друг моего препода

***

Субботнее проснутие после такой огромной попойки ожидалось долгим и поздним, но ебучий Андрюша не был бы ебучим Андрюшей, если б не затрезвонил ещё в двенадцать часов утра Глебу на телефон..

Пидор конченный..

— именно с такими мыслями Викторов и проснулся. Но не успевает он толком ахуеть от лежащего рядом с собой неопознанного объекта, как, подобрав телефон, уже видит надпись входящего звонка от контакта «Бесоёбский (не брать).» на дисплее телефона.  Проклинает про себя Андрея раз сто до пятого колена, да в итоге всё равно поднимает трубку, параллельно, утаптывая на кухню, дабы не разбудить огромное чудо, лежащее неподалёку, ибо тот вполне себе выглядит как человек, который, не выспавшись, может и въебать.. Еще минут пять на кухне он гремит всевозможной посудой в поисках своей любимой кружки с ЛилПипом, при этом, бубня Фёдоровичу что-то в стиле: "не хочу", и "не буду", пока тот наконец не кидает ему в лицо трубку.  — Козлина бесоёбанная блять, чтоб тебя.. — попытавшись выдохнуть весь негатив, он всё-таки немного успокаивается и, кинув телефон на кухонный стол, уходит обратно в спальню на поиски одежды.  А после всевозможного шума, старшему всё же приходится проснуться: на кровать усаживается, наугад поправляет помятый бардак на голове и буквально через пару секунд встречает взглядом Викторова, вошедшего в комнату чуть ли не с дождевой тучей над кудрявой головой.  — Ты чё буянишь, малой? — А? Да этот блять.. — Глеб уже было хочет начать орать, как вдруг, буквально в моменте осознаёт, чей Андрюша друг — этот факт заставляет замолчать и обдумать будущую речь заново.  — Меня этот.. Андрей на отработку зовёт, а я не хочу. — Ебать он ахуел.. хочешь, отпрошу? — ещё даже толком не продрав глаза, Сидорин уже решает войти в роль какого-то а-ля родителя.   — Ой.. интересно.. а ты можешь? — Но смысла мало.. типо, он же уже итак разбудил. — усевшись напротив Серафима, теперь он чешет свои кудряшки и в сонные глаза напротив пялится с больно довольной для похмельного тинейджера-студента улыбкой.  Ох уж эти девятнадцать, когда организму ещё не так плохо после тусовок..  — Там полтора часа посидеть ваще, хуйня вопрос, но чё он именно сегодня накинулся.. как знал. Не любит он меня.  А Бесёныш старший, тем временем, не просто «как знал» — он за всей этой эпопеей вчера со стороны почти что от начала и до конца наблюдал с периодичностью в час-полтора между сторисами Юры, Кирилла и ещё парочки личностей.  Поэтому, наутро личка Серафима в телеграмме уже была заполнена десятком скриншотов с весьма ненавязчивым вопросом: «Ты там был?» — Попытка — не пытка, хули, — на таких же уверенных движениях Серый поднимает телефон с тумбочки, а уже через момент замечает слегка замыленным взглядом чуть ли не тысячу уведомлений из телеграмма от Андрея и сверху ещё девяток пропущенных, на которые явно придётся перезвонить.  Единственная мысль, пролетевшая в голове в этот момент — «ёбаный в рот..»

Вдох, выдох — и уже не на такой уверенности он набирает Андрею.

