Bless me, Father

— Мудак. Гребанный, мать его, мудак, — то и дело цедил сквозь зубы Лиам, пока ехал домой после их традиционного разбора Библии. Дом Рейчел Кронк, в котором они собирались, находился весьма далеко: не просто на другом конце города — а в другом городе. Лиам часто слышал от иммигрантов, что Америка с ее расстояниями не переставала их удивлять. Вместо того, чтобы заниматься созданием и расширением крупных городов, правительство строило малые городишки поблизости, соединяя их многочисленными дорогами. Впрочем, самому Лиаму после переезда на юг тоже понадобилось некоторое время, чтобы приспособиться к новым масштабам. Он привык, что в Нью-Йорке или Филадельфии можно спокойно преодолевать большие расстояния на машине или на метро, и пара часов от Бронкса до Стейтен Айленда были для него обычным делом. В Джорджии же за пару часов он вполне мог проехать около пяти небольших городов. Так и теперь, точка А — дом Рейчел на Черч-стрит, Хаайра — находился примерно в сорока минутах езды до точки Б — его дома на Мур Стрит, Валдоста. Сорок долгих минут полных раздражения и ругательств вслух под Bad Religion.* — Самовлюбленный подонок, — вновь ответил Лиам своим мыслям. Если кто-то вас сильно выбесил, то держать в голове негатив себе дороже — пока злишься, успеваешь неплохо так попортить себе нервы, а вот другому человеку вреда ноль. Лиам всегда придерживался этого правила и не любил подолгу заморачиваться с неприятными людьми и эмоциями, а неприятные сцены и воспоминания научился с годами выкидывать куда подальше — по крайней мере большинство из них. Но на этот раз Джек — или как он теперь выяснил — Гилберт, просто не шел из его головы. Вроде бы не произошло ничего криминального. Ну да, повздорили, немного впустую поугрожали — да и можно ли вообще их разговор считать угрозой? Пофлиртовали. Ничего сверхъестественного. Но при этом оба нормально так прошлись по грани и потоптали чужие границы, что вот так просто взять и выдохнуть никак не получалось. Лиам решил, что надо бы, пожалуй, четко для себя сформулировать, чем именно из всего вышеперечисленного взбесил его Гилберт, чтобы быть готовым отразить его нападение в следующий раз. Но только не сегодня. Сейчас хотелось как можно скорее приехать домой, принять горячий душ, выпить пару бокалов вина и завалиться спать — слишком долгая и тяжелая неделя выдалась, а тут еще и этот мудозвон. Впрочем, как бы Лиам не бесился, он вынужден был признать, что мудозвон был красивый. И что его голубые глаза вблизи казались еще ярче. И губы идеально очерчены. И что горьковатый парфюм тоже ему чертовски шел. «Черт. Черт. Черт.» Впрочем, если бы Лиам знал, что он тоже застрял в чужой голове и что он вызывает схожие эмоции, то его немного бы отпустило. Гилберт в свою очередь по дороге к себе также успел пару раз послать пастора на хуй, но в итоге пришел к мысли, что если на чей-то хуй отцу Теодору и идти, то было бы отлично, если бы тот выбрал его член. К слову, о последнем, прибыв домой, Гилберт первым делом запрыгнул в душ — ему срочно требовалось смыть напряжение вечера, которое подскочило до невиданных высот в той кладовке. «Ну уж нет, я не стану дрочить на этого псевдосвятого. Наоборот, пусть он сам мечтает о том, чтобы его трахнули», — вертелось в его голове по дороге домой. Но стоило оказаться в ванной, как Гилберт послал свое обещание туда же, куда до этого послал и священника, чей развратный образ то и дело теперь мелькал перед глазами. И раз уж так сложилось, Гил быстро решил, что разбираться с этой ситуацией в одиночку он не хочет. Поэтому уже через секунду рука сама потянулась к лежащему на полочке телефону с отличной камерой. Если у парня когда-то и была стыдливость, то он давно обменял ее на что-то более полезное. Поэтому, найдя самый удачный ракурс, без малейшего смущения он сфотографировал свой член — между прочим, такими размерами вполне можно