Драконий университет

      Яньцин вел себя странно в последнюю неделю. В один день он вернулся очень поздно домой. Мы уже начинали переживать, мама моего троюродного братца стала звонить нам, потому что он и к ним не заходил, и на звонки не отвечал, мы все пытались с ним связаться, но он сбрасывал даже дядю. Да, нам было уже по восемнадцать лет, вполне могло оказаться, что он решил повеселиться с друзьями, но это молчание с его стороны было странным.       Я как-то слышал, что когда Дань Фэн был ребенком (сложно представить, насколько это были давние времена), а бизнес нашего отца вступил в конкуренцию с какой-то другой небольшой компанией, его похитили. Разрешилось тогда все довольно быстро и мирно, но сейчас у всех мысли невольно двинулись в эту сторону.       И вот когда в наш дом уже приехала перепуганная тетя, а Цзин Юань с братом собирались звонить своим знакомым и отправляться на поиски моего бедового братца, на пороге появился Яньцин. Рядом с ним стояла улыбающаяся Фу Сюань.       — Вот, увидела его в центре поздновато, решила подбросить, а то мало ли, — она подтолкнула его, Яньцин с каким-то испугом оглянулся на нее и пошел мимо матери, которая, держась за сердце, с выражением страдания направилась к нему, наверх в гостевую комнату, которую он часто использовал, когда был у нас.       Странна была и не доброжелательность Фу Сюань, которая откровенно недолюбливала дядю и меня. Мне кажется, что и Дань Фэн был в ее немилости, но у него было много власти, так что сдерживать себя приходилось. Странно было и не позднее возвращение этих двоих, и даже не сбрасывание звонков Яньцином. Странности пошли после этого.       Яньцин стал отстраненнее, во время некоторых разговоров он начинал слишком нервничать настолько, что не мог никуда деть себя, избегал Фу Сюань. И самое странное — он увиливал и не рассказывал Цзин Юаню о том, что произошло в тот день, да и в принципе на расспросы дяди о его поведении в последнее время он отвечал что-то уклончивое и уходил.       Будучи дипломатом и взрослым человеком, наверное, дядя смог бы легко разговорить его и вызнать правду, но, может, из уважения или переживания он этого не делал. Но мне покоя эта ситуация не давала. Если уж даже со мной этот остроязыкий мелкий начал вести себя иначе, то значит происходит что-то серьезное. Я часто видел, с какой мольбой и ужасом он смотрит на Дань Фэна. Что-то произошло или должно произойти.       Фу Сюань была страшным человеком. Амбициозная и словно в наказание за это лишенная возможности получить власть, которую та желала. Она работала в нашем университете на кафедре, которой управлял Цзин Юань, и уже давно метила на его место. Об этом знали все, но больше посмеивались над ее амбициями. Еще в детстве я на интуитивном уровне чувствовал, что они совершают ошибку, что так только взращивают себе большего врага. Занять место дяди она не могла — все понимали, что Дань Фэну он удобнее, да и зачем, если Цзин Юань прекрасно исполнял свои обязанности. Но никто не отменял, что эта безусловно умная женщина однажды не начнет играть по своим правилам. Пожалуй, все сейчас поняли, что она начала действовать, поэтому на моего братца свалилось большое внимание и давление. Не прямое, но глаз с него не спускали и ждали, когда же он не выдержит и расскажет о произошедшем в тот день.       Я не хотел неприятностей для своей семьи. Может, не все меня считают ее частью (я и сам не часто осмеливался считать себя с ними одним целым), но я не хотел, чтобы дядя или брат столкнулись с чем-то проблемным. Поэтому я решил взять на себя то, что мог делать только я: следить за Яньцином в университете и по дороге к дому.       Программа для расписаний нашего университета позволяла найти не только свои уроки, но и любого преподавателя или студента, так я мог следить за братом во время перемен. Это было немного сложно, потому что за мной все время пыталась увязаться Март. И вот тут-то пригодилась моя дружба с Келусом, потому что я находил любой предлог, чтобы попросить ее найти его. Келус благодаря Яньцину оказался в эту неделю завален и всякими мелочами вроде еды и сладостей, книгами по кулинарии, которые мною были «случайно» найдены на чердаке, а также приглашениями и просьбами приготовить после пар у меня что-нибудь дома. Надеюсь, что ему не тягостно было это все получать, но лишними эти мелочи точно не будут.       