друг моего препода

***

      Глеб, заметив эту знакомо-недовольную морду, даже не говорит ничего — ни здрастье, ни насрать. Просто молча разворачивается и уходит обратно к девочкам коктейли распивать да, судя по всему, мужиков этих ненаглядных обсуждать.. А Андрюша, тем временем, выйдя из ахуя, зайдя нормально и выйдя обратно, сначала Серафима в своей манере приветствует, а затем, сходу заводит старую шарманку:  — Мне не показалось?.. пожалуйста, скажи, что показалось.  Повисает неловкое молчание на те пару секунд, пока Серафим пялится уходящему Викторову в спину. Аж на душе как-то грустно становится от его ухода..  — М? Ты о чём? — абсолютно отстранённо бубнит, всё ещё не отрывая взгляда от уже едва ли заметной кудрявой макушки позади Андрея.  — О Глебе.  — ..а ты чё, пьяный?       Андрюша, в отличие от всех присутствующих — трезвый. К сожалению. Поэтому, запах любимого вискаря за пять километров от Серафима учуивает точно как мама после вписки. Вот и проясняется многое. Но вопросов меньше не становилось всё равно.  — Да не, не показалось, получается..  — Я? Да не особо, а чё? — Серафим говорит так спокойно, будто Андрей о нём же не ныл на их последней встрече, да и в принципе слишком уверенно отвечает, как для человека, который только что был пойман с поличным.  — А нахуй ты его притащил блять, если трезвый? Вот зачем! — Фёдорович подключает весь свой артистизм: руками всплескивает и аж басит весьма громко. Драматизм просто на максимум выкручивает. — Ну тише, тише, Андрюш.. ты ж сам сказал, что не приедешь, я думал, что мне одному скучно будет, вот и решил.. да. — наконец отлепив взгляд от пропавшего с горизонта Глеба, теперь Серафим и сам чувствовал себя слегка неловко. Поэтому, оправдания были в какой-то мере неизбежны. Да и с Андреем по-другому нельзя. Загрызёт же.  — Но он же не мешает, правда? Вон, с Делей чёт сидят-мяукают, никого не отвлекает..   — Пиздец блять, ты его ещё и со всеми моими друзьями перезнакомить решил? Ну спасибо. — Андрей, как и Глеб, глаза хоть и закатывает, но замолкает по итогу всё равно. А после, осмотревшись, находит некое пристанище из кучки друзей, куда и уходит, негласно приглашая Серафима туда же.. — Ну слушай, они и мои друзья в том числе, так что, ты тут это.. не возмущайся нахуй. — в попытках чуть успокоить возмущения желтоволосого, Серый, хоть и быдлит, но проходит за ним следом. 

***

Так проходят мучительные полчаса.

Полчаса без Серафима и возможности хотя бы дыхнуть в его сторону из-за прицепившегося к столу Андрея, кажется, готового в любой момент перегрызть глотку.        Скучающий Глеб выглядит контрастно отстраненным от окружающей суеты и шума: пока все вокруг танцуют и пьют, он лишь одиноко сидит за стойкой, будто уже пережил всё, что ему может предложить этот бренный мир; держит в руке украденный у кого-то бокал с виски, но, кажется, даже алкоголь был не в силах разогнать эту бесконечную скуку, которую благополучно навеял ему Андрюша. Умеет же..  Потому, Викторов даже не проявляет интереса к новым друзьям, не принимает участия в разговорах и не реагирует на громкую музыку, пока, словно белая богиня из песни про клубнику в декабре, к нему не снисходит одна из Серафимовых подруг.  Она дёргает за локоть и, оттаскивая от бара, пару секунд шепчет что-то в районе уха — видно, уговаривает наконец подняться со стула. А Глеб и не особо против — не ради, но рад вполне оказаться вновь на прежнем месте, пускай и с другим человеком. По пьяне всё равно не так уж и важно, с кем и что конкретно делать.  Так что, одним движением обхватив чужую спину, он медленно подползает к бёдрам сзади — та в ответ только подаётся ближе — и вот, они уже в ритмичном темпе под какой-то заряжающий попсовый трек из разряда Леди Гаги, сливаются чуть ли не во единое целое: дышат друг другу в шеи, сплетают пальцы в замки, даже какие-то элементы вальса умудряются вставить.. 