гордиться — а потом отправил его отцу Теодору с нового номера с пометкой «Сладких снов:)» Когда телефон завибрировал от очередного сообщения, Лиам уже был в кровати под одеялом, мелатонином* и третьим бокалом белого сухого. Уже проваливаясь в полудрему, он зачем-то потянулся за телефоном на тумбочке, открыв сообщение от очередного незнакомого номера — мало ли что и у кого там случилось, вдруг нужна помощь священника. Но уже буквально через секунду почувствовал, как долгожданная сонливость резко уходит — твою ж мать. Нахмурившись, он смахнул фото и злобно поджал губы, безошибочно угадав в ехидном «Сладких снов:)» Гилберта. Лиам не стал ничего отвечать. Заблокировав очередной номер от Гила, он уже собирался убрать телефон обратно на прикроватную тумбочку, но в последний момент все же вновь открыл фото, внимательно, рассматривая. «Черт, и член и него тоже охуенный», — невольно пронеслось в уже не совсем трезвой голове пастора, прежде чем он потянулся за второй дозой снотворного. На этот раз заснуть было уже проще, а вот пробуждение оказалось сущим адом. Во-первых, Лиам явно переборщил со снотворным — если он принимал больше десяти миллиграмм мелатонина, что очень не рекомендуется делать, то утром голова болела, а сонливость отказывалась уходить. А во-ворых, еще и похмелье добавляло не самых приятных ощущений сверху. Хорошо, что сегодня хотя бы пятница и вместо церкви нужно идти в университет читать очередную лекцию по религиоведению в два часа, а не к двенадцати как обычно. Лиам сонно потянулся за телефоном, поморщился, пытаясь считать цифры с экрана — половина двенадцатого. Хотя бы одна хорошая новость — у него достаточно времени, чтобы привести себя в порядок. Быстрая разминка — долгую пробежку вокруг кампуса он бы вряд ли сегодня потянул. Душ, кофе, простой сэндвич с арахисовой пастой на завтрак и таблетка от головной боли. А затем еще полчаса, чтобы привести себя в божеский вид — кудри сами себя не уложат, да и в чем попало на работу не пойдешь. Пятница всегда была университетским днем. Лиам не помнил, когда и кто ввел это правило, но знал, что ему уже много лет. И, согласно установленному обычаю, студенты и преподаватели надевали что-то красное — официальный цвет VSU: * никакой обязаловки, просто забавный обычай, который на удивление многими соблюдался. Ну и раз уж Лиам взялся отыгрывать идеальный образ, то грех не пользоваться и этой университетской традицией, чтобы подчеркнуть свою конформность и правильность. К тому же красный был ему очень к лицу. Остановив выбор на белых прямых брюках, он приправил их приталенной красной рубашкой, закатав рукава, чтобы не помереть от жары. Опрокинул еще одну кружку кофе, после чего направился к черному входу — просто чтобы сократить путь до университета хотя бы на десять секунд и не обходить дом. Обычно Лиам не часто пользовался этим выходом из дома, но, несмотря на это, сразу же обратил внимание, что трава у его дома вытоптана — особенно у двери и под окнами, выходившими в гостиную. Первая мысль была простой: надо уже постричь газон, а то участок со слишком высокой травой будет выбиваться на фоне соседей. Вторая же мысль была не самой приятной: какого черта здесь кто-то топтался? Студенты часто срезали дорогу через его двор, который находился как раз напротив университетской парковки, но ни разу он еще не видел таких явных чужих следов прям у дома. Нахмурившись, первым дело он подумал о Гилберте: мало ли, что этому мудозвону могло прийти в голову после вчерашней стычки? Впрочем, чем гадать, лучше спросить его напрямую об этом при следующей встрече, а пока что… может реально студенты просто шатались рядом? Кто знает, забрались подальше от парковки под чужими окнами, чтобы не палиться, пока раскуривали марихуану? * Впрочем, черт с этой травой, что в косяках, что на газоне. Закрыв хлипкую дверь — да кому нужна эта безопасность в религиозном южном городке? — Лиам прошел через парковку, пересек дорогу, оказавшись на территории кампуса, где нужно было обойти одно из общежитий и пару корпусов, прежде чем он дошел до главного холла.