Я же в это время бежал искать Яньцина. Он каждый день поднимался на этаж филологии и философии и искал конкретные кабинеты. За первые три дня слежки я понял, что он ищет кабинеты, где были пары у профессора Лочи. Он часто бывал у нас дома в качестве гостя, но до этого у Яньцина не было никакого интереса к его личности, он наоборот даже не любил, когда к нам приходил профессор, потому что это значило, что вечер Цзин Юань проведет вместе с моим братом и профессором Лочей в кабинете за распитием алкоголя и разговорами.       Оставаться незаметным в полупустых коридорах университета было задачей не простой для меня. Суета и толпы обычно были только на первом и третьем этажах, где были буфет и кофейня. В других ситуациях мне приходилось идти в отдалении тихо и прятаться за немногочисленными поворотами и выступами. Но Яньцин всегда был так напряжен и пуглив в такие моменты, что не заметил бы меня, даже если бы я встал прямо рядом с ним.       Почти неделю я ходил и следил за ним, но ничего не происходило: Яньцин стоял около кабинета, слушал, смотрел, дожидался профессора Лочу и тихонько следовал за ним до другого кабинета. Я не понимал, чего он ждет, ищет. И вот в пятницу, когда я уже начинал думать, что мой брат просто помешался, произошло то, чего я не ожидал.       Я вновь следил за Яньцином, он вновь окучивал кабинет профессора Лочи. Профессор отпустил всех студентов, закрыл кабинет (Яньцин в этот момент усердно пялился в свой телефон, чтобы не показаться подозрительным) и пошел не на кафедру, как обычно, на второй этаж.       Одной из дурных и неудачных особенностей нашего университета, с которыми брат не делал отчего-то ничего, были кабинеты без окон на втором этаже — там раньше был ботанический сад, который позже переделали под аудитории, — и кабинеты с пластиковыми стенами. На месте этих пластиковых аудиторий раньше не было ничего, просто большое пространство, как на этажах выше. Но, видимо, это показалось неразумным использованием помещения и их переделали в крохотные, на 15 человек аудитории, где в пластиковых стенах были окна почти в половину стены. Изначально эти окна сделали, видимо, для того, чтобы комнаты не ощущались маленькими и давящими, но как правило, эти окна все равно закрывали жалюзи, чтобы студенты и преподаватели не ощущали себя как на витрине или в аквариуме. Обычно оставались небольшие щелочки снизу жалюзи, но через них можно было что-то увидеть только если присесть.       Профессор Лоча зашел как раз в такой кабинет. Яньцин затаился за углом череды кабинетов-аквариумов, а я встал за поворотом, ведущим к кафедре. Через пять минут по коридору со стороны второй лестницы застучали маленькие и быстрые каблучки. Я не мог видеть, кто это, но по окаменевшему в напряжении телу Яньцина понял — это то, чего он ждал. Тихо хлопнула дверь, ключ в замке повернулся изнутри, Яньцин почти ползком повернул за угол и приблизился к нужной аудитории. Я видел, как его потрясывало от нервов.       Я двинулся следом. Сейчас все должно было встать на места, сейчас все решится. Дрожащими руками брат, сев перед щелкой под жалюзи, достал телефон и направил его в сторону окна. Он что-то фотографировал, судорожно и часто, словно трех снимков могло не хватить. Тихо, на пружинящих и чуть подгибающихся ногах от страха быть замеченным я быстро подошел к Яньцину со спины и одним резким движением выхватил телефон из его рук. Пальцы у меня вспотели от волнения, из-за чего я чуть не уронил его.       