— Да-а? Них-чего себе.. а в честь чего это? — Глеб от таких предложений весь в довольной улыбкой расплывается, да глазки карие уже вовсю строит, оглядывая сонного Серафима.. или раздевая мысленно. Чёрт ведь знает, что ж там в кудрявой голове. А со стороны — ангел, не иначе.. но, конечно же, такой момент снова нужно испортить одному патлатому пидорасу.  А Андрею плевать абсолютно, он — не мамочка этим двоим, поэтому, дабы показать всю степень своего похуизма, даже трубку не сразу берёт — секунд пять выдерживает, прежде чем, приняв звонок, наконец подключить свой монотонный говор:  — Ну здравствуй.  — О, доброе утро, Андрюш..  — Очень доброе, дружище. — А ты чё весёлый такой, неужели похмелье не мучает?  Всё-таки, не зря Андрюшу «бесоёбским» прозвали — за дело ведь, ибо, если не съязвит с пустого места, то мир просто рухнет, вот и прозвище подходящее дали — бес, бесов и ебёт, бесы и его ебут. — М? Ну так, относительно нет.. а ты чего звонил? — с едва различимой опаской все-таки решается поинтересоваться Серый. — Серафим, дружище, ты вспомни, о чём я тебе говорил? О чём предупреждал перед тем, как ты на два дня за меня на пост выходил? Судя по всему, пока голоса Глеба ещё не слышно, Андрей и не особо сильно злится, потому и интонацию в, пусть и нагнетающем, но спокойствии держит вполне стабильно. Видимо, ждёт, пока Серафим сам каяться начнёт.. — О чём же? — а он правда не помнит.. либо и не запоминал слова желтоволосого вовсе, так что, пока только с Глебом переглядывается, пытаясь вспомнить, что ж там Андрей сказать мог.. Фёдорович вдыхает полной грудью, секунды три молчит напряжённо, — О том, чтобы ты с Викторовым не тёрся. Помнишь? — выдыхает тяжелено, глаза голубые трёт, надеясь, что ему вся эта ахинея просто снится. — А-а, ты про это..  — Ну да-да.. — абсолютно невозмутимо продолжает Сидорин, закатывая глаза и косясь на Глеба, мысленно прокручивая всё, что происходило вчера. А точнее, что вообще помнит.  — Ну, Серафим, ты поспи, водички с аспирином попей — и ко мне в личку зайди в телеграмме. Потом уже поговорим.  — И кудрявому ес-шо скажи, что я его у себя жду. Не оставив Серафиму и шанса на оправдания, Андрей скидывает телефон, после, на всякий случай сразу ставя его на беззвучку. Старший на такой мув только вздыхает,  — Походу я тебя немножко обманул, дед не в настроении.. — а после, всё-таки открывает личку с Андреем, начиная листать присланные скрины сторисов со всевозможных ракурсов.  Глеб после такого вселенского разочарования аж грустинку ловит, но когда слышит от Серафима слово «дед», так сразу на ор срывается: — Кто? Пизда-ха-ха.. а ты кто, типо прадед? — Не, я отец. — с улыбкой отрезает Серый, прежде чем всё-таки долистать до самого интересного и прервать самого себя коротким: — Блять..  А заразительный гогот Викторова на всю комнату заканчивается только спустя секунд пятнадцать, когда он уже чуть ли не на пол падает, вдобавок ещё и замечая сменившегося в лице прадеда Серафима, заставляющего окститься:  — Ты чё? В ответ Серафим только протягивает младшему телефон, демонтируя пару скринов с их объятиями на подоконнике, на диване, на полу.. и не только объятиями.  — Пиздец, да?.. — О-о, это мы-ы? — забрав телефон себе, чересчур довольно чуть ли не мурлычет Глеб, принимаясь разглядывать их мелькающие силуэты на видосах.  — Прикольно, мне нравится, красиво.. только почему на первой сторис я в одном, а потом.. короче, похуй.. — замешкавшись в собственных мыслях, он, ловя внезапные флэшбеки, решает, что Серафиму пока лучше не знать того, что сейчас всплывает в голове. Меньше знаешь — крепче спишь, всё-таки.  — А чё, это тебе Андрей скинул? И кому блять руки за не санкционную съемку надо оторвать? — Мне тоже нравится.. кхм, ага, Андрей, кто ж ещё.. но кто ему — не знаю.  — Может, Кириллу и.. как светленького зовут? Я забыл.. а, Юра. — заметив корявую надпись на руке младшего, он сначала вспоминает нужное имя, а уже после, пытается вспомнить, под каким контекстом и в каких целях это писалось, так что, не желая лишний раз ебать похмельный мозг, решает напрямую у Глеба уточнить:  — А зачем я тебе его имя на руке написал?.. — Кирилл? Ну и гнида.. но да ладно, с ним я ещё побазарю. — А насчёт Юры.. ну, мы же типо спорили. Он просто уже написал мне результаты этого «спора», да..  — Так кто выиграл в итоге? — старший спор и его условия не помнит, зато помнит обещанный поцелуй за проигрыш, поэтому, биться нужно до последнего.  Ненадолго задумавшись, он перебирает в своей кудрявой голове все запомнившиеся условия спора, но в итоге всё равно ничего толкового не припоминает. А если не припоминает, значит, ничего страшного быть и не должно. Так что, можно и результаты огласить..  — Допустим, ты.  — Обещание выполнять будешь или просто сделаем вид, что ничего не было, и ты пойдешь собираться в уник? Андрей Игоревич ждёт, в конце концов.. — ехидничает старший, уже плывя в улыбке.  — Не-не, стоп, а чё я обещал-то? Андрей Фёдорович Игоревич подождёт, мне интересно. — а Викторов, на самом деле, уж очень легко на такие около-процокации ведётся: вон, уже глазки горят.  — Вроде как поцелуй в щёку, если я ничё не путаю..  — Вообще, я не помню — значит, не было. Но-о.. раз уж прям пообещал..  Глеб сначала строит из себя саму нетронутую нежность, мол, не нужны ему никакие поцелуи, да и в человеке главное — душа, а он сам — и не гомосексуал вовсе..  Но увы и ах — сердцу ведь не прикажешь. Именно поэтому, подобравшись к сидящему на кровати Серафиму поближе, он закидывает одну руку тому через шею и, аккуратно притянув, целует чуть правее уголка губы — там, где находятся ямочки.  — А тебя Андрей за такое не убьёт? — улыбаясь, он снова чуть отстраняется.  — Бля, убьёт конечно.. но кто ему об этом расскажет? — Серафим хихикает так, будто Андрей правда ничего не сделает и не предъявит, хотя сам уверен в абсолютно обратном.. тем не менее, всё равно лыбится вовсю от такого простого жеста нежности, прежде чем всё-таки осадить самого себя и, строя из себя серьезность, сменить тему:  — Давай, иди собираться уже, подвезу тебя, если не против.   — Не знаю, может, он тут камеры мне понаставлял, когда гостевал.. типо, мутный он..  Ещё секунда — и Глеб бы уже начал в открытую поливать помоями любимого Симовского дружка, но тут, будто гром среди ясного неба, вдруг звучит вполне заманчивое предложение, заставляющее прикрыть хуеприёмник хотя бы на ближайшие пару минут, но, перед этим, с улыбкой поинтересоваться:  — Это типо приказ? — переборов себя, он всё-таки поднимается с манящей поспать кровати, попутно уже раздумывая о том, в чём же ему сегодня перед Андреем покрасоваться, чтоб тот после пары точно с кайфом дома подрочил и наконец перестал следить за чужой жизнью. — Впрочем, я не против..  — Побоюсь спросить, что он у тебя дома делал.. — Серый скептично оглядывает уходящего к шкафу младшего, вскинув бровь.  — А ты у него спроси.. — Глеб ухмыляется, пожимая плечами, — типо, ха-ха.. мне кажется, что если ты не знал меня раньше, то.. ну, ему есть, чё тебе рассказать.