* Второй этаж, просторная двести четвертая аудитория — идеально пластиковая и белая, с широким преподавательским столом, проекторами и одиночными партами, за которыми его уже ждали несколько приветливых студентов, чтобы поболтать до начала лекции о религии в литературе. Причем Лиам знал, что большинство присутствующих еще и входили в различные молодежные религиозные сообщества, которые собирались для обсуждения Библии в студенческом центре. «До чего же удивительно различаются штаты, — промелькнуло в голове Лиама, когда он с улыбкой принялся устраиваться за своим рабочим столом, раскладывая бумаги. — В Юпене* студенты формировали компании, чтобы тусить и курить траву. Здесь же для того, чтобы молиться». Впрочем, лекция в университете — занятие все равно более приятное, чем томный вечерний разбор Библии. Студенты были куда более расслабленными, и время летело с ними незаметно, но даже после них хотелось сделать перерыв на кофе — все равно у него намечалось окно. Но — сначала работа. Радуясь тому, что перемены все же фиксированы по времени и больше десяти минут никто ему надоедать не будет, Лиам одарил особенно внимательных слушателей ответами и стандартной улыбкой. А после громко и облегченно вздохнул, когда помещение после звонка опустело. Не торопясь, МакКлеллан медленно вернулся за стол, перебрал свои распечатки, сделав пару заметок в блокноте, чтобы не забыть о пунктах, которые обязательно должны войти в следующую лекцию. А затем решил еще немного подзадержаться и набросать краткий конспект для будущей лекции: все равно по пятницам эту аудиторию после него никто не занимал. Лишь минут тридцать спустя он наконец закинул свои вещи в черный рюкзак, взял в руки Библию и вышел в просторный коридор. Спустился по лестнице, решив пройтись по главному холлу, чтобы сразу выйти на центральную лужайку, а через нее и в соседний корпус, где располагался Старбакс. Но тут Лиам резко замер, услышав знакомые интонации из ближайшей аудитории. Легкий северный акцент и бархатистый низкий тембр. Тот самый голос, который последние несколько дней доводил пастора до бешенства, но и одновременно вызывал мурашки по коже. На секунду он подумал, что ему показалось, но он быстро уверился в том, что прав, когда начал вслушиваться в слова. Нет, это точно лекция по экономике, и он определенно знает, кто ее ведет. А дверь в кабинет так приглашающе открыта для опоздавших студентов… Лиам сделал шаг вперед, заглядывая в аудиторию, и буквально тут же столкнулся взглядом с Гилбертом, который, к его огромному удовольствию, кажется, даже на секунду запнулся. «Невероятно. Вот это удача», — просиял пастор. Он не планировал докапываться в ответ и не строил планов мести, но раз уж все так восхитительно складывается… «Возможно, Бог все-таки есть», — продолжая ехидно ухмыляться, Лиам неслышно проскользнул внутрь, устроившись на одной из последних парт, все это время не отрывая отвратительно довольного взгляда от Гила. Впрочем, на того действительно можно было и просто позалипать, потому что Лоуринтайнс как всегда был при параде. Идеально выглаженная белая рубашка, темно-синие брюки с высокой посадкой и такой же темно-синий плотно облегающий костюмный жилет. Пока отец Теодор устраивался, Гилберт, не прекращая своей речи, взял со стола бутылку воды и сделал несколько крупных глотков, отчего пара капель скользнула вниз по подбородку, скрывшись под накрахмаленным воротником. Вслух бы он этого не признал, но от внезапного появления священника в аудитории его горло пересохло. «Интересно, ему жарко или он волнуется?» — снисходительно подумал Лиам, продолжая намеренно сверлить нового профессора взглядом. Даже облокотился на парту, поставив локти, и подпер ладонями