Но ничто не вечно, а треки в баре — так вообще штука переменчивая, что пиздец.

Именно поэтому, сия удовольствие в виде танца длится совсем недолго — всего минуты две — и трек переключается на что-то совершенно несуразное. Это и заставляет Глеба остепениться.  — Спасибо, прелесть, теперь точно получше! — он, откланявшись как после выступления в театре, оставляет прощальный поцелуй на лицевой стороне её ладони, улыбается и, махая ручкой, походкой навеселе наконец уходит в закат с поднятым настроением на поиски более интересной личности.  А «личность» даже долго искать не пришлось — его как Андрей усадил, он так и сидит на стуле за столиком напротив желтовласки уже больше получаса.

Но теперь, ещё более поддатого Глеба точно ничего не смущало.

Отчаялся.

— Серафи-им, я хочу ещё виски.. — момент — и он уже за его спиной: холодные руки вновь спускает по плечам вниз, опираясь для равновесия таким образом. И говорит при этом почти что неслышно, еле складывая слова в предложения — такого бы спать уложить, а не спаивать..       Но за эти полчаса Серафима тоже успели неплохо так напоить, поэтому, что на присутствие Андрея, что на дозировки алкоголя уже обоим становится откровенно похуй. — Приве-ет, мелкий, — чужая рука с плеча быстро переходит в собственную, а на младшего поднимается слегка замутнённо-святящийся взгляд серых глазок, — а у нас есть.. будешь? — Буду, давай, — будто вовсе не замечая Фёдоровича, он только прогибает спину, опускаясь всё ниже, пока, в итоге, наконец не достаёт губами до чужой кудрявой макушки. Целует ненароком и, снова спустившись к уху, шепчет: — разбавь только.  После таких нежностей Серафим, улыбаясь, совсем плывёт в одну довольную лужу и просьбу с радостью послушно выполняет: вечно дрожащими руками заливает в стакан виски, разбавляет колой, а следом отдаёт в руки Викторову, пока Андрей на фоне в это же время очень активно пытается прожечь дырку в этих двоих.. процент возмущения и недовольства в этом синем взгляде в геометрической прогрессии рос, не иначе.  — Спаси-и-ибо, — улыбаясь, наконец принимает долгожданный стакан и, даже не отходя от Серафима, половину от него буквально двумя глотками залпом заливает, возвращая всё своё внимание обратно на старшего.  — А чё этот чел грустный такой? Хуй сосал невкусный? — в одном только голосе слышится его мерзопакостная ухмылочка, дыхание приятно ощущается на коже в районе шеи, в то время как он сам уже чуть ли не в ушные перепонки лезет.. к счастью, именно благодаря этому шепоту, Андрей всех этих гадких фраз не слышит и просто продолжает молча пялиться в недоумении, изредка попивая свой вискарь.       Пускай Серафим до этого и пытался хоть как-нибудь держать себя в руках и обходить все колкости про Андрея стороной, но после очередной подъебки всё-таки и сам уже абсолютно ненароком срывается на громкий хохот-гогот, режущий слух. — Ой, да хуй его знает, малой, он всегда такой.. — приблизившись к уху младшего, отвечает таким же шёпотом. — Всегда сосать невкусный хуй — это.. это печально. — слова Серафима его будто даже трогают чуть-чуть, из-за чего он взглядывает на Андрюшу с какой-то жалостью.. но длится это мгновение сочувствия совсем недолго. Уже через секунду он в очередной раз забивает болт и оказывается на стуле рядом с Серым. — Но заслуженно.. в его случае. — вновь натянув мерзотную улыбку, Викторов, окончательно обнаглев, быстренько пододвигает свой стул к чужому, да так, что они аж впритык встают, — Мне тут больше нравится.  — Однозначно. — заметив, что Глеб сел поближе, Серафим полностью поддаётся в лапы играющего в крови градуса: укладывает горячие руки на чужую шею, тянет на себя и сразу же оставляет пару-тройку мягких, но смазанных поцелуев на щеке, уже было к шее спускается..        Но стоит ему только начать своими ручёнками в самое сакральное место лезть, как когда-то чересчур непоколебимый Глеб весь ёжится и заливается красным аж до ушей,  — Блять, Серафим.. — невольно скулит, рефлекторно закрывая глаза.  От таких звуков старшему даже приходится чуть отодвинуться и вопросительно взглянуть, пытаясь понять, что ж не так-то.. — Ты чё?       ..и, казалось бы.. вот она — совесть просыпается, прям совсем чуть-чуть — и Глеб вовсе отлипнет наконец. А нет, не всё так просто.. Он собою не был, если бы так легко отстал.  — А ничё. — Серафим только успевает отодвинуться, как Викторов уже и сам руки откровенно распускает: кладёт обе ладони на ремень и к щеке ластится, чуть ли не вылизывая,  — Спа-ать хочется..  — Устал? — мурчит даже не пьяно, почти заботливо.  — Скорее, заебався.. глаза закрываются..        Если не врать, Глеб спать не хочет вовсе. Устал — да, но тут уже актёрская игра в ход вступает — притворяется, жертвит. Это можно как угодно это называть, но суть одна — просто хочет, чтоб Серафим от него не отвлекался совсем. Всё внимание себе забирает.  А Серый ведётся. Даже слишком наивно. Вновь залезает в объятия, продолжая чужие кудри под ладонями ласково-ласково поглаживать,  — Хороший ты такой.. не хочешь домой? — Ну да-а, я бы пое-ехал.. — алкоголь умело скрывает наигранность интонации.  — Пошли тогда, получается?