***

Если забыть о том, что Андрей — та ещё мразь, и вообще непонятно, как же его земля носит, то иногда его очень даже жаль.. всё-таки, он сказал явиться на пару к часу, или хотя бы к 14:30 — как максимум, а кудрявый в 14:10 только умываться закончил.  Потом ещё минут пять-десять вполне буднично простоял раздетый у шкафа спиной к Серафиму, выбирая нужный аутфит под своё настроение, чтоб он прям говорил всё за него. Иначе ведь никак.. И всё это с учётом того, что сегодня не было приводить кудрявую голову в порядок. А так бы и до всех пяти часов дня простоял.. но, как итог — да, опаздывает, но зато как!  Красивый же, сукин сын. Ещё и пахнет скрабом с какао ароматизатором.. все грехи отпустить можно же, разве нет? По крайней мере, он на это и уповает.  Но это уже решится в аудитории у Андрея.. а пока, напялив на себя два слоя металлических цепочек поверх толстой чёрной водолазки, он всё-таки завершает свой образ — и теперь, уже полностью довольный результатом, притаптывает к Серафиму.  — Пошли? — Ахуенный.. пошли. 

***

— Тебя подождать? — Серафим паркует машину у ворот университета и переводит взгляд на Глеба.  — Полтора часа? — подняв свой рюкзак с пола машины и отстегнувшись от сидения, он накидывает его на одно плечо, — Это как-то слишком долго, мне кажется.. — А ещё, Андрею после этой пары домой.. это, кстати, первая причина, по которой я люблю опаздывать на отработки. — Ну а чё бы нет? Мне, если честно, всё равно делать особо-то и нехуй.. а Андрея ты итак уже достаточно задерживаешь.  — Ну-у.. раз прям так.. можешь и подождать, в принципе. Я буду прям благодарен.. — Глеб уже было уходит, как всё-таки додумывается достать телефон из кармана, дабы ответить Андрею на его, кажется, уже десятый ебучий звонок и сказать, что он уже идёт.  А там, вместе с телефоном и ключи от квартиры достаёт ненароком, после чего в голову приходит вполне логичная мысль,  — Держи, — он передаёт ключи в руки Серого, — если скучно станет — можешь ко мне заехать.  — Теперь точно всё, я на эшафот.  Время смерти как мог оттянул, теперь и уйти навстречу своей несчастной судьбе можно.. Но это же Глеб. А значит, что уйти спокойно — вообще не в его стиле. Так что, перед тем, как покинуть машину, он тянется к татуированной щеке и целует, едва ли касаясь. А следом, быстро собрав манатки, убегает из машины ещё до того, как Серафим успевает хотя бы что-то ему на такой вброс ответить.  Тем не менее, Серый всё равно прикрикивает в спину:  — Удачи, малой!  «Ахуенный сегодня день, однако..» — думал Викторов, пока не переступил порог злоебучей аудитории-территории обитания Андрея.  Настроение после его вида на горизонте итак никудышным сделалось, а после отработки, когда уже, казалось бы, пора и домой сваливать, он решил ещё и оставить его после всех.  — Чё тебе? — усевшись на стул напротив преподавательской кафедры, Глеб напыжился весь, брови нахмурил, руки на груди восьмёркой сложил. Кабинет заполнился крайне напрягающей атмосферой, а над самим Фёдоровичем, кажется, нависла целая туча из негатива.  А дальше уже классика: пятнадцатиминутная лекция о том, как вреден алкоголь, как вредно ебаться в жопу, и что Андрей вообще всё родителям расскажет, если Глеб от его лучшего друга не отлипнет.  Страшно, очень страшно, конечно.. но, к сожалению или счастью, беседа всё-таки подходит к концу, когда уже натерпевшийся Викторов вскипает окончательно, резко перекрикивая чужой беспрерывный монолог: — Мне сколько лет? Девятнадцать блять!  — Ему сколько? Тоже явно больше восемнадцати. — А сколько было Крис, а? А у Кри-ис было целых две недели до дня рождения.. помнишь? — Нет, конечно, если хочешь, на, вот, — он, не поднимаясь со стула, кидает свой же телефон на кафедру в сторону желтоволосого, — на блять, звони.  — Кому ты там хотел? Маме моей? Папе? Похуй, ментам сдавай сразу. — Викторов делает особый акцент в виде повышения голоса на словах про ментов, со стула поднимается и, видя, что Андрей лишь молча стискивает зубы, забирает свой телефон обратно. — Чё, не будешь? Вот и не начинай тогда своими этими угрозами кидаться.  — Ну типо, реально, ты не забывай, что геев не сажают, а педофилов — не только сажают, но ещё и дырявят! — он усмехается, — Так что, подумай, хочешь ли ты от таких же как ты получать то, что получал от тебя Я. — напрягшись каждой мышцей на лице, под конец своей речи он настолько вдается в артистизм, что то уже почти рычит, то просто руками жестикулирует в такт каждому своему слову, ударяя ладонями по поверхности лакированной кафедры. Да с таким звуком, что перебить его даже не представляется возможным. 

А Андрей и не пытается.

Молчит.

Стыдно?