голову, внимательно слушая. — Скопируйте пока что эту таблицу, я дам вам пару минут, — закончил свою речь Гилберт. Наклонившись к ноутбуку, он щелкнул на Enter, переключая слайды, в то время как сам потянулся за своими конспектами, сверяясь, хватит ли у него материала на оставшиеся — сколько там — он отодвинул манжету, смотря на часы. Еще целых двадцать минут. А у него буквально последний слайд. Не будь тут отца Теодора, он бы просто поболтал со студентами остаток времени, а теперь нужно как-то выкручиваться. Поэтому Гил решил быстро прошерстить остальные записи — память у него хорошая, язык подвешен — найдет, что рассказать. То, что сегодняшний день пойдет по пизде, Гил понял еще с самого утра, когда у него убежал кофе, который он впервые за долгое время решил сварить себе самостоятельно. Затем он едва не потерял равновесие в ванной, поскользнувшись на кафеле и опрокинув все баночки и тюбики. Напоследок на рубашке, которую он на сегодня приготовил, обнаружилось пятно то ли вина, то ли крови, и пришлось в срочном порядке искать другую. Каким волшебным образом там вообще оказалось пятно — загадка. Возможно, проклятия, которыми сыпали все его недоброжелатели в течение многих лет, наконец начали действовать. Повезло, что до кампуса он доехал без проблем, не вписавшись в чужие машины и не врезавшись в какой-нибудь дорожный знак. Казалось, после первой пары все устаканилось. А вот на второй его ждал пренеприятнейший сюрприз. Оказывается, делать их мог не один Гил. Что ж — раз уж надо потянуть время, то надо. — Здесь же хорошо вспомнить и еще один пример, — щелкнув пальцами по клавиатуре новенького макбука, Гил продолжил. — Первоначально книга Мандевиля содержала только басню «Возроптавший улей, или Мошенники, ставшие честными», затем она неоднократно переиздавалась, дополненная комментариями, защитой от критики и философскими трактатами, под общим названием «Басня о пчелах». Притча доктора Мандевиля аллегорически рассказывает об улье, который славился изобилием и защищенной законом свободой жителей, «и множились науки в нем и шел промышленный подъем». Однако в этом улье царила несправедливость — одни пчелы, те, «кто имел свой капитал, себя ничем не утруждал и только прибыли считал», а другие «в копях, в мастерских всю жизнь работали на них». Но порок вел к расточительности, что способствовало развитию торговли и промышленности, а в результате росло общее благосостояние. Несмотря на это, пчелы роптали и клеймили пороки, в которых погряз их улей, что прогневило богов, и, по их воле, пчелы стали добродетельными. Это повлекло за собой удивительные последствия: «За полчаса по всей стране продукты снизились в цене», пчелы забыли роскошь и мошенничество, суды опустели, тюремщики потеряли работу, чиновники стали жить только на свои оклады и т. д. В результате: «торговлю честность погубила, осталась уйма пчел без дел, и улей быстро опустел»; пчелы, стремясь избежать излишеств, перелетели в дупло, где стали жить, гордясь своей честной бедностью. Мораль басни такова: «В мирских удобствах пребывать, притом пороков избежать — нельзя». — Очень интересный пример, — внезапно вставил Лиам, сбивая с мысли и самого оратора, и студентов, обернувшихся на голос. — Можете рассказать подробнее? — «Интересно, а правда, может ли?» — Рад приветствовать Вас на своей лекции, отец Теодор, — ответил размеренно Гил, мысленно собираясь. — Неужели Вас заинтересовала политическая экономика? Мы как раз обсуждаем то, как мораль мешает развитию экономики. Думаю, это может показаться Вам любопытным. Слушать подобные формальности и подчеркнутое «Вы» было даже забавно после еще вчерашней сцены в кладовке. — Очень заинтересовала, — кивнул он, напуская серьезность и чуть подаваясь вперед. — Вот только я думал, что политическая экономика изучает организационные, социальные и технико-экономические условия, а у Вас здесь басни, цитаты из литературы