Аппетитные булки

      Физкультура всегда была самой ненавистной парой для Чимина. Не то чтобы он не старался, но его тело будто бы отказывалось слушаться, особенно под пристальными взглядами однокурсников.       — Пак, двигайся быстрее! — раздаётся голос преподавателя Кана и после оглушительный свист.       Чимин пытается ускориться, отставая от одногодок больше, чем на полный круг, и надеясь, что преподаватель не заметит этого. Ещё несколько шагов — и он добежит до ожидающей его и стоящей без дела группы омег, бросающей на него насмешливые взгляды. Дойдя до них на свинцовых ногах, Чимин сгибается, готовый прилечь на пол, наплевав, что по нему топтали столько людей. Он избегает взгляда преподавателя и мысленно молится, чтобы его помиловали.       — Ну что, снова самый медленный? — язвит чей-то голос сзади.       Чимин не поднимает голову. Он знает, кто это. Чонхи из его группы, который всегда первым подхватывает волны насмешек.       — Так, тишина! — до гудящих ушей доносится очередной свист. — Разделитесь на группы. Первую половину пары будем играть в вышибалы! — серьёзно, если Чимин оглохнет сегодня, то в этом будет виноват красный свисток, не покидающий шею преподавателя Кана даже когда тот уходит домой после работы.       Из студентов двое омег вызываются капитанами и после короткой игры в камень, ножницы, бумага начинают по очереди выбирать людей в свои команды. Пак, уверенный, что просто попадёт в команду одного из них последним, отползает в сторону скамеек.       — Наверное, тяжело в своей пижаме бегать? — лопнув пузырём «интересуется» Тэун, отпросившийся от занятия посидеть из-за больной лодыжки, а на самом деле не желающий портить свою укладку. И смеётся так, будто кто-то оценил его юмор.       Чимин, одетый в мешковатую спортивную кофту и длинные плотные штаны, опускает голову, потихоньку возвращаясь к жизни. Он всегда выбирал закрытую форму. В отличие от других омег, которые не стеснялись облегающих штанов, коротких шорт и топов, оголяющих животы, он чувствовал себя в таком крайне неудобно.       Через пару минут, покинув «чудесную» компанию, Пак поднимается со скамьи, примыкая к одной из команд, вставая рядом с пухленьким рыжим омегой, которого выбрали перед ним.       — Эй, Пак, хоть притворись, что стараешься, — язвит капитан его команды, стоя скрестив руки. — Я не собираюсь возглавлять команду лузеров.       Чимин напрягает челюсть. Он знает, что отвечать бесполезно. Тем не менее, он сосредотачивается на игре. Раздаётся свисток, и Чимин сразу занимает позицию ближе к краю площадки. Он старается держаться как можно дальше от центра событий, где шустрые студенты ловко уворачиваются или подбирают мяч, но, конечно, это не остаётся незамеченным.       — Пак, ты вообще играть собираешься? — выкрикивает капитан команды, метнув в его сторону раздражённый взгляд. — Даже пухлик принёс очки, пока ты прохлаждаешься.       Чимин стискивает кулаки, чувствуя, как его захлёстывает смесь раздражения и унижения. Он не отвечает, вместо этого решая сосредоточиться.       «Ладно», — думает он, глубоко вдыхая. — «Я могу это сделать.»       Следующий раунд начинается, и Чимин старается следить за траекторией мячей. Он уворачивается от пары бросков, пусть и неуклюже, и чувствует прилив воодушевления. У него даже получается словить один мяч, который случайно летит в союзника. Чимин чувствует наслаждение от перекошенного лица пульнувшего мяч, но приятное быстро заканчивается, когда следующая попытка заканчивается тотальным провалом.       Мяч с силой летит в сторону Чимина. Он пытается инстинктивно выставить руки, чтобы поймать его, но не успевает среагировать. Удар приходится прямо в лицо. Глухой звук удара раздаётся по всему залу, и Чимин хватается за губу.       — Ой, кажется, кто-то переоценил свои силы, — звучит насмешливый голос одного из омег, вызвав смешки вокруг.       Чимин морщится, ему хочется заплакать от боли. Капитан команды лишь закатывает глаза.       — Отлично. Теперь у нас не просто самая лёгкая мишень, но ещё и травмированная, — бросает он, прежде чем отвернуться.       Чимин чувствует, как по подбородку стекает кровь. Преподаватель Кан, заметив это, подаёт знак остановить игру.       — Пак, в медпункт, — говорит он резко, свистя в очередной раз.       Чимин молча кивает, стараясь не встречаться взглядом ни с кем. Он направляется к выходу, слыша за спиной приглушённые смешки. Единственное, что радует, так это целёхонькие очки.       Уже за пределами спортзала Чимин, наконец, позволяет себе немного замедлить шаг. Его губа пульсирует от боли, и он ненавидит себя за то, что позволил этому случиться.       «Ну и какого чёрта я поверил, что справлюсь в чём-то спортивном», — думает он, направляясь в медпункт.       В медпункте тихо, только настенные часы лениво отсчитывают секунды. Чимин прикрывает за собой дверь и видит за столом что-то записывающую знакомую фигуру.       — Время 11:43, понедельник, шаркающие шаги. Если это не Пак Чимин, то я готов сожрать свои перчатки, — посматривая на наручные часы с важным видом проговаривает врач, на чьём бейджике красуется имя Ким Тэхён. — Ох, сколько кровищи, — замечает альфа, подняв взгляд. — С физры, я так полагаю?       — Как и всегда, — удручённо отвечает Чимин, садясь на родную кушетку. — Или вы ожидали чего-то другого? Может, я просто решил заглянуть, чтобы поздороваться?       Тэхён громко смеётся, откинувшись на спинку стула.       — Ты же знаешь, я всегда рад твоим визитам. Но если ты когда-нибудь зайдёшь без кровопотерь, я, наверное, расплачусь от счастья.       — Ха-ха, — не в духе «смеётся». — В следующий раз постараюсь ногу сломать для разнообразия, — хлещет сарказмом Чимин, скрестив руки на груди.       Тэхён покачивает головой и встаёт, взяв аптечку.       — Вот поэтому ты мне и нравишься, малыш, — с улыбкой говорит он, приближаясь к кушетке. — Всегда найдёшь как пошутить, даже когда выглядишь так, будто по тебе пробежалась стая течных кошечек в поисках кота альфача.       Чимин только закатывает глаза, позволяя Тэхёну осмотреть губу.       Тэхён прикольный. Чимин сдружился с ним, так как с первого курса получал много ушибов из-за своей природной неуклюжести (да и вообще ему противопоказано находиться в одном помещении со спортивным инвентарём, особенно, если этот инвентарь имеет свойство полёта с высокой скоростью) и частенько посещал стены медпункта. В основном это ранки на коленях и локтях, синяки и реже растяжения, к которым надо приложить холодное. Заметив, что студент Пак появляется у него подозрительно часто, врач Ким понемногу интересовался причинами его ранений, раз за разом завоёвывая его доверие и какую-никакую дружбу.       — Удар был сильный? — спрашивает альфа, аккуратно очищая рану ватным тампоном.       — Ну, знаете, ничего, с чем я бы не справился, — отвечает омега, кривясь от жжения антисептика. — Просто очередной унизительный день — ничего необычного.       — Кто-то или сам постарался? — интересуется Тэхён, приподняв бровь.       — Один из омег, — отвечает Чимин, глядя куда-то в сторону. — Будто это имеет значение, — бурчит.       Тэхён на мгновение хмурится, но быстро возвращает себе улыбку. Он здесь чтобы лечить, а не отчитывать.       — Ну, если вдруг захочешь кому-то отомстить, просто позови меня. Я могу подержать их, пока ты будешь брить им головы.       — Ага, конечно, — фыркает Чимин, закатывая глаза и наконец переставая грустить.       