие. И хоть мог немного помочь Дазаю и размять его, предлагать ничего не стал. Как минимум в этом Чуя придержался своей злости и обиды. — Сколько я спал? — первое, что сказал Осаму очень пассивно и хрипло от не успевшего пробудиться голоса. — Точно не скажу, но примерно восемнадцать часов. — Почти рекорд, — хмыкнул парень и повернул лицо, снова открывая его Чуе.       От дискомфорта захотелось отодвинуться от Дазая подальше, и Чуя поднялся с кровати, отходя к креслу и присаживаясь. Осаму старался его задержать, но попытка была слабой, Чуя почти не обратил на неё внимания. — Ты не хочешь побыть со мной? — удивлённо последовали вслед Чуе слова. — Не хочу, — честно ответил он.       Осаму замялся, непонимание отразилось в его глазах. — Что случилось? — в миг посерьёзнев, задал вопрос Осаму.       Чуя несколько раз коротко вдохнул, сжав подлокотники пальцами. Он не хотел возиться с вежливостью и церемониями, ждать, пока Осаму окончательно проснётся, поэтому сразу перешёл к делу. — Скажи мне правду, Дазай. На каком ты посте в Мафии и какие у тебя отношения с моим отцом?       Выражение лица Дазая вмиг переменилось — мимика опустела, все мышцы расслабились, опуская уголки губ и сужая глаза до предельной усталости, обвиваемой унылой тоской и грубой болью. Глубина цвета его радужки почти слилась с тьмой зрачка, заливая чёрной глиной его эмоции, раздавая эффект и на Чую. Комната вдруг стала ощущаться местом чистого мрака, уют впитался дымом в пол, выжигаясь под гнётом пылающих душ двух людей — ещё друзей, уже врагов или попросту одиноких тел, объединяемых непростыми обстоятельствами. — Чуя… — Только. Не смей. Лгать. — Чуя прочеканил эти будоражащие его душу слова, склонив голову. Беспредельное желание получить просимое проникало под кожу мириадой игл, заставляя мышцы подрагивать, отчего высиживать на месте спокойно не выходило. — Прошу тебя… — Это была мольба. И Осаму, видно, ощутил её в тихом вибрирующем скорбью по прошлым временам голосе Чуи, клацнув зубами, когда быстро закрыл рот. — Я правая рука Огая, — едва слышно произнёс Дазай, с силой сжав веки. В комнате, где единственными звуками были перебивающие друг друга неровные дыхания, слова коснулись ушей Чуи вразумительным набатом. Не дав Чуе передохнуть, унять головокружение и тошноту, Осаму продолжил. — Он вырастил меня. И больше всего на свете я ненавижу его за это.       В ушах распространился звон. А может это было в его голове… Чуя подался вперёд, дыхание замерло, а когда воздуха стало не хватать, он не смог пересилить давление в груди и ограничился едва хватающими для функционирования мозга ничтожными вдохами — если бы кто-то присмотрелся к его груди, вряд ли бы заметил, как она вздымается.       Мир замедлился. Время не ощущалось как нечто, что может привести к будущему. Чуя остался в мгновении, когда были произнесены слова Дазая, и дальше разум двигаться отказался. Фразы зациклились в голове. Кроме них он не думал ни о чём, они повторялись снова и снова. Пока Чую не повело настолько, что он упал на пол.       На периферии зрения плавно протягивалось большое пятно, остановившееся в метре от Чуи. Подняв голову, он мутным взглядом разбирал в нём Дазая. Зрение настраивалось, но поначалу лишь фрагментарно — стоило больших усилий разглядеть фигуру и смешанное в беспокойстве, боли и страхе лицо Осаму. Парень несмело протягивал руку к Чуе, но тут же прерывал попытку помочь, когда Накахара бросал на неё взгляд. — Почему, — надрывно прошептал Чуя, борясь с покинувшими тело силами, острой нехваткой воздуха в скованных лёгких и болью в груди, — познакомился со мной? Что ты, — выделил Чуя, надеясь, что Дазаю не требовалось объяснять подтекст, намекающий на его столь высокое положение в Мафии, — вообще забыл в моём университете?       