Дела семейные

— Ну шо, Игорёк? Теперь мы свободные люди! — довольно потирая ладони, объявил Игнат, закинув рюкзак в конец салона микроавтобуса, служивший Шпунько ларьком по продаже всякого барахла. Где он всё это достаёт Игорь предпочитал не задумываться. Хватает периодических нотаций от отца, не одобряющего дружбу с «будущим преступным элементом». — Ага, до первого сентября! — хмыкнул Гром-младший, вытягивая ноги поперёк салона. — Чем займёшься? — Та мама в деревню отправить хочет… но я против! Меня?! В деревню?! Да я ж загнусь! Игорь окинул взглядом друга. Да… на вряд ли в деревне есть укатанные под асфальт дороги, а Игнат любит светлые и яркие вещи. Не выдержав и дня Шпунько бросится наутёк из мест, далёких от цивилизации. Да и за свой бизнес стоять он будет горой. А в прочем, неудивительно — Геля Семёновна и сама не лыком шита, челночит «помаленьку». Как сыну майора полиции Игорю вовсе не хотелось знать, какие дела и с кем проворачивает друг, а после той позорной истории с прятками по кустам было совсем тошно. Но внутренний голос нашёптывал: «Ну чего тебе стоит согласиться на одно ма-аленькое дело? Зато, как отцу поможешь! Будто не знаешь, что в долг у Прокопенко живёте и в холодильнике мышь повесилась». Но Игорь знал своего отца… Тот обязательно задастся вопросом: откуда провиант и что для этого сделал его ребёнок. Разочаровывать Константина Игорю не хотелось. С него станется и выбросить всё в конце концов. — Ты какой-то совсем зелёный на этой неделе… Что, решил стать хамелеоном? Вон, какое всё вокруг зелёное! — рассмеялся Игнат, а затем, посерьёзнев, продолжил: — Бате опять зарплату задерживают, а к его друзьям ты сам идти не хочешь? Игорь дёрнул плечом и хмуро посмотрел на Шпунько. Тот всё понял и пошуршав в залежах, вытащил пару шоколадных батончиков и большую красную («…прям как из рекламы…») коробку бисквитов. — На, Игорюнь. Ты на меня не бычься, а бери! — насильно сунул ему в руки сладости Игнат. — Честным людям ща по-честному не прокормиться, сечёшь? — А как же убыток? — сглотнув голодную слюну, Гром в один прикус умял едва не всю шоколадку. Зубы тут же склеило начинкой батончика. — А я инвестирую! — отмахнулся Шпунько. — Вот ты точно, как батя, копом станешь! А кто знает, что там впереди? — Эфо… фсятка… долф… ностому… лифу… — прошамкал Игорь, проталкивая в горло комок из шоколада, нуги и карамели. — Статья двести девяносто первая! — Та какая взятка! Скажешь тож! — хмыкнул Игнат. — Так, по-братски. А доброе отношение, оно и собаке приятно. — Ну спасибо! — ехидно отозвался Гром, чувствуя себя чуточку лучше. Майское солнце нагревало крышу микроавтобуса, давным-давно поставленного на кирпичи, а вместе с ним и доверху заставленный коробками салон. Даже удивительно, как до сих пор не обнесли лавочку. Игорь подозревает, что Игнат отдаёт часть прибыли за «крышу» одной из молодёжных банд. Может, боксёрам, а может курсантам. Несмотря на духоту, внутри всё равно было уютно, пахло жвачкой и прочей сладкой химозой. Появившееся чувство сытости вызвало сонливость. Устроившись поудобнее на продавленном кресле и сам от себя не ожидая, Игорь заснул. Игнат, шерстя в товаре и периодически сверяясь с записями в тонкой тетрадке («Это книга бухучёта, Игорюнь! Ничё ты не понимаш в экономике!»), нет-нет да поглядывал на товарища. «Хороший ты пацан, Гром, только правильный слишком», — покачал головой Шпунько, доставая из кармана толстовки тетрис. Зажав пальцем динамик, мальчик запустил приставку, выбирая игру. Игорь проснулся резко и выглянув в окно, удивился — солнца на небе уже не было видно, лишь лучи золотили крышки колодца. — Ну ты, конеш, могёшь, — протянул Игнат. — А чё не разбудил? — Да ты с этими контрошами как кура без бошки гонял. У меня ток один к те вопрос, Игорюнь, — Шпунько сдвинул козырёк кепки на затылок. — Зачем менту английский? Гром шутливо ткнул друга, трясущегося от беззвучного смеха, кулаком в бок. — Домой пора… Игнат кивнул. Может, сегодня удастся уговорить маму не отправлять его на деревню к каким-то дальним родственникам? На другом конце города в несколько ржавых автобусов воспитатели загоняли детвору. Конец учебного года значил, что пора выбираться на природу. В данном случае — в ведомственный детский лагерь, такой же запущенный и постепенно разрушающийся. Серёжа сколько себя помнил, наблюдал за тем, как темнеет и отваливается побелка на главном корпусе, а в домиках всё сильнее тянет с окон и подгнившие половицы вот-вот провалятся под небольшим детским весом. Мест в автобусе не хватало — детский дом «Радуга», некогда бывший образцово-показательным и переживший Блокаду, сейчас был переполнен, как и в военные годы. Но не было чувства единения и надежды на победу. Как уповать на спасения, когда сами же себя загнали в капкан? — Плотнее садимся, плотнее! По трое, малышню садите себе на колени! — командовала старшая воспитательница, протискиваясь между узкими рядами. Серёжа и Олег, притиснутые друг к другу, что было тяжело дышать, переглянулись и обменялись слабыми улыбками. Теперь они соседи по койкам — сосед Разумовского, за горсть дешёвых конфет и две порции «десерта» — печенья, смазанного спредом, согласился махнуться местами. Ненадолго это событие