Когда Тэхён заканчивает обработку раны и прикладывает холодный компресс, он наклоняется чуть ближе, заговорщически шепча:       — Слушай, а может, ты просто притворяешься неуклюжим, чтобы чаще меня видеть? — поигрывает бровями.       — Ой, да, Тэхён-хён, вся моя жизнь посвящена этому, — с сарказмом отвечает Чимин, отодвигаясь.       — Вот и молодец. Если что, знай: я всегда здесь, чтобы подлечить раны и выслушать, — с улыбкой говорит альфа, легонько похлопывая его по плечу и возвращаясь к ведению журнала.       Чимин не отвечает, но здоровым краем губ улыбается. Несмотря на своеобразный юмор, Тэхён был одним из немногих, кто не был ослеплён возможностью поиздеваться над слабым омегой, и Пак ценит это.       После всех пар Чимин, решив, что занятия в кружке рисования помогут ему отвлечься от очередного тяжёлого дня, направляется в сторону студии. Холодный ветер пробирает до костей, но он привычно кутается в шарф, стараясь не думать о низкой температуре.       Проходя мимо поля для регби — достояния университета, он слышит привычные звуки: топот ног, громкие крики игроков, тренера и резкие удары о спортивные снаряды, на которых оттачивают способность останавливать таких же качков во время матча. Альфы, кажется, полностью игнорируют холод, тренируясь в лёгкой форме.       — Ходячие тестостероны, — цокает Чимин, останавливаясь и бросая взгляд на поле. — Готовы отморозить всё своё добро, лишь бы потом блеснуть мышцами перед группой поддержки, — фыркает.       Как бы негативно он не относился к качкам (потому что и они не добряки по отношению к нему), их преданность делу всё же поражает: вкладывать столько пота и сил — всё ради одной игры. Чимин бы так усердно тренироваться не смог.       Его размышления резко обрываются, когда овальный мяч с заострёнными концами с глухим свистом пролетает всего в нескольких сантиметрах от его лица.       — Что за… — ошарашенно произносит Чимин.       Мяч с силой ударяется о дерево неподалёку, оставляя в коре трещину, и падает на газон рядом. Чимин смотрит на повреждённое дерево, чувствуя, как волосы встали дыбом от ужаса.       «Сегодня мне везёт на мячи…» — думает он, глядя на покоящийся снаряд, совсем недавно способный его убить.       В следующую секунду в его сторону несётся альфа в спортивной форме тёмно-красного и белого цветов. Чимин замечает, как широкие плечи с трудом помещаются в плотную экипировку, а каждый шаг отдаётся мощным ударом по земле. Когда альфа снимает шлем, Чимин видит перед собой Чонгука.       Конечно, это Чон Чонгук. Кто же ещё.       Альфа останавливается рядом с мячом, наклоняясь, чтобы поднять его. Он взъерошивает пятернёй мокрые от пота волосы, но не выглядит запыхавшимся — вот она выносливость спортсмена, о которой Чимин мог бы только мечтать.       — С каких пор капитан команды страдает рукожопостью? — язвит Чимин, забыв о недавно пережитом страхе.       Удивительно, как пытаясь с остальными студентами держать позицию игнора, с этим альфой Чимин за секунды из тихони превращается в ту ещё занозу. Инстинкт самосохранения не так должен работать.       Чонгук, в которого словно бес вселился, лишь на мгновение окидывает взглядом Чимина, но этого мгновения оказывается достаточно, чтобы Чимин попятился назад, будто от угрозы хищника. Заметив это, альфа пренебрежительно хмыкает, будто забавляясь, и отворачивается, чтобы вернуться на поле.       — Д-даже не извинишься? — говорит ему в спину Чимин, выглядя будто воробушек, бросивший вызов ястребу.       Чонгук оборачивается, ухмылка на его лице становится шире.       — А то что? Пойдёшь лечить душевную рану в медпункте, малыш? — насмешливо-ядовито произносит он, делая особенный акцент на последнем слове. — Ты хоть представляешь, что может случиться с Тэхён-нимом, если о ваших… отношениях узнают? — в его голосе звучит отвращение, и омега чувствует, как внутри всё сжимается от этого.       