Дазай взирал на него столь затравленно-удушено, что Чуя на миг усомнился в своей личности. Так Осаму смотрел только на внезапно «ожившего» Сакуноске — будто мог бы вот-вот заплакать. — Прошу, дай помочь. — Дазай говорил подавленно настолько, словно его тело обвивала сотня толстых цепей, и были они не в комнате его собственного особняка, а на эшафоте. — Поверь, я на твоей стороне… жизнью клянусь, mon chéri. Я отвечу на все вопросы. Но сначала тебе нужно прийти в себя.       Чуя откровенно терялся в своём лабиринтарном разуме, оголённых чувствах и неуловимых доводах. Сомкнув непонятно в какой отрезок времени успевшие разлучиться губы, он заскрёб ногтями пол, но кивнул. Этот акт доверия был последней надеждой, которую Чуя мог себе позволить. Если его наивность не оправдается уже не в сотый, а в сто двадцатый раз — он решил, — на этом можно будет поставить точку. И не доверять людям больше никогда. Он слишком устал.       Только завидев кивок, Осаму кинулся подхватывать Чую под локоть и выверенными аккуратными движениями поднимать на ноги. Подведя его к кровати, чтобы тот прилёг, Дазай подал Чуе стакан воды с тумбы и тут же отошёл, но быстро вернулся обратно, только уже с сигаретами в руке. — Нужно?       Накахара постепенно оклимался, головокружение уже не затрагивало его зрение и самоощущение. Чуя увидел Осаму настолько испуганным, словно запертым в клетке — и всё это впервые относилось конкретно к нему самому, а не к Оде или личному переживанию Осаму по какому-то поводу, который не было дано знать никому постороннему. — Давай, — согласился Чуя, принимая сигареты. Через несколько секунд он уже жадно впускал дым в свои лёгкие.       Они поменялись местами. Теперь Дазай сидел напротив него на обитом красным бархатом стуле, как до этого Чуя; только пронизывающий взгляд бездумных и рассредоточенных глаз, коими Накахара ранее поглощал затылок Осаму, сменились на тревожные и суетящиеся зрачки другого, окутывающие Чую липким зноем усталой борьбы и некого согласия с поражением.       Дазай не выглядел отдохнувшим — синяки под глазами, сутулая спина с заваленными вперед плечами и подрагивающие пальцы его рук прямо доносили это, почти крича. Вспоминая, как Чуя старался успокоить нервы парня во время его сна, Накахара задумался, точно ли тот не проходил через новые кошмары снова и снова, точно ли его сны были безмятежными, заставляющими отключить разум и сделать передышку от реальности. Чуя помнил, как Осаму просыпался в поту когда-то, как ворочался во сне, будто отгоняя навеянный воспалённым мозгом страх. Сегодня этого не было, но кто знал, какие формы могли принимать его грёзы. Плохие видения не обязательно должны были заставлять резко просыпаться и застывать от ужаса. Чуя подумал, что завидовать ранее ему было нечему — во сне или его отсутствии не смогли отдохнуть они оба.       Чуя жалел его, но благосклонен не был, резко потребовал: — Говори.       Запрокинув голову назад, Осаму вдохнул, готовясь. — Твой отец хотел завербовать тебя в Мафию. Он дал мне задание, я должен был, — он помедлил, словно не решаясь сказать, но Чуя ждал, и ему пришлось продолжить, — втереться в доверие и склонить тебя к этому выбору. Огай планировал сделать так, чтобы ты сам захотел участвовать в его делах. Он хотел приемника на роль следующего главы.       То, что отец хотел использовать его в личных целях, отчего-то не свалилось на сердце досадой. Может, внутри себя Чуя понемногу мирился с настоящей личиной Огая, несмотря на то, что не проверил это как нерушимый факт. Но… — Всё наше общением было просто обязательством, за которое тебе заплатили? — отрешённо шепнул Чуя. Ноющая боль растекалась по организму и стала единственным проявлением остатка эмоций, которые внезапно выкурились, опустошая сознание.       