Золотое сечение

— Веритас? Кровать у него была мягкой, широкой и немыслимо удобной, по сравнению с общажной. Неудивительно, что Рацио всё время ходил с идеальной осанкой и не жаловался на боль в шее, с таким-то ортопедическим матрасом. Авантюрин приподнялся на одном локте, с трудом разлепив глаза после бурной ночи. Плотные шторы стояли на страже его крепкого сна, мешая солнечным лучам пробраться в спальню и разбудить раньше времени. А ещё не давали разглядеть знакомую тёмную макушку, уткнувшуюся в край матраса. Веритас, какого-то хрена, сидел у кровати рядом с подушкой, слабо сжимая его ладонь. Тихое сопение отчётливо давало понять, что в таком скрюченном положении он умудрился даже поспать. — Эй, — тихо прошептал Авантюрин, мягко касаясь взлохмаченных волос и слыша в ответ недовольное мычание. — Если ты так хотел отжать свою кровать обратно, мог ведь просто меня попросить. — М… — Ну, или лечь рядом. Я, вроде, не кусаюсь, — он улыбнулся. Видеть Веритаса в таком уязвимом положении было умилительно. — Только если сам не попросишь, ну, знаешь… — Не начинай это с самого утра, умоляю, — страдальчески протянул Рацио, отрывая голову от матраса и совсем игнорируя тот факт, что двенадцать часов дня — это уже далеко не утро. — Ты опять плохо спал, а я не хотел тебя беспокоить лишний раз. — И поэтому держал меня за ручку, как ребёнка? — Ещё шторы задёрнул и воды принёс. Вчерашнюю ты выпил, — он заявил со всей серьёзностью. Авантюрин бросил взгляд на прикроватную тумбочку. И правда, полный графин и чистый стакан. Ещё и таблетка какая-то. — Стесняюсь спросить, ты вообще спал? — Угу. — Вот вообще неубедительно было, — Авантюрин коснулся его снова, призывно приподнимая одеяло. — Иди сюда. Он потянул к нему руки, надеясь на привилегии, которые, по идее, должны были открыться для него после интимной близости. Но Рацио лишь нахмурился, со скрипом вставая из неудобного положения и разминая затёкшую шею. — Нет, нам нужно завтракать и собираться. — Куда? — Вечеринка сегодня вечером, — напомнил Веритас, невольно разрушая ту тёплую атмосферу утра, которую хотелось растянуть на подольше. — Господи, а так хорошо жилось минуту назад. Ну что ж ты за человек такой? Нет, чтобы ещё поцеловаться вместо всего этого… — Авантюрин недовольно уселся на кровати и, под пристальным взглядом сверху, сонно почесал живот, забираясь под растянутую футболку. — Ладно-ладно, ползу. Приготовишь тот свой фирменный кофе? — Приготовлю, — Веритас мягко улыбнулся, отвлекаясь на то, чтобы заправить за ним постель, и усердно делая вид, что не заметил, как рядом с его лицом мелькнул утренний стояк. Тяжело… Авантюрин лениво ввалился в ванную, тут же спотыкаясь взглядом о ватные диски, которые он же вчера забыл положить обратно. Губы невольно растянулись в довольной ухмылке. Всё-таки, для девственника, Веритас целуется просто волшебно. Надев на голову ободок с двумя уточками на пружинках, он принялся умываться и приводить себя в порядок. Посмотрев в зеркало, Авантюрин непроизвольно обратил внимание на характерное тёмное пятно у основания шеи. — Ну Веритас, ну засранец, — бросил своему отражению с шёпотом и насмешкой. Взгляд невольно зацепилися и за татуировку, что так ярко выделялась на белоснежной коже, перебивая даже засос. Он, словно загипнотизированный, потянулся к ненавистному месту, ощущая под пальцами давно загрубевшие рубцы. На этот раз собственное отражение ему всё-таки улыбалось, но весьма скромно, словно боясь спугнуть те крохи счастья, что отсыпала ему вчера судьба. Он аккуратно сдвинул светлые пряди, по очереди скользя глазами то к алому пятну, то обратно к шраму, не замечая тихие шаги со стороны кухни. — Я забыл, тебе кофе