Я отскочил, чуть не стукнувшись головой о кирпичную стену, из-за страха быть замеченным или встретить сопротивление все мои движения казались слишком громкими. Я быстро посмотрел на экран и застыл. На фото профессор Лоча раздевал магистрантку, уткнувшись ей в шею. Студентка смело обхватила его руками и с выражением нежности и какого-то дикого для меня счастья смотрела на мужчину. Я быстро отвел взгляд, меня бросило в жар от стыда, на мгновение я даже захотел поверить, что мне показалось, что я увидел не это, но нет. Я снова посмотрел на экран, все во мне похолодело, голова заработала с такой скоростью, что мне самому стало страшно. Если это увидит кто-то посторонний, если это выйдет за пределы университета, то будут большие проблемы. Удар нанесут по университету, по брату, репутация будет испорчена скандалом, возможно, его сместят даже! А если пойдут и дальше, то приплетут и всех родственников, все их бизнесы, усердия, достижения пойдут крахом!       Трясущимися руками я удалял одну фотографию за другой, боясь промахнуться и сделать что-то не то. Когда я в пятый раз судорожно пролистал галерею и убедился, что больше там ничего нет, я, чувствуя, как перекосило лицо у меня, шагнул к Яньцину, схватил его за грудки и встряхнул так, что тот ударился затылком о стену «аквариума». В этот же момент меня поволокли в сторону, а я потащил Яньцина. В краткие мгновения мы очистили коридор, поэтому когда дверь в него распахнулась спустя полминуты нас уже не было.       Грубо меня втолкнули в кабинет, я упал, Яньцин следом повалился на меня. Я зажмурился, потому что от такого падения в глазах потемнело, а когда снова открыл их увидел знакомую физиономию — Блэйд. Тот самый парень, который ни за что на меня зуб точит.       Я спихнул Яньцина и сел в растерянности. У меня было много вопросов к брату, но я не мог их озвучить при постороннем, столько же вопросов у меня было и к Блэйду. Если он нас так уволок, если он с такой злобой и пренебрежением смотрит на нас сейчас, значит он что-то знает об этой ситуации. Куда я вообще влез?       — Что, блатные шавки, мало вам власти? Решили еще и жизнь попортить человеку? — Блэйд скрестил руки на груди, лицо у него было бледным от злости.       — Пожалуйста, выйди на минуту, я вправлю своему брату мозги, а потом все объясню, — не знаю, почему я должен был что-то объяснять ему, ведь он даже не был как-то замешан в этом деле, но так просто нас все равно не выпустят.       — Ага, разбежался, — он все явно не так понял.       — Хорошо, что тогда по твоему произошло?       — Вы сняли Пелу и профессора Лочу для компромата.       — То есть «мы», — как я и думал, — тогда держи, — я кинул ему телефон, — пароль 2007. Просмотри всю галерею. А потом ответь мне: зачем я ударил брата о стену и почему его телефон оказался в моих руках. Ты же видел все от и до?       — Ага… — он рассеянно слушал меня, просматривая галерею и, видимо, еще несколько приложений, в которых могли быть фотографии. — Тогда что произошло?       Он все еще не верил мне, но уже сомневался в верности своей версии.       — Это же хотел бы знать и я, — я повернулся к Яньцину, который с ужасом смотрел на нас с Блэйдом. Его подбородок мелко дрожал, как у ребенка, готового расплакаться. — У меня есть некоторые подозрения, но я не хочу выносить сор из избы, — я скосил глаза на Блэйда. — А ты не очень доброжелательно относишься к родне ректора.       — Обсуждайте спокойно при мне. Тогда мы будем в равных условиях и начнем плыть в одной лодке. Вы будете знать секрет Пелы, я — вашу внутреннюю кашу. Предать без ущерба для друг друга не сможем.       Я несколько минут подумал. В целом он был прав, хотя угроза для нашей семьи будет более масштабной. Но все же что-то интуитивно во мне говорили, что просто так он действительно предавать не будет. Мог бы, уже давно бы заложил просто профессора Лочу, защитив ту студентку, но отчего-то же молчит.       — Хорошо. Тогда, пожалуйста, не вмешивайся.       Я повернулся к Яньцину, который к этому моменту уже как будто пришел в себя. Взгляд был настороженно-дерзким.       — Что ты вытворяешь? — он молчал, — Я тебя спрашиваю — ты понимаешь, что творишь? Зачем ты фотографировал их?! Зачем следил за профессором все эти дни?!       Молчит, упрямо и чуть насмешливо, но все же зло смотрит, как будто я здесь дурак, а не он.       — Мне просто в отличие от тебя, байстрюка, не все равно на нашу семью и дядю, — я видел, как Блэйд с удивлением обернулся на меня. Значит, не знал, какое положение я занимаю. Что ж, теперь знает, что общая фамилия не всегда значит родство.       — И что бы ты сделал с этими фото? Передал бы Фу Сюань? — по его посуровевшему взгляду я понял, что угадал.       — Ты ничего не знаешь, иначе она навредит дяде. Она знает, что он в курсе о ситуации с профессором Лочей и этой девчонкой. У нее есть аудиозапись, где он об этом говорит!       Я тяжело выдохнул, мне хотелось размазать этого придурка, еще на дядю хочет быть похожим с таким мышлением.       — Ты идиот! — я схватил его за шиворот и встряхнул. — Ты чуть своими же руками дядю, а вместе с ним и всю семью не погубил!       Яньцин недоуменно посмотрел на меня, спесь с него спала, видимо, мозг начал работать.       — Как думаешь, стала бы Фу Сюань ждать и торговаться с тобой, если бы у нее были все карты на руках? У нее есть цель и ты думаешь, она, если ты принесешь компромат на профессора, решит отступить от нее? Идиот, да у нее есть только эта аудиозапись, которую легко можно оспорить, представить как ложную в суде и вовсе обернуть против Фу Сюань как клевету на нескольких человек! Ей нужны были эти фото, которые ты, как верный и заносчивый щеночек, ей чуть не притащил, чтобы подставить дядю и профессора, а если журналисты повернут все не так, то девушку еще и уничтожат СМИ и общественное мнение! А знаешь, что будет дальше? Дядю и моего брата сместят с должностей, а потом начнут копать под родственников, бизнес отца, акции которого есть у всех родственников. Даже если ничего не будет, из какой-нибудь мелочи раздуют слона, компании понесут убытки. Пострадает вся семья и только из-за одного глупого гордеца, который вместо того, чтобы немного подумать головой, уже неделю, трясясь, как осиновый лист, пытается украсть чужое грязное белье!       Я замолчал и тяжело выдохнул. Все во мне клокотало. Семья, от которой я себя всячески пытался отстранить, вызывала тревогу, которой быть не должно. Яньцин замолк, сжался. Впервые за все 15 лет, в которые мы знаем друг друга голос повышаю на него я, а не он. Он все понял, понял, что только что не сделал.       — Дань Хэн, но что мне тогда делать? Та запись на дядю… А еще она сняла, как я развлекался с друзьями…       А вот и вылез истинный мотив. Вот и его хваленная смелость. Опять перешел рамки на пирушке и попал под обзор камер. Такое уже было несколько раз, в один раз семье даже пришлось публично принести извинения. Яньцин был неплохим парнем, но иногда от осознания власти и положения нашей семьи ему сносило голову, если он немного выпивал.       — Для начала не делай глупостей. И расскажи все родителям. Дальше уже взрослые будут решать. Идиот. В героя захотел поиграть? Посмотрел бы я на тебя, герой, когда дядя и профессор из-за тебя лишились бы всего, на что работали десятилетиями. Пошел прочь, телефон передам твоим родителям в руки лично.       Яньцин пулей вылетел из кабинета, забыв еще и рюкзак. Видимо, его придется передавать тоже мне. Я повернулся к Блэйду и посмотрел на него с вопросом.       — Что-то еще? Сам видишь, моей семье не выгодно освещать эту ситуацию. Яньцин временами ведет себя, как идиот, из-за гордости. Но поговори все же с этой Пелой. Доиграется. Если моя многоюродная бабка Фуся знает о ситуации, значит, она ее не оставит, это удобный рычаг для ее планов.       — Я уже говорил… Она твердит, что… любит… а ладно, дурочка она, как и профессор. Профессор полная скотина. Понимает ведь, что ей после скандала будет конец, почему нельзя заниматься таким только дома?       — Фетишисты, — я хотел пошутить, но не вышло.       — Так ты… не в почете у семьи?       — У ее части, но у меня и нет цели нравиться всем. Я понимаю, сколько проблем принес своим рождением.       — Прости.       — За что?       — Забей, — похоже, ему стало неловко.       Он потоптался на месте, посмотрел на меня и пошел к выходу.       — Это, если что, то можешь найти меня в коворкинге. Я там прячусь.       — Учту.       Он кивнул и вышел. Я выдохнул и пошел к кабинету Дань Фэна. Надо было обсудить многое.