Сказал бы ему некто раньше, что так выйдет, Чуя бы решил, что будет кричать, кидаться в драку, желая выпустить гнев наружу. А теперь он как будто ничего не чувствовал, да и не хотел вовсе. — Прости, — сердечно просил Дазай. — Так было сначала, но со временем, когда я узнал тебя лучше, я понял, что ты это не заслужил. — Осаму всем видом показывал, как безумно хотел донести эту мысль до Чуи. — И… Ты стал мне важен. — Он запинался почти на каждой букве, будто заставляя себя это произносить.       Чуя не знал — думать, что это ложь или же тому сложно было говорить от уязвимости души, которую он не привык показывать. Делать выводы не хотелось. Он просто слушал. А потом уже хотел решать по мере того, что почувствует. Если почувствует. — Ты сказал, что он тебя вырастил? — Теперь говорить стало сложно уже Чуе.       Осаму опустил голову, и его волосы упали на глаза. Чуя вспомнил про седые волосы. — Я не уверен, готов ли ты это принять и не воспримешь ли как клевету на отца… — Говори! — всё же повысил голос Чуя в нежданном импульсе, срывая свои нервы.       Дазай дёрнулся и подтянул пальцы ко рту, чтобы обгрызть ногти и заусенцы. — «Отца», про котого я тебе рассказывал, я ни разу не встречал, — начал Дазай издалека. — Огай приставил его как человека, через которого можно было бы проводить оплату за обучение, чтобы самому не влезать в эту историю, так как были бы вопросы у администрации к нашему с тобой якобы «братству». Мори растил меня с пяти лет.       Осаму поднял на Чую глаза, полные сожаления и немого вопроса — понял ли Чуя, на что тот ему указывал. И Чуя понимал.       Тело сделалось необычайно лёгким, конечности онемели. С пустым выражением лица Чуя провёл взглядом комнату, пытаясь зацепиться хоть за что-то, но той точки, на которой мозг позволил бы «залипнуть», не находилось. В голове застыл собственный крик, который он не мог отпустить в демонстрацию голосом. — Твоя история — это правда?       Они оба поняли, о чём конкретно спрашивал Чуя. — Да.       Накахара покачал головой, не желая верить в услышанное, не в силах это переварить, но рассудок снова и снова побрасывал воспоминания их разговора — в, казалось, далёком прошлом, — картинки, которые представлял сам Чуя, погружаясь в рассказанное Осаму всецело. Теперь он мог представить рядом с Дазаем в его детстве собственного отца, тут же подхватывая дурноту.       Чуя сорвался с места и помчался в уборную. Он слышал позади себя Дазая, старающегося его догнать, но Чуя нёсся очень целеустремлённо — надумать чего-то и постараться его остановить не вышло бы. Забегая в туалет и склоняясь над унитазом, Чуя заблевал водой в смешке с желудочным соком. Пусть был и вечер, но целый день есть не хотелось, он питался переживаниями, что пришлось очень некстати. Тревога, ужас от осознания и картин ядовитого воображения выходили из него крайне болезненно и противно. Дазай присел сзади, придерживая Чуе волосы, и Накахара понял, как унизительно чувствовал себя Осаму на его месте до этого. Захотелось смыть себя в слив вместе с собственной рвотой. — Мой отец, — внезапно подал голос Чуя, — и правда делал это всё с тобой?       Дазай уже отвечал на этот вопрос, но одного подтверждения Чуе было мало. — Да…       Чуя сморгнул слезы, стекшие из глаз от тошноты. — Ты можешь предоставить доказательства?       Накахару немного отпустило, и он повернулся к Осаму вполоборота. — Твой телефон… — Чуя пытался отдышаться и прийти в себя. — Отец звонил тебе тысячу раз, и в последнем сообщении, котором он оставил после, я видел угрозу убить. Я могу прочитать это полностью? — Ты забрал его, — приглушённо произнёс Дазай. — Вот откуда обо всём узнал… — Ещё Сакуноске помог. Телефон в твоей комнате на столе.       Дазай не давал согласия или отказа на просьбу Чуи, он просто встал и вышел. Чуя привалился к стене. Кожей чувствуя прохладную плитку, он позволил своему телу остыть.       