Может быть.

Когда голос наконец иссякает, Викторов вновь закидывает портфель на одно плечо, да рукой весело машет, уходя в закат после очередной вкинутой фразы, гласящей  — Au revoir, chéri!

***

Кажется, теперь всё неприятное на сегодняшний день окончено и можно вздохнуть полной грудью.. но нет.  Ишь, чё удумал.. Неожиданно, но, судя по всему, весьма спланировано, у входа Викторова встречают некогда знакомые-друзья.  Один — черноволосый, поджарый паренёк метр восемьдесят с кепкой ростом — типичный сборник стереотипов про оффников по имени Дима. Второй — белобрысый и патлатый, чуть пониже, чуть посмазливее. Но, при этом, в общении не менее быдловатый, чем первый. Никита.  И, заключающий круг — третий, особенно трогающий метафорическое сердце Глеба, — Ромочка Райский.  Тёмненький и сверху и снизу, ростом с самого Викторова, а на внешность — обычный самый: скулы точёные, татушки — на самом деле партаки — на руках красуются, глаза зелёные-зелёные, почти малахитовые. И личико, конечно, приятное, гармоничное. Аж подправить парой синяков хочется. 

Но подправлять, судя по всему, сегодня будут Глеба.

За что?

..а разве нужен повод?

Круг дружеских переговоров сужается до какого-то недо-собрания бойцовского клуба: кто-то сзади резко хватает за капюшон пуховика, с силой утаскивая в сторону парковки — там «слепая зона» — Глеб знает, сам пользовался. 

И сбежать, увы, не получается. 

Да и бесполезно это. Он всё равно понимал, что достанут рано или поздно. А когда — всегда было лишь вопросом времени и проблемой вагонетки. Нужно было всего лишь подобрать время, когда бы он находился вне университета без охраны в виде друзей.  Спустя минут пять-семь, первым, у когда-то обходительного и нежного Ромочки всё-таки просыпается человеческое сострадание: убрав руки в карманы куртки, он отворачивается и уходит, кидая вслед себе тихое: «Харе.», после которого и два других наконец останавливаются.  Позже, протерев подошву обуви в снегу, тоже убегают в закат, пока заочники не приехали на отработки и не вызвали ментов.

Проходит ещё минута.

Две.. три..

Глеб валяется в сугробе даже не предпринимая попыток подняться, а руки тем временем, кажется, вот-вот окончательно перестанут функционировать.  В голову уже совсем ни одной мысли и желания не лезет, только противный звон ломает и давит черепную коробку изнутри.  Приходится, как в детстве, считать до пяти. Раз.. Нихуя.  Два. Руки вытягивает, Три — сплёвывает остатки крови с губ, Четыре — глубокий вдох, Пять — тяжёлый выдох.  Поднялся.  В глазах моментально потемнело — чуть не перевернулся на льду обратно, но, благо, смог наощупь облокотиться о стену. Ещё пять секунд — пять попыток надышаться перед близким обмороком. Благо, до парковки недалеко идти было. Хотел сначала написать, чтоб Серафим уезжал, а руки не слушались — так и не смог напечатать сообщение, мимо клавиш мазал то ли от слёз, замывающих дисплей, то ли от нового сотрясения.  Зато до машины всё же добрался. Еле-еле душа в теле открыв дверь, даже смог заползти на заднее.  — Привет, — голос на гласных подрагивает, выдавая слёзы. Хуёво. Маскироваться бесполезно, но всё равно пытается закрыться так, как только может: лицо в капюшон и воротник пуховика одновременно укутывает, а кудрявую голову и вовсе в сторону окна поворачивает. Интересно же посмотреть ещё раз на место, где тебе только что дали по шапке.  Но как бы Глеб ни старался, вся эта картина в зеркале заднего вида с каждым его действием выглядела лишь более печально, вынуждая Серафима всё-таки отстегнуть свой ремень безопасности и обернуться,  — Привет, а ты.. всё окей? А сам Викторов через призму разбитой головы слышит крайне плохо.. но спасибо на том, что слышит вообще.  Поэтому, отвечает на вопрос он только спустя секунд пять, когда звон в ушах становится хотя бы немного тише и позволяет чуточку сосредоточиться на формировании ответа, пускай и запоздалого.  — Да я упал.. неудачно. Жить буду.  — Ну ты чё, мелкий, — голос Серафима застревает в голове треклятым эхом, да так, что не повернуться к нему было бы уже просто нереально, — я — не мама, мне можно и правду рассказать.  Подумав ещё пару секунд и прийдя к выводу, что показаться рано или поздно всё-таки придётся, Глеб всё же поворачивается лицом,  — Блять.. ну, — стягивает капюшон вместе с серой шапкой, тем самым, открывая крайне неприятный вид на окровавленные кончики кудряшек, рассечённую вдребезги бровь, порванную губу и лопнувшие капилляры на левом глазу, из-за чего тот уже успел покраснеть. — типо, вот так вот получилось.. но живой же.  Вроде били только его, а картина эта всё равно вызывала боль даже в чужих серых глазах. И первое, что приходит Серафиму в голову — это лишь выпалить короткое:  — Пиздец..  — Да ладно, не впервой, чё уж. — Давай уже домой.. — он неловко напяливает капюшон порванного пуховика обратно.   — Может, ко мне? Я попробую чё-нибудь со всей этой ситуацией на твоём лице порешать.. да и поближе будет.  Глеб, судя по всему, наконец начал отчётливее слышать чужие вопросы и ответы. Да, не идеально, зато теперь отвечает быстрее и даже как-то едва заметно улыбается.  — А ты меня там не добьёшь?