***

      Забавно то, как быстро у Серафима сменились приоритеты: приехал из-за друзей, а уехал по одной лишь прихоти Глеба. Хотя просили остаться. — Си-има-а.. — дождавшись, пока старый стянет обувь, он опять топает к нему ластиться.. — а у тут тебя есть вино? — Ой, не, это вряд ли.. у меня такие вещи надолго не задерживаются.. шаришь?  — Бля, а жаль.. я бы выпил.. — он печально выдыхает, но, видимо, вместе с воздухом из лёгких и печаль отпускает. Смирился. — А чё ещё попить можно? Мне не нравится, когда у меня рот свободен.. хуйню нести начинаю.  — Кхм.. — Серафим едва ли подавляет напрашивающийся смешок и фразу про «да я заметил» из-за весьма интересной формулировки, — воды можно попить — тоже хорошо. Вроде издевается, а вроде бы это и полезнее будет молодому организму, который без присмотра за сегодня неисчислимое количество алкоголя в себя потребил..  — Не, не хочу. — он снова закатывает глаза, и только после того, как выражает в этом полностью всё своё недовольство, всё-таки успокаивается, возвращаясь обратно в состояние желания вылизать кого-нибудь.  — Ещё какие-то предложения? — не стягивая улыбки, вновь вешается на шею обеими руками, тянет из оставшихся сил на себя, попутно расцеловывая горячие от бушующего градуса щёки. — Ну, я не зна-аю даже, прям подумать надо.. — Серый слегка наигранно глумится.  — Господи, пиздец блять.. я сейчас уйду вообще.. — он хмурит брови к середине лба и строит гримасу недовольную. Не любит всё-таки, когда его вот так откровенно дразнят — это только ему можно, а самому внимание максимальное нравится. И не дай бог этому параметру кто-то соответствовать не будет.. — Ну чё-ё ты, малой, я ж шучу-у..  — старший незаметно перебирается руками на чужие плечи, одной рукой берется за подбородок и оттягивает Викторова поближе к себе, чтоб соприкасаться с носом напротив и говорить уже губы в губы: — Чем займемся?       А Глеб, нагло пользуясь положением, в перерыве между его слов, всё же успевает пару раз цомкнуть в уж очень удачно подставленный носик, после, возвращаясь обратно в стабильное положение,  — А сексом можно? — порнушным тоном опять выпаливает, но, теперь уже, не на ухо, а прямо в глаза. Совсем стыд пропал.  — Думаю, в целом, да. — своими словами Серафим в очередной раз подтверждает факт того, что и без того не самая умная голова уже совсем не работает: мозг был отключен ещё час назад, когда они перед Андреем лизались.. — Реально? — кажется, он сначала не верит ушам и уже было по привычке хочет перевести в шутку, но буквально за секунду «до» в голову врывается неожиданный бзик. Бзик, из-за которого он, целуя, уже лезет горячими ладонями под слой одежды, лыбясь.  — Реально. — Серый подхватывает этот «бзик» практически одновременно и, всё ещё удерживая Викторова за подбородок, чуть ли не в рот трахает — благо, взаимно, — до тех пор, пока сам Глеб не решит прерваться и поинтересоваться расположением спальни, до которой его любезно сопроводят. 