Осаму вернулся с гаджетом и ещё одим стаканом воды. Присел рядом, передавая всё в руки Чуи. — Спасибо, — нехотя, вполголоса выговорил Чуя. — Доверишь мне телефон? — Пусть это будет знаком моего расположения. Мне больше нечего скрывать…       Демаскировка Осаму не казалась Чуе подозрительной, но теперь он напрягался от любого действия человека, которое снова могло оказаться превратным, искажённым или фальшивым. На каждое слово ему хотелось получить либо клятвенный документ, с которым он имел бы право отсудить компенсацию за неисполнение, либо же добиться любого доказательства, чтобы наверняка убедиться в искренности человека. Чуя понимал, что не всё в этой жизни можно было подтвердить, что-то проверялось лишь со временем, и от этого его донимала дискомфортная моральная тяжесть. Но сейчас он мог радоваться хотя бы тому, что появилась возможность взглянуть на переписку Осаму с собственным отцом, убедиться, что правильно всё понял.       Перед глазами появился текст.       «Я дал тебе время подумать, Дазай. Принять решение: хочешь ли ты продолжать таскаться за моим сыном, нарушая договор задания, или вернуться к разуму и Мафии вместе с самым близким человеком. Сделай же, блять, правильный выбор.»       Первое сообщение оставило у Чуи морщину меж бровей — он не привык видеть от отца ругательства и свёл брови, пусть и не это было самым волнительным во всей истории; проглотив несоответсвующий реальности образ отца из воспоминнаний, он продолжил читать отправленное через полтора часа после череды пропущенных звонков.       «Если ты выйдешь на связь в течение тридцати грёбаных минут, я, так уж и быть, забуду об этом недоразумении. Но если ты решил сбежать и если, не дай Боже, ты отправился в поездку с Чуей, я заберу часть твоих людей. Тебе же они важны, верно? И ты знаешь, что с ними будет.»       По истечении времени, совпадающего с тем, когда они искали Сакуноске по разным точкам, пришло:       «За неподчинение найдёшь их на кладбище, щенок.»       У Чуи перехватило дыхание, он закрыл рот ладонью, испуганно посмотрев на Дазая и снова на текст. Он с трудом мог вообразить столь сильную злость отца и не мог представить, как тот говорил бы все эти слова, сочившиеся ядом, как угрожал бы жизнями людей за простое игнорирование… Он покачал головой, не веря. Но отделаться от очевидной реальности было невозможно.       Чую сжирало чувство вины, будто он был ответственен за поступки отца. Пусть он и не был причастен осознанно и напрямую, ему казалось, что Осаму было за что его ненавидеть. Разве не должен был Дазай ассоциировать Чую с его отцом? Как вообще Осаму лёг с ним в постель после всего?.. А как Чуе со спокойной совестью находиться рядом с парнем, понимая, что из-за него перебили часть людей, видимо, из собственного подчинения?       С каждым новым прочитанным словом последующего сообщения Чуя больше погружался в жуткое безумие своего отца, в его маниакальную одержимость контролем и распоряжением жизнью других людей:       «Если Чуя узнает хоть что-то обо мне, Сакуноске не жилец, ублюдок! Надеюсь, ты ещё не растерял весь свой хлипкий мозг и поймёшь насколько, я серьёзен. Окончательный приказ — ты доставишь ко мне Чую по его воле или нет. Я устал ждать сына с ритмом твоей возьни, он должен быть моим.»       Кожа головы занемела, колотые мурашки прошлись по коже, заставляя вздрогнуть.       Звонки прекратились на какое-то время, будто Мори выжидал реакции Осаму, но в то время Дазай уже сбросил свой телефон и даже если бы захотел, не смог увидеть его послания. Посмотрев на время начала бесконечного трезвона отца, Чуя прикинул, что тот скорее оставил Осаму в покое на время погони Чуи за Одой, а как только тот его настиг и забрал, снова затребовал ответа с особым порывом, оставляя десятки новых пропущенных.       «Клянусь, я убью тебя. Медленно и огромным с удовольствием, Дазай. Будешь сидеть на привязи, как тебе и полагается, а я буду срезать с твоей кожи по небольшим кусочкам, пока у тебя не останется и миллиметра чистого места. Буду наслаждаться выбитыми суставами и сломанными костями, вырванными ногтями и зубами, когда они кончатся перейду на органы и буду вырезать их поочередно чтобы твое тело не могло нормально функционировать и стремительно умирало а когда придёт время то сдеру с тебя кожу выше пояса оберну вокруг головы и пока ты будешь задыхаться в собственной плоти я выпущу тебе кишки для полноты счастья.»       Чуя проклял себя за живую фантазию, когда бросил телефон в сторону и снова склонился над туалетом. Голову кружило, и в глазах мелькали тени, но больше всего он боялся отражений сменяющихся картинок в этой тьме. Он почти галлюцинировал, но старался перебивать страх сойти с ума мыслями о том, что всё происходило лишь в его голове, он не видел эти образы в реале. Рука Осаму накрыла лопатки Чуи, легко поглаживая. — Да уж, он от бешенства, видимо, совсем перестал думать о знаках препинания, — издевательски усмехнулся Дазай. — Он писал слишком быстро, не задумываясь, — медленно и серьёзно протянул Чуя, поднимаясь. — Тебе смешно? — Немного.       Чуя застал Дазая со смартфоном в руке и решил, что тот тоже прочитывал сообщения впервые — он не заглядывал в телефон, прежде чем отдать его в руки Чуи. Мягкая благодарность за действительное доверие и открытость разлилась внутри. — Ему совсем крышу снесло, чего бы не посмеяться над долбоёбом? — Осаму искренне улыбнулся, и Чуя испугался разнице их реакций. Через что проходил Дазай в Мафии, помимо известного Накахаре, если откликался на такой кошмар столь спокойно? — Всё нормально, если я буду оскорблять твоего отца? — Плевать. Тебе не страшно? Он поклялся убить тебя… И Сакуноске. И уже, вероятно, убил твоих подчинённых… — Ничего страшного. — Чуя широко раскрыл глаза от шока. — Я не могу предугадывать каждый его шаг и следить за своими настолько тщательно, чтобы не нести никаких потерь. Такое уже случалось и не раз. За Одасаку беспокойно, но думаю, он сможет сбежать, тем более вряд ли он останется один в этом. А за себя я волноваться точно не стану.       Зато Чуя переживал о нём и весьма сильно. Он ещё не отошёл от сути завязки их отношений, не знал наверняка, какие чувства испытывал к нему Дазай, лишь надеялся, что тот не пытался втереться в доверие снова и всё происходящее не какая-то подстава. — Скажи мне, почему отец говорил, что ты нарушаешь договор? И правда хотел сойти с курса? — Чуя не знал, когда же, на его счастье, у него кончится надежда, но пока что она была с ним. Он жаждал услышать определённый ответ. — Старался что-нибудь придумать, да. Я не хотел, чтобы меня убили, отходить от дел Мафии я не планировал, но и тебя туда затаскивать не желал. Сначала просто начал писать менее конкретные отчёты, иногда врал… Потом думал выкрутиться, но не успел, Огай уже всё понял. Только до меня не доходит, как именно — мне казалось, я действовал осторожно. — Ты говорил ему что-нибудь про проект?       Дазай нахмурил брови в непонимании вопроса, но покорно задумался и кивнул. — Могу ошибаться, но, возможно, из-за тебя весь университет сейчас пишет незапланированный совместный проект, — сказал Чуя и тихо просмеялся. — Отец звонил мне, спрашивал где я, а я тогда собирался ехать за мотоциклом и твоим мобильником. Он говорил мне о совместном с тобой проекте, а я ничего не знал. Сейчас подумал, что если бы ты ему наврал в каком-нибудь отчёте об этом, а папе нужно было бы за что-то зацепиться, чтобы выведать у меня информацию, он мог бы спросить о нём, но если предполагал, что ты не говоришь ему правду, как раз мог бы подсуетиться, чтобы организовать проект самостоятельно — так и вопросов у меня, вероятно, не возникло. Не знаю, насколько ему было это нужно, но раз он готов идти и на безумства, то просто сформировать какой-то нелепый конкурс, лишь бы перестраховаться и не упасть в моих глазах, предполагаю, мог бы. — Это в его духе. — Дазай закивал. — Но думаю, всё несколько проще. Зайди сейчас на сайт универа.       