с сахаром или без? — Авантюрин, как оказалось, не запер за собой. Сам дурак. Веритас возник в дверном проёме ванной, заставляя вздрогнуть от неожиданности и резко отдёрнуть руку от собственной шеи, что не укрылось от его внимания. — Что-то случилось? — А? Нет-нет, просто смотрю на твою вчерашнюю работу, ха-ха, — обманчивая улыбка выглядела слишком неестественно, особенно спросонья. Рацио подошёл сзади, и аккуратно положил подбородок ему на плечо, с той же стороны, где красовался засос и татуировка. Он молча опустил глаза, рассматривая их отражение в зеркале. — Я случайно, прости. Не рассчитал, видимо, — Веритас слабо мазнул губами по его шее, надеясь загладить вину. — Если тебя это смущает, то у меня есть тоналка и- — Пф, это меня смущает в самую последнюю очередь. Пусть смотрят и завидуют. Но от замеченного Веритасом взгляда, в котором читалось всё: от непринятия себя до отвращения — так просто отшутиться не получилось. И без слов было ясно. Веритас вздохнул, и, не разрывая зрительного контакта в отражении, прижался губами к татуировке. Слабо, едва ощутимо, но крайне тепло и приятно. До дурацкой дрожи в коленках. От такого внезапно неловкого касания хотелось одновременно уйти и прильнуть сильнее. Авантюрин сдался, беспомощно жмурясь от нахлынувших с утра ощущений. — Красивый, — от тёплого дыхания Веритаса по чувствительной коже пробежались мурашки. Он всё-таки приоткрыл один глаз, неверяще вглядываясь в картину напротив. Так странно видеть себя с кем-то рядом, не пытаясь при этом заглушить осуждение и самобичевание, бьющее по голове набатом. Впервые за долгое время он чувствовал себя так спокойно, даже несмотря на всевозможные грядущие проблемы и разборки с Сандэем. Задерживаясь в моменте, Авантюрин позволил оставить ещё несколько поцелуев вдоль шеи, прежде чем ответить на изначальный вопрос. — Мне четыре ложки, если что, — и, видя внезапно замершего Веритаса и его округлившиеся в ужасе глаза, он неловко добавил: — Ладно, можешь и пять, если хочешь… — Сколько?! — Ну… кофе ведь горький? Я люблю послаще. — А ещё у кофе есть вкус. Ты знал? — он страдальчески схватился за сердце. — Хорошо, что отца нет рядом. У нас дома за такое ссылают. — Это же просто сахар! — Авантюрин возмутился. — Нет, по-твоему лучше, чтобы губы в трубочку сворачивались, да? — Отец не простит… — Да мы даже не знакомы с твоим отцом. — И не будете. Ворча что-то себе под нос, Веритас ушёл обратно на кухню, оставляя Авантюрина в ванной наедине с размышлениям о сакральной важности простого напитка. Дурдом. Когда он закончил с водными процедурами, с кухни уже доносился пряный аромат кофе и веритасовского смирения. — Пожаришь сосиски? Я пока нам тосты к завтраку сделаю. — Да без проблем, — стоило ему заглянуть в холодильник, как со стороны столешницы раздалась вибрация мобильного. — Алло? — Веритас зажал его плечом, отвлекаясь от готовки. — О, Топаз. Да, он рядом, а что? Но тут же скривился и оторвал телефон от уха, переключая на громкую связь. Авантюрин на это тяжело вздохнул, заранее понимая, что его ждёт. — Слышишь, ты, почему трубку не берёшь?! Я со вчера на нервах сижу, — вопрос был адресован уже явно не Рацио. — И тебе доброе утро, дорогая. Мне покупать новую коробку конфет? — он крикнул с другого конца кухни, искренне веселясь тому, как Рацио потирает заболевшее ухо. — Мы были немного заняты. Ну, знаешь, проникновение в академию по твоему совету… Веритас на это заявление одними губами прошипел возмущённое: «Так это была её идея?!», но Авантюрин отмахнулся, закидывая сосиски на сковороду. — Вот именно! Ты даже не сказал, как всё прошло. Я уже успела накрутить себя, что вас там прибили. — О, мы были к этому как