***

— Я хочу снизу. 

Прелюдий на сегодня хватит.

Глеб уже даже не пытается прежними намёками разговаривать, информация прямо в лоб пулей летит. Да и пьяный Серафим очень вряд ли был бы способен какие-либо намёки понять.. Поэтому, штаны с Викторова слетают быстрее, чем второй успевает усесться на постель в позицию зрителя. Медлить нельзя, заебало.       Свесив ноги с кровати на пол, Серафим уже тянется к ширинке, дабы процесс раздевания чуть ускорить, но на полпути его вдруг останавливает тонкая татуированная ручка, — Я сам, оставь. — уже по привычке шепчет — в темноте и тишине это слышится просто прекрасно, даже своеобразную атмосферу задаёт.        Он тянется свободными руками к краям джинс, стягивает максимально резко, отбрасывает. После, сам с колен поднимается осторожно, садится на кровать, горящие руки в свои берёт, тянет — сам тянется вперёд, целуя в уже израненные губы.

***

Серафим нависает сверху, одной рукой оперевшись в постель, Глеб под ним судорожно пытается стянуть с себя футболку, пока ему активно мешают: свободной ладонью обводит головку кольцом из пальцев, но, при этом, не заходит дальше, дразнится. 

«Сука» — вероятно, шепчет Глеб. 

Его бормотания не разобрать совсем. Но там явно что-то ужасно недовольное.

Впрочем, как и всегда.

Тем не менее, футболка в конце концов успешно летит к джинсам.        И теперь перед серыми глазами предстаёт крайне сумбурная картина: у Викторова рёбра по обе стороны все в синяках, а остальное тело — исхудавшее и бледное, будто свинцовыми белилами с уксусом протёрли.  Красиво, но, если задуматься — даже жалость вызывает. Зато под градусом смотреть, не вдумываясь — только сплошное загляденье.  А дополняют холст уже мокрые от пота кудряшки, картинно лежащие на подушке вкупе с самим Глебом, который чуть ли не змеёй извивается и спину из последних сил гнёт дугой, пока Серафим осторожно выцеловывает каждый сантиметр шеи, уже двигаясь внутри.       Толчки получаются рваными и резкими — Глеб от такого губу себе чуть ли не насквозь кусает, за Серафима лихорадочно цепляется в надежде на помилование, спину своими крашенными ногтями исцарапывает, пока не слышит приказное: «Перестань.», разрывающее влажную тишину. 

Слушается.

Быстро прячет коготки, хватается за одеяло и комкает то меж пальцев с силой, оттягивая на себя в попытке хоть как-то выпустить ту скопившуюся в животе боль.        Всё-таки, сколько не переебись и не перееби, а без должной растяжки трудновато. Но хотя б так.. да и Серафим вряд ли всякие тонкости знает. Но об этом позже.  Над чужим ухом звучит тысячекратное, порнушное и максимально актёрское: 

«Сима, Сима, Сима»

И так до бесконечности.       Он мычит, стонет, шепчет заклинанием — как только не издевается над его именем, пока тот ужасно отчаянно пытается сосредоточиться и набрать равномерный темп. Всё-таки боится больно сделать. 

В пизду, не выходит..

      Серафим цепляется за узкие бёдра, тащит на себя по поверхности постели, тем самым, насаживая глубже с каждым рывком — и плюс ещё парочка синяков на идеальном теле.  Но Глеб и не против: поддаётся, ибо под чужими руками так и млеет-тает, рефлекторно сводя дрожащие коленки за чужой спиной. А Серого это только раздражает, но пока что молчит.  Всё-таки, он — человек действий. Поэтому, предпочитает телесные наказания вместо словесных приказов: просто вынуждает Викторова подняться и перенять позицию с полностью нижней на, скорее, сидячую.        Руками татуированными лезет ему по талии, с силой вжимает прямо в жесткую спинку кровати и, нагибаясь, вновь выцеловывает подставленную шею: от ключиц и до края челюсти, дорожками мокрыми спускаясь прямиком к впалому животу, который от возбуждения уже в три погибели завязался.  Глебу от этого крышу окончательно сносит; Серафим касается всех самых слабых точек одновременно, так ещё и двинуться лишний раз не позволяет. Он уже готов выть. 