и разговоры о морали, так любопытно, — произнес он с таким невинным выражением лица, будто в его словах и не было издевки. — Кажется, на Вас сильно оказало посещение церкви, я это очень уважаю, — искренне кивнул он, даже на секунду прикрыв глаза. В отличие от Гилберта, к лекции Лиам не готовился и даже понятия не имел о чем она, поэтому лишь зацепился за отрывок, который показался ему не слишком уместным. К удовольствию пастора Гилберт взял секундную паузу, вновь потянувшись за водой. Явно волнуется и пытается вывернуться или же… «Он врет», — внезапно осенило Лиама. Врет, как было до этого с его именем. Нихрена он не профессор. И документы у него наверняка тоже фальшивые. То, какими обвинениями Гилберт вчера сыпал, утверждая, что он совсем не священник, как докапывался с вопросами — вряд ли бы Лоуринтайнсу пришли такие мысли на пустом месте — значит у самого все не так чисто. И тут неожиданно все встало на свои места. Ну конечно же, зачем ему, такому модному, со всеми его любовниками и клубами, приезжать в глушь, да еще идти в университет? Чужое поведение и опора на свою историю наконец-таки помогли Лиаму создать полноценную картинку, и на секунду его впервые за эту стрессовую и бесконечно долгую неделю отпустило. Кажется, теперь ему есть, чем ответить, если придется. Или защитить себя и свое устоявшееся положение в городе, чтобы не трогали. — Ваше определение, отец Теодор, немного неверно. Конечно, все это она тоже изучает. Но в первую очередь, политическая экономика — наука, изучающая отношения между рынком и государством, обществом и индивидом. Помимо экономических методов, в ней в том числе используется философия, политология и социология. Сейчас мы изучаем труды восемнадцатого века, посвященные этой теме. Да, мы изучаем условия, необходимые для успешного ведения экономики в масштабах государства, но на эту проблему, конечно, есть много разных взглядов. Мандевиль считал, что порок — обязательное условие для экономического развития, из чего выходит то, что государству невыгодно стоить нравственное общество. К слову, я абсолютно согласен с этой теорией. Гил постарался быстро взять себя в руки, вернув себе уверенный вид, будто он полностью контролировал ситуацию. Собственно, а что такого случилось? Просто пастор решил послушать лекцию об экономике. Все равно священнику придется очень хорошо подумать, чтобы задать вопрос, на который у Лоуринтайса не найдется ответа. — Помимо вышеперечисленного, данное произведение может быть интересно и с другой точки зрения, — продолжил Гилберт, переводя взгляд на студентов и на этот раз обращаясь уже к ним. — Мораль басни достаточно близка по смыслу некоторым известным евангельским изречениям — таким, как «не можете служить Богу и мамоне» или «удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царство Божие», — но об этом Вам лучше спросить у уважаемого пастора, который так любезно нас посетил, — он бросил насмешливый взгляд на священника. — А теперь, дорогие студенты, я хотел бы услышать ваше мнение о подобной концепции, — намеренно увел в сторону тему Гил, но прежде чем уйти от конфронтации, он успел заметить, как самодовольно ухмыльнулся в ответ пастор. Лиаму, собственно, было глубоко плевать, что Гилберт ответит — он был уверен, что нащупал что-то важное, поймал с поличным, ну и хотя бы на пару минут выбил у Лоуринтайнса почву из-под ног — а этого пастору было более чем достаточно. К счастью Гилберта, после этого отец Теодор заткнулся, и профессор смог спокойно довести лекцию до логического конца. Сначала Лоуринтайнс переключился на ответы студентов. Большая их часть поддерживала Мандевиля, хотя нашлось несколько учащихся, которые начали ратовать за нравственность. Мысленно Гил над ними посмеялся — если эти ребята и впрямь пойдут в бизнес или в политику, они быстро спустятся с небес на землю. Когда прозвенел звонок, Лоуринтайс, едва скрывая