никогда близки, — встрял Веритас, недовольно косясь на Авантюрина. — Этот идиот забыл выключить звук, и, естественно, ему позвонили в самый неподходящий момент. — Эй! Стоп-стоп-стоп! Все претензии к ней, — Авантюрин хмыкнул и ткнул в сторону лежащего на столешнице мобильного. — Это Топаз и звонила. У меня только на неё такой рингтон. — Да ты бы предупредил, я бы и не стала! Дурак. — Сама такая. — Я тебе откручу голову, так и знай, — было слышно, как Топаз делает затяжку. — В очередь, Веритас первый душить собрался. Рацио тяжело вздохнул и устало сжал переносицу, мысленно делая себе пометку на будущее о том, что вдвоём их к себе домой лучше не звать. Отвлекаясь от перепалки, он снова вернулся к завтраку. — Погоди, так ты у него остался на ночь что ли? — послышалась ещё одна затяжка, но теперь более заинтересованная. — Ну не в общагу же с разбитыми коленями было возвращаться после всей шумихи, — он пожал плечами, перепуганно кривясь от того, что одна из сосисок уже успела пригореть. — Да, остался. Кстати, а знаешь ещё что-о… Веритас резко поднял на него глаза, и в них читалось всё: от угрозы убийства до мольбы остановиться прямо здесь и сейчас. Перебивая лукаво улыбающегося Авантюрина на полуслове, он всё-таки встрял в диалог: — Что там с сосисками? — Через две минуты, Веритас. Но шипение убегающего кофе тут же заставило его отвлечься. — Так вот, — Авантюрин перевернул несчастные сосиски лопаткой, заговорщически продолжая свою маленькую пытку. — Мы поцеловались. Кухню тут же накрыло молчанием, и только тихое шкворчание на сковородке подавало какие-то признаки жизни. Облегчённый вздох Рацио предательски указал на то, о чём именно он не хотел говорить при Топаз. — Боюсь спросить, но… Веритас, ты там в порядке?.. — голос Топаз прозвучал настороженно. — Эй, говорю же, мы целовались. — Вот именно, — Авантюрин буквально чувствовал, как недовольно она сейчас, наверное, насупилась. Уж слишком хорошо знает этот тон. — Мне напомнить, чем это закончилось в последний раз? — Пф, умоляю, — он закатил глаза. — Если ты довёл Рацио до слёз, я тебя точно убью. А ну, дай ему трубку сейчас же. — Да он тут рядом стоит! — Никто никого не доводил, — встрял Веритас, тут же прикусывая губу от осознания неоднозначности сказанных слов и вида согнувшегося в беззвучном смехе Авантюрина. — Всё нормально. — Точно? — Да. — И скажи ей, что я хорошо целуюсь! — Авантюрин уже откровенно издевался, весело переворачивая сосиски. — Давай-давай! — Да… — Боже, ну и геи, — Топаз страдальчески вздохнула, но с долей искреннего дружеского облегчения. — Ладно, с вами всё ясно. А с Сандэем-то что? Авантюрин снова глянул на сковородку, но от несчастных подгоревших сосисок там мало что осталось, поэтому, пока Веритас не видел, он выкинул их, и незаметно принялся жарить новые. — Ничего толкового, если честно, — продолжил Веритас. — Сделали пару фотографий их с Робин личного дела и узнали, что у него были проблемы с наркотиками. Каких-то веских доказательств того, что он что-то планирует, мы не нашли, но я, если честно, теперь тоже склоняюсь к тому, что нужно быть готовыми ко всему. — М-да, уж. Ну, я на вечеринке тоже буду и надеюсь, вы вчера не натворили чего-то, что сыграет против вас, — Топаз прокашлялась. — Ладно, увидимся вечером. И будь на связи. Последняя фраза была адресована конкретно Авантюрину, и тот кивнул самому себе, теперь внимательно приглядывая за сосисками. — Что там с сосисками? — Через пять минут, Веритас, — как ни в чём не бывало пропел Авантюрин, игнорируя выгнутую в недоумении бровь. — Пять минут назад ты сказал, что будет готово через две. В ответ на это Авантюрин лишь посмеялся и развёл руками. — Я гуманитарий.