***

Дорога оказывается на удивление молчаливой и недолгой: Глеб ни то, что под руку не балаболит, он как будто всю поездку даже не дышит вовсе.  Из этого складывается впечатление, будто он просто умер. Но, к сожалению или счастью, когда машина останавливается, он всё же оживляется и выходит, придерживая Серого за подставленную руку. Пару раз моргает — и уже на пороге чужой квартиры стоит, склонившись над обувью почти как Ива зимой. Помощи не просит, баленсы с ног сам снимает, пускай и не с первой попытки. — А у тебя красиво..  — Спасибо-спасибо, — Серафим улыбается, разуваясь и вешая куртку,  — пошли давай.  После отданного приказа, Серый направляется сначала в гостиную: там просит Глеба присесть на диван, а затем, уходит за аптечкой.  Про себя думает, что уж очень давно подобным не занимался.. да никогда по собственному желанию и не использовал вовсе, вечно его после весёлой молодости друзья спасали и промывали раны водкой.  А теперь, видимо, карма прилетела — и его очередь быть чьим-то «старшим» настала. Поэтому, вернувшись к Глебу, он сначала садится рядом и оценивает масштаб трагедии, а уже после, достав всё необходимое, принимается к серьёзному делу. Но сначала всё-таки уточняет:  — Будет больно — скажешь. Договорились? А Викторову, судя по всему, либо всю дурь из кудрявой головы выбили окончательно, либо какую-то кнопку переключения режимов на его приборной панели задели.  Так что, теперь он находится в подобии режима сна: руки на коленки складывает, молча наблюдая за ходящим туда-сюда Серафимом, пока хотя бы правый глаза ещё хоть что-то, да видит. А после вопроса лишь кивает, мол понял.  После согласия Серый всё же смачивает кусок столетней ваты в перекиси, с максимально сосредоточенным видом проходится по всем боевым побоям Викторова с уже застывающей кровью, про себя думая, что зрелище не самое приятное, но и у самого куда хуже бывало — значит, у Глеба это точно не смертельно. Но мысленно Глеба всё равно жалеет, думая, что он явно не создан для уличных стрелок и разбитого личика; его цель — украшение мира, а тут как-то не по назначению выходило.. В комнате, тем временем, царствует тишина, но, что странно — не напряжённая, а даже успокаивающая. Потому, благодаря этой атмосфере, Глеб первые полторы минуты и вправду сидит абсолютно спокойно по приказу Генерала Сидорина: не рыпается совсем, лишь только карими глазками туда-сюда водит, наблюдая, как тот с уж очень важным видом проводит всякие профессиональные махинации над его лицом.  Заводит это или расслабляет — пока ещё не решил, но завораживало точно..  Даже Серафим ощущает себя действительно весьма.. необычно.  Уж больно мягко и аккуратно он ведёт себя сейчас: до лица напротив своими дрожащими пальцами едва ли касается с хрупкой осторожностью, точно боясь не дай боже сделать хуже.  Но как бы это всё не зачаровывало, Викторов, всё же, — та ещё нежная персона. И это из него вряд ли получится просто выбить. Так что, этой его напыщенной «выдержки» хватает ненадолго и, как только смоченная перекисью ватка в очередной раз касается одной из ссадин, он всё-таки не выдерживает и, зашипев сквозь поджатые губы, машинально отдёргивается назад, аяйкая. — Ай-й, господи-пиздец.. — Ай блять, тише, не пугай.. — Серый и сам пугается, рефлекторно отдёргивая обе руки обратно и роняя вату, — и извини..  — Ой, прости, оно само.. — Глеб от чужого база аж опять шугается, но после милейших извинений всё-таки успокаивает нервишки, отвечая чуть тише: — а может, хватит вообще?..  — Да тут немножко ещё.. потерпишь? Я прям аккуратно доделаю, честно-честно, — вернув руку на угол чужой челюсти, он уже машинально поглаживает ту, параллельно, пытаясь уговорить Глеба в совсем шутливо-ребячьей манере.   — Если честно-честно, то потерплю конечно, — Викторов из-за этих всех лечебных процедур, судя по всему, начинает постепенно приходить в себя: снова хихикает, пускай и тихо, да улыбается пораненными губами, хоть и больно. Когда процедура с успехом завершается, уже окончательно обнаглевший Глеб, лыбясь, чуть выпрямляет спину, потягиваясь до хруста позвонков.  Секунду ещё думает над словами благодарности, а после, вновь начав входить обратно в образ, постепенно меняет тембр голоса на ещё более расслабленный и тихий, почти что мурчащий, дабы фраза на выходе точно получилась такой, чтоб отказывать совсем жалко было: — А можно поцеловать, чтоб не болело? И это правда заставляет старшего моментально раствориться в улыбке и, отставив собранный мусор в сторону, пройти обратно к дивану, дабы, нагнувшись, оставить на уже не кровоточащем уголке губ аккуратный поцелуй аккуратный, подытоживая:  — Можно. 