радость, произнес: — На следующей лекции мы рассмотрим уже философию Гоббса и его теорию общественного договор, а также трудовую теорию собственности знаменитого Локка, который многим известен как автор идей трех ветвей власти. Желаю всем хорошо провести остаток дня! Студенты повскакивали со своих мест, быстро покидая аудиторию — к выходу направились все, кроме Лиама, который продолжал неподвижно сидеть. «Если бы после моих лекций все также активно уходили», — подумал он даже с какой-то завистью. И лишь когда дверь хлопнула за последним студентом, Лиам поднялся и с самым ехидным и надменным видом направился к Гилберту меж столов. — Браво, профессор, — протянул он, театрально хлопая в ладоши. — Боже мой, какая чудесная лекция, жаль, что я поздно пришел, — выдохнул он, подойдя как можно ближе. — Может быть и я смогу оказать ответную любезность и буду приходить к тебе, как и ты на мои проповеди? Что бы эта зараза не задумала, Гил не собирался вестись на провокации. Он сам любил блефовать, а потому мог догадаться, когда человек пытается провернуть этот трюк. И напугать Лоуринтайса было очень сложно. — Разумеется, я буду счастлив, если ты посетишь другие мои лекции. В жизни полезно знать что-то кроме Закона Божьего, — прошипел на манер гадюки он. Лиам лишь ехидно закусил губу, ухмыльнувшись. Сделал еще один небольшой шаг, окончательно сокращая между ними расстояние, которое уже сложно было назвать приличным. На языке вертелось куча вопросов из серии «так какой ты там университет закончил?», «зачем шатался у моего дома?», «кажется, кое-кто здесь тоже выдает себя за другого?». Но устраивать разборки в аудитории было бы слишком опрометчиво, мало ли кто войдет, да и Гилберт может просто мгновенно выйти, лекция же окончена, ничто его тут больше не держит, лучше оставить на другой раз. — Как провел вчера остаток вечера? Кроме того, что присылал мне свои фото. — Что касается моего вечера, то я весьма крепко и сладко спал, благодарю за беспокойство. Надеюсь, мои фото тебе понравились, и у тебя была такая же замечательная ночь, как и у меня. — Спал отлично после того, как тебя заблокировал. Слушай, может и впрямь заходить к тебе почаще, чтобы ты не успевал по мне скучать? — довольно протянул Лиам. — Может быть, ты будешь так больше готовиться к парам и у тебя не будем времени закидывать меня своими сообщениями и фотографиями, — добавил он, а затем Лиам вспомнил еще один небольшой кусочек их диалога из церкви, когда они выясняли отношения после «исповеди» Гила, и тот на прощание просил его надеть что-то красное. Самое время вернуть ему должок, списав пятничный дресс-код на намеренную отсылку. — А еще ты оценил, что я в красном, как ты и просил несколько дней назад. Мне действительно идет? — поправил Лиам одной рукой ворот, заодно ненавязчиво скользнув пальцами по цепочке с крестиком. Гил внимательным взглядом осмотрел сегодняшний наряд священника. И все-таки какой утонченный вкус, выглядит действительно как модель. Ему бы в роскошь, мило щебетать со знаменитостями, танцевать и пить коктейли, а не толковать Библию старушкам по четвергам. Гилу польстило, что отец Теодор вырядился так ради него. Поэтому, убрав из голоса сарказм, он серьезно произнес: — Очень красиво. Тебе стоит ходить так чаще, а не в красные даты календаря. Сегодняшнее поведение пастора настораживало. Как будто вчера Гил разрушил стену между ними, и теперь отец Теодор начал вести себя раскованнее и смелее. Что, к слову, шло ему куда больше, чем когда он изображал из себя примерного доброго священника. Словно харизма, которую долго сдерживали, начала пробиваться через образ. — Я это учту, — с губ пастора все не сходила ухмылка, и с ней же он внезапно вытянул руку и откровенно провокационно провел кончиками по вырезу синего жилета Гила. Дрожь пробежала по телу Лоуринтайса. — А ты почему не в красном? Пятница, все поддерживают университет родными цветами