всколыхнуло спальню: — У Ненормального друг появился… — шептались между собой мальчишки, пока Олег невозмутимо занимал нижнюю койку. Для всех они теперь Ненормальный и Волков, друг для друга — Серый и Волч. Взвизгнули рессоры, детей вжало в сидения, из выхлопной трубы вылетел клуб чёрного дыма и наконец, автобус двинулся. Серёжа осторожно повернул голову назад, думая увидеть лица из прошлого, но на заднем сидении кучковались другие старшаки. Вспомнилась побирающаяся у детского дома собака, которую сердобольные девчонки периодически подкармливали. Ласковая, доверчивая, не ожидавшая, что трём мальчишкам захочется развлечься за счёт чужого страха и боли. Этих больше нет. На краю памяти что-то промелькнуло, как росчерк молнии и потухло. Серёжа прижался виском к тёплому, пыльному стеклу и несмотря на гам в салоне, задремал. В это лето всё будет по-другому, потому что теперь он не один. Через пару часов автобусы, забавно подпрыгивая на ухабах, въехали в приветливо распахнутые ворота детского лагеря «Звезда». — Сначала заселение, потом построение, — шёпотом объяснял Разумовский Волкову, когда они, влекомые толпой, шли в сторону виднеющихся из-за кустов крыш длинных, похожих на бараки, домов. — Нашему детдому достаются домики справа, слева — для другого детдома. Спальня была очень похожа на ту, что в «Радуге», разве что, вместо двухъярусных кроватей были обычные, сколоченные из ДСП койки. Олег и Серёжа поторопились занять соседние. — Покажу тебе здесь всё, — пообещал Разумовский. — Здесь не так плохо на самом деле. Можно спрятаться… Олег покосился на друга, а Серёжа слабо улыбнулся и потянул его к выходу: — Идём, Волч, скоро построение, а потом – ужин. Поросший тимьяном и травой амфитеатр на взгляд Олега был больше похож на декорацию к фильму, чем на действующее сооружение. Нарочито-весёлые вожатые — студенты педагогических техникумов громко объявляют правила поведения и приблизительную программу смены. Сверху слышится издевательское ржание — старшаки напрочь игнорируют парней и девушек, что старше их всего на пару-тройку лет, а вот малыши слушают внимательно. Прямо напротив воспитанников «Радуги» ребята из другого детского дома — «Зари». Скорее всего, после отбоя будут первые стычки между подростками. — В прошлом году нескольких ребят отсюда сразу в полицию увезли, — рассказывал Серёжа, опасливо косясь на чужих. — Была большая драка, вожатого порезали. Несерьёзно, но… Волков покосился на друга. Как он мог так спокойно об этом рассказывать? С другой стороны, ничего иного Серый ведь и не видел. Несмотря на тёплый вечер, по телу прошлась стая мурашек. И ведь едва-едва стукнуло по восемь лет, а жить среди всего этого придётся ещё очень долго. Десять лет похожи на вечность — это на целых два года больше, чем им с Серым сейчас. Неторопливо потянулись дни. Вожатые как-то пытались разнообразить досуг ребят: секции шахмат, рисования, рукоделия, но больше всего народу собиралось в тесном кабине с телевизором и видиком. Кассет было всего ничего: «Терминатор», пара мультфильмов, но каждый вечер был аншлаг. Олег тяжело вздохнул, когда увидел потрёпанные коробки из-под кассет… У него дома с кассетами был целый шкаф, только что на плёнках было записано, он совсем не помнил… Гораздо интереснее было с Серым — тот вёл его запутанными и почти невидимыми тропами между корпусами, выводя прямиком в лес. Если в первый раз Олег сомневался — стоит ли идти и что будет, если их отсутствие обнаружат, то спустя неделю он уже легко ориентировался в чаще. — А куда это мы намылились? — в очередной раз собираясь прошмыгнуть через дыру в ржавой сетке-рабице Серёжа и Олег наткнулись на заревских старшаков, выдвигавшихся им на встречу. Не ожидавший этого Разумовский испуганно взвизгнул и попятился, потащив за собой Олега. — Чё, сосаться бегаете? — мальчишек окружили. — Дайте пройти, — насупился Волков, наперёд понимая, что без синяков им не уйти. — Ля, смотри, Сиплый, киндер пасть открыл! — Олега больно пихнули в плечо, и он (вместе с Серёжей) упал на присыпанную прошлогодней листвой и шишками землю. — Не порядок… Эти красносельские ошалели! Даж киндеры никого не боятся! А чё эт у тя? Олег посмотрел вниз и в досаде прикусил губу. Из-под одежды выглянул край кулона. — Чё за цацка, киндер? — присел перед ним на корточки Сиплый, поддевая пальцем шнурок. — Ничего! — Олег попытался отползти, за что получил оплеуху. Водянистые глаза Сиплого загорелись при виде занятной вещицы. Он промышлял щипачеством, когда удавалось свалить из приюта и железку от драгметалла отличать умел. Чуйка у него была на это. — Давай сюда! — он потянул на себя шнурок, но тот не лопнул и потащил Олега за собой. Вцепившись в горло, мальчик испуганно всхлипнул. Перед глазами встала алая пелена и сам от себя не ожидая, он швырнул обидчику в лицо пригоршень земли. Рядом кто-то вскрикнул ломающимся голосом. Олег повернул голову на звук и увидел ещё одного заревского — скорчившись на земле, он зажимал руками кровящую голову. Над ним стоял Серый с зажатым в руке булыжником. — Ты чё творишь, ненормальный?! — попятился третий парень, когда Разумовский сделал шаг в его сторону. — Сиплый, Ромыч, вставайте! Серёжа замахнулся и бросил камень.