Чуя сделал веленное и опешил — объявление о конкурсе пропало. Осаму перегнулся через телефон Чуи, заглядывая в экран. — Как и думал. Он просто организовал сбой сайта, выставил то, что хотел, а после разговора с тобой почистил всё. Думаю, остальные приняли это за неудачную шутку — попугать студентов. Кому ж захочется время тратить на подобное, все и так заняты. — Осаму улыбнулся. — Если бы кто-то знал, что это сделал Мори, тебя бы уже прокляли.       Накахара тихо засмеялся и согласился. — Как ты себя чувствуешь? — внезапно спросил Дазай.       Удивлённо приподняв брови, Чуя уточнил: — Морально или физически? — Оно связано. — Тогда никак, — заявил Чуя, пожав плечом. — Больше не тошнит, сидеть здесь смысла нет. В остальном — пока привыкаю к новой реальности, — Чуя снизил тон и замедлил речь, — получается спорно. — Ты держишься лучше, чем я думал, — признался Осаму. — Правда? — саркастично буркнул Чуя, кивнув в сторону унитаза.       Дазай про себя рассмеялся и ответил вдумчиво-серьёзно: — Да. — Ладно, пойдём отсюда. — Нужно зайти к Одасаку, рассказать о том, что прочитали, — вкинул Осаму, поднимаясь и неуверенно подавая руку Чуе. — Хорошо.

***

— Это пиздец, — выдвинул вердикт Сакуноске, выслушав их. — И какой план? Ты уже должен был что-то придумать, верно?       Они собрались за столом в кабинете Осаму — Ода с Чуей разместились по двум противоположным сторонам, заняв стулья, в то время как Дазай оставался стоять, упираясь руками в деревяную столешнцу. — У меня есть контакты в Европе, можно согласовать, чтобы тебя переправили в Германию или Францию. — Если говорить за Францию, моя мать тоже может помочь, — вставил Чуя. — Прекрасно. Хотя, думаю, она хотела бы отдохнуть от всего связанного с Мафией. — Да, но дело касается жизни человека, — парировал Чуя.       Он до сих пор не верил, в каких делах участвует, но времени на адаптацию не находилось, нужно было срочно что-то решать, определяться с направлением дальнейших действий, и Чуя хотел внести и свою лепту, а не просто безвольно слушать.       Осаму задержал на Чуе взгляд дольше, чем обычно, в легкой улыбке прочиталось одобрение. — А меня кто-нибудь хочет спросить, хочу ли я выезжать из Йокогамы и тем более Японии? — Не глупи, Одасаку! — грозно повысил голос Осаму. — Огай найдёт тебя в любой точке Японии, если захочет. Решил умереть?       Что Осаму, что Чуя от сумасшедшей догадки застыли, переглянувшись между собой. — Одасаку, нет… — Да успокойтесь вы. Я только выбрался, ещё хочу воздухом на свободе подышать. — Тогда в чём дело? — подал голос Чуя.       Сакуноске адрессовал Чуе красноречивый взгляд. — Огай — твой отец. Может и получится как-то выпутаться. Мы можем на него воздействовать. — Он стал ещё более сумасшедшим за последнее время, и я действительно не исключаю, что он психопат. Это может быть опасно для всех нас и не только. — В тоне Осаму слышался бескомпромисный отказ. — Может, можно что-нибудь придумать, — не унимался Ода. — Почему тебе так важно остаться? — начинал злиться Дазай. — Гораздо безопаснее будет уехать.       Чуя тоже не понимал логики мужчины. Тот провёл языком по нижней губе и нервно её закусил, отворачиваясь и возращаясь обратно. Выдохнув, он подсобрался и, кажется, был готов говорить. — У меня здесь дочка.       Чуя тут же замолк, прикрыв рот рукой, а Осаму от потрясения заголосил: — У тебя есть дочь?!       Накахара растерянно рассмеялся от поворотов событий. — Не родная, приёмная… Да и не по документам вовсе. Я хотел найти её, когда выдастся шанс.       