***

— Дом Сандэя и Робин. Тринадцать лет назад. — — Такой сильный дождь начался! Мистер Гофер наверняка уже ждёт нас дома, — обеспокоенный детский голос едва поспевал. — Робин, ну куда ты? Называть нового опекуна отцом язык пока не поворачивался. Он был с ними дружелюбен и, кажется, вовсе не хотел зла, как показалось на первый взгляд. Робин ему очень доверяла, и Сандэю правда тоже хотелось, но инстинкты так и не позволили расслабиться и почувствовать себя любимым сыном. — Мне кажется, там в кустах что-то шевелилось! Идём. Он с улыбкой покачал головой, но, разумеется, поплёлся следом, протягивая цветной зонтик над её головой. И неважно, что шевелиться мог простой бездомный кот, — любопытство Робин не знало границ. — Иду-иду… Лужи под их ногами брызгали во все стороны. Кажется, её сейчас в принципе не сильно волновало, что их ждут дома к положенному времени. Сандэй смиренно вздохнул, тоже с интересом всматриваясь в кусты, у которых лежало несколько аккуратно собранных кучек мокрых жёлтых листьев. — Смотри! Это же птенчик! Он подошёл ближе, окончательно лишая себя зонта и прикрывая их обоих. Одежда тут же намокла. Ну, ничего, дома обсохнет. — Кажется, у него сломано крыло. Странно. И где его родители? — Не знаю, — Робин грустно пожала плечами. — Может, тоже погибли, как наши? Сандэй на это предположение учтиво промолчал. Ей было проще поднимать эту тему, Робин в принципе была намного сильнее в такие моменты. Он же лишь позорно кутался в небольшой клетчатый плед, рассматривая подаренные новым опекуном нераспакованные игрушки. Вдруг мама увидит и обидится, что он их так легко принял? — Нужно отнести его домой. Мистер Гофер точно что-то придумает! — она протянула с воодушевляющей улыбкой, но Сандэй отчего-то стал ещё более хмурым, чем тучи, что возвышались над его головой. Дома ждал горячий бульон, свежие булочки, сухая одежда и… тяжелый взгляд мистера Гофера. Он поёжился. — Ну, и чья это была идея? — его тон ровный, абсолютно спокойный и, как показалось Сандэю, обманчиво доброжелательный для того, чьих правил они ослушались. Робин уже готова была ответить, но что-то в душе сподвигло его сделать неуверенный шаг вперёд, прикрывая собой истину. Гофер перевёл взгляд на Сандэя и секундно поджал губы, выдавая своё недовольство. — Это очень добросердечный жест с вашей стороны, дети. Вы молодцы, — строгого замечания не последовало, и Сандэй искренне удивился. Он ведь точно видел… — Более слабым существам всегда нужно давать шанс расправить крылья. А ещё, время от времени напоминать, чья рука их кормит. Это хороший жизненный урок, когда вырастете — обязательно поймёте. Глубоко задумавшись, Сандэй всё-таки кивнул, не сводя внимательного детского взгляда с Гофера. Тот сидел ровно, уверенно, как и полагалось владельцу компании и крупного имения на отшибе города. — Робин, дорогая, ты не могла бы принести нам графин с водой? — их няня, что стояла всё это время неподалёку, с удивлением сложила руки в замок и опустила голову, не до конца понимая, почему это не поручили именно ей. — Да, конечно! — оставляя крошечного птенца в безопасном месте, она упорхнула на кухню. Стоило её макушке скрыться за углом, как Гофер вновь обратился к Сандэю: — И запомни: выживает в этом мире только сильнейший, — он точно говорил с ним, но смотрел в сторону птенца, шансы на дальнейшее существование которого зависели исключительно от веления судьбы. — Слабых тут не любят. — Слабых… Но разве он не вырастет большой сильной птицей? Ему ведь нужно просто помочь. — Просто помочь — не всегда достаточно. Сандэй понимающе кивнул. Ему вдруг подумалось, что было бы славно, благослови эту кроху какая-нибудь птичья богиня удачи. Лишним точно не будет. Робин вернулась с графином, аккуратно оставляя на столе возле Гофера, и бодро усаживаясь на соседний стул. — Вы же сможете отвезти его к доктору? — Конечно. Но сначала приведите себя в порядок после улицы и доешьте. Как закончится дождь — я обязательно позвоню одному своему знакомому ветеринару. До самого окончания трапезы Сандэй так и не смог отделаться от липкого ощущения осуждения в свою сторону. Что-то было не так: взгляд противоречил словам, действия расходились с тем, что излучал Гофер. Всё странно и совершенно неискренне. Он по-прежнему не дома.