и все такое, — Лиам не планировал приставать и вообще выкидывать ничего особенного. Но в аудитории не было никого, а их разговор, как и все предыдущие, его слишком быстро затягивал — к тому же, после вчерашнего ему ужасно хотелось хотя бы немного взять реванш и загнать Гилберта в угол его же приемами. Более того, они уже поломали все или почти все границы, так что нет смысла читать проповеди еще и лично. — Впрочем, холодные оттенки тебе идут куда больше. Вот синий, например, прям твое, — Лиам скользнул рукой ниже вдоль выреза жилета, прошелся по черным блестящим пуговицам, а после сделал и рискованный выпад — пробежался пальцами по самому краю жилета по чужой талии. — Как ты сам сказал, красный мне не идет, а я не ношу то, что мне не подходит. Было неприятно чувствовать на себе чужую провокацию, хотя в глубине души Гил признавался, что чужие прикосновения были вполне приятны, но раздражали своей мимолетностью. Он списывал свою повышенную чувствительность на отсутствие секса. — Отличное решение, — Лиам чуть наклонил голову, рассматривая чужой наряд. Интересно, как далеко он может надавить на этот раз и уйти безнаказанным? — Как раз подходит под твои глаза, — ухмыльнувшись, словно пробуя границы дозволенного, продолжил священник, пока его рука вновь скользнула выше. — Но я более чем уверен, что все твои многочисленные любовники, про которых ты мне рассказывал, уже говорили тебе об этом, — Лиам мимолетно поправил и без того идеальный воротник чужой рубашки. — Так что да, отлично выглядишь, продолжай в том же духе. Господи, а то я устал в одиночку поддерживать тут хоть какой-то уровень стиля. — Благодарю за комплимент, — сжал зубы Гил и, чтобы уколоть, кивнул. — Впрочем, ты прав, и это говорили мне очень многие. В сегодняшних насмешках как будто не было огня — весь он остался в темноте кладовки. Сейчас любой прошедший мимо решил бы, что они — двое приятелей, которые беззлобно подкалывают друг друга. Возможно, Лоуринтайс просто выдохся после лекций. Парень даже не подозревал, что преподавательская деятельность может быть такой выматывающей. Хотя, стоило отдать должное университету — руководство делало все, чтобы поддержать своих сотрудников. В ответ на последний комментарий пастор ответил лишь снисходительной улыбкой. Наконец вдоволь отыгравшись за вчерашнее, он развернулся. Прошел к своей парте, закинул на плечо черный рюкзак, левой рукой подхватил Библию. И вот когда священник уже собирался шагнуть к выходу, он внезапно остановился. После двух его выходок подряд — сначала на лекции, а теперь и наедине — его явно попустило. Копившаяся злость и раздражение ушли, а интерес и привкус флирта все еще остались. Сейчас они на нейтральной территории, оба вынуждены отыгрывать свои образы, так что разве может случиться что-то из ряда вон выходящее, если они хотя бы еще немного поболтают? В конце концов, у него окно аж до пяти часов, что он теряет? Обернувшись, Лиам еще раз внимательно посмотрел на Гилберта, взвесил в своей голове все за и против, но в итоге любопытство все равно взяло верх. — В студенческом центре есть Moe’s Grill и бейглы Einstein Bros. Но раз ты так расстроился в прошлый раз во время «исповеди», что я не захватил тебе кофе из Старбакса, то можно перейти через дорогу, я тебя угощу, — пожал он плечами. Гилберт на секунду подозрительно прищурился — предложение звучало как ловушка. Но интуиция подсказывала, что пастор не имел за собой злого умысла. Возможно, сегодня можно даже перестать вести себя как мразь — вопреки распространенному мнению, Лоуринтайс вполне способен вести себя как самый обычный парень. Тем более он и так планировал перекусить. — Moe’s Grill для меня островат, но от кофе не откажусь. Лиам, не особенно ожидая услышать согласие, удивленно выгнул бровь. А после кивнул и облокотился о стену, наблюдая, как Гилберт собирает свои бумаги в аккуратный черный кейс перед выходом.