Однако Чимин моргает, непонимающе глядя на альфу.       — О чём ты? О каких отношениях? — нахмурившись интересуется Пак. Вроде у них с хёном ничего особенного или проблематичного. Ну подумаешь немного сдружились — не криминально.       Чонгук фыркает, будто отмахиваясь от его слов.       — За дурака меня не держи, — бросает Чон, подходя ближе. Он возвышается над омегой, и разница в росте резко ощущается сильнее. Пальцем он тычет омеге в грудь, словно пригвождая к земле. — Я видел, как вы целовались в медпункте сегодня утром, — альфа бросает испепеляющий взгляд на губы Пака — нижняя выделяется сильнее привычного и покрыта затянувшейся бордовой коркой. Он подавляет рык и взгляд возвращает обратно к глазам.       — Какой «целовались»? Ты головой ударился? — возмущённо начинает Чимин, но вдруг что-то щёлкает в его голове. — Постой… Так ты специально швырнул в меня мяч?! — он делает шаг назад, широко распахивая глаза. — Ты совсем больной? Ты мог убить меня!       Чонгук издаёт горький смешок, повернув голову, и, будто сдерживая гнев, проходится языком по внутренней стороне щеки. Этот омега словно проверяет его выдержку.       — Капитан я или кто? Если бы хотел попасть в тебя, я бы попал.       — И от этого мне должно стать легче? — саркастично усмехается Чимин.       Чонгук выглядит так, будто из последних сил сдерживает раздражение.       — А меня не волнует, что ты чувствуешь, Пак. Тэхён-ним отличный врач, и, если его уволят из-за тебя, то лучше тебе не попадаться мне на глаза.       — Постой, ты сейчас серьёзно угрожаешь мне расправой, если тебя не будет лечить врач из нашего медпункта? Из-за отношений, которых не существует? — ошеломлённо спрашивает Чимин.       Он смотрит на Чонгука, и когда тот (многословно) молчит, продолжая сверлить его взглядом, омега коротко смеётся, отмахиваясь руками от альфы.       — Вау. Мне нужно отдохнуть от университета, — выдыхает он, решительно поворачиваясь и уходя в сторону своей художественной студии.       Чимин чувствует на себе тяжёлый взгляд Чонгука, пока не скрывается за углом.

***

      Художественная студия встречает Чимина запахами краски и дерева. Атмосфера творческой деятельности воодушевляет с первого шага в комнату: мольберты стоят по кругу, устремлённые в центр помещения, где каждые пару дней появляется новый объект для рисования, у стен располагаются шкафы со столами и полками, заставленными банками с красками, тюбиками масла, стаканами для кистей и стопками альбомов. На одной из стен висит большая доска с набросками и эскизами студентов. Возле окна стоит длинный стол, на котором всегда найдутся чистые холсты, баночки с растворителями, гипсовые фигуры, искусственные фрукты и старые кисти, ждущие замены.       Солнечный свет, падающий через высокие окна, всегда создаёт игру цветов и теней, подыгрывая воображение, и добавляет особого тепла деревянным предметам интерьера. Пол покрыт потёртым линолеумом, испещрённым следами от капель краски, словно это ещё одна картина, сотворённая в процессе учёбы.       На одной из полок стоит старенький проигрыватель, откуда тихо льётся классическая музыка или звуки природы, задавая настроение творческому процессу. А в дальнем углу комнаты уютно устроился уголок отдыха с парой стульев и низким столиком, где студенты обсуждают свои работы или делятся вдохновением за чашкой тёплого напитка.       