***

— Дом Сандэя и Робин. Пять лет назад. — — Бестолочь. Грубая ладонь схватилась за волосы, больно сжимая на затылке, наверняка вырывая пару клочков, и вновь лишая кислорода против воли. Ему оставалось лишь поддаться, беспомощно упираясь ладонями в раковину. Сандэй чувствовал, как над ним схлестнулась вода, отрезая от внешнего мира. В ушах заложило, сквозь толщу он слышал только гнев и смесь из криков, на краю сознания уже надеясь всё-таки задохнуться. Но его в который раз резко выдернули из пучины, беспощадно больно сжимая пепельные пряди на затылке и грубо напоминая, от чьего настроения зависела его жизнь. — Если бы я только знал, что ты таким поганцем бесполезным вырастешь, — снова всплеск воды. Такой же ледяной, как и руки. — Позорище. Я тебя такого поломанного даже усыновлять не хотел, но разлучать близнецов не положено. — Отец, не надо! Пожалуйста! Он ни в чём не виноват! — её крики доносились откуда-то из-за угла. Разобрать сейчас было крайне сложно. Сандэй зажмурился ещё крепче. — Умоляю!!! — Выйди отсюда. Хлопок двери, надрывный плач издалека и обжигающий кислород, что через силу всё-таки пробился в лёгкие, неприятно царапая горло. Весь этот коктейль смешивался в одно сплошное накатывающее безумие, от которого голова была готова взорваться. Он потерял равновесие, с грохотом оседая на пол. Робин плакала — и только этот факт эхом разлетался в голове, не позволяя думать о собственном состоянии. Он так виноват перед ней, как же чертовски он облажался. В глубине души мелькнула короткая радостная мысль о том, что пока отец занят им — к сестре он точно не притронется. Сандэй сжал челюсть. — Эти твои таблетки. Держи их при себе, понял меня?! — уши снова закладывало, дыхание не слушалось, он едва мог расслышать, что ему говорят и почему так громко. — Не смей больше позорить меня. Не дай бог кто-то узнает, что у меня сын больной на голову. По полу покатилась злополучная баночка, рассыпая за собой всё содержимое. Сандэй не успел осознать, с какой силой его швырнули на кафельную плитку, позволяя болезненно прижаться ноющей спиной к стене. — Ты должен был быть примером для своей сестры, оберегать её, не позволять другим даже приближаться, а ты что сделал? — отец оказался на уровне его глаз, резко хватая за воротник и притягивая к себе. — Я спрашиваю: что ты сделал?! Слова разбивались по слогам, с угрозой впиваясь ядовитыми шипами под кожу. — Поднял на неё руку?! — Я не… — послышался всхлип. Он что, правда сейчас плакал? Какой позор. — Закрой свой поганый рот, — Гофер сжал ткань ещё сильнее, снова немного придушивая. — Тебе просто повезло, слышишь? Повезло, что её рана оказалась не такой серьёзной, какой могла быть и повезло, что об этом инциденте узнало не так много людей. Их молчание хотя бы можно купить. Сандэй ненавидел себя каждой клеточкой тела. За всё. Буквально за всё. Слёзы больно щипали щёки, когда грубые мужские пальцы сжали их с такой силой, что он был уверен: там же останутся и синяки. Робин продолжала надрывно плакать за дверью, не осмеливаясь ослушаться отца и снова войти, но не двигаясь с места. Странно… Почему она вообще переживала за того, кто её чуть не убил в припадке? Сандэй не понимал. — Мне плевать, что у тебя с головой. Плевать, что ты там принимаешь, идиот, — он шипел ему прямо в лицо. — Но ты сейчас же приводишь себя в порядок и по приезде из реабилитационного центра, где тебе должны будут вправить мозги, подаёшь документы в ту же академию, что и Робин, где вы оба становитесь лучшими. Уяснил? Сандэй зажмурился и покорно кивнул, заталкивая свои желания и несуществующие амбиции куда-то далеко-далеко, сипло хватая разбитой губой воздух. Он ничего не принимал, ему подсыпали… Он не мог… Неужели никто не нашёл настоящих виновников? Никогда в жизни Сандэй бы не навредил добровольно той, что каждый день спасала его существование и тихо пела перед сном, в попытках заглушить разрывающую изнутри тревогу. Как же мерзко от самого себя. Ничего он не хотел, все хобби и интересы давным давно перестали быть приоритетом на