Это и делает.

На большее пока не способен.

Доступ ко всему преграждён массивными руками, которые сейчас давят на тонкие кисти.  Видимо, придётся выпрашивать.  Чуть ли не рыдая, полустонет полумычит что-то похожее на: «Я понял, я понял, я больше не буду..»

И так минимум раз пять, пока Господин не освободит ноющие руки.

Бывало и хуже, конечно же.. но, кажется, с Серафимом даже самое лайтовое ужасно чувствительно ощущается. И Глеб этого не учёл. А теперь огребает.. Спасибо, что хоть не на трезвую, а то предложил бы ещё тут всякого в своей манере.. и ахуел от жизни.

***

Мокрый насквозь, Глеб валится обессиленным пластом на подушку. Выдыхает, будто пытаясь надышаться перед смертью. Привычный ритм дыхания и пульса восстановиться не хотят ни в какую. Да и хуй с ними, на самом деле.  Он поворачивает покрасневшее личико к Серафиму,  — Бля, а у тебя не первый раз, что ли? — первое, что приходит в голову Глеба после того, как его отъебали до звёздочек в глазах. Да, тупо. Зато честно. — Всё может быть.. — Серый плывёт в улыбке, уводя взгляд.  — Кошмар.. — то ещё актёрище погорелого театра: обратно в свою роль чистой невинности возвращается достаточно быстро.  — Ой-ой, от кого я это слышу..  — От кого? Я-то чё.. — он только вздыхает недовольно и закатывает глаза, — и вообще, я спать хочу.. — придвинувшись, холодными ладонями лезет за спину, обнимает, прижимаясь мокрым телом. — Ничё-ничё, малыш, я про-о-сто шучу.. — Серафим пьяно хихикает и с величайшим, почти кошачьим удовольствием на лице лезет в объятия, — Да ты то же самое говорил ещё когда перед нами Андрэ сидел..  Глеб в ответ на такой подъеб аж сам на громкий смех срывается и хохочет ещё секунд пять, пока собственной слюной не давится наконец.  — Ха-ха.. ну, а вот.. ты же меня вые.. вымотал — и теперь прям реально хочу.. и так-то завтра пары ещё.. — улыбаясь, он, решив опять докопаться, ладонями по чужим лопаткам водит осторожно: щекочет, выводя холодные рисунки от позвонка к позвонку, попутно, целуя по линии от щеки к ключице. Всевозможные части тела задействовал. — Ой бля-ять, тебе чё, ещё и в уник завтра?.. — на втором слове Серафим аж ёжится от неожиданных ледяных прикосновений ко влажному телу, — Кто ж тебя так пить учил блять, если впереди учёба.. — Ну-у, мне просто девочки таки-и-ие коктейли заказали.. я вот мохито напился, пина колады, апероля.. ты мне ещё виски наливал.. и ещё что-то было.. ну, чуть-чуть совсем вообще. — для пущей передачи всех своих эмоций и экспрессии он даже от Серафима отлепляется, прерывая дорожку из своих, казалось бы, бесконечных поцелуев украдкой,  — Просто всё было такое краси-и-ивенькое.. зелёное, красное, розовое.. мне та-ак понравилось.. и вот, я думал, что совсем чуть-чуть попробую и к тебе пойду дальше пиздеть.. — потягивается будто сонный котяра, зевает — и уже после этого обряда начинает руками изображать какое же всё было красивое и что он просто совсем не мог отказать милым девочкам.  — Но вот, что-то типо как-то не подрассчитал.. чуть-чуть. Но ты же не злишься? Я так больше не буду, честно-честно. — он снова подползает поближе, криво мажет поцелуем по губам и, чуть погодя, ещё и руку Серафима подбирает: её вдобавок так же медлительно выцеловывает от ладони и прямо до сгиба у внешней стороны локтя.  — Ну-у, чё сказать, будем переучивать, чтоб не «краси-и-и-ивое», — он неумело пародирует пьянющую интонацию Глеба, прежде чем вернуться к напыщенной серьёзности: — а вкусное и качественное пил. И силы свои рассчитывал.  А от этих наполеоновских планов даже Викторов на тихие смешки с ехидной улыбочкой срывается,  — Хорошо-о, пап.. — прямо-таки с издёвкой мурчит.