В воздухе ощущается еле заметный аромат терпкого кофе, смешанный с запахом деревянных мольбертов и масляных красок. Эта студия кажется не просто местом для учёбы, а пространством, где живёт само искусство. Стоя у мольбертов, студенты разных лет оживлённо переговариваются, увлечённо работая над своими проектами. Заходя сюда, Чимин словно окунается в совершенно иной мир, скидывая с себя все оковы, и начинает дышать запахом свободы — свободы выразить себя, свои мысли и свои тяготы через карандаши и краски.       — О, явился, — раздаётся голос Ким Сокджина, который сидит у большого мольберта в центре комнаты, сжимая в руке кисть. Он, как обычно, выглядит идеально: неизменно белая рубашка, которую Чимин не представляет, как тот отстирывает после каждого рабочего дня, краска на кончике носа — неотъемлемая деталь его образа, идеальная осанка с завидной формой плеч.       Трижды в неделю Сокджин учит технике рисования, но в остальное время ученики вольны посещать студию в любые рабочие часы. Для Чимина это идеальный вариант. Каждый раз, чувствуя, что ему хочется выговориться через краски, он приходит сюда, занимает один из дальних стульев и эмоционально выплёскивает скопившееся.       Сегодня студия полна, но присутствие других учеников его совсем не тревожит. Мягкий шелест карандашей по бумаге, звуки кистей, скользящих по холстам и стучащих по баночкам с водой, и спокойный свет ламп создают почти умиротворяющую атмосферу, которая резко контрастирует с гулкими коридорами университета.       Чимин приветственно кивает, раздевается и занимает свободный рядом с другом мольберт. Потихоньку расставляя нужные инструменты, он греет руки, потирая их, и думает, насколько хаотичную вещь сегодня изобразить.       — В последнее время редко появляешься, а сегодня весь на нервах. Что-то случилось? — Сокджин, не отрываясь от своего холста, всё же чувствует настроение младшего.       — А, — Чимин вертит между пальцами чёрный карандаш, думая, что сказать. — Ну, экзамены скоро, докладов и проектов куча.       Он ловит на себе изучающий взгляд старшего и отводит глаза. В попытке сделать вид, что всё в порядке, он аккуратно подтачивает карандаш, хотя и так знает, что Сокджина не проведёшь.       — Заливай дальше. Я прекрасно помню, как ты однажды рыдал над «хорошо» вместо «отлично». Такие студенты сдадут любой предмет, даже если разбудить их посреди ночи.       — Ага, особенно физру, — бурчит под нос, сгорбившись, вспоминая с каким разочарованием на лице преподаватель каждый раз тестирует его.       — Да ладно, не бери в голову физру. Таким прилежным студентам как ты её ставят автоматом, — отмахивается Джин.       Чимин, вместо ответа, тяжело выдыхает и рисует на листе несколько резких штрихов. Причина его сегодняшнего плохого настроения далеко не учёба.       — Для этого нужно хоть на минимум сдать нормативы, чтобы преподаватель пошёл на поблажку, — наконец произносит он, снова увлекаясь линиями.       — М-м-м, я знаю отличный способ держать себя в хорошей физической форме, — коварная улыбочка появляется на прекрасном лице, и брови заговорщически поигрывают.       — Сколько раз говорить, что мне не с кем спать, хён! — громче положенного говорит младший и прячется за холстом от любопытных насмешливых взглядов учеников, уже привыкших к выкидонам этой парочки омег. — И я не собираюсь заводить отношения только ради такого. Мне и так хорошо.       — От жизни надо брать всё, мой юный падаван, — философствует Ким, отложив кисть и оглядывая зал, словно оценщик искусства. Его спокойствие всегда контрастировало с эмоциями Чимина. — У тебя же был тот футболист. Как его звали… Чанук?       — Чонгук, — на автомате поправляет Чимин. Слишком быстро. — И он не мой.       — Как же я мог забыть его имя, — усмехается Сокджин. — Я ведь слышу его всего лишь каждый раз, когда вижу тебя.       Чимин пристыжённо прячет взгляд и ковыряет кончиком карандаша одну точку, портя чёткую линию.       — Попроси Чанука позаниматься с тобой.       Пак давится воздухом и ломает идеально выточенный графит, усилив напор руки на холсте. Выкашлявшись, он красноречиво смотрит на старшего омегу поверх своих очков.       — Я не собир-раюсь з-заниматься с ним, — краснея лопочет Чимин.       — И это ты ещё меня называешь озабоченным, — закатывая глаза, вздыхает Джин. — Попроси побегать с тобой, поотжиматься, а ты сразу в постель его тащишь.       — Я не в настолько отчаянном положении, — возмущается Чимин. — Да и вообще он сегодня наехал на меня. Заподозрил в отношениях с врачом из медпункта, — продолжает он, чувствуя, как злость возвращается. — Ты бы видел его лицо, когда он заявлял мне это. Будто я — причина всех его несчастий.       Сокджин молча наблюдает за младшим, скрестив руки. Его выражение лица не меняется, но уголки губ чуть подрагивают, выдавая сдерживаемую усмешку.       — Ох уж эти альфы, — протяжно произносит Сокджин, наблюдая за растущими взмахами. — Думают, что весь мир должен подстраиваться под их капризы.       — Именно! — восклицает Чимин, широкими движениями закрашивая бумагу. — И кто он такой, чтобы решать, с кем мне общаться? Да я с Тэхён-хёном только...       — Выглядели мило, когда целовались в медпункте? — вставляет Сокджин с невинным выражением лица, хлопая глазами.       Чимин бросает в него ластик, но промахивается и попадает в стеллаж с кистями.       — Никаких поцелуев! Это просто… — он машет руками, как будто пытается объяснить что-то невероятно сложное. — Короче, ничего такого! Даже не близко!       Сокджин беззвучно смеётся, наклоняясь к холсту Чимина, чтобы рассмотреть, что тот рисует.       — Хорошо, хорошо. Тогда почему ты позволил ему так тебя вывести из себя?       Чимин останавливается. Его рука с карандашом зависает над листом, и он сдувает прядь волос с лица, задумчиво глядя на рисунок.       — Я не знаю, — наконец отвечает он, устало опустив плечи. — Он просто… он такой...       — Ужасный? Невыносимый? Необыкновенно красивый? — перебивает Сокджин, не скрывая улыбки.       — Закрой рот, — бурчит Чимин и со злостью воробушка поправляет очки.       Сокджин ухмыляется, слегка похлопывая его по плечу.       — Расслабься. Ни один альфа не стоит твоих нервов. А теперь покажи, что ты там нарисовал.       Чимин неохотно двигается и убирает руку с почерневшим от карандаша ребром ладони, показывая Сокджину полученный результат. На холсте хаотичные линии переплетаются с силуэтом чего-то мощного и угрожающего — может быть, урагана или вспышки огня. В центре композиции нечто, напоминающее фигуру человека, но без чётких черт, как будто его образ растворяется в этой буре.       — Ух ты, — произносит Сокджин, поднимая брови. — Это ты сам?       — Н-не думаю — поспешно отвечает Чимин. — Просто нарисовал то, что пришло в голову в процессе.       Сокджин фыркает, возвращаясь к своему мольберту.       — Ладно, ладно. Всё равно получилось красиво. Как всегда, кстати.       Чимин опускает карандаш и наконец откидывается на спинку стула. Он чувствует себя вымотанным, но странным образом спокойным. Злость, которая его переполняла, осталась на бумаге.       Спустя час-другой в студии стало тише. Большинство учеников уже закончили свои работы и разошлись. Только Сокджин продолжает доделывать что-то на своём холсте, посмеиваясь от собственных мыслей.       — Ты закончил? — спрашивает Сокджин мягко.       — Наверное, — выдыхает Чимин, прикрывая глаза. — Спасибо, хён, что выслушал, — тихо произносит Чимин, убирая свои вещи.       — Всегда пожалуйста, малыш, — отвечает Сокджин, не отрываясь от своей работы.       Чимин улыбается краем губ и выходит из студии, чувствуя, что с каждым шагом становится легче.