фоне Робин и отца. Чувство вины на протяжении всей жизни пожирало его за любой проступок. Если его поступление в нежеланную академию позволит ей построить свою идеальную жизнь и Сандэю для этого нужно будет просто быть рядом, то он непременно это сделает. Растерзает себя в клочья, но исполнит желание Робин быть счастливой, как когда-то хотела мама. Он станет лучшим ради неё, поможет стать лучшей ей самой, он- — Выглядишь, как ничтожество, — Гофер резко отпустил его лицо, отталкивая от себя. — Приведи себя в порядок сейчас же и собирай вещи. Водитель будет к семи. Он выровнялся, опасно возвышаясь и задерживаясь на пару секунд, словно не договорил, но всё-таки вышел из ванной, тут же позволяя Робин забежать следом. На это отец ей ничего не сказал. Ей он никогда не делал замечаний. — Сандэй, господи! Ты в порядке? — Робин упала перед ним на колени, тут же намочив домашние штаны в луже воды. — У тебя кровь… Она потянула к нему мягкие ладони, но он вовремя успел уйти от незаслуженных касаний. С мокрых волос капало на одежду, рубашка липла к спине, всё тело пробивало необъяснимой дрожью, а пустой взгляд смотрел на раздавленную отцом пластиковую баночку и растёртые в крошку таблетки. Снова пропустит приём, Робин расстроится. — Пожалуйста, посмотри на меня, — она плакала из-за него. Снова всё из-за него. — Чёрт, у тебя тут такая ссадина… Мне очень жаль. — Не нужно, — он не узнавал собственный голос, слыша лишь пустое безвольное эхо, которое растоптали минутой ранее вместе с этими же таблетками. Хотя что уж, растоптали его гораздо раньше. — Перестань, дай остановить кровь, — добавила уже с ноткой укора, и Сандэй осмелился поднять на неё глаза. До истеричного смешно, как ей было не тошно с ним возиться и как после всего произошедшего, у неё не вызывали отвращение его приступы расстройства. Аккуратно перевязанная бинтом шея, взлохмаченные волосы, на скорую руку собранные крабиком, и промокшая от лужи на полу одежда. — Робин, — он мягко словил её ладонь, уводя в сторону. — Перестань, тебе лучше держаться от меня сейчас подальше. — Я знаю, что это был не ты, — небольшая ватка коснулась его разбитой губы. — Кто-то из этих идиотов решил, что будет смешно подсыпать тебе какую-то дрянь в таблетки. Мы закажем тебе новые. — Не будь я сумасшедшим, они бы мне были и не нужны. Ничего из этого бы не произошло. — Ты не сумасшедший! Люди с твоим диагнозом живут и просто следят за своим здоровьем, тут нет ничего такого, — кажется, словно Робин пыталась убедить в этом саму себя. — Ну, отец так не считает. Ты сама всё слышала, — выплюнул, стуча зубами. Он смиренно опустил голову, уже давно приняв на себя роль обузы в их идеальной семье. Робин ничего не ответила, молча прижалась лбом к его, обнимая за плечи. Только сейчас Сандэй осознал и в полной мере почувствовал насколько сильно его колотило. То ли от холода, то ли от стресса, то ли от пропущенного приёма лекарств. А может, всё и сразу. — Тише-тише, — она погладила его по мокрым волосам, совсем не придавая значения тому, как ужасно он сейчас, наверное, выглядит. — Ты ни в чём не виноват, ты родился таким, какой есть. — Перестань, твоя шея… — Уже давно не болит, простая царапина. Я ведь тоже не сахарная, — Робин лишь отмахнулась, прижимая его крепче. — Мы всегда были вместе, помнишь? Какая-то дурацкая поездка в лагерь ничего не изменит. — Это не просто лагерь. — Ну и что? Зато школу наконец-то прогуляем, и нас даже ругать не будут, — она ободряюще улыбнулась. — Я смотрела по отзывам, там очень красивая природа. Тебе должно понравиться. И отца не будет. Стало спокойнее, тише в голове. Он прикрыл глаза, подставляясь её рукам и насильно заглушая навязанный порядок действий, который диктовало больное сознание. — Можешь, пожалуйста, сделать так… ещё два раза? — звучало настолько жалко, что Сандэй скривился от собственного голоса. — Сделать как? — Ваткой. Робин на секунду зависла, а после, словно понимая смысл сказанного до конца, кивнула и повторно мазнула ею по губе. Ровно дважды. Сандэй расслабился окончательно.