Дазай заходил по комнате, сдавливая ладонями виски. В комнате воцарилась тишина, разбавляемая только мерным топотом ног Осаму и тиканьем настенных часов. Остановившись, парень покачал головой и опустил взгляд. — Чуя, ты сможешь что-нибудь придумать с этим? — осведомился Дазай. — Могу постараться, если нужно. — Он не должен попасть в руки Огая ни в коем случае, запомни. Надеюсь, хоть у тебя получится его уговорить уехать или что-то вроде того. — А ты что?       Осаму приблизился к нему и, наклоняясь, оставил поцелуй на его макушке. — Отойду.       Дазай вышел, и Сакуноске переглянулся с Чуей. — Что это было? — Понятия не имею…       Они продолжили обсуждение, как и просил Дазай. Минут десять они мусолили эту тему, теряясь в спорах. Чуя не хотел указывать тому, как правильно поступать, но не мог просто согласиться с желанием Оды остаться — не хотел, чтобы Дазай лишний раз волновался за благополучие и безопасность друга, — даже если главным аргументом был поиск его девочки. Чуе казалось, что желание покинуть место, с которыми были связаны столь паскудные воспоминания, было бы естественным, и совсем не ожидал, что Сакуноске придётся уговаривать скрыться даже на время, переждать в другой стране, пока они с Осаму не разберутся с Мори, а дальше вернуться решать вопросы. — Мы можем искать её тут без тебя и докладывать о каждом шаге, если потребуется, — едва ли не сдаваясь от безумной усталости, пытался донести до него Чуя.       Хотелось просто поспать и не думать ни о чём другом, не давить на чужого человека, судьба которого не сильно бы его волновала, если б не близкая связь с Дазаем. Но Осаму положился на него, и поэтому он продолжал. — Я должен увидеть её, убедиться, что с ней всё впорядке, пойми. — Что толку, если тебя во время этого убьют? — обречённо выдавил Накахара.       Решив, что подобные вопросы должны всё-таки решать друзья между собой, Чуя решил проветриться и с тем найти задержавшегося Осаму. Его не было слишком долго, и хотелось проверить, чем он занят.       Выйдя и обнаружив тонкую полоску света под дверью одной из ванных комнат неподалёку, Чуя постучал и позвал Дазая. — Я не справляюсь, Осаму. — Чуя привалился плечом к двери. — У тебя должно быть больше рычагов давления на него, ты знаешь Сакуноске лучше меня, вернись, пожалуйста.       Когда никто не ответил, Накахара дёрнул ручку, расчитывая понять, не открыта ли комната, где просто случайно оставили включенным свет, и не ведёт ли он разговор сам с собой, но дверь не поддалась. — Осаму? — ещё раз громко позвал Чуя, глубоко внутри начиная волноваться, хоть предпосылок и не было.       Не выжидая время в надежде на ответ, которого не последовало в первые две секунды, Чуя быстрым шагом вернулся в кабинет, желая найти нечто похожее на отвёртку — двери не закрывались на ключ, а замок дверной ручки легко отворялся чем-то плоским типа ножа. Ода задал вопрос, когда Чуя вернулся, но тот, сосредоточенный на другом, смысла не услышал. Найдя скрепку, Накахара стремительно удалился, приближаясь к ванной почти бегом — чисто на всякий случай.       Тревога Чуи билась пульсацией внутри мышц, подбивая на скорые действия — Дазай, если он правда был в ванной, мог делать там что угодно, включая самоповреждение. Ода подошёл сзади, когда Чуя открывал дверь, и спросил, что случилось. — Пока ничего, — напряжённым сталью голосом бросил Чуя.       Защёлка поддалась, и дверь отворилась. — Пока… — в ужасе тихо повторил Сакуноске, видя то же, что и Чуя.       Рот Накахары приоткрылся, меньше чем через секунду оттуда криком вышло имя Дазая, когда Чуя рванул к Осаму, лежащиму без сознания в ванне. — Боже мой, — глухо донеслось до ушей Чуи сзади.       Ода не верил так же, как и Чуя.       Осаму вскрыл себе вены.