***

— Ощущения, будто мне рёбра отбили нахуй.. — Глеб тяжело вздыхает, скатываясь по спинке дивана вниз.  — Бля, мелкий.. — Серафим с двумя кружками горячего чая проходит обратно в гостиную и, садясь рядом, сначала ставит те на близстоящий столик, а затем, продолжает: —  тебя вообще как так угораздило? Я ж Андрея не первый год знаю, точно не его рук дело..  — Ну-у, а может и его.. а может и нет.. а вообще, какая разница? — Да я сомневаюсь, он точно не любитель такого.. и ему явно не положено своих же учеников пиздить.  — Ну я даже не знаю, типо, когда он меня в начале того года за волосы тас.. кхм, да-а.. ты прав, — видимо, у Викторова от вида такого одновременно важного и нежного Серафима Владимировича в роли врача, вся кровь из головы вниз ушла окончательно, ибо ему хватило буквально пары минут нахождения рядом с ним, чтоб сейчас уж слишком сильно свой язык развязать и почти что заговориться о ненужном лишний раз.. тем не менее, окститься и прервать самого себя всё-таки вышло, — короче, там типо.. блять, ну, был один чел, которому я не нравлюсь.. бля-ять, ну, в каком смысле «не нравлюсь».. нравлюсь, вот и бесится, короче. Обычное дело.  — Нихуя себе у тебя Санта-Барбара, — Серафим вскидывает брови и качает головой, хлебая чай и мысленно прокручивая в голове момент на словах про Андрея. Про себя думает, что эту тему отдельно надо будет обсудить лично с Фёдоровичем. — интересненько..  — Бля, вообще.. спасибо ещё раз.  — хоть и дышит еле-еле, но Серому он всё равно кое-как, да улыбается, поджимая и без того искалеченные губы — картина итак жалкая, так он ещё и добавляет: подсаживается ближе, ластясь к плечу разбитым подбородком почти как уличный котёнок, который все возможные беды жизни пережил, но всё ещё маленький и тепла хочет, верит в это всё..  — М? Да ты чё, не за что, я ж ничего не сделал особо.. — Серафим неловко чешет кудри, метая взгляд с потолка обратно на младшего, который всё пытался найти себе места. Мысленно даже умиляется..  — Э-у, в смысле.. я бы и умереть мог там. — Не, ну типо, было бы круто.. но ты не дал — и вот это же прям.. ну, ты же типо прям спас.  — Да и вообще, вот я раньше думал, типо, раз наш физичка такой злой и неадекватный, то и кенты у него такие же.. ну, явно недобрые типо.. а ты прям тако-ой хороший.. Почему ты с ним дружишь вообще, вот чем он заслужил?..  — Ну-у, так вышло, что я его много лет знаю, ну и он как будто не самый плохой чел.. может, просто к студентам другое отношение, не знаю.. — Серафим серьёзно задумывается, пытаясь вспомнить, как судьба свела его с Андреем, но в голову всё никак ничего не лезет. Лишь пара флэшбеков с пьяными посиделками, но это явно не то. Поэтому, на внятный ответ Викторов может даже не рассситывать.  — Не знаю, я хотел с ним дружить, а он.. негативный. — Вот прям неприятная у него аура.. — Глеб, снова запиздевшись, теперь с чужого плеча постепенно всё ниже и ниже скатывается, ёрзая как ни в себе, пытаясь уложиться наконец поудобнее. Но, что самое главное — говорить не перестаёт ни в коем случае, — Но да ладно, латентные — они все такие. — уложившись затылком на чужое плечо, он наконец подытоживает всё сказанное вполне будничным тоном, будто и не шутит вовсе. А шутит ли вообще? — Ну, он хороший, просто иногда вредный пи-издец, к нему подход искать надо.. — уже как-то отчаянно пытается оправдаться Сидорин.  — Да блять, ему просто Я не нравлюсь потому что я молодой и меня все в унике любят, а у него только.. кот и маразм есть, типо, за ним уже даже студенточки не бегают, так он до меня доебался, пид.. — на последнем слове Глеб всё-таки вспоминает, что находится не у Кирилла дома, а потому останавливает наконец свой поток, казалось бы, нескончаемой агрессии на повышенных тонах.  Замолкнув, кудряшки с остатками крови поправляет осторожно и, подняв глазки обратно на Серафима, со взглядом невинным подытоживает:  — Всё.

***

Серый в очередной раз благосклонно берёт на себя ответственность и предоставляет услуги личного водителя: довозит Глеба прямо до подъездных ворот и, паркуясь, уже планирует прощаться, как Викторов останавливает на полуслове:  — Выйдешь? — А? Да, — Серафим не особо понимает, для чего и зачем ему выходить, но, тем не менее, слушается.  — Ты такие кроссы прикольные подарил, мне теперь и тянуться даже не надо.. аж непривычно. — выйдя из машины, Глеб пару секунд на месте мнётся: ножками на снегу что-то чертит, да глазками туда-сюда по полу водит как настоящий школьник, до тех пор, пока февральский мороз всё же не начинает откровенно и неприятно бить в уши.  Про себя шипит что-то в стиле «сука, ебаная зима», но это только про себя.  На деле же, подняв глаза, всё-таки проходит к Серафиму и, сразу вытянув ручки, обнимает, — Ещё встретимся? Сима аккуратно обнимает в ответ и, целуя в висок, отвечает весьма спокойно:  — Встретимся обязательно! Пиши, звони в любое время, реально.  — Ты тоже.. и звони, и пиши.. лучше звони, конечно. — Всё, au revoir.. — попрощавшись своим хриплым голосом на ломаном французском, он не находит жеста прощания лучше, кроме как чмокнуть старшего в щёку и, развернувшись, сразу же смотаться быстрым шагом в подъезд, чтоб тот среагировать не успел.  — До встречи, мелкий.. — как-то больно мило подытоживает Серафим, прежде чем наконец вернуться в машину.