***

— Отель. Три года назад. — — Ну, как прошёл твой первый благотворительный вечер? — долгожданный голос сестры наконец раздался в динамике мобильного. — Вроде, всё хорошо, и та женщина, Яшма, оказалась весьма сговорчивой, — он закусил губу, всё-таки вспоминая, как неуютно было находиться за столом под строгим взглядом Гофера. — Надеюсь, отец останется мной доволен хотя бы в этот раз. Мы пожертвовали немалую сумму в этот детский дом. Владелица должна будет дать интервью одному журналу и упомянуть нас, как спонсоров. Реабилитировать свою репутацию, а также репутацию всей семьи, которую он знатно подпортил тем инцидентом, приходилось по крупицам. На людях Гофер относился к нему совсем иначе. Чувствовалась хорошо скрываемая фальшь, «гордость» за сына, и просто хорошо отточенные навыки дипломатии. Приходилось брать пример и учиться, пусть и против своей воли. — У тебя голос дрожит, точно всё в порядке? — её волнение слышалось через трубку, и он не удержался от вздоха со слабой улыбкой. Сандэй стоял на балконе, немного нервно перебирая пальцами по перилам и вглядываясь в полную луну. Это было ново, странно и совершенно не в его стиле, но… Не он ведь всё это предложил, верно? Тот парень был так сильно одержим этим грантом на обучение. Да и отец велел обзаводиться союзниками… Выпитый за весь вечер алкоголь неприятно ударил в виски. Лёгкое волнение щекотало изнутри, ему впервые предлагают нечто подобное. Но говорить о таком с Робин напрямую как-то не хотелось. — Да, в порядке, просто устал. Ты же знаешь, отец и его деловые партнёры… Долго и дотошно. — Ой, да. Не напоминай, скукота страшная, — она отмахнулась и, судя по звуку, продолжила рассчёсывать волосы перед сном. — А домой ты когда? Я думала, вы уже освободились. — Скорее всего уже утром, я решил остановиться в отеле, чтобы не ехать через весь город на ночь глядя. А отец… не знаю, он сейчас не рядом. — Ясно. — Слушай, Робин, — он опустил глаза, беспристрастно рассматривая собственные пальцы в светлых кожаных перчатках. — Помнишь того птенца, которого ты нашла у нас во дворе в детстве? — А? — она запнулась, вероятно припоминая не самые радужные воспоминания из детства. — Да, конечно. Жаль бедняжку, я правда надеялась, что у него всё получится. Кто же знал, что мы обратились к ветеринару слишком поздно. В её голосе послышалась неподдельная печаль. Сандэй, к сожалению, слишком хорошо помнил, сколько часов она проплакала в подушку и как долго ей приходилось собирать треснувший детский мир по осколкам. Пережить несколько смертей подряд в столь юном возрасте оказалось уже слишком. — Ты бы дала ему шанс попробовать взлететь ещё раз, даже зная, что впереди его, возможно, ждёт неминуемое падение? — Конечно. Любое живое существо имеет право жить так, как ему хочется. Неважно, каков конец. Он снова посмотрел в небо, но яркую луну уже скрыло сизыми ночными облаками. — Вот как… — но наперекор этому, в голове проносились давние слова приёмного отца, что терзали его мысли все эти годы. — Ладно, я буду ложиться. Ты ведь тоже наверняка устал. Сладких снов, братец. Она сбросила вызов, а он так и продолжил пусто смотреть на ночной пейзаж, пытаясь понять, правильно ли поступает. Нужно ли ему всё это и хочет ли… «Более слабым существам всегда нужно давать шанс расправить крылья». Сандэй залпом осушил полупустой бокал шампанского, которое ему учтиво предложили ещё на ресепшене. Сделал глубокий вдох, ощущая лёгкое покалывание в пальцах, и развернулся обратно к стеклянной двери балкона ведущей в номер, доверяясь… самому себе. Вероятно, очень зря.